Поль среди Индусовъ.
На одной изъ большихъ индійскихъ желѣзныхъ дорогъ заканчивалась постройка боковой вѣтви. Среди инженеровъ, производившихъ работы, находился одинъ изъ полукровныхъ туземцевъ. Лицо у него было темное и дикое. Онъ ходилъ въ грязныхъ лохмотьяхъ, хотя носилъ европейскую одежду. Жилище его походило болѣе на европейскую лачугу, чѣмъ на домъ мѣстной постройки. Онъ держалъ огромную англійскую дворнягу и очень гордился тѣмъ, что не былъ чистокровнымъ индусомъ. Онъ былъ поставленъ надсмотрщикомъ надъ пятью стами кули, или чернорабочихъ которые неторопливо работали на постройкѣ дороги. Трудно было найти болѣе жестокаго человѣка, а такъ какъ правительство обыкновенно поддерживало строгую дисциплину среди своихъ подчиненныхъ, то оно особенно дорожило этимъ надсмотрщикомъ-метисомъ, свирѣпствовавшимъ надъ несчастными мущинами и женщинами изъ простонародья, работавшими на постройкѣ подъ его надзоромъ и котораго они боялись пуще даже своихъ боговъ.
Никто не дерзалъ подходить даже близко къ его лачугѣ, вслѣдствіе чего онъ у себя на дому пользовался полной свободой дѣйствій, безъ опасенія нескромныхъ свидѣтелей; дворняга же его былъ еще свирѣпѣе хозяина. Онъ жилъ вмѣстѣ съ сестрою и со старухой матерью индуской, которая слыла колдуньей и зарабатывала деньги ворожбой, наводя ужасъ на всѣхъ окружающихъ. Взглядъ ея глазъ изъ подъ нависшихъ бровей, торчавшихъ пучками, былъ прямо пронизывающій. Покатый лобъ ея окаймленъ былъ сѣдыми, всклокоченными волосами. Длинный, крючковатый носъ, надъ ввалившимся, беззубымъ ртомъ, почти сходился съ острымъ подбородкомъ, усѣяннымъ пучками жесткихъ, колючихъ какъ у дикобраза, щетинъ. Между бѣднымъ людомъ, работавшимъ на дорогѣ, упорно держалось мнѣніе, что надсмотрщикъ съ матерью были очень богаты и что во многихъ потаенныхъ мѣстахъ въ Индіи у нихъ зарыто много золота и серебра, но всѣмъ также было извѣстно, что во всей странѣ не было человѣка болѣе него падкаго къ наживѣ и менѣе разборчиваго въ средствахъ. Съ этою же цѣлью старуха старалась придать себѣ тотъ отталкивающій видъ, подъ которымъ она слыла колдуньей и ворожеей.
Около мѣсяца тому назадъ въ этой семьѣ неожиданно появился новый членъ ея -- странное, маленькое существо, очень нѣжнаго сложенія, съ блѣднымъ личикомъ, большими голубыми глазами и длинными, вьющимися волосами.
Этотъ новый пришелецъ, отличавшійся, какъ небо отъ земли, отъ окружавшихъ его людей, былъ Поль Клейтонъ, хотя сказать, кто такой былъ Поль Клейтонъ, мальчикъ съ голубыми глазками и каштановыми волосами никакъ не могъ. Онъ не помнилъ ни родимаго домика въ Беверлеѣ, ни того ребенка, который жилъ въ этомъ домикѣ и назывался Полемъ Клейтонъ.
У него было смутное чувство, усиливавшееся съ каждымъ днемъ, что все окружавшее его, начиная отъ людей и кончая имъ самимъ, не было настоящею дѣйствительностью; что онъ не былъ тѣмъ, что они говорили. Онъ помнилъ только одно -- что былъ очень боленъ и что все, окружавшее его теперь, отличалось отъ привычныхъ ему картинъ, но онъ не могъ дать себѣ яснаго отчета, во снѣ или на яву продолжаетъ онъ жить, и на сколько воспоминанія изъ прежней его жизни были дѣйствительны или составляли лишь часть его бреда. Ему казалось даже, что онъ разучился говорить. Когда онъ пытался излагать свои мысли, они были такъ безсвязны, что онъ не могъ привести ихъ въ порядокъ, да и слова совершенно не вязались съ мыслями. Оказывалось, что онъ думалъ по англійски, а говорилъ по индусски, и то и другое выходило очень нескладно..
