ГЛАВА I.
Молодая королева Марія Антуанета только-что въѣхала во дворъ версальскаго дворца въ открытой коляскѣ. Ее сопровождала пестрая веселая толпа дамъ и кавалеровъ, тѣлохранителей въ ихъ великолѣпныхъ мундирахъ и пажей; одни ѣхали верхами на англійскихъ лошадяхъ, другіе въ каретахъ, украшенныхъ гербами. Дворъ возвращался съ прогулки по лѣсу Сатори.
Былъ теплый апрѣльскій день. Весело свѣтило солнце; привѣтливо улыбалось лицо молодой королевы и окружавшихъ ее придворныхъ. Пробужденіе земли послѣ продолжительнаго зимняго холода, деревья, покрытыя распускающейся зеленью и цвѣтомъ, наполняли сердца ихъ радостнымъ ожиданіемъ. Ясное голубое небо, которое разстилалось надъ ихъ головами, казалось имъ завѣсой, скрывающей счастливую будущность. Они ожидали, что скоро наступитъ эта желанная будущность; на землю снизойдетъ миръ и благодать, и человѣчество избавится отъ оковъ суевѣрія и деспотизма. Но если бы одинъ изъ тѣхъ, которые такъ безмятежно наслаждались яснымъ небомъ, вѣяніемъ весны и кроткимъ сіяніемъ полуденнаго солнца, зналъ то, что думала и чувствовала шумная и пестрая толпа, двигавшаяся взадъ и впередъ мимо позолоченной рѣшетки огромнаго двора, въ глубинѣ котораго возвышался величественный дворецъ, то врядъ ли онъ могъ бы раздѣлять подобныя радостныя ожиданія.
Но вблизи великолѣпіе, окружавшее королевскую чету, обаятельно дѣйствовало на массу. Цѣлая толпа народа стояла у воротъ и около рѣшетки и громко привѣтствовала появленіе королевы. Одни удивлялись роскошной одеждѣ графа д'Артуа, другіе расхваливали воронаго коня, на которомъ ѣхалъ графъ Провансальскій. Немало также было толковъ о новой ливреѣ конюховъ и соломенной шляпѣ Маріи Антуанеты съ тремя красиво развѣвающимися перьями.
-- Все это недурно и довольно красиво, сказалъ пожилой человѣкъ съ напудренными волосами и въ платьѣ покроя 1750-хъ годовъ, стоявшій въ толпѣ зрителей; -- но при дворѣ покойнаго короля я видѣлъ еще большее великолѣпіе.
-- Не потому ли, что вы тогда были придворнымъ камердинеромъ, m-eur Клеманъ?
Это замѣчаніе вызвало веселый хохотъ среди окружающей толпы.
-- По крайней мѣрѣ, благодаря моей должности, я имѣлъ больше случаевъ узнать, что прилично королю, нежели тотъ, кто всю жизнь занимался слесарствомъ, возразилъ старикъ, поправляя бѣлое жабо на своей груди, сложенное красивыми складками.
-- Вы забываете, что нашъ король учится у мосье Гамэна этому благородному ремеслу!
-- Въ этомъ-то вся и разница! замѣтилъ Клеманъ презрительнымъ тономъ.-- Мой король -- Людовикъ XV -- не унижалъ своего достоинства и ничему не учился.
-- Но онъ моталъ деньги, соблазнялъ дѣвушекъ! возразилъ одинъ изъ толпы.
-- Въ этомъ никто не могъ сравниться съ нимъ! Онъ обложилъ бѣдный народъ чрезмѣрными податями. Это былъ тиранъ въ полномъ значеніи этого слова. Развѣ не изъ-за его любовницы, маркизы Помпадуръ, начата была эта злополучная война съ Фридрихомъ Великимъ? Нечего сказать, хороша война, гдѣ мы терпѣли одно пораженіе за другимъ! А знаете ли вы, добрые люди, что послужило поводомъ къ войнѣ? Одна удачная острота короля Фридриха надъ маркизой! Слыханное ли это дѣло, чтобы когда нибудь французы проливали свою кровь изъ-за такихъ пустяковъ!
