Суббота, день пріѣзда Германа, настала и миновала, онъ явился въ назначенный часъ и утро воскресенья застало среди полнаго счастья и его и Грэсъ, которая хотя и дѣлала видъ, что не обращаетъ на него никакого вниманія, но въ дѣйствительности была очень рада. А потому Мабель, въ своемъ одиночествѣ, вдругъ почувствовала, что у нея страшно много времени, которымъ она можетъ располагать по своему усмотрѣнію. Но въ Фаульгавенѣ у нея никогда не бывало недостатка въ средствахъ пріятно провести время; сознаніе, что она находится въ симпатичной ей мѣстности, среди людей ею любимыхъ, значительно способствовало ея счастью.
Поэтому Мабель предоставила Грэсъ и Герману занимать другъ друга, а сама забавлялась по своему, сидѣла съ мистрисъ Массей въ ея любимой комнатѣ наверху, слушала рѣчи этой дамы, выходила безъ шляпы въ садъ нарвать букетъ цвѣтовъ, или прогуливалась съ докторомъ Джонсономъ, которой слѣдовалъ за нею или шелъ впереди ея степеннымъ, приличнымъ шагомъ, или заходила на скалы, туда, гдѣ было ея любимое мѣстечко. Она испытывала глубокое удовольствіе уже отъ одной прогулки по крутому обдуваемому вѣтромъ берегу, когда ея холстинковое платье волочилось по чистой, короткой, волнистой травѣ. Всякій разъ, когда она всходила на вершину самой высокой скалы, и обширное блестящее, точно стеклянное море подобно свѣтовому лучу открывалось ея глазамъ, она испытывала ту же дрожь радостнаго недоумѣнія, то же ощущеніе полнаго удовлетворенія, силою чего-то столь безпредѣльнаго, что ей никакъ и никогда не понять тайны въ немъ заключающейся: хриплое рокотаніе мора, и ритмическіе удары волнъ о берегъ, никогда не теряли для ея слуха своей величавой гармоніи.
Когда она сидѣла, стояла, или лежала на скалѣ, ее можно было принять за "Думу" Уодсворта; все въ природѣ было для нея источникомъ радости, а когда она наблюдала и прислушивалась, въ ней какъ будто исполнялись слова поэта: "И красота, порожденная нѣжными звуками, отравится на ея лицѣ".
Мабель не была некрасивая дѣвушка, она отличалась рѣдкой, нѣжной, своеобразной красотой; и эта красота, освѣщавшая ее лицо въ теченіе цѣлыхъ часовъ общенія съ одною природой, прибавляла новую прелесть въ той, которой дышало ея личико. Такъ провела она субботу, настало воскресенье, и Мабель, побывавъ утромъ въ церкви съ мистриссъ Массей и проведя время послѣобѣда на своемъ любимомъ мѣстечкѣ, вернулась домой въ чаю; Грэсъ ожидала ее.
-- Мы задумали экскурсію. Не устала ли ты, или чувствуешь въ себѣ силы совершить хорошую длинную прогулку?
-- Чувствую въ себѣ силы совершить хорошую, длинную прогулку,-- быстро отвѣчала Мабель.
-- Мы съ Германомъ собираемся пойти въ городъ, подняться къ аббатской церкви, прослушать тамъ службу, и вернуться домой въ сумерки, конечно, если это тебя не слишкомъ утомитъ.
-- О прелестно, положительно прелестно! Но вы съ Германомъ не предпочтете ли отправиться вдвоемъ?
-- Мы съ Германомъ достаточно наслаждались обществомъ другъ друга, намъ нужна перемѣна.
Германъ любезно сказалъ, что скорѣй готовъ умереть, чѣмъ ей противорѣчить, и успокоенная Мабель объявила, что ничто не можетъ доставить ей большаго удовольствія, чѣмъ предполагаемая прогулка.
Отъ Red Lees до старой аббатской церкви въ Фаульгавенѣ было довольно далеко, и каждый шагъ на этомъ пути имѣлъ свою прелесть. Они составляли очень веселое тріо, когда шли по извилистой дорогѣ въ городъ, пошли берегомъ рѣки, которая здѣсь, у береговъ, была переполнена черными остовами кораблей, присланныхъ въ починку, попали въ узкую улицу съ оригинальными переулками, выходившими на берегъ рѣки и, наконецъ, добрались до подножія длинной церковной лѣстницы съ изъѣденными временемъ каменными ступенями,-- лѣстница вела къ вершинѣ восточной скалы, на которой виднѣлась выше описанная руина аббатства, а подъ нею, почти свѣсившись надъ моремъ, низенькая древняя церковь.
Они вскарабкались по ступенямъ, пошли по кладбищу, мимо безчисленныхъ надгробныхъ камней, воздвигнутыхъ въ память такого-то матроса, шкипера и пр.
