Жизнь на рѣкѣ и Индусскій праздникъ.
Они плыли подъ парусами вверхъ по священному Гангу и одному изъ его крупныхъ притоковъ, и Полю казалось, что они удаляются далеко отъ всего, и въ особенности отъ того неизвѣстнаго ему по имени города, гдѣ жили молоденькая Гунга и сестра ея Прита. Съ каждымъ днемъ умъ его постепенно все болѣе и болѣе прояснялся, онъ сталъ понимать многое изъ окружающаго, не прибѣгая къ разспросамъ. Онъ скоро нашелъ путь къ суровому сердцу Дондарама и нисколько не боялся его. Когда проснувшись по утру, онъ заставалъ его на берегу рѣки, погруженнымъ въ неистовую свою молитву, съ сверкающими глазами, при чемъ тѣло его извивалось въ страшныхъ корчахъ, или видѣлъ, какъ онъ зажигалъ на открытыхъ ладоняхъ огонь, протыкалъ все тѣло свое острыми ножами, Поль бѣжалъ прямо къ нему, безстрашно закидывалъ рученки свои вокругъ его шеи, цѣловалъ его и кричалъ: "Остановись! Перестань! Не смѣй этого дѣлать!". Лодочники, которые скорѣе дали бы руку на отсѣченіе, чѣмъ дерзнули бы помѣшать его молитвѣ, съ ужасомъ смотрѣли на это, и видѣли, какъ вмѣсто того, чтобы вызывать неудовольствіе въ Дондарамѣ, морщины разглаживались на суровомъ лбу его, и взявъ ребенка на руки, онъ возвращался на лодку, выжидая болѣе удобное время для продолженія своей дикой молитвы.
Вода въ рѣкѣ была чрезвычайно мутная отъ тины, и плывя вверхъ, они нерѣдко видѣли трупы мертвыхъ животныхъ, плывущіе внизъ по теченію; между тѣмъ у каждаго селенія, у каждаго лагеря, попадавшихся имъ по пути, они видѣли множество людей, купающихся въ этой водѣ, особенно но утру при восходѣ солнца. Купались же они съ молитвою и плескали себѣ воду въ лицо.-- Они считаютъ воду эту священною и вѣруютъ, что смываютъ ею грѣхи свои,-- замѣтилъ Дондарамъ.
Въ одно прекрасное утро, только что они пустились, въ дневной путь, слухъ ихъ былъ пораженъ громкимъ, пѣніемъ и кликами, раздававшимися не подалеку отъ берега, въ небольшой чащѣ лѣса впереди ихъ лодки. Дондарамъ опустилъ шторы въ окнахъ и усѣлся на полу рядомъ съ Полемъ. Они вскорѣ узнали причину этого шума. На первомъ планѣ шла толпа дѣвушекъ, одѣтыхъ въ легкія, бѣлыя ткани, съ пѣснями и плясками. Вслѣдъ за ними шли брамины, съ криками, размахивая по воздуху тяжелыми жезлами и неся на носилкахъ изображеніе божества.
-- Что это такое, Дондарамъ?-- спросилъ Поль, болѣе встревоженный озабоченнымъ выраженіемъ лица своего покровителя, чѣмъ опасностью, какую можно было ожидать отъ веселой толпы на берегу.
-- Они несутъ божество изъ того храма, чтобъ выкупать его въ водахъ Ганга. Если лодочники проговорятся, что я муни, они остановятъ насъ, и мнѣ придется помогать имъ. Но намъ нельзя останавливаться ни подъ какимъ видомъ. Впрочемъ если мнѣ придется остановиться, я прикажу лодочникамъ продолжать путь съ вами.
Поль схватилъ руку Дондарама и отрицательно потрясъ головою. Муни улыбнулся и сказалъ;
-- Нечего вамъ бояться, потому что я пробуду не болѣе часу. Я потомъ нагоню васъ. Но они, кажется, не побезпокоятъ насъ,-- прибавилъ онъ, когда лодка миновала то мѣсто, гдѣ мурли или танцовщицы собирались къ рѣкѣ, и никто не обратилъ на нихъ вниманія.
Они тихо подвигались вверхъ по рѣкѣ. Когда къ ночи бросали якорь, Поль принимался бѣгать и рѣзвиться по песчаному берегу, пока лодочники разводили костеръ, а Дондарамъ собственноручно готовилъ ужинъ. Пища ихъ состояла преимущественно изъ рису, съ какой то приправой въ родѣ горчицы, съ разными пряностями, которую называли соей. Кромѣ того, у нихъ были фрукты -- бананы, фиги, финики, тамаринды, гранаты и самые любимые ими сладкіе лимоны, величиною съ апельсины, которые особенно нравились Полю. Онъ вскрикнулъ отъ восторга, когда отвѣдалъ ихъ въ первый разъ, и съ тѣхъ поръ на полу въ ихъ каютѣ всегда стоялъ бамбуковый подносъ съ сладкими лимонами.
