Фаульгавенъ лѣтомъ было пріятное мѣсто, и Reed Lees, большая ферма, на которой мистеръ Массей, отецъ, жилъ среди почти патріархальной обстановки, было одно изъ прелестнѣйшихъ мѣстечекъ въ сосѣдствѣ. Фаульгавенъ отличался нѣкотораго рода консерватизмомъ, хроническимъ застоемъ въ торговлѣ, отсутствіемъ энергіи въ лавочникахъ, дилеттантомъ въ дѣйствіяхъ мэра и городского совѣта, и должно полагать, что всѣ эти качества, вмѣстѣ съ другими причинами, мѣшали ему превратиться въ большой и цвѣтущій городъ, и позволяли ему оставаться однимъ изъ самыхъ красивыхъ, самыхъ сонныхъ, но и оригинальныхъ городковъ, какіе только можно себѣ представить.
Три года прошло съ тѣхъ поръ, какъ Филиппъ Массей уѣхалъ изъ дому и простился съ сестрою, попросивъ ее "приглядѣть за Мабель". Три года истекли въ апрѣлѣ; теперь былъ августъ и онъ не вернулся, возвращенія его и не ожидали ранѣе поздней осени. Въ сущности, было подъ нѣкоторымъ сомнѣніемъ, вернется ли онъ домой даже тогда. Въ своихъ рѣдкихъ и довольно лаконическихъ письмахъ онъ говорилъ о возможности новаго порученія, изъ-за котораго ему, быть можетъ, придется ѣхать въ другую отдаленную страну, куда можно попасть вовсе и не заѣзжая въ Фаульгавенъ, и даже не посѣщая Англіи. Понятно, дома пробуждались надежды и опасенія, то жаждали его возвращенія, то сѣтовали на неизвѣстность, въ которой онъ держалъ ихъ, но подъ всѣми этими чувствами таилось убѣжденіе, что онъ пойдетъ своимъ путемъ, что онъ лучше всякаго другого знаетъ, что для него лучше. Въ одно мирное августовское послѣобѣда въ Reed Lees все, повидимому, предавалось продолжительному отдохновенію. Молчаніе царило на дворѣ фермы, въ залитомъ солнцемъ саду, кромѣ того мѣста, гдѣ пчелы жужжали вокругъ ульевъ, молчаніе въ самомъ обширномъ домѣ и повсюду. Широкая, входная дверь стояла настежь, такъ что можно было заглянуть въ освѣщенную солнцемъ четырехъ-угольную залу, со столомъ изъ почернѣлаго дуба посрединѣ, на которомъ стояла большая ваза голубого китайскаго фарфора, съ роскошными рогами, роговыми, бѣлыми, пунцовыми, и царицей ихъ всѣхъ желтой Gloire de Dijon съ ея сильнымъ ароматомъ. Полъ залы былъ каменный, и лѣтомъ не покрывался ни ковромъ, ни цыновкой. Съ одной стороны залы виднѣлась лѣстница изъ полированнаго дуба, съ широкими рѣзными перилами. Стѣны также были обшиты дубомъ; изъ того же дерева были двери, ведшія изъ залы въ другія комнаты. Большой, широкій, крытый ситцемъ диванъ стоялъ у стѣны, на немъ разбросаны были книги и до половины довязанный чулокъ; среди всего этого хлама свернулась сѣрая собака, докторъ Джонсонъ -- почему ее такъ окрестили никто никогда узнать не могъ, но кличка эта ей принадлежала, и она на нее отзывалась;-- повернувшись раза четыре, собака заснула съ глубокимъ вздохомъ, выражавшимъ неизъяснимое блаженство. Теперь она почивала, по временамъ вытягивая лапу, или настораживая одно изъ своихъ шелковистыхъ ушей; канарейка спала въ своей клѣткѣ у дверей, большой сѣрый попугай спокойно сидѣлъ на жердочкѣ противъ предмета своего вѣчнаго презрѣнія и ненависти этой канарейки. Еслибъ вамъ вздумалось заглянуть въ комнату налѣво, взорамъ вашимъ представилась бы высокая фигура мистера Массей, съ накинутымъ на лицо краснымъ фуляромъ со сложенными руками, съ вытянутыми ногами, спавшаго въ креслахъ сномъ праведныхъ! На креслѣ-качалкѣ у окна сидѣла, но не спала, его жена -- съ своимъ обычнымъ послѣобѣденнымъ развлеченіемъ, романомъ или томикомъ стихотвореній въ рукахъ.