-- Что такое сказалъ король Фридрихъ? спросило разомъ нѣсколько голосовъ.
-- Онъ сказалъ, что "Франціей управляютъ юбки, а не Людовикъ XV.
-- Какъ юбки? Этого сразу не поймешь!
-- Герцогиня Шатору была юбка номеръ первый, маркиза -- номеръ второй...
-- Графиня Дюбарри была юбка номеръ третій, замѣтилъ кто-то.
-- Чѣмъ дальше въ лѣсъ, тѣмъ больше дровъ! Каждый послѣдующій номеръ хуже предъидущаго.
-- Да ужъ нечего сказать, можетъ ли быть что безнравственнѣе этой Дюбарри! Видали ли вы ее когда нибудь? Какой у нея роскошный домъ въ Люсьеннѣ! Это позоръ для всей націи! А чьи богатства проматываетъ она самымъ безсовѣстнымъ образомъ? Несчастнаго, раззореннаго народа!.. Говорятъ, нынѣшній король приказалъ запереть ее въ монастырь...
-- Да, еслибы все дѣлалось по вашему, сказалъ съ досадой старый камердинеръ, возвысивъ голосъ.-- Просто уши вянутъ, слушать всѣ ваши клеветы! Но, къ счастью, короли разсуждаютъ иначе, нежели простые буржуа. Они еще, слава Богу, не унизились до такой степени!.. Желалъ бы я знать, за что вы браните эту благородную даму? Мало ли она раздала денегъ вашимъ бѣднякамъ? Не дальше, какъ три года тому назадъ, вы цѣловали шлейфъ ея платья!..
-- Всѣмъ извѣстно, что m-eur Клеманъ не дастъ и заикнуться о мадамъ Дюбарри! Видно, вы до сихъ поръ ея правая рука.
-- Sacre tonnerre, что это была за прелестная женщина! воскликнулъ чей-то голосъ въ толпѣ.-- Я видѣлъ ее всего одинъ разъ; она ѣхала въ своемъ фаэтонѣ...
-- Сегодня Марія Антуанета доставила намъ отличное зрѣлище!
-- Мнѣ не нравятся англійскія скаковыя лошади; онѣ слишкомъ худощавы и ноги у нихъ такія тонкія.
-- Я терпѣть не могу англійскихъ лошадей и самихъ англичанъ. Еслибы спросили моего совѣта, то завтра же у насъ была бы война съ Джонъ Булемъ!
-- Это случится само собой, и въ самомъ непродолжительномъ времени. Говорятъ, въ Парижъ пріѣхала депутація изъ Америки...
-- Можетъ ли это быть? Неужели индѣйцы рѣшились пріѣхать къ намъ?
-- Разумѣется, нѣтъ! Какъ могло это прійти вамъ въ голову! Пріѣхалъ типографщикъ изъ одного города... у него такое мудреное имя, что никто не запомнитъ.
-- Типографщикъ? Что ему нужно отъ насъ?
-- Онъ хочетъ заключить съ нами союзъ.
-- Типографщикъ!..
Раздался дружный хохотъ.
-- Г-нъ мыловаръ разсказываетъ басни. Французскій король не станетъ вести переговоровъ съ простымъ типографщикомъ!
-- Это не болѣе какъ мистификація, сказалъ толстый господинъ, слывшій за политика между своими сосѣдями, нахмуривъ съ важностью лобъ.-- Высокопоставленныя особы часто путешествуютъ подъ чужими именами и въ простомъ платьѣ. Это называется у нихъ инкогнито. Въ Парижѣ носится слухъ, что ожидаютъ пріѣзда германскаго императора Іосифа, брата императрицы...
