Последствия
С тарик шел, бормоча:
-- Право, это самая последняя потаскушка. Другой такой днем с огнем не сыщешь.
Но в глубине души он сознавал, что упрекнул ее не за это. Он не презирал ее за то, чем она была. Скорей он уважал ее, зная, что она бережлива и степенна, В былое время они любили покалякать друг с другом. Она рассказывала ему о своих родителях, живших в деревне. И они строили одни и те же планы, мечтая о том, как будут копаться в садике и разводить кур. Это была хорошая покупательница. И когда он увидел, что она покупает капусту у молокососа Мартена, прощелыги, проходимца, -- его точно обухом хватили; когда же он заметил, что она с презрением отворачивается от него, кровь бросилась ему в голову, и тогда удержу не стало.
Хуже всего то, что не она одна обращалась с ним, как с паршивой собакой. Никто не хотел его больше знать. Все: г-жа Лор, г-жа Куэнтро -- булочница, г-жа Байяр из "Ангела-хранителя" -- презирали и отвергали его. Короче говоря, -- все общество.
Значит, из-за того, что он отсидел две недели в кутузке, он уж не годится даже пореем торговать? Разве это справедливо? Разве не бессмыслица заставлять подыхать с голоду честного человека только потому, что он не поладил с полицейскими обормотами? Если он не может больше торговать зеленью, то ему остается только подохнуть.
Подобно плохо выдержанному вину, Кренкбиль скис. После обмена любезностями с г-жой Лор он теперь никому спуску не давал. Ни с того, ни с сего выкладывал он своим покупательницам все что о них думал, без обиняков и, разумеется, не стесняясь в выражениях. Стоило им замешкаться, выбирая товар, как он уже без церемонии называл их пустомелями, у которых гроша ломаного нет за, душой; в кабачке он также отчаянно ругался с собутыльниками. Его приятель, торговец каштанами, не мог узнать его и говорил, что этот проклятый Кренкбиль стал настоящим дикобразом. Что правда, то правда: он сделался грубияном, задирой, ругателем, горлопаном. Дело в том, что, находя общество несовершенным, он не мог с такой же легкостью, как профессор Школы моральных и политических наук, выразить бродившие в нем идеи относительна язв общественного строя и необходимых реформ, так как мысли в его голове возникали беспорядочно и непоследовательно.
Несчастье сделало его несправедливым. Он срывал злобу и на тех, кто не хотел ему зла, -- порой на более слабых, чем он. Как-то он закатил пощечину Альфонсу, сынишке виноторговца, за то, что тот спросил, хорошо ли сидеть в тюрьме. Он дал ему оплеуху и сказал:
-- Паршивец! Сидеть в тюрьме надо бы твоему отцу, вместо того, чтобы богатеть, продавая отраву.
Этот поступок и эти слова не делали ему чести, ибо, как справедливо заметил ему торговец каштанами, не следует бить ребенка и попрекать его отцом, которого он не выбирал.
Кренкбиль запил. Чем меньше он выручал денег, тем больше пил водки. Раньше бережливый и трезвый, Кренкбиль сам дивился этой перемене.
-- Я никогда не бражничал, -- говорил он. -- Должно быть, под старость дуреешь.
Иногда он строго осуждал себя за беспутство и лень:
-- Эх, старина, ни на черта ты больше не годен!
Порой он сам себя обманывал, доказывая, что без выпивки никак не обойтись:
-- Надобно время от времени опрокидывать стаканчик, чтобы подкрепиться и освежиться. Право, у меня все нутро горит. Выпьешь --и легче станет.
Часто случалось, что он пропускал утренние торги и доставал только порченый товар, который ему отпускали в кредит. Однажды, чувствуя слабость в ногах и полнейшую апатию, он и вовсе не вывез тележку из сарая и весь день слонялся вокруг лотка Розы, торговки потрохами, и перед всеми кабачками Центрального рынка. Вечером, сидя на корзине, он задумался и осознал свое поведение. Он вспомнил свою былую силу и прежнюю работу, долгий, утомительный труд и удачные выручки, бесконечную вереницу дней, похожих один на другой и полных забот, ожидание перед рассветом на мостовой Центрального рынка, открытия торгов, охапки овощей, которые он искусно раскладывал в тележке, чашку черного кофе у тетки Теодоры, проглатываемую залпом на ходу, прежде чем крепко взяться за оглобли; вспомнил свой крик, пронзительный, как пение петуха, прорезавший утренний воздух, ходьбу по людным улицам, всю свою честную и тяжелую жизнь человека-лошади, который в продолжение полувека развозил на катящемся лотке свежую жатву огородов горожанам, измученным бессонными ночами и заботами. И Кренкбиль вздохнул, качая головой.
-- Нет уж у меня той бодрости, какая была раньше. Мне -- крышка! Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить. И потом, с тех пор как меня судили, нрав у меня переменился. Другим человеком я стал; вот что!
В конце концов, он совсем опустился. Человек в таком состоянии то же, что человек, который упал и не в силах подняться: все прохожие топчут его.
