Филиппъ вышелъ изъ дому, минуты вступленія въ который онъ такъ жаждалъ въ теченіе долгихъ и томительныхъ недѣль, и снова вышелъ на улицу. Въ теченіе десяти минутъ или четверти часа прошедшихъ съ того времени, какъ онъ подъѣхалъ къ дверямъ, въ природѣ не совершилось никакого великаго переворота (вѣроятно ли, чтобы что-нибудь подобное произошло), а между тѣмъ Филиппу показалось (какъ несомнѣнно показалось бы девяти человѣкамъ изъ десяти въ его положеніи) изумительнымъ, что все имѣло прежній видъ -- солнце продолжало ярко свѣтить, какъ и подобаетъ въ апрѣлѣ, люди спокойно проходили по знакомой улицѣ, мелькнуло даже два-три знакомыхъ лица, между прочимъ безобразный, одноглавый кондукторъ омнибуса -- вотъ онъ на старомъ мѣстѣ. Извнѣ все было по прежнему; только внутри его самого, Филиппа Массей, повидимому, произошли такія страшныя, поразительныя перемѣны.

Понятно, онъ вовсе еще не уяснилъ себѣ того, что произошло; но онъ зналъ, что какое-то ужасное бѣдствіе гдѣ-то тамъ, вдали, нависло надъ нимъ и тяготитъ его и давитъ подобно отдаленной громовой тучѣ на лѣтнемъ небѣ. Туча приблизится и разразится бурей. Также скоро приблизится и его несчастіе, и представится душѣ его во всей своей силѣ. Ложь, предательство, самая чудовищная, страшная ложь -- самыя низкія, подлыя интриги -- скоро придется ему со всѣмъ этимъ мысленно бороться и созвать, что всѣ эти безобразія совершала женщина, которую онъ хранилъ въ своемъ сердцѣ точно сватыню, которой покланялся всей душой. Онъ слегка содрогался въ предвидѣніи предстоящихъ ужасовъ, но ухитрялся въ настоящемъ отдалять ихъ отъ себя, и явился въ хорошо знакомую контору спокойнымъ на видъ и полнымъ самообладанія.

Онъ вошелъ въ комнату, наполненную клерками, которые подняли голову при его появленіи, и одинъ изъ нихъ вѣжливо началъ:

-- Чѣмъ могу я -- ахъ, Филиппъ Массей! Такъ и есть.-- Такъ ты воротился, старина! Какъ поживаешь?

Засимъ послѣдовали искреннія рукопожатія и горячія привѣтствія со стороны всѣхъ его старыхъ пріятелей, и взгляды, исполненные одобренія со стороны новичковъ, послѣ чего Филиппъ замѣтилъ, что желалъ-бы видѣть мистера Старки, и былъ немедленно введенъ въ кабинетъ этого джентльмена.

Здѣсь, также привѣтствія были самыя теплыя, такъ какъ Филиппъ хорошо исполнилъ порученную ему работу, и своей исполнительностью, рѣшимостью и присутствіемъ духа избавилъ двоихъ довѣрителей отъ значительныхъ матеріальныхъ потерь, а также отъ ущерба ихъ доброй славѣ, который имѣлъ бы для нихъ еще болѣе серьезное значеніе; а они, какъ люди щедрые, готовы были наградить за вѣрную службу.