Ораторъ намѣренно растягивалъ слова съ таинственнымъ видомъ, чтобы возбудить до послѣдней степени любопытство своихъ слушателей, такъ что нѣкоторые съ нетерпѣніемъ воскликнули:
-- Въ чемъ дѣло? Сообщите же скорѣе вашу тайну, m-eur Жильберъ!
-- Кто говоритъ о тайнѣ? Развѣ умные люди толкуютъ о государственныхъ тайнахъ на улицѣ! Я не имѣю ни малѣйшаго желанія, чтобы меня заперли въ Бастилію...
-- Кончайте, по крайней мѣрѣ, то, что вы хотѣли сказать!
-- Я уже говорилъ вамъ, что ожидаютъ пріѣзда императора въ Парижъ. Но можетъ ли кто изъ васъ сообщить мнѣ, когда онъ пріѣдетъ -- сегодня, завтра или послѣ-завтра? Разумѣется, нѣтъ, потому что этого никто не знаетъ. Ну, а если онъ уже въ Парижѣ инкогнито и выдаетъ себя за типографщика! Поняли ли вы, наконецъ?
-- Вотъ еще что выдумали! Императоръ Іосифъ въ Парижѣ! Гдѣ же тріумфальныя ворота, торжественная встрѣча? Мы не знали, что вы фокусникъ, m-eur Жильберъ; вы должно быть провезли императора по воздуху?
-- Въ машинѣ, которую хочетъ изобрѣсти добрякъ Бланшаръ, который живетъ на площади въ домѣ съ зелеными рѣшетчатыми ставнями? Въ дворцѣ живетъ другой Бланшаръ, но онъ такой же помѣшанный, какъ его старая мать!
-- Императоръ въ Парижѣ, заговорили другіе. Если это правда, то нужно ожидать большихъ перемѣнъ въ государствѣ и при дворѣ! У насъ, вѣроятно, будетъ война съ англичанами... Императоръ филантропъ и поддержитъ мѣры новаго министра...
-- Вотъ, народъ опять заболталъ о политикѣ, пробормоталъ бывшій придворный камердинеръ, обращаясь къ прилично одѣтому господину, который, по его мнѣнію, только одинъ и былъ способенъ разсуждать о дѣлахъ государства.
На немъ было изящно сшитое платье изъ тонкаго голубаго сукна съ золотыми пуговицами, темный вышитый жилетъ англійскаго покроя, узкіе панталоны и круглая шляпа съ загнутыми полями. M-eur Клеманъ, видавшій немало людей на своемъ вѣку, рѣшилъ съ перваго взгляда -- не столько по одеждѣ, сколько по манерѣ держать себя,-- что незнакомецъ занимаетъ видное положеніе въ свѣтѣ и что это, вѣроятно, иностранецъ. Онъ стоялъ на хорошемъ мѣстѣ у самыхъ воротъ, такъ что могъ видѣть весь дворъ. Стража не осмѣлилась прогнать его, и онъ могъ надосугѣ разглядѣть дамъ въ каретахъ и дворянъ, ѣхавшихъ верхами. Когда въ толпѣ произнесены были имена Іосифа и Бланшара, онъ обернулся и глаза его встрѣтили пристальный взглядъ стараго камердинера, устремленный на него.
-- Развѣ вы находите что нибудь дурное въ томъ, что народъ толкуетъ о прибытіи австрійскаго императора? спросилъ незнакомецъ вѣжливымъ тономъ. Это событіе выходитъ изъ ряда происшествій обыденной жизни. Императоръ самаго древняго государства стараго свѣта встрѣтится съ республиканцемъ новаго свѣта! Любопытное и поучительное зрѣлище, которое должно каждаго навести на извѣстныя размышленія...
