-- Лесиха! Лесиха! -- слышен голос какого-то косаря с опушки леса.
Лесиха встала, приложила козырьком руку к глазам, всматриваясь вдаль.
-- Не видите, что ли, ваши три коровы в овсах! -- продолжал голос.
Из леса долетали вскрики и визгливое пенье Василя:
Ой, там на горбочку
Сидiв дiдько в черепочку,
А ми його не пiзнали...
Гей...
(это "гей" тянулось бесконечно долго),
мати ж моя, мати,
Пусти мене погуляти...
Го-о-о-а-усподи, воззвах тебi, услишя м'я!.. *
* Ой, там на пригорке
Сидел черт в черепке,
А мы его не узнали... Гей...
...мать моя, мать,
Пусти меня погулять... (укр.).
Господи, воззвах тебе, услыши мя! (церк.-слав.).
-- Ах, чертово отродье! Снова напаскудил! Чтоб ты все печенки из себя выкричал! Василь, гей! Василь, гей! Черти бы тебя разорвали! Болван этакий, гей! Не видишь, что ли,-- коровы в овсах, а? Лопнули бы твои глазищи, черт проклятый!
-- Господи, помило-о-оуй! -- слышался ответ из леса. И это "лой" тянулось снова очень долго и пропало наконец где-то в далеком темном лесу.
-- Горлопан, а Горлопан! -- закричал снова косарь с опушки леса.-- Что ж ты не выгонишь коров с поля? Расперло бы тебя, как Бачинскую гору, черт!
-- Ой дуду-ду-ду-ду-ду, за волами я иду! -- заливался Василь в лесу.
Косарь, видно, потерял терпение, подхватил косу на плечо и побежал сам выгонять коров из овса. Загнав их в лес, он исчез вместе с ними в густой зелени.
Через несколько минут послышался крик и рев Василя.
-- Вот так! Вот так! -- приговаривала Лесиха, снова наклонившись над жнивьем.-- Пусть с него там хоть три шкуры спустят, слова не скажу! Скотину паси, а не горлань!
Вечерело. Солнце закатилось за синие горы. Мгла опустилась на луга и клубилась все шире и шире густым сизым туманом. Из мглы, словно ребенок из-под теплой перины, отозвались коростели. Перекликались перепелки во ржи.
С мочажин повеяло теплом и запахом озерной купавки и татарника. Хорошо и легко становилось на сердце.
Наши жницы дожали нивку, остановились, расправили плечи и глубоко вздохнули.
-- Славный денек будет завтра,-- проговорила Лесиха несколько ласковей, чем обычно.-- Благодарение богу, управились таки сегодня. Завтра нужно будет ячмень на Базарище начать.
-- Славная ночка будет нынче! -- прошептала Горпина, слегка покраснев, и вздохнула.
Анна улыбнулась ей, но как-то печально, словно сквозь слезы, Она одна знала тайну девичьего сердца Горпины, зналла о ее любви к пригожему чернобровому парубку Дмитру Грому.
-- Ну, что стоите! Анна! Собирай траву, коровам отнесем! А ты, девка, беги телят поить! Ну, живей!
Анна сразу молча взялась за работу, охотней, чем всегда. Удивительная сила заключена в одном ласковом слове! Горпина вприпрыжку, напевая, побежала домой, а старая Лесиха, положив серп на голову, острием к платку, и взвалив себе на плечо первый сноп, гордо пошла за нею. Последней пришла домой Анна, неся на плечах большую охапку свежей душистой и цветистой травы. Коровы уже ждали ее и, увидев свой обычный ужин, замычали от радости и столпились у ворот сарая, ожидая, когда придет черед каждой из них войти туда, поесть вкусной травы и отдать в чистый подойник свой дневной запас молока.