Пока Филиппъ былъ погруженъ въ объясненія съ мистеромъ Старки, по временамъ испытывая легкую дрожь при мысли о томъ, что его ожидаетъ, когда всему этому возбужденію придетъ конецъ и онъ останется наединѣ съ самимъ собою, среди разговора вошелъ мистеръ Грей. Мистеръ Грей былъ красивый, широкоплечій молодой человѣкъ аристократической наружности, лѣтъ подъ тридцать, про котораго говорили, что онъ сдержанъ и гордъ, но который Филиппу всегда нравился при тѣхъ незначительныхъ и рѣдкихъ сношеніяхъ, какія онъ когда-либо съ нимъ имѣлъ. Онъ дружески привѣтствовалъ Филиппа, вступилъ съ нимъ въ разговоръ и, заинтересованный его разсказами, пригласилъ Филиппа поѣхать сегодня вмѣстѣ къ нему въ имѣніе, провести у него ночи двѣ, познакомиться съ его женою. Во всякое другое время перспектива эта была бы непріятна Филиппу, или вѣрнѣе, сердце его, теплое и безхитростное, какъ сердца всѣхъ мужчинъ, достойныхъ этого имени, возмутилось бы при мысли ѣхать въ чужой домъ, посѣщать постороннихъ людей, тогда когда онъ едва-ли сказалъ десять словъ любимой сестрѣ, а отецъ съ матерью, у себя въ Фоульгавенѣ, даже не знали, что онъ снова на родинѣ. Но настоящія обстоятельства были совсѣмъ ненормальны. Мысль попасть въ совершенно новую обстановку и незнакомую мѣстность была соблазнительна. Онъ принялъ приглашеніе мистера Грея, и отправилъ Грэсъ записку, о которой уже была рѣчь.

Калліардсъ, помѣстье мистера Грея, находилось въ разстояніи восьми или девяти миль отъ Иркфорда: это было хорошенькое мѣстечко среди свѣжихъ, незаряженныхъ городской атмосферой сельскихъ видовъ, окруженное полями и лѣсами. Мистеръ Грей отправился туда, покончивъ съ дѣлами, и поѣздка въ отъ апрѣльскій вечеръ была пріятная -- въ воздухѣ чувствовалась прохлада, солнце садилось во всемъ блескѣ; они быстро неслись по хорошимъ деревенскимъ дорогамъ, и до наступленія сумерекъ въѣхали въ аллею сосенъ и подкатили къ большому, красивому, своеобразной архитектуры, сѣрому, каменному дому. Они прошли черезъ залу въ веселую гостиную, въ которой сидѣла дамъ и вышивала; Филиппъ былъ ей представленъ -- это была лэди Елизабетъ Грей.

Горести Филиппа дѣйствительно на время какъ бы стушевалась, пока онъ стоялъ и разговаривалъ съ этой красивой, прямодушной, чуждой всякаго притворства женщиной, лѣтъ двадцати-двухъ, двадцати-трехъ.

-- Дорогая,-- сказалъ мистеръ Грей,-- позволь представитъ тебѣ мистера Массей, джентльмена, оказавшаго намъ серьезныя услуги въ Китаѣ.-- Массей,-- лэди Елизабетъ Грей.

-- Я непремѣнно должна пожать вамъ руку, такъ какъ вы совершили такія великія дѣла,-- любезно проговорила лэди Елизаветъ.-- Мистеръ Массей у насъ погоститъ, Дикъ?

-- Онъ, по словамъ его, можетъ пробыть дня два; полагаю, что онъ разскажетъ тебѣ столько приключеній, что удовлетворитъ даже тебя; онъ побывалъ въ дикихъ мѣстахъ. Неужели этотъ звонокъ извѣщаетъ насъ, что пора одѣваться къ обѣду? Мы запоздали больше, чѣмъ я думалъ.

-- Да; кстати, у насъ сегодня кое-кто обѣдаетъ. Кого поручу я вамъ вести къ столу, мистеръ Массей? Какихъ именно молодыхъ дѣвушекъ любите вы?

-- Совершенно увѣренъ, что мнѣ понравится любая молодая особа, какую вамъ вздумается для меня выбрать,-- отвѣчалъ Филиппъ, вспыхнувъ и чувствуя, что сердце его вдругъ больно сжалось, но сознавая въ то же время, что съ этимъ страданіемъ онъ еще легко могъ справиться. Онъ былъ въ состояніи выносить его безъ всякихъ конвульсій на лицѣ, и даже, пока оно его терзало, могъ улыбаться и разговаривать, словно находясь ль мирѣ со всѣми людьми.

