Какъ пролетѣли эти четыре недѣли, которыя Мабель согласилась провести въ Red Lees, ни одинъ изъ трехъ хорошенько не зналъ. Все, что имъ было извѣстно, это -- что они наслаждались; если бы спросить кого-нибудь изъ нихъ, они вѣроятно стали бы увѣрять, что въ Фаульгавенѣ эти дни были длиннѣе, свѣтлѣе, чѣмъ гдѣ-либо на свѣтѣ.
Если Филиппъ былъ, какъ уличала его Мабель, нѣсколько требователенъ относительно вознагражденій, онъ, съ другой стороны, употреблялъ всевозможныя усилія, чтобы доказать ей, какъ сильно она въ немъ ошибалась; попытка эта увѣнчалась успѣхомъ, чего, разумѣется, и слѣдовало ожидать. Въ теченіе цѣлаго мѣсяца свободы и бездѣйствія, онъ имѣлъ полную возможность просвѣтить ее по этой части, тѣмъ болѣе, что Мабель ничего такъ не желала, какъ поучиться у него.
Начальство Филиппа объявило ему, что онъ можетъ отдыхать сколько пожелаетъ, такъ какъ заслужилъ этотъ отдыхъ, и, хотя онъ тотчасъ по возвращеніи заявилъ, что погибнетъ безъ работы, ему очень скоро удалось совершенно освоиться съ бездѣйствіемъ. Конечно, всѣ обстоятельства, вся его настоящая обстановка какъ бы поощряла лѣность. Дивная лѣтняя погода, общество двухъ дѣвушекъ, изъ которыхъ одна, по крайней мѣрѣ, окружала его всевозможнымъ баловствомъ, любовью и нѣжностью, отъ радости, что онъ снова возвращенъ ей, тѣмъ болѣе, что она гордилась его умомъ и способностями. Мистеръ Массей, отецъ, получилъ отъ мистера Старки письмо, въ которомъ шла рѣчь о его сынѣ и его дѣятельности; счастливый отецъ не могъ воздержаться, чтобы не прочесть этого письма въ слухъ женщинамъ, причемъ мистриссъ Массей вытирала глаза, а Грэсъ прыгала отъ радости и просила, чтобы письмо это было отдано ей въ вѣчную собственность; тогда какъ третья дама сидѣла въ глубинѣ комнаты, съ склоненной головой и пылающимъ лицомъ, кусала губы, и чувствовала, что сердце ея неудержимо бьется.
Эту сцену засталъ тотъ, до кого она ближе всѣхъ касалась, и освѣдомился, что случилось. Когда ему подали письмо, онъ его прочелъ, глаза всѣхъ были устремлены на него. Поднявъ голову, онъ увидѣлъ всѣ эти взгляда, и, разразившись нѣсколько смущеннымъ смѣхомъ, поцѣловалъ мать, сказавъ:
-- Чепуха! Мы всегда говорили, что никто не сравняется со старикомъ Старки въ преувеличеніяхъ.
-- Люблю я такого рода преувеличенія,-- возразила Грэсъ, овладѣвая письмомъ, которое нашло мѣсто въ ея архивѣ. Послѣ этого событія она больше чѣмъ когда-нибудь ухаживала за Филиппомъ, ничто не было достаточно хорошо для вето, она чуть не извела его вниманіемъ.