Часто, когда онъ сидѣлъ спокойно на полу въ хижинѣ, онъ старался выпутаться изъ того тяжелаго бреда,-- отъ котораго его увѣряли, что онъ очнулся,-- чтобъ понять, гдѣ онъ находится и кто онъ такой.
Весь разговоръ, который Поль слышалъ теперь кругомъ себя, велся на индусскомъ нарѣчіи, и хотя эти рѣчи звучали очень странно, но тѣмъ не менѣе Поль понималъ ихъ, и то ему казалось, что онъ всегда слышалъ ихъ ранѣе, то, что онъ никогда въ жизни не слыхалъ ихъ. Все окружающее его было такъ необычайно, такъ чуждо, что день за днемъ онъ доходилъ до одуренія, и, наконецъ, съ отчаянія, отказался вникать въ тѣ смутныя ощущенія -- не то бредъ, не то воспоминанія объ исчезнувшемъ счастіи -- которыя преслѣдовали его Изъ памяти его совершенно исчезло впечатлѣніе, какъ въ теченіе пяти недѣль на пароходѣ Родерикъ Деннетъ старался научить его говорить по индусски. Онъ вовсе не могъ припомнить ни Родерика Деннета, ни парохода, все это слилось въ одинъ бредъ, преслѣдовавшій его во время болѣзни, когда ему казалось, что онъ былъ чѣмъ то инымъ, а не маленькимъ нищимъ, который умеръ бы съ голоду, еслибъ надъ нимъ не сжалились старая индусска съ сыномъ и дочерью.
Они-то и разсказали ему все это, и онъ старался вѣрить имъ и быть имъ благодарнымъ, не содрогаться и не трепетать, когда они къ нему подходили. Онъ страстно искалъ, къ кому бы ему привязаться, въ комъ найти защиту, но онъ искалъ, желалъ и мечталъ напрасно. Ему положительно не къ кому было обратиться. Эта мечта преслѣдовала его во снѣ и исчезала при его пробужденіи, такъ что онъ убѣждался все болѣе и болѣе, что это только грезы. Единственное что еще возвращало его къ воспоминанію прошлаго, были его длинные, каштановые волосы. Теперь никто не расчесывалъ ихъ, и они свалялись у него въ войлокъ; но иногда непокорная прядка отдѣлялась и спускалась ему на глаза, и тогда вдругъ прошлое яснѣе вырисовывалось передъ нимъ изъ тумана. Ему чудилось, что онъ ощущаетъ любимую руку -- такую же бѣлую, какъ у него самого -- которая гладитъ этотъ локончикъ; и онъ все старался спускать себѣ на лобъ эту прядку и улыбался, глядя на нее, и чувствовалъ, какъ радостно его бѣдное сердечко бьется отъ воображаемаго прикосновенія этой дорогой руки.
Старая вѣдьма не разъ заставала его въ такомъ блаженномъ настроеніи, но видъ этой тихой радости вызывалъ въ ней только злобное чувство. Будучи сама лишена всего, что она раньше считала счастьемъ, она хотѣла и другихъ лишить всякой радости, поэтому она рѣшила обстричь мальчику волосы на столько коротко, чтобъ онъ не могъ видѣть ихъ.
Она вызвала его изъ дому на открытый воздухъ и усѣлась на грубый стулъ. Такое положеніе было очень для нея неудобно, такъ какъ она привыкла, согласно обычаю всѣхъ индусскихъ женщинъ, сидѣть на землѣ; но теперь ей нужно было достать голову мальчика и находится на одномъ съ нимъ уровнѣ, чтобъ несмотря на его сопротивленіе, привести въ исполненіе свое намѣреніе.
