Онъ ушелъ, и комната показалась Грэсъ необыкновенно безмолвной и пустой. Ей не представлялось, что онъ пробылъ въ ней только нѣсколько минутъ, а затѣмъ снова исчезъ, но скорѣй, будто онъ пробылъ очень долго, а теперь, когда уѣхалъ, она не могла привыкнуть къ его отсутствію. Пока она склонялась надъ безчувственной Мабель, ухаживала за ней, звала хозяйку себѣ на немощь и выслушивала громкія и энергическія восклицанія послѣдней, мысли Грэсъ были всецѣло заняты Филиппомъ. Какимъ счастливымъ, красивымъ, оживленнымъ смотрѣлъ онъ, когда вошелъ, полный здоровья и довольства, надежды и радости! Какая печальная перемѣна произошла въ лицѣ его, пока онъ читалъ письмо Анджелы, и въ тѣхъ словахъ его, когда онъ сжигалъ это письмо, какое заключалось проклятіе! Какое рѣзкое, горькое, непримиримое презрѣніе! Грэсъ нашла утѣшеніе въ этомъ воспоминаніи; такъ какъ его взгляды, слова и движенія не были взглядами, словами и движеніями человѣка, способнаго пасть хотя бы подъ самымъ предательскимъ ударомъ.
"Не мудрено, что эта бѣдная дѣвочка совсѣмъ лишилась чувствъ", думала Грэсъ: "она -- несчастная, маленькая участница этой тайны, измученная цѣлыми недѣлями тревоги. Развѣ у самой Грэсъ, совѣсть которой была совершенно чиста, не горѣли щеки и не билось сердце отъ страха, когда она услышала его слова, развѣ она не задрожала скорѣй отъ того, что онъ давалъ понять, чѣмъ отъ того, что онъ собственно сказалъ?"
Мало-по-малу сознаніе возвратилось къ Мабель, и, когда она совершенно пришла въ себя, сердце Грэсъ переполнилось состраданіемъ при видѣ происшедшей въ ней перемѣны. Теперь, когда страхъ миновалъ, когда буря разразилась, вся ея искусственная сила исчезла, вся возбужденная энергія, поддерживавшая ее до настоящей минуты, подалась, утомленіе, отражавшееся на лицѣ, и слабость во всѣхъ членахъ были полная.
-- Онъ уѣхалъ? Филиппъ уѣхалъ, или онъ еще здѣсь?-- спросила онъ съ прежнимъ, полнымъ ужаса взглядомъ, напоминавшимъ взглядъ преслѣдуемаго звѣря.
-- Онъ ушелъ, дитя. Онъ не вернется до вечера. Лежите смирно и выпейте вина.
Мабель покачала головой, провела рукой по лбу и проговорила, утомленно прижимаясь головой къ жесткой и маленькой диванной подушкѣ:
-- Нѣтъ, благодарю васъ. Голова у меня болитъ -- ужасно! И я такъ устала. Я не совсѣмъ хорошо себя чувствую, и не думаю, чтобы могла отправиться сегодня въ школу, въ послѣобѣденный классъ.
-- Идти въ школу -- какъ можно! Вы здѣсь будете смирно лежать, я посижу около васъ и никто намъ не помѣшаетъ. Да, мистриссъ Ливсей, можете подавать обѣдать, поставьте приборъ для миссъ Ферфексъ,-- она останется у меня.
Не ей не удалось убѣдить Мабель прикоснуться къ ѣдѣ; она согласилась только спокойно полежать на диванѣ, пока Грэсъ притворялась, что обѣдаетъ, а затѣмъ ни угрозы, ни убѣжденія не могли заставить молодую дѣвушку остаться лишнюю минуту. Она непремѣнно хотѣла пойти къ себѣ "и отдохнуть", какъ она выражалась. Грэсъ твердо замѣтила, что не считаетъ возможнымъ оставлять ее одну, и что пойдетъ съ нею, но отъ этого Мабель также отказалась; и все, чего Грэсъ могла отъ нея добиться, было обѣщаніе, что она пошлетъ за нею, если къ вечеру ей не будетъ лучше. Грэсъ слѣдила за ней глазами, когда она вышла отъ нея -- худенькая, согнувшаяся, обезсилѣнная, и ей вдругъ вспомнилось, какъ она подвела Филиппа къ окну въ утро того понедѣльника послѣ своего пріѣзда и спросила его кто такая эта веселенькая, хорошенькая, молоденькая дѣвушка, что такъ прямо держится. Воспоминанія объ этомъ счастливомъ утрѣ и обо всемъ, что произошло съ тѣхъ поръ, подавили Грэсъ. Бросившись на диванъ, на которомъ лежала Мабель, она закрыла лицо руками и горько плакала.
Около шести часовъ принесли записку отъ Филиппа, изъ конторы:
"Дорогая Грэсъ!
"Оказывается, что я не буду имѣть возможности явиться въ Лоуренсъ-стритъ сегодня вечеромъ. Они всѣ такъ рады моему возвращенію, что мнѣ не вырваться. Грей настаиваетъ, чтобъ я отправился къ нему на нѣсколько дней, хочетъ представить меня леди Елизабетъ. Помнишь ли ты леди Елизабетъ и свадьбу Грея? Пришли съ посланнымъ самый маленькій изъ моихъ чемодановъ. Буду писать тебѣ завтра или послѣ завтра. Не упоминай о происшедшемъ сегодня утромъ въ твоихъ письмахъ домой. Я скоро тамъ буду и самъ скажу матери. Это моя обязанность.
"Прощай пока, дорогое дитя,
"Филиппъ.
"P. S. Кстати, не приглядишь ли, изъ дружбы ко мнѣ, за бѣдной маленькой Мабель Ферфексь? Она показалась мнѣ очень нездоровой, и какъ бы другіе ни были виноваты, она ни въ чемъ не повинна".
Едва Грэсъ отравила требуемыя вещи, какъ явилась хозяйка сосѣдняго дома, пожелала ее видѣть и объявила ей, что миссъ Ферфексь, повидимому, очень больна, а такъ какъ сестра ея уѣхала, то не зайдетъ ли миссъ Массей и не посовѣтуетъ ли, что дѣлать?
Грэсъ согласилась, и застала Мабель мечущейся, горящей въ лихорадкѣ, и, какъ ей показалось, серьёзно больной. Она заставила ее лечь въ постель, послала за докторомъ, сѣла у изголовья Мабель и не отходила отъ нея въ теченіе двухъ недѣль. Мабель была почти при смерти больна, и чтобы покинутъ ее, сердце Грэсъ должно было бы быть гораздо жестче, чѣмъ было. Она нѣжно ухаживала за молодой дѣвушкой, легко отзываясь о болѣзни въ отчетахъ, которые вынуждена была посылать Анджелѣ, совершенно противъ своего желанія.
Въ первые дни выздоровленія она услыхала отъ Мабель всю исторію ея борьбы и испытаній, и до выполненія своей задачи уже полюбила свою больную, какъ сестру.
"Какъ бы другіе ни были виноваты, она ни въ чемъ не повинна!" Изъ глубины души повторяла она эти слова Филиппа.