Затѣмъ его проводили наверхъ и предоставили ему одѣваться, и этотъ процессъ онъ совершилъ съ наивозможной быстротой, опасаясь каждыхъ пяти минутъ, проведенныхъ наединѣ съ самимъ собою и тѣмъ привидѣніемъ, которое готово было броситься на него въ первую благопріятную минуту.

Далѣе послѣдовалъ обѣдъ, и пріятный, проведенной въ обществѣ вечеръ, въ теченіе котораго Филиппъ, къ своему великому удивленію, оказался совершеннымъ львомъ, и едва успѣвалъ отвѣчать на безчисленные вопросы, предлагаемые ему двумя очень милыми мояодшш дѣвушками, увѣрявшими, что сильно интересуются Китаемъ и всѣмъ, до него касающимся, но главная забота которыхъ состояла въ томъ, чтобы разузнать, какіе образчики фарфора и другихъ рѣдкостей онъ вывезъ изъ поднебесной имперіи.

-- Мнѣ нравится твой мистеръ Массей, Дикъ,-- сказала леди Еливабетъ, во время минутнаго à parte съ мужемъ.-- У него одно изъ самыхъ милыхъ лицъ, какія я когда-либо видала, да и одно изъ самыхъ красивыхъ.

-- Да; очень радъ что онъ тебѣ понравился, но мнѣ его обращеніе иногда, кажется, нѣсколько страннымъ. Развѣ ты не замѣчала, какъ онъ, по временамъ почти вздрагиваетъ, и вдругъ оглянется, точно... трудно описать это выраженіе. Сейчасъ онъ пристально смотрѣлъ на миссъ Удсайдъ, къ теченіе нѣсколькихъ минутъ, и не слышалъ ничего, что она говорила.

-- О да, я это замѣтила. Но ты, кажется, говорилъ, что онъ только сегодня вернулся домой? А ты потащилъ его сюда, когда онъ, вѣроятно, предпочелъ бы находиться въ другомъ мѣстѣ, въ другомъ обществѣ?

-- Правда! объ этомъ я и не подумалъ. Оно довольно-таки правдоподобно.

-- А между тѣмъ не больше года тому назадъ ты сказалъ бы, что очень непріятно, когда тебя тащатъ въ другую сторону, когда ты могъ бы отравиться въ Clevely Park -- шутливо возразила леди Елизабетъ.

Вечеръ, какъ показалось Филлипу, кончился очень скоро, а когда гости разъѣхались, а хозяева удалилась на покой, понятно, что и онъ былъ вынужденъ послѣдовать ихъ примѣру, хотя мѣшкалъ сколько могъ, принялъ приглашеніе своего амфитріона выкурить сигару въ курительной комнатѣ, и т. д., такъ что было болѣе двѣнадцати часовъ, когда онъ, наконецъ, очутился одинъ въ своей комнатѣ.

Но разъ попавъ туда, онъ почувствовалъ, что страданіе, которое онъ такъ долго отдалялъ отъ себя, не можетъ уже болѣе быть отдалено. Оно все разомъ нахлынуло на него, и окончательно его подавило.