Въ комнатѣ направо изъ залы, гостиной или пріемной, какъ они ее называли, находился другой большой диванъ, того славнаго, стараго фасона, какихъ теперь уже не дѣлаютъ, и на этомъ диванѣ лежала Грэсъ Массей. Она, также, повидимому, была глуха къ внѣшнимъ впечатлѣніямъ. Книга, которую она читала и которая, бытъ можетъ, и оказала на нее это снотворное дѣйствіе, выпала изъ ея рукъ на полъ; заглавіе книги было: "Политическая экономія, Джона Стюарта Милля".
Нѣтъ ли еще тутъ кого, спящаго или бодрствующаго? Кажется, что есть, такъ какъ съ широкой лѣстницы легкими шагами спускалась стройная дѣвушка, высокая и гибкая, одѣтая въ платье изъ мягкой, легкой, сѣрой матеріи, съ книгой и большой соломенной шляпой въ рукѣ.
Она осторожно и тихо спустилась съ лѣстницы, остановилась въ залѣ, оглянулась и какъ бы прислушалась. Потомъ, заглянувъ въ гостиную, увидала фигуру спящей Грэсъ, и улыбнулась неудержимой улыбкой, заигравшей на всемъ ея лицѣ и освѣтившей его подобно солнечному лучу. Она тихонько вышла и, заглянувъ затѣмъ въ столовую, увидала спящаго хозяина дома и читающую хозяйку, и подошла на цыпочкахъ къ послѣдней, которая подняла голову.
-- Вы уходите, Мабель, и одна?-- спросила мистриссъ Массей.
-- Да. Грэсъ спитъ. Не потѣха ли будетъ разсказать Герману, что ее видѣли спящей надъ "Политической экономіей" Милля?-- Мистриссъ Массей улыбнулась, и покачала головой.
-- Я бы просила васъ передать ей, когда она проснется -- только не будите ее, пожалуйста -- что я иду на скалы, въ то углубленіе, знаете, и пробуду тамъ до чаю. А пока прощайте.
Мистриссъ Массей подняла голову, милое личико склонилось къ ней. Мабель прикоснулась губами въ щекѣ матроны и ушла, надѣвъ свою большую шляпу.
Чарующая сильная теплота августовскаго послѣ-обѣда, когда гвоздика, и простая и мохровая, испускаетъ такой дивный ароматъ, когда запоздалыя розы и резеда въ какомъ-нибудь заброшенномъ уголкѣ сада сливаютъ съ нимъ свое благоуханіе, когда деревья усѣяны сливами, грушами и лѣтними яблоками, когда темная зелень лѣса говорятъ о близости осени, когда самое ощущеніе, что находишься посреди всего этого, заставляетъ человѣка испытывать чувство блаженства, когда самыя мысли становятся туманными отъ тепла и свѣта, раялитаго кругомъ, когда dolce far niente -- лучшее, что можно навѣдать въ жизни. Чтобы запастись подобными ощущеніями, нѣтъ въ мірѣ лучшаго мѣста какъ старый садъ.
Тихо шла Мабель по саду, срывая то тамъ то сямъ какой-нибудь цвѣтокъ, наслаждаясь ихъ ароматомъ, точно ей тяжело было разстаться съ ними. Наконецъ она вышла изъ саду въ поля. Какъ только она дошла сюда, что-то начало тереться объ ея платье, и она увидѣла суетливую особу доктора Джонсона, который въ полъ-глаза слѣдилъ за ея дѣйствіями въ залѣ, но теперь рѣшился покинуть свой укромный уголокъ на диванѣ, и всѣмъ своимъ извивающимся тѣломъ и хвостомъ ясно говорилъ:
"Не можете-же вы думать, что я отстану!"
-- О, докторъ Джонсонъ, вы также желаете идти гулять! Чтожъ, вы пойдете, если не будете гоняться за овцами,-- замѣтила она, а докторъ, вполнѣ усвоивъ себѣ смыслъ этого замѣчанія, привѣтствовалъ его прыжками и взрывами взволнованнаго лая, и Мабель нѣсколько ускорила шаги изъ сочувствія къ нетерпѣнію своего товарища. Десяти минутъ ходьбы по знакомой дорожкѣ черезъ поле было достаточно, чтобы дойти до скалъ и хорошенькаго углубленія въ нихъ, гдѣ онѣ съ Грэсъ съ книгами и работой проводили цѣлые прелестные, лѣтніе дни.