Бывшій придворный камердинеръ внимательно прислушивался въ словамъ незнакомца; его тонкій слухъ сразу различилъ въ нихъ нѣмецкій акцентъ. Въ его головѣ явились извѣстныя соображенія и дали богатую пищу его живой фантазіи. Онъ невольно вспомнилъ то время, когда онъ жилъ при дворѣ стараго короля и принималъ дѣятельное участіе въ разныхъ интригахъ и любовныхъ приключеніяхъ. Съ восшествіемъ на престолъ Людовика XVI, онъ былъ оставленъ отъ должности, къ величайшему своему огорченію; быть можетъ, при встрѣчѣ съ этимъ незнакомцемъ ему представляется неожиданно давно желанный случай возобновить тѣмъ или другимъ способомъ связь съ дворомъ и узнавать изъ вѣрнаго источника государственныя тайны и любовныя приключенія высшаго общества. При этой мысли старое сердце m-eur Клемана усиленно забилось отъ удовольствія подъ коричневымъ бархатнымъ камзоломъ.
-- Вполнѣ согласенъ съ вами, милостивый государь, что это будетъ любопытная встрѣча, отвѣтилъ Клеманъ.-- Но я не думаю, чтобы его императорское величество вступилъ добровольно въ сношенія съ типографщикомъ изъ Филадельфіи. Неужели онъ станетъ обращать вниманіе на какого-нибудь Франклина?
-- Почему вы это думаете? Германскій императоръ охотно знакомится съ людьми разныхъ сословій. Говорятъ, онъ ѣдетъ сюда съ цѣлью изучить Францію. Неужели онъ не пожелаетъ взглянуть на величайшую рѣдкость, какую когда либо видѣли ваши соотечественники? Можетъ ли быть что любопытнѣе, какъ встрѣтить американцевъ при версальскомъ дворѣ!
-- Вы шутите, милостивый государь... сказалъ вѣжливо бывшій камердинеръ и остановился, такъ какъ не зналъ, какой титулъ дать незнакомцу.
-- Я слышалъ, что васъ зовутъ m-eur Клеманъ; называйте меня m-eur Поль, возразилъ улыбаясь господинъ въ круглой шляпѣ.
Это былъ графъ Эрбахъ, который какъ будто немного постарѣлъ послѣ того, какъ мы его видѣли въ Таннбургѣ; надъ бровями рѣзко обозначилась глубокая морщина.
Старикъ почтительно поклонился.
-- Если вамъ угодно, то я буду называть васъ такимъ образомъ. Но позвольте выразить вамъ мое удивленіе: какъ это случилось, что вы, не смотря на шумъ и на то, что все ваше Вниманіе было невидимому обращено на королеву и придворныхъ дамъ, могли разслышать мое имя и запомнили его?
-- Совершенно случайно, m-eur Клеманъ. Путешественникъ скорѣе, чѣмъ кто либо другой, замѣтитъ личность выдающуюся изъ толпы.
-- Вы конфузите меня! Я не рѣшаюсь принять ваши слова на свой счетъ.
-- Въ моихъ:словахъ нѣтъ и тѣни лести. Среди этихъ новыхъ людей,-- графъ указалъ на слугъ, сновавшихъ взадъ и впередъ передъ главнымъ входомъ,-- которые чванятся великолѣпіемъ двора, вы одни напомнили мнѣ доброе старое время.
-- Но вы сами, m-eur Поль, все-таки принадлежите къ молодому поколѣнію.
Толпа передъ дворцомъ разсѣялась мало-по-малу; мѣстами оставались еще группы людей и разговаривали. Самая значительная изъ нихъ образовалась около Жильбера, такъ какъ въ ней присоединились егеря и конюхи по удаленіи своихъ господъ.
Графъ Эрбахъ медленно прохаживался съ старымъ камердинеромъ передъ рѣшеткой дворца.
-- Нѣтъ, по моимъ годамъ я уже не могу назвать себя юношей, m-eur Клеманъ! сказалъ онъ. Благодаря этому, быть можетъ, я съ удовольствіемъ думаю о прошломъ. При видѣ этого гордаго замка, мною невольно овладѣваетъ мысль о непрочности всего земнаго. Одни сходятъ со сцены, другіе тотчасъ-же занимаютъ ихъ мѣсто. А эти стѣны, порталы, позолоченныя рѣшетки, развѣ они вѣчно будутъ существовать? Все это рано или поздно должно рушиться и обратиться въ развалины...