Усѣвшись хорошенько и поставивъ маленькаго Поля передъ собой, она поймала его голову и грубо запустивъ лѣвую руку въ его густые волосы, правою взмахнула длинными ножницами и съ дьявольскою улыбкою, сказала:
-- Ну, теперь мы тебя, голубчикъ, обкарнаемъ.
Вскрикнувъ отъ страха, Поль ухватился за прядку, спускавшуюся ему на лобъ, и крѣпко зажалъ ее дрожащими руками.
Старая вѣдьма щелкнула его по суставамъ и съ притворнымъ смѣхомъ принялась за свою работу. Чикъ! чикъ, чикъ! заходили желѣзныя ножницы, дергая его волосы при каждомъ движеніи. И все время бѣдныя рученки все крѣпче и крѣпче сжимали дорогую прядку. Волосы съ затылка были уже всѣ сняты и черезъ минуту должна была наступить борьба изъ за остальныхъ волосъ, когда изъ-за угла показалась фигура свирѣпаго надсмотрщика, съ трубкою въ зубахъ и засученныхъ по колѣна штанахъ.
Поль не ожидалъ его заступничества; но желая спасти эту прядку волосъ, которая давала ему такія свѣтлыя, радостныя видѣнія, воспоминанія счастья, котораго онъ не могъ даже теперь вполнѣ понимать, онъ рѣшился сдѣлать все возможное, чтобъ отстоять ее.
Умоляющій взглядъ сверкнулъ въ голубыхъ глазахъ его, когда онъ поднялъ ихъ на строгаго надсмотрщика, но онъ снова опустилъ ихъ и затрясся всѣмъ тѣломъ, потому что въ жизни своей бѣдному маленькому Полю не приходилось встрѣчать такого свирѣпаго лица. Глаза были у него на выкатѣ, а бѣлые зубы ярко блестѣли изъ за черныхъ губъ и бороды.
-- Что ты затѣяла, чортова кукла?-- вскричалъ онъ въ бѣшенствѣ.
-- Занимаюсь своимъ ремесломъ. Волосъ цѣнится дорого на рынкѣ, -- отвѣчала она, ослабляя однако свои желѣзные когти.
-- Развѣ я не поклялся цѣлостью волосъ на головѣ его!-- сказалъ онъ.
-- Они опять скоро отростутъ,-- отвѣчала старая вѣдьма, и рука ея снова опустилась на волосы Поля, но сынъ ея кинулся впередъ
-- Руки прочь!-- воскликнулъ онъ.
-- Въ хорошемъ ты нынче духѣ,-- замѣтила она съ усмѣшкой.-- Голову даю на отсѣченіе, что ты сегодня проигралъ стоимость своей трубки въ какой-нибудь игрѣ.
-- Что было -- то было;-- отвѣчалъ онъ.-- Не въ томъ дѣлѣ -- погоня напала на слѣдъ мальченка. Люди уже въ Бомбеѣ. Они ищутъ по новой вѣткѣ, среди старыхъ товарищей Деннета по постройкѣ.
-- Эхма!-- воскликнула старуха, вскакивая на ноги, и стряхнувъ на землю волосы, которые собиралась продавать на базарѣ за дорогую цѣну, неистово стала затаптывать ихъ ногами.-- Чтобъ имъ подавиться грязью!-- кричала она.-- Чтобъ имъ ни дна, ни покрышки! Чтобъ съѣли ихъ черви, и нищіе наплевали имъ въ бороду!
-- Замолчи!-- свирѣпо крикнулъ надсмотрщикъ.-- Ты неужто думаешь, что языкомъ своимъ остановишь англійскую полицію, если она явится сюда искать мальченка.
-- Какъ, явится сюда!-- зарычала старуха.-- Да чтобъ вѣтромъ поломало имъ кости, раньше чѣмъ переступятъ они нашъ порогъ!-- Чтобъ лопнули глаза ихъ, сгнили языки у нихъ во рту! Никогда этому не бывать! Будь проклятъ поганый ребенокъ! Никогда имъ не войти въ этотъ дворецъ...