Изъ этого маленькаго углубленія можно было смотрѣть внизъ на берегъ, но во время прилива внизу ничего не было видно кромѣ зеленой, вздымающейся пучины, прозрачной какъ хрусталь и необычайно красивой. Долго нужно было бы говорить о необыкновенномъ колоритѣ и странныхъ тѣняхъ, объ измѣнчивыхъ, таинственныхъ свѣтовыхъ полосахъ, о загоравшихся искрахъ, о всплескахъ морской пѣны, о внезапномъ мракѣ, окутывавшемъ величавое море, но описаніе могло бы надоѣсть и не дало бы ничего кромѣ смутнаго представленія о цѣломъ. Съ того мѣста, гдѣ Мабель сидѣла сегодня, ей не было видно, не вставая двухъ старыхъ каменныхъ плотинъ, съ приземистымъ маякомъ на концѣ каждой изъ нихъ, и протекавшей между ними рѣки, по которой ежедневно сновали, взадъ и впередъ, рыбачьи лодки, съ ихъ красновато-коричневыми или шафранными парусами, слабо вздымающимися по вѣтру; но ей былъ видѣнъ, когда она лежала съ закинутыми за голову руками, маленькій кусочекъ вершины большой восточной скалы, такой высокой и величавой, а въ бурную погоду такой мрачной и грозной. А на этомъ кусочкѣ стояла развалина очень древняго аббатства!
Куда ни пойдешь въ окрестностяхъ Фаульгавена, вездѣ смотритъ на васъ эта мрачная развалина. Сурово смотритъ она съ высоты на путниковъ, плывущихъ по морю, а голубое небо виднѣется сквозь поломанную рѣзьбу ея прекрасныхъ, старыхъ оконъ. На берегу хотя бывали минуты, когда она скрывалась изъ виду за какой-нибудь высокой насыпью дороги или за деревьями, но, какъ скоро устранялось препятствіе, вы снова видѣли господствующей надъ всѣмъ окружающимъ эту древнюю охранительницу, облеченную тѣмъ внушительнымъ видомъ, какимъ могутъ отличаться только такія оригинальныя, старыя зданія, эту развалину, пережившую сто королей, и служащую маякомъ на много миль въ окружности для тѣхъ, "кто носится надъ бездной, на корабляхъ".
Мабель Ферфексъ лежала на спинѣ, смотрѣла на развалину, думала о ней; голова ея работала и надъ собственными надеждами и опасеніями; съ недоумѣніемъ спрашивала она себя, что готовитъ ей жизнь, когда глаза ея слѣдили за бѣлыми облаками, плывущими къ морю, облаками, которымъ окна аббатства служили рамкой.
"Какъ они добры ко мнѣ!-- думала она.-- Они желаютъ, чтобы я провела здѣсь еще мѣсяцъ, а я уже живу здѣсь три недѣли! Какъ бы мнѣ хотѣлось остаться! Теперь августъ, а Филиппа ожидаютъ не ранѣе октября, такъ что я отлично успѣю прогостить мѣсяцъ, и уѣхать задолго до его пріѣзда. Понятно, я не могу бывать здѣсь при немъ; одинъ видъ мой, я думаю, привелъ-бы его въ бѣшенство".
Тутъ она вздохнула и полузакрыла глаза, мысли ея приняли другое направленіе, а докторъ Джонсонъ сидѣлъ возлѣ нея, хлопая глазами на развалины аббатства, съ высунутымъ языкомъ, по временамъ поворачивая голову, и глядя на нее черезъ плечо съ полу-усмѣшкой, словно желая сказать: "хорошо намъ вмѣстѣ".
Такъ пролежала она нѣсколько времени, то съ открытыми, то съ закрытыми глазами; слабый вѣтерокъ по временамъ касался ея щекъ, а глубокій, таинственный шопотъ океана точно вторилъ пѣснѣ природы.
-- Могла бы позвать меня, когда пошла гулять!-- послышался голосъ Грэсъ. Мабель вскочила, проснувшись отъ дремоты, и сѣла.
-- Ни за что не стала бы я лишать тебя такого освѣжающаго отдыха,-- сказала она смѣясь.