Когда около мѣста ихъ привала былъ кустарникъ, Дондарамъ всегда предупреждалъ Поля не подходить къ нему близко, и Поль замѣтилъ, что во всякое время и чѣмъ бы высокій, суровый муни ни былъ занятъ, когда онъ оборачивался къ нему, то всегда встрѣчалъ пару проницательныхъ черныхъ глазъ, слѣдящихъ за нимъ. Старая вѣдьма бывало тоже всегда слѣдила за нимъ и взглядъ ея заставлялъ трепетать его; но подъ наблюденіемъ своего друга онъ только чувствовалъ себя спокойнѣе и внѣ всякой опасности. Какъ содрогнулись бы Ричардъ Раймондъ и Скоттъ, если бы узнали, что ихъ маленькій Поль смѣялся и шутилъ съ грознымъ Дондарамомъ!
Однажды, когда Поль слишкомъ близко подошелъ къ кустарникамъ, Дондарамъ поспѣшилъ нагнать его и, схвативъ на руки, возвратился съ нимъ къ лодкѣ.
-- Тутъ водятся страшные тигры,-- пробормоталъ онъ.-- Вы, вѣроятно, не хотите встрѣтиться съ ними.
-- А почему же нѣтъ?-- спросилъ Поль.
-- Вѣдь они убьютъ васъ,-- отвѣчалъ муни.
-- Убьютъ?-- переспросивъ Поль, не имѣя понятія, что такое быть убитымъ и, вообще, не понимая значенія многихъ словъ.
Молча поглядѣлъ на него муни съ минуту, потомъ смахнувъ слезу съ глазъ, онъ хрипло произнесъ: Ваши маленькія губки цѣловали Дондарама; вѣдь вы не боитесь и не ненавидите его?...
-- Нѣтъ, нисколько я не боюсь васъ!-- воскликнулъ Поль, кидаясь на шею и цѣлуя его опять.-- И я никогда не буду убитъ, пока вы охраняете меня.
Дондарамъ поспѣшно оглянулся, чтобъ убѣдиться, что лодочники ничего не видали.
Въ одну прекрасную ночь, послѣ ужина, они стояли на якорѣ по срединѣ рѣки, такъ какъ теченіе тутъ было очень слабое и кустарники подступали вплоть къ самой водѣ. Лодочники обыкновенно на всю ночь разводили на берегу костры, чтобъ удерживать дикихъ звѣрей отъ приближенія къ мѣсту ихъ стоянки, но въ эту ночь они не зажигали огня, потому что, остановившись противъ селеній, Дондарамъ не хотѣлъ привлекать вниманія ихъ обитателей, которые навѣрно не замедлили бы придти къ нимъ въ гости изъ любопытства. Солнце уже сѣло, взошла луна, и лодочники, расположившись на палубѣ, заснули крѣпкимъ сномъ. Поль тоже уснулъ, но проснулся отъ молитвы Дондарама, неистово колотившаго себя въ грудь. Вскочивъ со своей постели, Поль подошелъ къ муни.
Въ эту минуту съ дальняго берега раздался пронзительный свистъ. Дондарамъ вскочилъ на ноги и внимательно прислушивался съ минуту. Послышался шумъ и трескъ вѣтвей на томъ берегу рѣки, на разстояніи не болѣе четверти мили. Какое то крупное животное прокладывало себѣ путь быстрымъ шагомъ. Муни внезапно исчезъ и черезъ минуту вернулся изъ каюты съ узелкомъ въ рукахъ. Поль не успѣлъ спросить, что это такое, такъ какъ глаза его были устремлены на неясныя очертанія темной, громадной фигуры на противуположномъ берегу.
-- Да это слонъ,-- сказалъ, наконецъ, Поль.
-- Но это взбѣсившійся слонъ,-- пробормоталъ Дондарамъ, пристально слѣдя за нимъ.
-- Почему онъ взбѣсился?-- спросилъ Поль.
-- Не знаю. Но онъ одинъ, а дикіе слоны никогда не ходятъ въ одиночку, если они не бѣшеные.
-- Ха!-- воскликнулъ онъ, когда огромное животное, замѣтившее ихъ, бросилось вдругъ въ воду и быстро поплыло по направленію къ лодкѣ.