Но, какъ выше сказано, онъ охотно съ этимъ мирился. Человѣкъ, отличавшійся такой дѣятельностью, такой неутомимой энергіей, такъ усердно работавшій, по выраженію мистера Старки, среди невыразимыхъ лишеній несчастной страны, въ которой едва ли бывала нога другого цивилизованнаго человѣка, какъ Робинзонъ Крузо,-- говорила Грэсъ,-- организмъ котораго закалился, благодаря его суровой жизни; который спалъ на циновкѣ, разостланной на землѣ, а иногда и на голой землѣ, при свѣтѣ прекрасныхъ звѣздъ; который также неутомимо работалъ какъ послѣдній негръ, подъ его командой,-- этотъ человѣкъ теперь какъ нельзя лучше мирился съ dolce far niente лѣтнихъ каникулъ, безцѣльно бродилъ по скаламъ въ обществѣ доктора Джонсона и одной изъ дѣвушекъ, а не то и обѣихъ, или лежалъ растянувшись на вершинѣ скалы, тогда какъ одна изъ молодыхъ дѣвушекъ читала вслухъ Броунинга или Теннисона, или какого-нибудь другого поэта, въ данную минуту пользовавшагося ихъ особымъ расположеніемъ; сидѣлъ при лунномъ свѣтѣ въ благоуханномъ саду, болталъ всякій вздоръ, который можетъ только взбрести на умъ человѣку, съ Грэсъ, а иногда и съ Мабель; совершалъ длинныя прогулки въ фаэтонѣ, запряженномъ пони -- опять съ докторомъ Джонсономъ и дѣвицами -- въ дальніе лѣса, или въ нѣкоторыя изъ помѣстій, которыми изобиловала окрестность.
Эти послѣднія экскурсіи были очень пріятны. Филиппъ правилъ, а Грэсъ и Мабель поочередно садились возлѣ него, тогда какъ докторъ Джонсонъ раздѣлялъ заднее сидѣнье съ тою изъ дѣвицъ, которая занимала его. Счастливые были часы, которые они проводили такимъ образомъ, въ особенности, когда Филиппъ, по ихъ неотступной просьбѣ, разсказывалъ что-нибудь объ испытанныхъ имъ "невыразимыхъ лишеніяхъ", увѣряя, что онъ боится, какъ бы онѣ не сдѣлались историческими въ его семьѣ; а сестра слушала его съ выраженіемъ теплой любви.
Мабель также слушала, быть можетъ, тѣмъ усерднѣе, что говорила меньше всѣхъ. Грэсъ дразнила Филиппа по поводу вновь открывшейся въ немъ способности къ лѣни, а онъ сказалъ, что человѣкъ извѣстенъ своей способностью приноровляться къ обстоятельствамъ.
-- Даже неблагопріятнымъ,-- вставила Грэсъ.
-- Даже неблагопріятнымъ, дорогая, каковы настоящія,-- отвѣчалъ онъ.
Иногда Мабель размышляла о той характеристикѣ, какую далъ себѣ Филиппъ, въ тотъ день, на скалѣ.
"Ничто,-- сказалъ онъ,-- не измѣнять меня, я останусь грубымъ и недобрымъ". Грубъ онъ, пожалуй, порою бывалъ, т. е. грубъ въ выраженіяхъ, грубъ въ томъ смыслѣ, что въ очень утонченномъ обществѣ манеры его могли бы показаться недостаточно полированными, поклонъ недовольно изящнымъ, а комплименты -- впрочемъ, они вообще блистали своимъ отсутствіемъ. Но недоброты Мабель долго не могла найти въ немъ никакой. Ей казалось, что она никогда не видала человѣка, обращеніе котораго съ матерью и сестрой было бы такъ хорошо и такъ удовлетворяло бы ее, какъ обращеніе Филиппа Массей.
Если у него были нѣкоторыя старомодныя идея относительно сферы дѣятельности женщины, и необходимости развивать ея кулинарныя и хозяйственныя способности, это конечно происходило не отъ того, чтобъ онъ воображалъ, что она не въ силахъ съ достоинствомъ принять участіе и въ другихъ вопросахъ -- это было очевидно изъ предметовъ, которые онъ обсуждалъ съ Грэсъ и съ матерью, и изъ того, какое значеніе онъ придавалъ ихъ мнѣніямъ.