-- И собака моя такъ къ тебѣ привязалась, что теперь всегда ходитъ за тобой, а никогда за мной. Докторъ Джонсонъ, сэръ, пожалуйте сюда!-- сказала его госпожа, садясь и протягивая къ нему руку.
Докторъ Джонсонъ взглянулъ сначала на одну, потомъ на другую, глупо помялся на мѣстѣ, и остался гдѣ былъ, смиренно осклабившись.
-- Я сообщу Герману, что онъ не долженъ ожидать, что ты послѣ обѣда будешь свободна, такъ какъ въ это время ты немного отдыхаешь,-- продолжала Мабель.
-- Боюсь я Германа!-- замѣтила Грэсъ.
Здѣсь слѣдуетъ объяснить, что миссъ Массей окончила курсъ въ коллегіи, съ честью выдержала экзаменъ, была признана компетентной, по своимъ знаніямъ, образовывать умы всевозможныхъ молодыхъ дѣвицъ въ предѣлахъ Великобританіи и Ирландіи; возвратилась домой, выразивъ суровое и непоколебимое намѣреніе посвятить свою жизнь наукѣ, составить себѣ карьеру, показать изумленному міру, на что способна женщина; отправилась въ Иркфордъ навѣстить своихъ друзей Берггаузовъ, и послѣ продолжительнаго пребыванія тамъ вернулась въ Фаульговенъ, въ сопровожденіи Германа, его невѣстой:-- она забавно смущалась теперь, когда ее разспрашивали о ея карьерѣ, хотя вполнѣ достовѣрно то, что не предназначь ее обстоятельства для карьеры жены и матери, эта молодая особа могла бы съ честью занять дѣятельную роль въ обществѣ.
Мабель, въ данномъ случаѣ, намекала на ожидаемое вскорѣ посѣщеніе Германа.
О собственной жизни Мабель здѣсь теперь необходимо сказать только нѣсколько словъ. Три года назадъ, во время своей болѣзни и тяжкаго горя, когда Анджела завершила свои преступленія, выйдя за мистера Фордиса, Мабель заняла такое мѣсто въ сердцѣ Грэсъ, что послѣдняя не въ силахъ была ее покинуть, не смотря на свое враждебное отношеніе къ поведенію ея сестры. По возвращеніи изъ-за границы, Анджела съ мужемъ поселилась въ одномъ изъ красивыхъ домовъ, нерѣдко упоминавшихся въ теченіи настоящаго правдиваго повѣствованія, и тамъ получила все, чего жаждала ея душа -- или то, что ей угодно было считать своей душою,-- а именно: экипажи, лошадей, массивныя драгоцѣнности, шелковыя платья; роскоши и довольства всласть, а вмѣстѣ съ тѣмъ и рабство. Мистеру Фордису многія вещи представлялись совсѣмъ не въ томъ свѣтѣ, въ какомъ онѣ представлялись глазамъ его жены. Онъ ее любилъ; но бывали минуты, когда онъ съ недоумѣніемъ себя спрашивалъ, почему онъ такъ увлекся сентиментальными взглядами Анджелы Ферфексъ, что сдѣлалъ ее Анджелой Фордисъ. Тѣмъ не менѣе его воля была сильнѣе ея воли, программа его жизни была установившаяся и законченная, а въ сорокъ семь лѣтъ мужчины нелегко вступаютъ на новый путь; они скорѣе склонны думать, что и болѣе молодые и гибкіе характеры должны вступить да ихъ же дорогу и не сходить съ нея во всю свою жизнь. Онъ не стремился къ веселой или разнообразной жизни, напротивъ, придерживался довольно суровыхъ взглядовъ на подобные вопросы, и принадлежалъ въ строгой фракціи секты, извѣстной подъ именемъ конгрегаціонистовь.
Анджела вскорѣ убѣдилась, что жизнь можетъ быть въ одно и то же время очень роскошной и необыкновенно скучной. Такова была жизнь, за которую она продалась; рабство это не дѣлалось легче отъ времени, и присутствіе сестры, на которое она сначала смотрѣла чисто съ формальной точки зрѣнія,-- не могла же Мабель жить одна,-- вскорѣ сдѣлалось для нея необходимостью. Въ Мабели не было ничего банальнаго. Она, повидимому, не питала неудовольствія противъ сестры; она покорно пришла и поселилась въ скучномъ, поставленномъ на большую ногу домѣ, въ которомъ Анджела жила съ мистеромъ Фордисомъ. Онѣ никогда не ссорились, или вѣрнѣе онѣ не ссорились ни разу послѣ одного случая, когда Анджела, съ отсутствіемъ деликатности, свойственнымъ подобнымъ ей натурамъ, попробовала заговорить о семействѣ Массей вообще, и о Филиппѣ въ частности и когда Мабель, съ яркимъ румянцемъ на щекахъ, и съ заблиставшими необычнымъ огнемъ кроткими глазами, сказала ей:
-- Анджела, знай, что если ты когда-нибудь еще разъ произнесешь при мнѣ имя Филиппа Массей или его сестры, я въ ту же секунду выйду изъ комнаты; выйду, хотя бы тутъ сидѣло сто человѣкъ.