-- Подожди, подожди,-- бормоталъ про себя Дондарамъ, схвативъ Поля на руки и усаживая его на плечо, въ то время какъ на голову вскидывалъ узелокъ. И съ своею ношею онъ тихонько сползъ черезъ бортъ лодки, спасаясь отъ приближающагося звѣря. Къ счастію, тутъ можно было перейти въ бродъ. Когда они почти достигли берега и вода ему доходила не выше пояса, внезапный всплескъ раздался на рѣкѣ въ близкомъ разстояніи: Поль, не сводившій глазъ съ приближавшагося слона, обернулся съ крикомъ ужаса при видѣ сверкнувшей громадной, разверстой пасти крокодила, менѣе чѣмъ въ десяти шагахъ отъ нихъ. Но Дондарамъ былъ ловокъ и силенъ. Онъ погрузилъ свое гибкое тѣло въ воду по плечи, потомъ прыгнулъ впередъ. Неуклюжій крокодилъ завертѣлся по сторонамъ, и его громадныя челюсти захлопнулись съ трескомъ, заставившимъ бы замереть сердце и болѣе отважнаго человѣка, чѣмъ малютки Поля. Разъяренное животное обернулось и снова раскрыло свою пасть; но Дондарамъ былъ уже далеко впереди, и черезъ минуту онъ бѣжалъ вдоль берега, съ быстротою вѣтра, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, гдѣ мѣшали деревья, спускаясь одной ногой въ воду. Между тѣмъ сигналъ былъ данъ, и по всему побережью, съ ворчаніемъ и фырканьемъ пробуждались отъ сна крокодилы, закидывая голову назадъ, чтобъ разинуть свои безобразныя пасти, готовыя захлопнуться какъ клещи надъ добычей. Крѣпко придерживая Поля на плечѣ, а узелокъ на головѣ, беззвучно несся индусъ по берегу рѣки, едва касаясь земли, попадая иногда ногою подъ самый носъ крокодила, и находясь уже въ десяти шагахъ отъ него, прежде чѣмъ чудовище успѣвало сомкнуть свою хищную пасть.
Вдругъ за ними раздался страшный трескъ и плескъ воды. Обернувшись назадъ, Поль при свѣтѣ луны увидалъ, какъ ихъ лодка разлетѣлась въ дребезги подъ яростнымъ напоромъ взбѣсившагося слона, и разслышалъ стоны и вопли отчаянія несчастныхъ лодочниковъ, такъ неожиданно пробужденныхъ отъ сна, чтобъ очутиться приговоренными къ смерти. Поль, инстинктивно сознавая весь ужасъ, отъ котораго онъ былъ спасенъ, еще крѣпче обвилъ своими рученками шею Дондарама.
Теперь они находились на порядочномъ разстояніи отъ рѣки, на широкой, открытой равнинѣ, когда муни остановился, для передышки. Внимательно осмотрѣвшись кругомъ, чтобъ убѣдиться, что они въ безопасности, онъ бережно опустилъ свою ношу на землю, съ вопросомъ:
-- Хорошо ли прокатился на немъ верхомъ маленькій феринги?
Подождавши нѣсколько минутъ, чтобъ собраться съ силами и отдышаться, онъ развязалъ узелокъ, въ которомъ Поль увидалъ свое платье и бамбуковый кулечекъ со сладкими лимонами. Онъ далъ мальчику пару лимоновъ, снова положилъ узелъ себѣ на голову и, посадивъ Поля обратно на плечо, сказалъ:
-- Намъ предстоитъ еще очень длинный путь. На пути нашемъ лежатъ два селенія, которыя намъ слѣдуетъ пройти до разсвѣта.
Они отправились въ путь; всю ночь муни шагалъ твердою и быстрою поступью, ни разу не отставая и не сбиваясь съ дороги, которая, повидимому, была ему знакома, какъ его пять пальцевъ. Еще до восхода солнца они прошли послѣднюю деревню, которую Дондарамъ желалъ миновать. Несмотря на ранній часъ населеніе его было уже занято утреннимъ поклоненіемъ божеству, -- иные лежали на землѣ лицомъ, другіе падали на колѣна, бились лбомъ объ землю, плакали и выли передъ небольшимъ храмомъ грубой постройки, въ которомъ Поль могъ только разобрать отвратительное изображеніе, такъ сильно напоминавшее ему старую вѣдьму, что онъ инстинктивно старался поскорѣе уйти отъ него.
-- Что это такое?-- робко спросилъ онъ.
-- Это богиня Кали, жена великаго Сивы -- могущественная Матерь Истребленія. Она губитъ все на землѣ.
-- Какъ же они отваживаются подходить къ ней такъ близко и молиться ей?-- допытывался Поль.
-- Они и умоляютъ ее держаться вдалекѣ отъ нихъ,-- отвѣтилъ муни, съ лукавой улыбкой, придерживаясь ближе къ лѣсной чащѣ, чтобъ пройти незамѣченнымъ.-- Волосы ея сзади висятъ до полу. У нея три красныхъ глаза. Губы ея и языкъ сочатся кровью. Вмѣсто серегъ у нея висятъ на ушахъ мертвыя тѣла. Нѣкогда было у нея только двѣ руки, но когда она дала руку свою на отсѣченіе, для спасенія своего мужа изъ бѣды, съ тѣхъ поръ у нея стало четыре руки. Она попираетъ трупъ божества и въ рукѣ держитъ голову смертнаго. Поясъ ея состоитъ изъ рукъ, отрубленныхъ ею у враговъ своихъ, а ожерелье изъ человѣческихъ череповъ.