Попытка описывать часы подобные тѣмъ, какіе переживалъ Филиппъ, всегда бываетъ тяжела и, по большей части, неудачна. Когда мы сами падаемъ, мы можемъ испытывать страданія и угрызенія совѣсти, можемъ обзывать себя нелестными именами, всячески унижать себя, искать кары за грѣхи наши, но за всякимъ сокрушеніемъ сердечнымъ скрывается сознаніе: "Въ сущности, я никогда не бывалъ совершенствомъ; проступокъ мой не выбросилъ меня изъ среды человѣчества, есть будущее, въ теченіе котораго я могу постараться искупитъ мой грѣхъ". Но когда идеалъ человѣка исчезаетъ, когда то, что было для насъ высшаго, чистѣйшаго, священнѣйшаго, что казалось намъ незапятнаннымъ и безукоризненнымъ, внезапно рушатся передъ нашими исполненными ужаса глазами, мы не въ силахъ уже болѣе смотрѣть непредубѣжденнымъ взглядомъ; реакція ослѣпляетъ, и эти несчастные обломки представляются грудой чего-то ужаснаго, истлѣвающаго. Такъ было и съ Филиппомъ, и съ этимъ-то подавляющимъ бѣдствіемъ ему приходилось бороться въ эту ночь. Онъ понималъ, что о снѣ и думать нечего, но замѣтивъ въ своей спальнѣ окно, доходившее до полу, онъ отворилъ его и увидалъ, что его опоясываетъ маленькій, желѣзный балкончикъ. Его охватилъ ночной воздухъ, рѣзкій и свѣжій, но животворный. Онъ вышелъ на балконъ, и опершись локтями на перила его, стоялъ и уныло смотрѣлъ въ темноту. Свѣтила луна, готовившаяся исчезнуть за рядомъ полей, разстилавшихся на западѣ, онъ смутно видѣлъ очертанія деревьевъ въ саду, цвѣточныхъ клумбъ подъ своимъ окномъ, и скошенныхъ лужаекъ. Еще далѣе, онъ видѣлъ блескъ воды, онъ помнилъ, что тутъ быоъ прудъ, который онъ замѣтилъ подъѣзжая къ дому. Все было тихо и спокойно, весь домъ, повидимому, спалъ. Прошлой ночью, въ это время, онъ жаждалъ вернуться домой;. онъ думалъ объ Анджелѣ, объ удовольствіи, какое доставитъ ей его неожиданный пріѣздъ. Когда переставалъ онъ думать о ней? Объ ней думалъ онъ, высаживаясь на берегъ, объ ней -- летz съ такой быстротой, съ какой могли везти его поѣзда и кэбы, въ Иркфордъ, объ ней, единственно объ ней, когда онъ ѣхалъ по темнымъ, хорошо знакомымъ улицамъ, объ ней -- тутъ воспоминанія, подобно потоку, хлынули ему въ душу -- Грэсъ, Мабель, тѣ нѣсколько короткихъ и ужасныхъ минутъ, въ теченіе которыхъ онъ изъ свѣта попалъ во мракъ.

"Она обвѣнчалась сегодня утромъ,-- шепталъ онъ.-- Боже! изъ чего созданы женщины, что онѣ могутъ такъ поступать -- обвѣнчалась сегодня утромъ, а три недѣли назадъ писала мнѣ: "дорогой Филиппъ!" Что, если бы я вздумалъ отослать письма старину Фордису, безъ дальнѣйшихъ комментаріевъ, ха, ха. Безумный этотъ міръ, безумный"... Что-жъ, не умирать же человѣку потому, что женщина измѣнила ему, и я думаю, что другіе, какъ мужчины, такъ и женщины, не поставятъ Филиппу Массей въ грѣхъ, что Анджела Ферфексъ сначала дурачила, а потомъ обманула его...

"Я вернулся домой, въ увѣренности, что карьера моя сдѣлана, во всѣхъ отношеніяхъ, а вмѣсто того оказывается, что я потерпѣлъ пораженіе въ томъ единственномъ вопросѣ, гдѣ я дорожилъ успѣхомъ".

Слово "успѣхъ" вызвало другія воспоминанія, онъ вспомнилъ игру свою съ Теклой Берггаузъ и ихъ опредѣленіе успѣха.

"Я сказалъ, что Грей извѣдалъ успѣхъ, а она, казалось, не была въ этомъ увѣрена; но въ сущности я былъ правъ, такъ какъ жена его честная женщина. Вѣроятно, Грэсъ на это намекала тогда, когда говорила со мной. Какой я былъ глупецъ!"

Ночь проходила, луна скрылась, заря загорѣлась на востокѣ, принося съ собою новый, радостный день, полный надеждъ и ликованія, всему міру; но когда солнце взошло во всей красѣ своей, оно застало Филиппа Массей съ разбитымъ сердцемъ.