Но Анджела никогда уже не дала ей случая исполнить эту угрозу.
Мабель питала родъ обожанія къ Грэсъ за доброту и великодушіе, которыя дали Грэсъ возможность забыть прошлое, остаться ея другомъ, пригласить ее въ себѣ. Она уже нѣсколько разъ гостила въ Red Lees и любила тамъ бывать. Грэсъ ее любила, мистриссъ Массей была всегда ласкова, Мабель питала величайшее уваженіе въ этой простодушной, но благородной женщинѣ, считая ее чѣмъ-то въ родѣ іоркширской Волумніи, но кроткой, веселой и обращенной въ христіанство. Мистеръ Массей любилъ ее, они всѣ ее любили, и она въ свою очередь питала къ нимъ нѣжную привязанность. Такъ какъ имя Анджелы упоминалось какъ можно рѣже, и съ полнымъ равнодушіемъ, дружба не прерывалась.
-- Съ тѣхъ поръ, какъ ты вышла,-- продолжала Грэсъ,-- былъ почтальонъ изъ города и принесъ мнѣ письмо.
-- Письмо! Отъ Фи... отъ твоего брата?-- спросила Мабель.
-- Отъ моего брата? Нѣтъ, дитя. Почему ты вѣчно воображаешь, что всѣ письма отъ моего брата? Мнѣ кажется, ты думаешь, что каждая почта приноситъ ихъ цѣлыми ворохами.
-- О, нѣтъ! Но иногда мнѣ думается, какъ ужасно было бы, еслибы онъ какъ-нибудь неожиданно вернулся домой до моего отъѣзда. Можетъ ли быть что-нибудь ужаснѣе?-- сказала Мабель, садясь, и съ нѣкоторымъ волненіемъ поглядывая на Грэсъ.
-- Отчего? Чтожь бы могло случиться? Какъ бы ты поступила, дѣвочка, при такихъ ужасныхъ обстоятельствахъ?
-- Я увѣрена, что я проваливалась бы сквозь землю всякій разъ, какъ онъ на меня взглянетъ, или, вѣрнѣе, что я чувствовала бы желаніе провалиться,-- сказала молодая дѣвушка, и горячій румянецъ медленно залилъ все ея лицо.
-- Полно!-- равнодушно замѣтила Грэсъ,-- я и не знала, что ты это такъ сильно чувствуешь. Да и не изъ-за чего тревожиться. У тебя нервы разстроены. Нечего вскакивать и бѣжать,-- прибавила она, протягивая руку и останавливая Мабель, которая сдѣлала движеніе -- Письмо было отъ Теклы.
-- Отъ Теклы! Какъ она поживаетъ?
-- Она совершенно здорова и очень счастлива, пишетъ, что если я назначу мою свадьбу послѣ Рождества, она пріѣдетъ изъ Франкфурта съ мистеромъ Рейхардтомъ и своимъ мальчикомъ, чтобы присутствовать на ней.
-- Тебѣ это будетъ очень пріятно, не правда ли?
-- Мнѣ было бы еще пріятнѣе, еслибъ это не было такъ скоро; но Текла должна быть у меня на свадьбѣ, это несомнѣнно, хотя бы мнѣ пришлось вѣнчаться гораздо раньше, чѣмъ я бы хотѣла, а потому я скажу Герману, что рѣшилась, но дамъ ему понять, что дѣлаю это для его сестры, а вовсе не для него.
Мабель разсмѣялась. Грэсъ вытащила длинную, лодкообразную корзинку съ вязаньемъ и прилежно принялась работать руками, никогда не остававшимися въ праздности.