-- Я не сталъ бы молиться ей,-- замѣтилъ Поль, содрогаясь.
-- Потому что вы Ингрій (англичанинъ),-- отвѣтилъ Дондарамъ.
-- Что же это значитъ?
-- А то, что вы родились не въ Индіи. Вы не схожи съ нами.
-- А гдѣ же я родился?
-- Этого я не знаю,-- отвѣчалъ муни съ оттѣнкомъ нетерпѣнія.
-- А если бъ я здѣсь родился, сталъ ли бы я молиться по вашему?
-- Нѣтъ, потому что вы бѣлый.
-- Тѣмъ ли я отличаюсь отъ васъ, что я бѣлый? Я очень хотѣлъ бы ничѣмъ не отличаться отъ васъ, я желалъ бы походить на васъ, Дондарамъ!
-- Вы этого не пожелали бы, еслибъ больше знали меня. Да и не могли бы, потому что это не написано на вашемъ лбу.
-- А что же у васъ написано на лбу?-- спросилъ Поль, начавъ тереть своей бѣлой ручкой изборозжденный морщинами лобъ темнаго индуса.
-- Мало, очень мало хорошаго. Ничего хорошаго нѣтъ въ Дондарамѣ,-- заключилъ муни съ содроганіемъ.
-- Неправда! много, много есть въ немъ хорошаго!-- закричалъ мальчикъ пронзительно.-- Кто написалъ дурное?
-- Судьба.
-- Я убью ее, когда выросту большой!-- воскликнулъ Поль ожесточенно.
-- Тише, тише!-- прошепталъ муни, -- не кричите такъ громко!
-- Много ли здѣсь водится бѣлыхъ людей?-- спросилъ Поль.
-- Немного, -- коротко отвѣтилъ муни. Послѣ такой усиленной и продолжительной ходьбы онъ чувствовалъ кромѣ усталости, еще и душевную тревогу. Малютка Поль, спокойно сидя на его широкомъ плечѣ, и не подозрѣвалъ, какимъ трепетомъ онъ наполнялъ душу этого могучаго человѣка.
Они свернули теперь вдоль берега рѣки, и въ сѣромъ туманѣ, окутывавшемъ все кругомъ передъ восходомъ солнца, они увидали множество мерцающихъ огоньковъ, плывущихъ внизъ по теченію.
-- Что это такое, Дондарамъ?-- воскликнулъ Поль.
-- Огоньки эти -- жертвы, приносимыя рѣкѣ женщинами ближайшаго города. Это свѣтильни, плавающія въ маслѣ, налитомъ въ маленькія деревянныя лодочки.
Между тѣмъ они повернули въ широкую аллею изъ великолѣпныхъ пальмъ, съ роскошными цвѣтами, росшими всюду въ изобиліи. Это зрѣлище лишь на мгновеніе отвлекло его вниманіе, затѣмъ онъ продолжалъ свои разспросы.
-- Я никогда...-- началъ было Поль и остановился въ нерѣшительности. Онъ собирался сказать, что никогда въ жизни еще не видалъ бѣлыхъ людей, когда вдругъ у него мелькнуло воспоминаніе, какъ будто онъ гдѣ то видѣлъ ихъ много.-- А далеко ли они живутъ отсюда?-- спросилъ онъ.
-- Бѣлые люди живутъ всюду,-- сказалъ Дондарамъ, нахмурившись, такъ какъ вдали показались нѣсколько человѣкъ, шедшихъ изъ города по дорогѣ къ нимъ на встрѣчу. Купола и минареты теперь ясно виднѣлись сквозь деревья, въ полумилѣ отъ нихъ. Онъ пришелъ къ заключенію, что ему невозможно будетъ пройти черезъ ворота и добраться до знакомыхъ ему тайныхъ убѣжищъ, не привлекая всеобщаго вниманія на этого бѣлаго мальчика, сидящаго у него на плечѣ. Разспросы Поля о бѣлыхъ людяхъ только увеличивали страхъ его, такъ какъ онъ въ дѣйствительности зналъ многихъ бѣлыхъ, живущихъ въ этомъ городѣ.
Въ эту минуту вблизи съ банановаго дерева филинъ прокричалъ свой прощальный привѣтъ ночи, а съ поля, съ лѣвой стороны, донесся крикъ осла. Эти два предзнаменованія показались очень зловѣщими озабоченному индусу, а пока онъ стоялъ, раздумывая, не лучше ли пренебречь ими и продолжать путь, прямо у него подъ носомъ сѣрый заяцъ перебѣжалъ дорогу.