Однажды, когда дама съ очень прогрессивными воззрѣніями на сферу женской дѣятельности вступила въ споръ съ Филиппомъ и открыла то, что считала его страшнымъ и плачевнымъ невѣдѣніемъ относительно нѣкоторыхъ важныхъ пунктовъ, она намекнула Грэсъ, что желаніе мужчины превратить женщинъ въ усовершенствованныхъ кухарокъ и горничныхъ,-- такъ выразилась она,-- скрываетъ глубокую бездну эгоизма.
-- Неужели!-- возразила негодующая Грэсъ.-- Вы думаете, что Филиппъ любитъ ѣсть, и предпочелъ бы мое умѣнье состряпать ему хорошій обѣдъ всякимъ другимъ моимъ талантамъ? Могу вамъ сообщать, что онъ предпочелъ бы ѣсть сухой хлѣбъ, чѣмъ видѣть, что мама или я сварили бы ему картофелину, еслибь мы были усталыми, или это было вамъ неудобно,-- онъ это и дѣлалъ; я видѣла, какъ онъ собственноручно приготовлялъ мнѣ чай и гренки съ масломъ, когда я была больна въ Иркфордѣ, потому что мнѣ не нравилось то, что приготовила хозяйская служанка. Если это "бездна эгоизма", я люблю эгоизмъ.
"Чтожъ, думала Мабель, это ли признаки жесткаго характера"? Разъ только, когда отецъ его разсказывалъ что-то объ одной женщинѣ, изъ жившихъ на его землѣ, которая потеряла ребенка, отчасти по собственной небрежности, и прибавилъ:-- "Она вышла за своего мужа ради его положенія; и почти разбила сердце одного молодого малаго, четыре года тому назадъ", Филиппъ сказалъ со смѣхомъ, показавшимся Мабель очень циничнымъ:-- Хорошо, что ребенокъ умеръ. Такія женщины недостойны быть матерями.-- Она бросила за него робкій взглядъ и увидѣла въ его глазахъ то, о чемъ онъ намекалъ, говоря, что несчастіе "закалило" его.
Мабель была довольна грустно въ этотъ день, такъ какъ черезъ два дня должна была возвратиться въ Иркфордъ. Анджела написала нѣсколько очень сердитыхъ писемъ, въ которыхъ бранила Мабель за ея себялюбіе, прибавляя, что если она вскорѣ не вернется, ей, Анджелѣ, придется пріѣхать въ Фаульгавенъ и нанять тамъ квартеру. Письма эти Мабель показала Грэсъ, а Грэсъ предательски сообщила содержаніе ихъ Филиппу, который на это сказалъ:
-- Боже милосердый! Неужели она воображаетъ, что вѣчно можетъ держать Мабель пришитой къ своей юбкѣ? Что-жъ она будетъ дѣлать, когда дѣвочка выйдетъ замужъ?
-- Это въ значительной мірѣ будетъ зависѣть отъ того, за кого дѣвочка выйдетъ,-- серіозно отвѣчала его сестра, пристально глядя на него, не замѣчая, что онъ на нее не смотритъ. Когда онъ, наконецъ, встрѣтился съ нею глазами, Грэсъ засмѣялась, Филиппъ также засмѣялся, причемъ миссъ Массей назвала его шутомъ и ушла очень довольная собою, имъ и всей вселенной.
Насталъ канунъ того дня, въ который Мабель должна была ѣхать въ Иркфордъ. Она, Филиппъ и Грэсъ задумали послѣднюю поѣздку съ докторомъ Джонсономъ въ фаэтонѣ, въ прекрасный старый лѣсъ, откуда они могли пробраться въ самому берегу моря и расположиться подъ нависшими большими скалами,-- въ мѣстности почти неизвѣстной, мало-посѣщаемой, въ которой Мабель давно жаждала побывать.
Былъ сентябрь, но жара была сильная -- было почти душно; море и небо были окутаны туманомъ, когда трое будущихъ путешественниковъ сошлись въ завтраку. Старшіе давно покончили съ трапезой: мистеръ Массей, отецъ, около половины восьмого отправился въ поле, а мистриссъ Массей находилась въ кухнѣ, наблюдая за служанками, приготовлявшими нѣчто очень вкусное, что должно было явиться за ужиномъ.