-- Полно, полно! Прибереги свою ругань для нищихъ. Я надумалъ кое-что другое. Если я провалюсь, провалится со мной и Деннетъ,-- процѣдилъ надсмотрщикъ.-- Сегодня же до вечера онъ узнаетъ обо всемъ. Но если онъ забрыкается и заартачится, я заявлюсь и предложу выкупъ мальчика за хорошую сумму.
Старая вѣдьма чуть не задохлась, сдерживая глухой, прерывистый смѣхъ, такъ что Поль съ ужасомъ уставился на нее, полагая, что съ нею дурно.
-- А ты разобралъ что ли, что онъ говорилъ мнѣ?-- яростно спросила она Поля.
Поль задрожалъ отъ испуга. Онъ не могъ вполнѣ разобрать ихъ разговора, но инстинктивно понималъ, что дѣло касается его. Ему и въ голову не приходило солгать старухѣ, такъ непривычна была ему ложь; но въ страхѣ и отчаяніи онъ растерянно смотрѣлъ на нее, отрицательно мотая головой.
-- Будто можно добиться правды отъ ребенка, запугавъ его до полусмерти и ошеломивъ руганью!-- закричалъ на нее сынъ.--Нечего опасаться! Онъ и такъ ужъ совсѣмъ полоумный: Деннетъ постарался навсегда лишить его разсудка, спаивая мальчишку опіумомъ и тому подобными снадобьями
-- Какъ бы намъ отъ него отдѣлаться на время?-- спросила старуха.
-- Дондарамъ возьметъ его, -- отвѣчалъ надсмотрщикъ, осклабляясь.-- Я далъ ему нынче утромъ сотню рупій и посулилъ столько же за хорошее помѣщеніе ребенка. Я уже потребовалъ съ Деннета пятьдесятъ за такую штуку.
-- Изрядно, изрядно обдѣлываешь дѣлишки,-- пробормотала старуха.
-- Ну, ладно, я честно заработалъ ихъ,-- отвѣчалъ онъ, закуривая трубку.-- Одѣньте мальченка въ хорошую одежду,-- не въ самую лучшую, но изъ хорошихъ, а остальную завяжите въ узелокъ. Только, смотри ты у меня, не утяни чего изъ чемодана, чтобъ спрятать подъ свой тюфякъ. Потому что Деннета не проведешь, онъ самъ пройдоха -- все пронюхаетъ,-- и сдай узелъ и мальченка сестрѣ, когда она вечеромъ пойдетъ гулять по базару. На углу Бумала, близь колодца, около фруктовой лавки Триммала, она увидитъ Дондарама. Пусть пошлетъ она мальчика въ лавку купить фруктовъ, а сама оставивъ узелъ съ платьемъ у ногъ Дондарама, скроется въ толпѣ, и поминай какъ звали!
Странное ощущеніе испыталъ Поль, когда его одѣли въ красивое и чистое платье. Точно лучъ весенняго солнца передъ закатомъ прорывается изъ-за густыхъ тучъ, изъ которыхъ дождь лилъ безпрерывно въ теченіе цѣлаго дня. Можно находиться въ домѣ и не видать солнечнаго луча, тѣмъ не менѣе, чувствуется, что гроза миновала, и радостный свѣтъ золотитъ всѣ предметы и наполняетъ душу весельемъ и бодростью. Это происходитъ безсознательно, и Поль не могъ сказать, почему онъ чувствовалъ себя счастливѣе, точно также какъ не съумѣлъ бы онъ объяснить причины, почему хорошая одежда была гораздо для него привычнѣе отрепій, въ которыхъ его держали. Онъ ничего не могъ объяснить, но чувствовалъ себя счастливѣе и не смѣлъ проявлять своей радости, боясь, какъ бы старая вѣдьма не отняла бы у него этого счастья. Онъ твердилъ себѣ имя "Дондарамъ". Это было лицо, которое будетъ отнынѣ заботиться о немъ, и въ воображеніи его новая одежда и возбужденныя ею пріятныя ощущенія сливались воедино съ этимъ именемъ и съ человѣкомъ, носившемъ его. И Поль не могъ дождаться минуты, когда сестра надсмотрщика поведетъ его на базаръ. Въ то же время онъ не могъ дать себѣ отчета, что такое базаръ, такъ какъ ему казалось, что никогда еще въ жизни онъ не отходилъ отъ хижины далѣе двухъ шаговъ. Но ему теперь ни до чего не было дѣла, лишь бы увидать скорѣе Дондарама.