Если бы раздался голосъ самого Господа, приказывающаго ему не ходить дальше съ ребенкомъ, онъ не могъ бы подѣйствовать на него болѣе убѣдительнымъ образомъ.
-- Чего вы поджидаете?-- спросилъ его Поль.
-- Я думаю о томъ, что вы должно быть страшно устали, отвѣчалъ Дондарамъ. Вѣдь вы безъ сна проѣхали всю ночь верхомъ на моемъ плечѣ. Намъ лучше, подождать вечера, чтобъ войти въ городъ. Мы остановимся въ этомъ домѣ, и вы выспитесь тутъ, пока я схожу и розницу одного пріятеля, у котораго мы устроимся на житье.
-- Я бы лучше пошелъ съ вами, Дондарамъ!-- воскликнулъ Поль, прижимаясь къ шеѣ муни и обливаясь горячими слезами; онъ былъ страшно утомленъ и хотѣлъ спать, хотя не признавался въ этомъ.
-- Я не сейчасъ еще уйду и вернусь раньше, чѣмъ вы проснетесь,-- сказалъ Дондарамъ, рѣшительно поворачивая къ хижинкѣ, на половину скрытой зеленѣющими кустарниками, окаймлявшими дорогу.
Это было прелестное мѣстечко, и на первый взглядъ Поль былъ въ восторгѣ отъ мысли остановиться тутъ. Дондарамъ опустилъ Поля на землю. Домъ построенъ былъ на двѣ половины. Налѣво находилась рабочая половина, безъ передней стѣны, нѣчто въ родѣ навѣса, гдѣ хозяинъ въ теченіе дня занимался торговлей, справа же была хижина для спанья, съ очень маленькой дверцей и еще меньшимъ оконцемъ.
Дондарамъ подошелъ къ рабочей хижинѣ, но она была пуста. Подъ навѣсомъ тоже ничего не было кромѣ нѣсколькихъ горшковъ, стоявшихъ въ глубинѣ, и тлѣющаго огонька въ круглой ямѣ, въ серединѣ комнаты. Судя по утвари и устройству жилья, обитатели, по всей вѣроятности были индусы, а по валявшимся кругомъ пустымъ табачнымъ мѣшкамъ Дондарамъ сразу заключилъ, что хозяна занимался разведеніемъ табаку. Онъ громко позвалъ:
-- Эй кто тамъ, табачникъ, выдьте-ка изъ хижины и покажитесь-ка намъ, если вы честный человѣкъ.
Женская голова высунулась осторожно изъ-за двери второй хижины.
-- Кто тамъ? Ныньче нѣтъ никакой торговли. Идите-ка лучше на праздникъ.-- Но увидавъ, что слова эти обращены къ муни, она просунула голову немного дальше впередъ и поклонилась ему, приложивъ руки ко лбу. Муни отвѣтилъ на ея салаамъ (поклонъ) и безъ всякихъ предисловій сказалъ:
-- Послушайте-ка, что я скажу вамъ. Очень не хорошо, что вы предлагаете одному изъ избранниковъ боговъ покинуть вашъ домъ и идти своимъ путемъ-дорогой. Мнѣ ничего не нужно покупать у такой личности, какъ вы, а на праздникъ я пойду, когда мнѣ вздумается. Но помните, что для васъ же самихъ очень худо, что я ухожу отъ васъ, не доставивъ вамъ случая послужить великой Матери.
Глупая женщина поняла изъ всего этого не больше маленькаго Поля; одно только было для нея ясно, что она чѣмъ то оскорбила странствующаго муни, что не всегда бываетъ безопасно, по крайней мѣрѣ, для бѣдныхъ, и она поспѣшила отвѣтить ему:
-- Требуйте отъ меня чего угодно, и я все исполню во имя Матери, и все сдѣлаю безплатно.
-- Сдѣлать то вамъ придется и, конечно, безъ всякой платы, и горе вамъ или всякому другому, кто не исполнилъ бы моего требованія! Но для того, чтобъ все было хорошо сдѣлано, я въ награду заплачу вамъ.
Женщина поклонилась ему до земли. Муни продолжалъ:
-- Этотъ маленькій чужестранецъ, который находится на моемъ попеченіи, получилъ благословеніе браминовъ. Онъ усталъ, и прежде чѣмъ войти въ городъ, ему необходимо отдохнуть. Дайте ему все, что у васъ есть лучшаго и уложите его спать. Я лягу и отдохну въ лавкѣ, а позднѣе зайду за нимъ.
-- Мы вѣдь не какіе-нибудь отверженные, -- дрожа возразила женщина; она боялась, что осквернитъ себя или будетъ исключена изъ касты, если возьметъ бѣлаго мальчика въ свою грязную хижину. Дондарамъ, услышавъ эти слова, разгнѣвался или сдѣлалъ видъ, что сердится. Онъ мгновенно отвернулся и, ставъ къ ней спиною, ногами бросилъ въ нее пылью.