Они вошли въ церковь, освѣщенную мягкимъ свѣтомъ съ восточной стороны; тамъ шла скромная служба, въ концѣ которай была сказана проповѣдь. Обѣ дѣвушки сидѣли на скамьѣ въ глубинѣ церкви, у дверей, Германъ помѣщался между ними; и Мабель, которая была ближе другихъ къ паперти, было видно море, разстилавшееся передъ нею въ видѣ блестящей, серебристой скатерти, такъ далеко, какъ только могъ видѣть глазъ.
Есть что-то трогательное и патетическое въ спокойной прелести церковной службы въ лѣтній, воскресный вечеръ въ деревнѣ, хотя трудно объяснить себѣ, что именно. Три молодыхъ сердца, быть можетъ, были переполнены счастіемъ -- отъ радости, что они живутъ и дышать среди такихъ красотъ, и отъ великихъ, яркихъ надеждъ на будущее, вообще свойственныхъ молодымъ сердцамъ. Какъ бы то ни было, всѣхъ ихъ охватило безмолвно торжественное нестроеніе, и Мабель раза два въ продолженіи службы замѣчала, что глаза ея подергивались слезами.
По окончаніи проповѣди, всѣ встали и приготовились пѣть послѣдній гимнъ. Священникъ указалъ нумеръ гимна. Мабель слегка вздрогнула, когда раскрыла книгу и прочла: "О находящихся на морѣ". Что заставило священника выбрать этотъ гимнъ, въ такой вечеръ, когда море походило на большое зеркало? Имѣло ли это просто цѣлью напомнить, что и "среди жизни насъ окружаетъ смерть"? или напомнить о буряхъ, свирѣпствовавшихъ въ минувшіе дни, или же подготовить къ тѣмъ, которыя должны свирѣпствовать въ будущемъ, не смотря на дивную тишину настоящаго вечера? "И правда,-- думала Мабель, когда раздались торжественные звуки,-- развѣ кладбище не переполнено могилами погибшихъ на морѣ -- шкиперовъ, простыхъ матросовъ, матерей и дѣтей, утонувшихъ вмѣстѣ и найденныхъ въ объятіяхъ другъ друга?"
Пропѣли первый стихъ; послѣднія слова звучали торжественно:
"Услышь васъ, вопіющихъ къ Тебѣ о находящихся въ опасности на морѣ".
Вдругъ въ душѣ ея блеснуло воспоминаніе о Филиппѣ. Что, если онъ находится въ какой-нибудь опасности на морѣ или за сушѣ! "Не будь насъ, думала она, не встрѣться онъ съ нами никогда, онъ былъ бы теперь, въ эту самую минуту, въ безопасности, дома, въ Англіи". А пѣніе продолжалось, она сама пѣла, съ пылкостью и усердіемъ, отъ которыхъ ея голосъ становился сильнѣе:
"Святѣйшій Духъ, носившійся надъ мрачнымъ и грубымъ хаосомъ, повелѣвшій его гнѣвному шуму умолкнуть, даровавшій миръ вмѣсто дикаго безпорядка -- услышь насъ, вопіющихъ въ Тебѣ о находящихся въ опасности на морѣ".
Съ сердцемъ, переполненнымъ безпричиннымъ страхомъ и волненіемъ, она, по окончаніи гимна, упала за колѣни и закрыла лицо руками, пока священникъ произносилъ отпускъ.
На возвратномъ пути они были гораздо молчаливѣе, чѣмъ когда шли въ церковь. Германъ подалъ Грэсъ руку, чтобы помочь ей взобраться на крутую гору, а Грэсъ сжала руку пріятельницы въ своей рукѣ, будто желая сказать ей: "нѣтъ я не оставлю тебя". Наставали сумерки, небо темнѣло, начинали показываться звѣзды. Они дошли уже до вершины горы, но продолжали идти рука объ руку по покрытымъ росою полямъ, медленно и безмолвно, какъ будто желая хоть нѣсколько удержать теченіе этихъ драгоцѣнныхъ мгновеній.
-- Ахъ,-- наконецъ со вздохомъ сказала Грэсъ,-- мы теперь близко отъ дома! Вонъ мама у калитки, отецъ съ нею, они ждутъ насъ.
Они подошли въ калиткѣ, у которой, дѣйствительно, стояла мистриссъ Массей, положивъ руку на плечо человѣка, который опершись о калитку, смотрѣлъ на нее. Грэсъ первая, вдругъ вырвавъ руку изъ-подъ руки жениха, однимъ прыжкомъ бросилась впередъ, воскликнувъ сдавленнымъ голосомъ, не то плача, не то смѣясь:-- Филиппъ! О, Филиппъ!