-- Письмо!-- сказалъ Филиппъ, входя послѣднимъ, цѣлуя сестру и взявъ въ руки голубой конвертъ, надписанный на его имя.
-- Здравствуйте, Мабель,-- прибавилъ онъ, такъ какъ Грэсъ, также какъ и онъ самъ, догадались, что "миссъ Ферфексъ" звучитъ неестественно, и Филиппъ подчинился обстоятельствамъ, требовавшимъ, чтобы онъ называлъ миссъ Ферфексъ "Мабель", тогда какъ Мабель подчинилась непріятной методѣ не называть Филиппа иначе вагъ "вы". Онъ читалъ свое письмо, пока Грэсъ сѣтовала за то, что Мабель необходимо выѣхать на другой день, рано утромъ, и выражала желаніе, чтобъ ей не пришлось совершить одной такой длинный путь, какъ вдругъ Филиппъ, сложивъ свое письмо и потянувшись за яйцомъ, замѣтилъ искусно поддѣланныхъ положительнымъ тономъ:
-- Мнѣ самому придется немедленно ѣхать въ Иркфордъ, я могу также благополучію выѣхать завтра, какъ и послѣ завтра, тогда у Мабель будетъ провожатый.-- Грэсъ бросала на него быстрый взглядъ, Мабель вспыхнула, а первая сказала:
-- Право! Еслибъ вы могла устроить, чтобы ѣхать вмѣстѣ; это было бы отлично. Зачѣмъ тебѣ нужно въ Иркфордъ, Филиппъ?
-- Вотъ письмо отъ мистера Старки. По правдѣ сказать, ужъ нѣсколько дней какъ я его жду. Они открываютъ отдѣленіе въ Брэдфордѣ, и мнѣ намекнули, что, вѣроятно, должность управляющаго будетъ предложена мнѣ; такъ что это письмо, собственно говоря, не сюрпризъ; но я знаю, что Мабель любитъ имѣть со мной какъ можно меньше дѣла, а потому я рѣшилъ не огорчать ее мыслью о нашемъ совмѣстномъ путешествіи, если это не окажется положительно необходимымъ.
-- Что вы хотите сказать?-- начала-было Мабель, но Грэсъ прервала ее словами:
-- Филиппъ, тебя слѣдуетъ поздравить, не правда ли? Вѣдь это очень хорошо?
-- Это, во всякомъ случаѣ, будетъ очень недурно, и это очень быстрое повышеніе.
-- Но вѣдь за то, ты вынесъ невыразимыя лишенія и пр.
-- И въ Брэдфордѣ можетъ быть очень скучно,-- прибавилъ онъ.
-- Вотъ нашелъ, о чемъ думать! Отчего ты его не поздравишь, Мабель? Развѣ ты не видишь, что онъ этого отъ тебя ждегь?
-- Неужели? Поздравляю васъ отъ души. Я очень рада.
-- Если вы рады, я очень доволенъ, хотя съ вашей стороны, повидимому, требуется большое усиліе, чтобы произнести приличную случаю рѣчь,-- нелюбезно сказалъ Филиппъ.-- Но, принимая во вниманіе завтрашнее путешествіе, я болѣе этого вопроса касаться не буду.
Мабель не могла отвѣчать на приставанія Филиппа, ни, по своему обыкновенію, искусно отпарировать ихъ. Она испытывала непріятное ощущеніе человѣка, который бродитъ въ потьмахъ. Она желала, чтобы Грэсъ не смотрѣла на нее такъ упорно, чтобъ Филиппъ не говорилъ такъ настойчиво о завтрашнемъ путешествіи. А больше всего она желала, но вмѣстѣ съ тѣмъ и не желала, чтобъ это ужасное путешествіе прошло благополучно.