-- Ниже самыхъ низкихъ! подлѣе самыхъ подлыхъ! питайся грязью! Ходи отнынѣ нищею! Такъ говоритъ браминъ изъ браминовъ!
Онъ достигъ того, чего желалъ. Съ дикимъ воплемъ женщина пала ницъ.
-- Пусть войдетъ маленькій чужестранецъ и получитъ все. Войдите, выберите все, что есть только лучшаго, и отдайте ему. Предоставьте мнѣ сидѣть около него, пока онъ спитъ и оберегать сонъ его отъ всякаго зла. Пусть буду я его рабой, но снимите съ меня проклятіе ваше.
-- Я увижу, какъ вы будете исправлять свои обязанности. Выходите вонъ изъ дому. Я не хочу осквернять себя, входя въ домъ, пока вы въ немъ.
Ползкомъ на колѣняхъ, выбралась женщина изъ низкой двери, между тѣмъ какъ Дондарамъ вошелъ въ домъ, ведя Поля за руку. Въ немъ было всего двѣ простыхъ, ничѣмъ не обставленныхъ комнаты; но онъ тотчасъ постлалъ ему въ одной изъ нихъ удобную постель и, успокоивъ Поля на счетъ того, что женщина эта не посмѣетъ сдѣлать ему какой либо вредъ, снабдилъ его нѣсколькими сладкими лимонами для утоленія голода, когда онъ проснется, и уложилъ его спать. Мальчикъ такъ уже привыкъ къ страннымъ обстановкамъ, что онъ ничему не удивлялся, къ тому же раньше, чѣмъ смолкъ голосъ Дондарама, разговаривавшаго съ хозяйкой у дверей дома, онъ заснулъ крѣпчайшимъ сномъ.
Старуха неслышно прокралась въ хижину, чтобъ осмотрѣть, все ли тамъ въ порядкѣ, и затѣмъ снова вернулась, чтобъ покалякать съ ближайшими сосѣдями о неожиданномъ событіи. Въ этотъ день въ городѣ готовилось большое торжество, и сосѣдъ, владѣвшій фургономъ и парою воловъ, собирался свезти туда всѣхъ своихъ знакомыхъ, чтобъ принять участіе въ священныхъ празднествахъ. Сынъ старухи, державшій табачную лавку, уже отправился въ городъ, а сама она вовсе не предполагала оставаться дома.
Не смотря на спящаго въ хижинѣ мальчика и обѣщаніе, данное ею муни, она послѣдовала приглашенію сосѣда и уѣхала.
Было уже за полдень, когда проснулся маленькій Поль, протеръ глаза и сѣлъ на постели, озираясь въ недоумѣніи, гдѣ онъ находится.
За послѣднее время у него было такъ много новыхъ впечатлѣній, что онъ съ трудомъ могъ въ нихъ разобраться. Къ счастію у него были сладкіе лимоны, которыми онъ занялся въ ожиданіи чьего либо появленія. Но никто не являлся, тогда онъ всталъ и вышелъ изъ хижины. Кругомъ все было пусто. Онъ сталъ звать Дондарама, но никто не откликался. Поль вспомнилъ тогда, что Дондарамъ собирался въ городъ, виднѣвшійся совсѣмъ близко. Онъ теперь, вѣроятно, уже возвращается, думалъ Поль, и тотчасъ же порѣшилъ идти по направленію къ городу, на встрѣчу ему. Два лимона положилъ онъ себѣ въ карманъ, третій принялся ѣсть, такъ какъ сильно проголодался, и пустился въ путь. Скоро онъ очутился передъ городскими воротами.
Все окружающее было такъ ново и въ то же время завлекательно для Поля, что онъ забылъ не только объ Дондарамѣ, но и обо всемъ въ мірѣ. Ему и въ голову не приходило, что онъ одинъ, или что ему грозитъ какая-нибудь опасность. Все, что онъ видѣлъ, казалось ему скорѣе похожимъ на его прежніе сны, чѣмъ на дѣйствительность. На улицахъ города толпилось множество людей, одѣтыхъ въ богатые, пестрые костюмы яркихъ цвѣтовъ, слышалась музыка и клики ликованія. Это пестрое зрѣлище неотразимо привлекало маленькаго Поля, и онъ, какъ очарованный, шелъ впередъ. Вдругъ онъ увидалъ въ воротахъ стараго нищаго, сидящаго на землѣ и рядомъ прижавшагося къ нему маленькаго мальчика.
