О подчинении Кренкбиля законам Республики
К огда Кренкбиля снова отвели в тюрьму, он сел на прикованный к стене табурет в состоянии восторженного удивления. Он сам толком не знал, ошиблись ли судьи или были правы. Сокровенные слабости суда были скрыты от Кренкбиля величием судопроизводства. Он не мог поверить, что прав был он, а не судьи, которых он не понимал: он не мог постичь, что в такой прекрасной церемонии не все было ладно. Ибо, никогда не бывая ни в церкви, ни в Елисейском дворце, он во всю свою жизнь не видел ничего прекраснее суда исправительной полиции. Он хорошо знал, что не кричал: "Смерть коровам!" И так как он был осужден на две недели тюрьмы за то, что крикнул эти слова, -- это казалось ему высшей тайной, одним из тех догматов религии, которые верующие исповедуют, не понимая их,-- ослепительным, загадочным откровением, вызывающим благоговение и ужас.
Этот несчастный старик признавал себя виновным в том, что таинственным образом оскорбил полицейского No 64, подобно мальчугану, который на уроке закона божия признает себя виновным в грехопадении Евы. Арест, которому он подвергся, доказывал ему, что он крикнул: "Смерть коровам!" Значит, он действительно крикнул: "Смерть коровам!", но каким-то таинственным образом, неведомым ему самому. Он был перенесен в сверхъестественный мир. Суд над ним был апокалиптическим.
Если он неясно представлял себе, в чем заключалось его преступление, то не менее смутным было его представление о возмездии. Обвинительный приговор казался ему чем-то торжественным, чем-то высшим, священным, ослепительным, что нельзя понять, чего нельзя оспаривать, чем нельзя хвалиться и на что нельзя жаловаться. Если бы он увидел в этот час председателя Буриша с сиянием вокруг головы, спускающимся на белых крыльях через разверзшийся потолок, то не был бы поражен этим новым проявлением судейской славы. Он подумал бы только: "Мое дело все еще продолжается".
На следующий день адвокат пришел навестить его.
-- Ну, старина, вы не очень плохо себя чувствуете? Не падайте духом! Две недели пролетят незаметно. Вам не на что особенно жаловаться.
-- Что и говорить, -- это очень обходительные, очень вежливые господа; ни одного грубого слова не скажут. Прямо не верится. А служивый-то надел белые перчатки Вы заметили ?
-- Если взвесить все, то вы; хорошо сделали что сознались.
-- Возможно.
-- Кренкбиль, я принес вам хорошую новость: один благотворитель, которого мне удалось заинтересовать вашим положением, вручил мне для вас пятьдесят франков для уплаты штрафа, к которому вы присуждены
-- Когда же вы мне их отдадите?
-- Они будут внесены в канцелярию суда. Не беспокойтесь.
-- Все равно. Я все-таки очень благодарен этому господину.
И Кренкбиль в раздумье пробормотал:
-- Со мной творится что-то необыкновенное! |
-- Не преувеличивайте, Кренкбиль. То, что случилось с вами, бывает вовсе не редко.
-- Не можете ли вы сказать мне, куда они дели мою тележку?