Вскорѣ послѣ завтрака фаэтонъ былъ поданъ къ крыльцу, и докторъ Джонсонъ, выступивъ изъ залы, гдѣ онъ дожидался, вызвалъ ихъ всѣхъ, такъ какъ нельзя же было заставить ждать доктора Джонсона. Они всѣ вышли, Мабель и Грэсъ въ свѣтлыхъ шляпахъ съ широкими полями, а Филиппъ въ шляпѣ изъ бѣлой соломы, которую Грэсъ окрестила "австралійской новинкой". Она забрали зонтики, шали, большую корзину съ провизіей, относительно которой Филиппъ рискнулъ спросить:
-- Кто-же все это съѣстъ?
-- Объ этомъ не безпокойся, ставь только корзину,-- сказала Грэсъ,-- а когда мы вернемся, надѣюсь, что твой румянецъ тебя не выдастъ, если мама спроситъ, довольно ли у насъ было провіанту. Теперь мы, кажется, готовы.
Прощальный знакъ рукою; ласковое: "веселитесь, дѣтки! Ужинъ въ девять, не опоздайте", сказанное мистриссъ Массей,-- и экипажъ медленно покатилъ со двора.
Они провели длинный и чудный день въ лѣсу и на песчаномъ морскомъ берету; въ разстояніи многихъ миль отъ всякаго человѣческаго жилья, подъ сѣнью мрачныхъ, хмурыхъ скалъ, вокругъ которыхъ вѣчно шумѣло море въ своемъ одинокомъ величіи. Песокъ этотъ былъ желтый, твердый; скалы изобиловали странными ископаемыми и камешками; между ними виднѣлись точно хрустальные озерки, съ гладкой, какъ зеркало, поверхностью, отражавшія небо, усѣянныя дивными морскими анемонами, окаймленныя водорослями волшебной красоты, всѣхъ цвѣтовъ и всѣхъ родовъ, среди нихъ бѣгали микроскопическіе сѣрые крабы, и другія мелкія морскія животныя, съ болѣе мудреными названіями, которыхъ распознать не такъ легко.
-- Здѣсь хорошо, какъ на небѣ,-- сказала Мабель, которая дошла съ Филиппомъ до самой воды, тогда вамъ Грэсъ сидѣла вдали на камняхъ и кормила доктора Джонсона.
Филиппъ и Мабель стояли у самыхъ пѣнящихся, бѣлыхъ волнъ, смотрѣли на море, окруженные, на пространствѣ многихъ миль, песками. Въ югу, въ туманной дали, можно было различить двѣ каменныя, фаульгавенскія плотины съ маяками, и аббатство возвышавшееся мрачнѣе чѣмъ когда-либо; къ сѣверу пески оканчивались стѣною хмурыхъ, почти черныхъ скалъ. Воздухъ былъ чистъ, живителенъ; опьяняюще дѣйствовалъ онъ своей мягкой свѣжестью. Не было видно и признаковъ присутствія человѣческихъ существъ, кромѣ ихъ самихъ.
-- Неужели эти волны также шумятъ, когда здѣсь нѣтъ никого, кто бы прислушивался къ ихъ шуму?-- задумчиво спросила Мабель.
-- Это интересный научный вопросъ, на который я отвѣтить не въ состояніе; по поводу его можно было бы написать стихи. Вамъ слѣдовало бы прочесть описаніе страшныхъ изверженій, которыя постоянно происходятъ на планетѣ Сатурнъ; то такія изверженія, какихъ мы себѣ и представить не можемъ, и никто ихъ не слышитъ. Помню, что мысль эта поразила меня, когда я въ первый разъ читалъ объ этомъ.
-- Право!-- сказала Мабель, повернувъ голову и замѣтивъ Грэсъ, которая дѣлала имъ знаки.
Они подошли въ ней, и она объявила, что пора возвращаться.