Поль едва взглянулъ на старика, но радостное восклицаніе вырвалось изъ груди его, когда онъ увидалъ сидящаго рядомъ съ нимъ мальчика. Въ своемъ дѣтскомъ сердцѣ онъ находилъ, что въ жизни своей не видалъ красивѣе лица. Привлекательная картина, такъ часто смутно мелькавшая въ его воображеніи и такъ же быстро всегда ускользавшая, какъ только она появлялась, снова предстала предъ нимъ: въ памяти его мелькали счастливые дни, которые онъ зналъ гдѣ-то и когда-то, въ кругу веселыхъ дѣтей. Онъ перебѣжалъ черезъ дорогу, усѣлся на цыновкѣ рядомъ съ черноглазымъ, черноволосыми, мальчикомъ, дотронулся своими тонкщш, бѣлыми пальчиками до черныхъ кудрей его и съ восторгомъ глядя въ лицо ему, поцѣловалъ въ темныя, полуоткрытыя губки, изъ-за которыхъ блестѣли мелкіе, бѣлые зубки. Ребенокъ вскрикнулъ, бросился къ старику на колѣна, изо всѣхъ силъ вытирая губы свои, стараясь стереть съ нихъ полученный поцѣлуй.
Поль попятился и смотрѣлъ въ недоумѣніи.
-- Я не хотѣлъ испугать тебя, милый мальчикъ,-- произнесъ онъ въ видѣ оправданія.-- Я и не думалъ сдѣлать тебѣ такъ больно. Развѣ у меня губы запачканы?-- произнесъ онъ, припоминая, что недавно ѣлъ, и тщательно отеръ ротъ рукавомъ.
Поль безсознательно пересыпалъ свою индусскую рѣчь англійскими словами, но мальчикъ также мало понималъ по-индусски, такъ какъ въ Индіи нѣсколько нарѣчій въ употребленіи. Однако онъ зналъ достаточно, чтобы понять, что Поль просилъ прощенія, и съ надутыми губами слѣзъ съ колѣнъ старика. Поль очень смутился и собирался уже отойти, когда вспомнилъ, что у него въ карманѣ остался еще одинъ лимонъ: онъ досталъ его и подалъ ему; глаза мальчика моментально просіяли, и онъ радостно протянулъ къ нему ручку.
Толпы народа запружали улицы. Всюду раздавались клики ликованія и разговоры. Всѣ участвовавшіе въ праздничной процессіи находились въ радостномъ состояніи духа.
Никто въ этой сутолокѣ не замѣчалъ маленькаго Поля, пробиравшагося среди нея къ тому мѣсту, гдѣ громче раздавалась музыка, или виднѣлись какія-либо красивыя бездѣлушки, привлекавшія его вниманіе. Онъ бродилъ, не чувствуя усталости и не замѣчая даже, что солнце уже опускалось ниже, окрашивая воздухъ золотистыми своими лучами.
Музыка приближалась къ нему все ближе и ближе. Потянулся нескончаемый рядъ огромныхъ слоновъ съ роскошными золочеными бесѣдками на спинахъ; вокругъ нихъ развѣвались флаги, а жрецы оглашали воздухъ дикими звуками самыхъ разнообразныхъ инструментовъ. Процессія тянулась безконечно среди оглушительнаго шума.
Первый длинный рядъ слоновъ не успѣлъ еще скрыться изъ виду въ одномъ направленіи, какъ вслѣдъ за нимъ потянулся другой, такой же безконечный. Кто то грузно наступилъ Полю на ногу. Слезы выступили изъ глазъ его отъ боли. Онъ пытался высвободиться изъ толпы, чтобъ идти домой, когда его внезапно озарила мысль, что у него нѣтъ никакого дома. Онъ хотѣлъ вернуться къ тому мѣсту, гдѣ оставилъ его Дондарамъ, но гдѣ оно находится, онъ не имѣлъ ни малѣйшаго представленія. А гдѣ же самъ Дондарамъ? Онъ только теперь понялъ всю безпомощность своего положенія. Что оставалось ему дѣлать? Онъ не могъ даже плакать, такъ сдавило ему горло отъ отчаянія.
Безсильно отдаваясь теченію толпы, не заботясь о дальнѣйшей судьбѣ своей, онъ не замѣтилъ, что его проталкивали все ближе и ближе къ дорогѣ, по которой двигались слоны. Но вдругъ, взглянувъ кверху, онъ увидѣлъ, что прямо на него надвигалась громадная тѣнь одного изъ этихъ синевато-черныхъ великановъ, въ усѣянныхъ золотыми и серебряными блестками, богато расшитыхъ покрывалахъ, съ миніатюрнымъ храмомъ изъ чистаго золота на спинѣ.
Погонщикъ, съ заостреннымъ желѣзнымъ жезломъ въ рукѣ, сидѣлъ у самой головы его и увидалъ Поля на дорогѣ. Онъ крикнулъ ему, чтобъ тотъ ушелъ прочь, но Поль не видалъ и не слыхалъ ни слона, ни его погонщика, потому что неожиданно для него взоръ его остановился на высокой, широкоплечей фигурѣ человѣка, возвышавшагося ростомъ своимъ надъ всѣми браминами, котррый шелъ впереди слона, играя на какомъ-то инструментѣ.