Вскорѣ послѣ заката взошла луна, и молодая дѣвушка взяла его съ собою и повела на базаръ.
Все казалось Полю новымъ и необычайнымъ, начиная отъ старыхъ улицъ, по которымъ они шли, и кончая оживленной толпой, до которой они скоро добрались; а между тѣмъ ему смутно припоминалось, что онъ уже когда-то все это видѣлъ. Онъ недоумѣвалъ, не сонъ ли это? Мужчины не носили такой одежды и шляпы, какъ надсмотрщикъ: многіе были наги по поясъ и только отъ пояса до колѣнъ тѣло ихъ было обернуто легкимъ кускомъ ткани. У нѣкоторыхъ же на плечи были свободно накинуты плащи. Вмѣсто шляпъ голова была у нихъ обмотана кусками тканей, на разные лады.
Одежда женщинъ была самая разнообразная: иныя съ головы до могъ были окутаны легкими покрывалами, между складками которыхъ оставлена была лишь небольшая щель для одного глаза; другія же были почти совсѣмъ голыя. Многія украшали себѣ ноги и руки серебряными кольцами и разноцвѣтными стеклянными бусами. У иныхъ громадныя кольца были продѣты въ носъ, въ уши, и всѣ пальцы рукъ и ногъ унизаны были серебряными кольцами.
Поль не чувствовалъ никакой усталости, и они скоро добрались до угла близь колодца, гдѣ полуголый туземецъ сидѣлъ за нѣсколькими корзинами, наполненными фруктами. На самомъ же углу стоялъ, погруженный въ думы, высокій мужчина. Молодая спутница Поля остановилась на мгновеніе, и не глядя на этого человѣка, опустила узелъ къ ногамъ его и отошла въ сторону. Поль инстинктивно понялъ, что это должно было обозначать. Онъ не могъ бы объяснить этого словами, но ощущеніе счастья, давно имъ не испытанное, охватило его, и онъ нисколько не удивился, когда дѣвушка велѣла ему подойти къ торговцу фруктами, чтобъ спросить у него цѣну дынямъ, разложеннымъ передъ нимъ въ корзинахъ.
Въ послѣднюю минуту, прежде чѣмъ разстаться со своей спутницей, Поль остановился въ нерѣшимости. Ему предстояло порвать со всѣмъ, что было ему нѣсколько знакомо, и онъ смутно чувствовалъ, что больше никогда сюда не вернется и что онъ долженъ отправиться съ этимъ молчаливымъ человѣкомъ, который стоялъ тутъ на углу. Онъ обернулся и взглянулъ на него. Въ выраженіи лица его была какая то нѣжность. Оно, по меньшей мѣрѣ, такъ отличалось отъ лицъ, окружавшихъ его за послѣднее время, что маленькій Поль, отойдя отъ своей спутницы, вмѣсто того чтобъ идти къ торговцу фруктами, какъ она его посылала, прямо бросился къ высокому индусу и, протянувъ ему свою бѣленькую ручку, сказалъ на ломанномъ индусскомъ нарѣчіи:
-- Я здѣсь, Дондарамъ, чтобъ уйти отсюда вмѣстѣ съ вами.-- Муни (такъ называютъ въ Индіи жрецовъ или браминовъ) вздрогнулъ, нахмурился на минуту и взглянулъ на крошечную фигурку. Предчувствіе не обмануло Поля, какъ вообще рѣдко ошибаются чистыя души. Какъ только черные глаза индуса встрѣтились съ обращенными къ нему большими синими глазами, при видѣ золотисто-каштановыхъ волосъ, блѣдныхъ щечекъ и крохотной протянутой ручки, складка на лбу разгладилась и вся нѣжность, которую Поль подмѣтилъ въ немъ, вернулась.