-- Какая ты маленькая лѣнивица, Мабель!-- воскликнула она наконецъ.-- Право, я не знаю, гдѣ и когда ты ухитряешься пріобрѣтать такія знанія по всѣмъ предметамъ. Я увѣрена, что ты знаешь гораздо больше моего, не смотря на мои экзамены; но когда ты здѣсь, я никогда не вижу тебя за книгой.
-- Здѣсь у меня слишкомъ много дѣла въ саду, вообще на воздухѣ, и я слишкомъ счастлива, чтобы читать. Когда я дома, я имѣю время читать; теперь не много времени.
-- Почему же "теперь"? Развѣ у тебя не всегда было время?
-- Сначала не было.
-- Почему, милая? Скажи мнѣ.
-- Но если я скажу тебѣ, мнѣ придется очень много говорить объ Анджелѣ.
-- Такъ говори о ней,-- отвѣчала Грэсъ; переставъ вязать, она оперлась подбородкомъ на руку и смотрѣла твердымъ, счастливымъ взоромъ на море, бушевавшее далеко подъ ними. Она была въ задумчивомъ, но радостномъ настроеніи, и не то слушала Мабель, не то отдавалась собственнымъ мыслямъ.
-- Сначала, когда Анджела вернулась домой, когда я поправилась, у меня было очень мало времени для себя,-- сказала Мабель.-- Она много ѣздила съ визитами, по магазинамъ и...
-- Выставлялась на показъ,-- да, знаю.
-- Пожалуй, что такъ. Рѣшено было, что такъ какъ мнѣ больше шестнадцати лѣтъ, то я уже въ школу ходить не буду; казалось, будто все мое время будетъ посвящено Ан...-- этимъ глупымъ визитамъ и всякимъ пустякамъ, хочу я сказать. Учиться я ничему не могла. Анджела говорила, что тоска имѣть подлѣ себя кого-нибудь "погруженнаго въ книгу", что это ей дѣйствуетъ на нервы. Не знаю, что бы я стала дѣлать, но мистеръ Фордисъ, право, былъ очень добръ. Онъ мало-по-малу замѣтилъ мое печальное положеніе и настоялъ на томъ, чтобы часть моего времени была отдана въ мое полное распоряженіе. Онъ отвелъ мнѣ отдѣльную, маленькую комнатку, приказалъ, чтобы зимою тамъ всегда топился каминъ, досталъ мнѣ билетъ на полученіе книгъ изъ библіотеки коллегіи -- оттуда я беру мои ученыя книги, Грэсъ -- и подписался для меня на новыя книги. Я спросила у него, что я могу для него сдѣлать; я была ему такъ благодарна; это было мило, не правда ли?
-- Да, очень,-- принуждена была сознаться Грэсъ.
-- Анджела страшно ворчала. О, какъ она иногда ворчитъ, Грэсъ. Ты никому не скажешь, я знаю, но право, иногда я чувствую желаніе прибить ее.
-- Слыхалъ ли кто-нибудь, когда-нибудь, о такихъ страшныхъ мысляхъ? Ну?
-- Мистеръ Фордисъ сказалъ, что онъ не думаетъ, чтобы это требовало вознагражденія, но что онъ никогда не отказывается отъ добраго предложенія, и что я могу иногда читать ему газеты и писать нѣкоторыя письма. Мы съ этого и начали, а теперь не ограничиваемся газетой, иногда читаемъ очень интересныя книги: путешествія, историческія сочиненія. Одно не хорошо, что Анджела такъ ужасно зѣваетъ и такъ сильно этому противится.
-- Почему же она не положитъ этому конца?
-- Потому что не можетъ,-- отвѣчала Мабель: -- мистеръ Фордисъ -- полный хозяинъ.
Она старалась удержать улыбку, но когда подняла голову и встрѣтилась глазами съ Грэсъ, улыбка-таки прорвалась. Грэсъ разразилась громкимъ смѣхомъ, къ которому присоединилась и Мабель.
-- Другими словами, сестрица твоя попалась; ей приходится подчиняться мистеру Фордису, вмѣсто того, чтобъ онъ подчинялся ей, какъ она надѣялась. Ты, вѣроятно, извинишь меня, Мабель, если я скажу, что очень рада это слышать.
Мабель слабо улыбнулась, и въ эту минуту звукъ колокола извѣстилъ ихъ, что на фермѣ поданъ чай; въ сопровожденіи доктора Джонсона, задумчиво двигавшагося позади нихъ, онѣ отправились его кушать.