-- Дондарамъ! Дондарамъ!-- вскрикнулъ Поль пронзительнымъ голосомъ и, бросившись чуть ли не подъ ноги слону, длинный хоботъ котораго неминуемо долженъ былъ задѣть и сбить его съ ногъ, еслибъ тотъ осторожно не приподнялъ его, Поль кинулся въ объятія своего друга муни.
Каждая черта въ лицѣ Дондарама исказилась, точно судорогой, когда онъ узналъ своего питомца и услыхалъ свое имя, громко произнесенное въ этой толпѣ. По наведеннымъ въ городѣ справкамъ, онъ узналъ такія вещи, которыя привели его прямо въ ужасъ, и возблагодарилъ Творца, что ребенокъ въ безопасности за городомъ. Для отвода глазъ онъ шествовалъ въ этой процессіи, на глазахъ той самой полиціи, которая розыскивала его, когда имя "Дондарамъ"! раздалось изъ устъ мальчика, и Поль бросился въ его объятія. Съ минуту черные глаза его неподвижно остановились на фигуркѣ малютки. Это была минута, когда жизнь или смерть его висѣли на волоскѣ. Онъ могъ сбросить ребенка на землю и скрыться незамѣченнымъ. Руки его опустились. Каковы бы ни были основныя побужденія, заставившія его взять Поля подъ свою охрану, они, очевидно, не могли устоять противъ этого испытанія.
-- Дондарамъ! Дондарамъ!-- раздались сотни голосовъ изъ толпы; при одномъ звукѣ этого магическаго имени сотни сердецъ содрогнулись отъ страха и робости. Поль ничего этого не понималъ.
Если его узнаютъ, то ему не сдобровать; Дондарамъ отлично понималъ это. Темнѣло; то тутъ, то тамъ въ процессіи стали зажигать факелы и все слилось въ неопредѣленную массу при перебѣгающемъ свѣтѣ огоньковъ. Наступило минутное затишье: толпа ждала, чтобы ей указали, гдѣ и который изъ браминовъ былъ Дондарамъ.
Муни пристально взглянулъ въ большіе голубые глаза ребенка. Они смотрѣли на него съ выраженіемъ такого счастья! Суровый браминъ крѣпче прижалъ къ себѣ ребенка. "Онъ не боится меня. Онъ цѣловалъ Дондарама!" пробормоталъ про себя муни и, наклонясь впередъ съ своею ношей, онъ юркнулъ подъ ближайшаго слона, какъ разъ въ то мгновеніе, когда на плечо его опустилась чья-то рука.
Поль чувствовалъ только одно, что онъ укрытъ подъ плащемъ своего друга, который стремительно несется куда то. Иногда его больно придавливали, но чуя, что имъ грозитъ какая то опасность, онъ геройски переносилъ свои страданія, не издавая ни звука, пока не стихли крики въ отдаленіи и шаги Дондарама не замедлились и успокоились. Когда Поль открылъ глаза, онъ увидалъ изъ за складокъ одежды жреца, что они находились въ очень узкой улицѣ, совершенно темной, за исключеніемъ нѣсколькихъ факеловъ, курившихся у шалашей. Кое гдѣ теленокъ или корова заслоняли имъ путь, или нагруженный оселъ занималъ улицу во всю ширину, но тутъ не было слышно ни криковъ, ни музыки, и никто не произносилъ имени Дондарама. Черезъ нѣкоторое время они свернули въ еще болѣе узкій переулокъ, гдѣ дома возвышались прямо надъ ихъ головами, будто хватали до небесъ. Здѣсь никто уже не попадался на встрѣчу и не слышно было ни малѣйшаго шума.
Тутъ Дондарамъ еще умѣрилъ шаги свои и вскорѣ, остановившись у узкой двери, вошелъ въ небольшую комнатку, выходившую во дворъ.
Здѣсь съ глубокимъ вздохомъ сложилъ онъ ношу свою на грубую цыновку, зажегъ свѣчу и долго молча смотрѣлъ на блѣдное личико и большіе голубые глаза ребенка.
-- Маленькій англичанинъ напугался, -- сказалъ онъ, нѣжно поглаживая золотисто-каштановую головку.
-- Я перепугался, пока не нашелъ васъ, Дондарамъ, а теперь я очень проголодался,-- сказалъ Поль, садясь на цыновку и поглаживая темную руку жреца.
Дондарамъ поспѣшно вышелъ, замкнувъ за собою дверь, и черезъ минуту вернулся съ рисомъ, пирогами и молокомъ, при чемъ Поль замѣтилъ, что узелокъ съ его платьемъ и мѣшочекъ со сладкими лимонами были уже въ комнатѣ.