Неожиданное обращеніе Поля такъ поразило Дондарама, что онъ растерялся и нахмурился, но это продолжалось одно лишь мгновеніе; онъ взялъ ребенка за руку, поднялъ узелокъ съ земли и сказалъ:
-- Прекрасно, такъ пойдемъ со мною,-- и они пошли вмѣстѣ.
Такъ шли они нѣкоторое время, и Дондарамъ повидимому мало обращалъ вниманія на Поля. Тотъ подумалъ, что онъ совсѣмъ забылъ объ его существованіи, и тѣснѣе прижался къ его рукѣ. Движеніе это обратило вниманіе муни, и взглянувъ на него, онъ ласково спросилъ:
-- Ты вѣрно усталъ, дай-ка я понесу тебя.-- Поль не вполнѣ еще понималъ, что онъ говорилъ, но когда сильная рука подняла его на широкое плечо, радость наполнила его дѣтское сердце, и онъ рученкой обнялъ муни за шею -- движеніе, доставившее ему гораздо болѣе удовольствія, чѣмъ все золото, полученное имъ отъ надсмотрщика.
Вскорѣ они свернули изъ освѣщенныхъ улицъ въ темныя аллеи, и тутъ Поль прижался къ Дондараму еще крѣпче. Онъ шелъ теперь крупными шагами и скоро приблизился къ низкой двери, у которой три женщины, одѣтыя почти по-мужски, сидѣли, разговаривая между собою.
-- Стыдно вамъ, дочерямъ Кали! сидѣть тутъ и точить лясы въ такую позднюю пору. Расходитесь-ка по домамъ, да пусть Гунга приготовитъ мнѣ ужинъ, -- сказалъ Дондарамъ.
Гунга послѣдовала за Дондарамомъ, котораго привела въ занимаемую ею комнатку, раздѣленную ширмами на двое, на кухню и спальню.
-- Что это у васъ за спиною?-- спросила Гунга, зажигая маленькую свѣтильню, плавающую по маслу въ кокосовой скорлупѣ, отвернувшись, чтобъ приготовить ужинъ.
-- Это феринги (чужестранецъ) -- отвѣчалъ Дондарамъ.
-- Феринги!-- воскликнула она и подошла посмотрѣть на маленькаго Поля. Ласковая улыбка разлилась по лицу Гунги, когда она посмотрѣла въ усталые голубые глазки ребенка. Она нѣжно прикоснулась къ мягкой щечкѣ и, взглянувъ затѣмъ съ подозрительной улыбкой на Дондарама, сказала:
-- Тутъ должно быть замѣшано золото, иначе благочестивый Дондарамъ не осквернилъ бы себя.
-- Это только ребенокъ, -- пробормоталъ Дондарамъ, -- и во всякомъ случаѣ, это дѣло до тебя не касается. Дай намъ поужинать и устрой намъ постель на ночь. Слыхала-ль ты когда нибудь объ одномъ иностранцѣ Деннетѣ? зовутъ его Родерикъ Деннетъ? Ну, если что о немъ услышишь, слѣди за нимъ Гунга, и пришли мнѣ вѣсточку, а до тѣхъ поръ держи языкъ за зубами.
-- Это я могу; я уже не разъ дѣлала это для васъ,-- весело отвѣчала дѣвушка, скрывшись за одну изъ ширмъ и запѣла молитву. Она состояла жрицей въ одномъ изъ индусскихъ храмовъ -- на обязанности которой лежало пѣніе и пляска во время богослуженія.
Пища, предложенная имъ Гунгой, была самая скромная: она состояла изъ сухой мучной лепешки и чашки молока; но Поль такъ проголодался, что, какъ ему казалось, онъ въ жизни своей не ѣлъ ничего вкуснѣе этого. Онъ былъ очень доволенъ происшедшею съ нимъ перемѣной и ни за что не согласился бы вернуться въ прежнюю обстановку.
Послѣ ужина Гунга бросила на полъ грубую циновку и, полуобернувшись къ Полю, у котораго глаза слипались отъ сна, сказала:
-- Маленькій Феринги если хочетъ, можетъ лечь тамъ на матрасѣ, между мною и маленькою сестрою моей Притой; она спитъ уже мертвымъ сномъ. Тамъ мягче, лучше чѣмъ здѣсь.