Мабель мгновенно остановилась, вдругъ почувствовавъ, что она похолодѣла, что не можетъ сойти съ мѣста, точно какая магическая сила сковала ее; сердце ея билось такъ сильно, что она почти задыхалась. Какое страшное, ужасное совпаденіе! Какая она несчастная, что обречена находиться здѣсь и отравлять свиданіе Филиппа со всѣми дорогими его сердцу. У калитки происходила сцена безсвязнаго ликованія. Грэсъ, ошалѣвъ отъ радости, предлагала вопросы и не успѣвала получать отвѣты; она сначала прижимала Филиппа въ сердцу, потомъ отталкивала его, чтобъ налюбоваться имъ и видѣть, насколько онъ измѣнился.
-- Ты измѣнился! Ты какъ будто сталъ выше ростомъ, пополнѣлъ, а какъ загорѣлъ. О, какъ я тобой горжусь! Какъ жаль, что ты не былъ съ нами въ церкви сегодня вечеромъ. Вотъ бы всѣ на тебя уставились! О, мнѣ просто не вѣрится -- это слишкомъ большая радость!
-- Неправда ли, что мы почти лишніе здѣсь, Мабель?-- въ эту минуту сказалъ ей Германъ. Онъ говорилъ ласково, такъ какъ не преминулъ замѣтить ея взгляда, исполненнаго ужаса, да и Грэсъ отчасти ознакомила его съ положеніемъ дѣла, такъ что онъ съ своимъ обычнымъ добродушіемъ подумалъ:-- Бѣдняжка, чертовски ей должно быть непріятно, крѣпко бы ей, я думаю, хотѣлось вырваться отсюда.
-- Не вы,-- отвѣчала Мабель быстрымъ, горестнымъ шопотомъ:-- но я... О, Германъ, какъ мнѣ быть? Помогите мнѣ уйти! Не могу я сегодня болѣе надоѣдать имъ.
Ей показалось, что представляется надежда уйти: она собиралась проскользнуть между Грэсъ и мистриссъ Массей, но Грэсъ, среди своихъ восторговъ, замѣтила эту попытку и поймала Мабель за руку.
-- Куда ты идешь?-- воскликнула она.-- Поди сюда! Филиппъ, это Мабель Ферфексъ. Ты вѣроятно не узналъ бы ее, не правда-ли?
Съ этимъ она толкнула впередъ перепуганную Мабель, которая съ какимъ-то отчаяннымъ мужествомъ подняла голову и увидала -- точно Филиппа Массей, но не Филиппа Массей былого времени, котораго она всегда любила преданностью сестры, на котораго смотрѣла какъ на равнаго, что не позволяло ей ощущать смущенія. Этотъ Филиппъ Массей былъ совсѣмъ другой, по сравненію съ нимъ она почувствовала себя совершеннымъ ребенкомъ. Онъ былъ такъ серьезенъ, такъ сдержанъ, такой совершенный мужчина, такъ далекъ отъ юности и увлеченій ея, что она была поражена и совсѣмъ растерялась. Дня не проходило съ того рокового утра, три года тому назадъ, чтобы Мабель не думала о Филиппѣ и объ оскорбленіи, которое нанесла ему ея сестра, но она всегда думала о немъ, какъ о человѣкѣ совершенно непохожемъ на то, чѣмъ онъ сталъ. Она не могла представить себѣ этого человѣка до безумія влюбленнымъ въ Анджелу, но въ немъ было нѣчто заставившее ее подумать: Ужасно было бы стоять у него на дорогѣ, когда онъ бы этого не желалъ! Я бы этого не вынесла, я должна убраться отсюда какъ можно скорѣй. Подумать только, что Анджела измѣнила ему для мастера Фордиса! О, Господи!
Все это пронеслось у нея въ головѣ съ быстротою молніи; теперь она услыхала слова Филиппа.
-- Мабель Ферфексъ! Да, я вездѣ бы ее узналъ.
Онъ взялъ ея дрожащую, безсильную руку, сказалъ два-три слова, спросилъ, какъ она поживаетъ, съ веселымъ удивленіемъ замѣтилъ ея очевидное смущеніе, мелькомъ взглянулъ на ея испуганное лицо и широко раскрытые глаза, а затѣмъ, точно почти не видавъ ее, обратился въ Герману Берггаузу съ настоящимъ, сердечнымъ привѣтомъ, подумала Мабель, которая, убѣгая, не преминула замѣтить руку Филиппа, лежавшую на плечѣ Германа, долгое крѣпкое рукопожатіе, услыхать ласководружескія слова:-- "Ну, старина, крѣпко я радъ, что мы, таки будемъ братьями!" -- Она видѣла, какъ Грэсъ подошла къ нимъ близко,-- и пробралась въ себѣ въ комнату. Неудержимыя слезы лились по ея лицу.
"Не въ силахъ я оставаться здѣсь; это невыносимо,-- повторяла она въ душѣ.-- Не могу я выносить, чтобъ онъ смотрѣлъ за меня, точно меня не видитъ, а между тѣмъ не могу же я ожидать, чтобъ онъ смотрѣлъ на меня иначе, такъ какъ я должна представлять очень непріятное для него зрѣлище".