Поль посмотрѣлъ на Дондарама, который кивнулъ головой въ знакъ согласія; тогда онъ протянулъ руки въ Гунгѣ; она вскинула его себѣ на плечо съ такою легкостью, какъ будто онъ былъ легче пушинки, хотя сама казалась еще совсѣмъ дѣвочкой.
Она нѣжно поцѣловала его щечку, пока несла его за другія ширмы и бережно уложила на полу на мохнатомъ коврѣ, подложивъ ему подъ голову вмѣсто подушки свою руку, на которой онъ заснулъ, не успѣвъ даже почувствовать, насколько ему здѣсь удобно и хорошо.
Передъ восходомъ солнца онъ былъ разбуженъ маленькой Притой, стоявшей рядомъ съ нимъ на колѣняхъ.
-- Вамъ пора вставать, я васъ умою и причешу волосы, потому что вамъ надо позавтракать и уходить дальше,-- съ грустью сказала она.
-- Я не хочу уходить отсюда,-- произнесъ Поль, рыдая. Но онъ всталъ, и дѣвочка принялась мыть его, какъ никто раньше не мылъ его, на сколько онъ могъ сообразить. Она собрала всѣ ковры, изъ подъ которыхъ показался гладкій каменный полъ. Затѣмъ она принесла кувшинъ съ водой, и раздѣвъ его до нага, стала понемногу поливать его водой и осторожно растирать своей мягкой ручкой. Потомъ вытеревъ его до суха, намазала его тѣло чѣмъ то благовоннымъ, затѣмъ одѣла и причесала его.
-- Мнѣ также вовсе не хочется, чтобъ вы уходили отсюда,-- сказала она,-- но мы должны дѣлать, какъ приказываетъ Дондарамъ; быть можетъ, онъ еще приведетъ васъ сюда обратно. Дондарамъ очень добрый. Онъ никогда не сдѣлаетъ вамъ больно. Но вы вѣдь родились въ Англіи? Давно ли вы въ Индіи?
Маленькая Прита сыпля вопросами, одинъ за другимъ, болтала безъ умолку, между тѣмъ какъ Поль молчалъ не потому, что онъ не понималъ ихъ, но они заставляли его думать, и думать такъ много, что онъ не успѣвалъ отвѣчать. Ему никогда не приходилъ раньше въ голову вопросъ, гдѣ онъ родился, и мысль эта приводила его въ немалое недоумѣніе.
На завтракъ ихъ накормили рисомъ съ молокомъ и, ободренный обѣщаніемъ Дондарама снова вернуться сюда, Поль еще разъ вскарабкался на широкое плечо его, и они покинули гостепріимную комнатку съ низкою дверью. Послѣ непродолжительнаго перехода, они вышли къ широкой рѣкѣ.
Имъ попадались очень мало народу на встрѣчу, пока они шли по направленію къ берегу рѣки; сознавая всю трудность принятой имъ на себя задачи, Дондарамъ старался выйти изъ дому пораньше, чтобы не привлечь на себя ничьего вниманія, поэтому они вышли еще въ сумерки, передъ разсвѣтомъ, когда заря на востокѣ только что начинала окрашивать небо первыми лучами восходящаго солнца.
Выборъ надсмотрщика палъ на Дондарама именно, какъ на человѣка наиболѣе способнаго вывести его изъ затрудненія, но не легко было склонить его на такое рискованное предпріятіе -- болѣе ста рупій пришлось ему дать за то, чтобы скрыть бѣлолицаго ребенка отъ бдительности англійской полиціи. Надсмотрщикъ не смѣлъ и признаться матери, чего стоило ему выпутаться изъ мошенническаго предпріятія, въ которое вовлекъ его Родерикъ Деннетъ, но онъ и самъ не подозрѣвалъ того, что индусскій муни, Дондарамъ согласился на это трудное дѣло, вовсе не изъ за тѣхъ денегъ, которыя были уже даны ему и еще обѣщаны впереди, а что имъ руководило другое, совершенно посторонее этому дѣлу побужденіе.
На берегу рѣки находились десятка два лодочниковъ. Нѣкоторые варили себѣ завтракъ, другіе уже ѣли его. Поль немного испугался при видѣ этихъ грубыхъ, почти голыхъ лодочниковъ, съ гладко-выбритыми головами и оставленными только на самой макушкѣ пучками волосъ. Пучки эти никогда не обрѣзались, но закручивались въ узелъ на маковкѣ. Они пѣли, перекликались, молились, ѣли, готовили пищу въ величайшемъ безпорядкѣ, но когда Поль посмотрѣлъ на человѣка, несшаго его на плечѣ, сравнилъ, на сколько онъ былъ выше и сильнѣе всѣхъ окружающихъ, а главное -- увидалъ, какъ всѣ эти грубые лодочники становились на колѣна и кланялись до земли, когда муни съ нимъ проходили мимо, онъ пересталъ бояться и съ еще большимъ довѣріемъ сталъ относиться къ Дондараму.
-- Что это за вода? опросилъ Поль, когда спутникъ его собирался перенести его на лодку, приготовленную для нихъ.
-- Это священная рѣка Гангъ -- торжественно произнесъ муни, ставя Поля на скамейку, пока онъ съ благоговѣніемъ преклонялся передъ рѣкой.-- Она вытекаетъ прямо изо рта непостижимаго Брамы -- (высшаго божества индусовъ) прибавилъ онъ; при чемъ Поль вздохнулъ глубоко, силясь понять это.
Солнце начинало всходить, когда они сѣли въ лодку. Полю казалось, что онъ никогда еще въ жизни не видалъ лодки, а между тѣмъ, когда они отчалили отъ берега и стали подниматься и опускаться по волнамъ, ему вспомнилось что то знакомое, и онъ не могъ налюбоваться разбѣгающеюся рябью, въ которой ему тоже чудилось что то близкое, слышался знакомый говоръ.
Посреди лодки стояла мачта, къ которой прикрѣпленъ былъ неуклюжій трехугольный парусъ. На кормѣ устроенъ былъ домикъ, со странными окнами и дверями, въ которомъ имъ предстояло ѣсть и спать въ теченіе тѣхъ дней, которые они проплывутъ вверхъ по Гангу и одному изъ его притоковъ, останавливаясь у берега на ночь до слѣдующаго утра,
Пока они плыли вдоль набережной города, на рѣкѣ появилось много лодокъ, и Дондарамъ спустилъ ставни или бамбуковыя шторы у окна, у котораго сидѣлъ Поль, что, однако, не мѣшало смотрѣть ему сквозь нихъ. У самой воды возвышались величественныя башни и зданія. Миновавъ городъ, они снова погрузились въ туманъ, не вполнѣ еще разсѣявшійся надъ рѣкою. Дондарамъ поднялъ опять бамбуковыя шторы, и Поль могъ безпрепятственно высовываться въ окно, для того чтобы любоваться разбѣгающимися отъ лодки волнами, какъ вдругъ вниманіе его было привлечено странными существами, очертанія которыхъ едва можно было различить среди тумана; одни изъ нихъ медленно двигались внизъ и вверхъ, другія неподвижно лежали безобразными кучами вдоль берега.
-- Что это такое?-- спросилъ онъ, испуганно указывая по направленію берега.
-- Крокодилы,-- процѣдилъ Дондарамъ, затѣмъ съ особенной улыбкой прибавилъ:-- Они почитаются у насъ священными животными. Имъ приносятся жертвы, иногда даже бросаютъ въ воду маленькихъ дѣтей на съѣденіе этимъ крокодиламъ.
Поль встрепенулся, поблѣднѣлъ, задрожалъ всѣмъ тѣломъ и вскинулъ глаза на Дондарама. Муни спокойно посмотрѣлъ съ минуту въ голубые глаза ребенка, потомъ съ едва уловимою перемѣною въ выраженіи лица поднялъ руку и сталъ гладить золотисто-каштановые волосы его. Поль крѣпче прижался къ нему. Онъ не боялся, что его бросятъ на съѣденіе крокодиламъ.-- О! пока Дондарамъ съ нимъ, онъ ничего не боится!