-- Вы правы, я самъ представляю развалину добраго стараго времени, возразилъ со вздохомъ старикъ.-- Хорошіе дни безвозвратно прошли для меня!..
-- Почему вы называете себя развалиной, m-eur Клеманъ? Вы еще такъ бодро держитесь на ногахъ и сохранили такой свѣжій цвѣтъ лица.
-- Но мнѣ уже за шестьдесятъ, m-eur Поль...
-- Вы были камердинеромъ покойнаго короля?
-- До послѣдней минуты его жизни. О немъ говорятъ много дурнаго, но я никогда не забуду, какъ онъ былъ милостивъ ко мнѣ. Въ сущности, я доволенъ, что получилъ отставку; мнѣ было бы трудно привыкать къ новымъ порядкамъ и новымъ людямъ.
-- Теперь вы живете на покоѣ и у васъ, вѣроятно, много свободнаго времени. Почему вы не запишете все то, что вамъ приходилось видѣть на своемъ вѣку? Сколько я могъ замѣтить, у васъ есть склонность къ философіи.
Клеманъ самодовольно улыбнулся при послѣдней фразѣ и сказалъ:
-- Да, чего только не видѣли мои глаза! Еслибы я вздумалъ, напримѣръ описать поѣздки въ Компьень, или представленіе графини Дюбарри ко двору... Но извините меня, милостивый государь, я кажется надоѣдаю вамъ своей болтовней.
-- Вы сами, вѣроятно, убѣждены въ противномъ, m-eur Клеманъ. Можетъ ли быть что интереснѣе и поучительнѣе для иностранца, какъ слушать васъ...
Занятые разговоромъ, они незамѣтно удалились отъ дворца и, свернувъ въ боковую улицу съ правой стороны, вышли на площадь.
-- Вы уже давно здѣсь? спросилъ бывшій королевскій камердинеръ, которому любезность путешественника придала нѣкоторую храбрость.
-- Пять дней. Я живу въ нѣсколькихъ шагахъ отсюда, отвѣтилъ графъ Эрбахъ, указывая рукой на домъ съ зелеными ставнями.
Клеманъ сдѣлалъ такое движеніе, какъ будто хотѣлъ поблагодарить своего новаго знакомаго за оказанное ему довѣріе, и слегка прищурилъ свои умные сѣрые глаза, между тѣмъ какъ на губахъ его появилась лукавая улыбка.
-- Значитъ, вы остановились у Франсуа Бланшара! Мать его зовутъ Маделеной... У нихъ довольно красивые комнаты и, если не ошибаюсь, есть также маленькій садъ.
-- Они скромные и услужливые люди. По прибытіи моемъ въ Версаль, верхній этажъ ихъ дома оказался случайно незанятымъ...
-- Случайно ли? спросилъ многозначительно старикъ, понизивъ голосъ.
-- Что вы хотите этимъ сказать, m-eur Клеманъ?
-- Ничего особеннаго! Давно забытая исторія... Время летитъ такъ незамѣтно! Два года тому назадъ, или больше -- не могу сказать навѣрно... съ этихъ поръ комнаты, въ которыхъ вы теперь живете, стояли пустыя. До васъ въ нихъ жилъ маркизъ Піерфонъ...
-- Меня нисколько не интересуетъ, кто жилъ въ этихъ комнатахъ и что случилось въ нихъ. Онѣ свѣтлы и удобны, а до всего остальнаго мнѣ нѣтъ никакого дѣла.
Клеманъ кивнулъ головой въ знакъ согласія. Но чѣмъ больше бесѣдовалъ онъ съ своимъ новымъ знакомымъ, тѣмъ находилъ его загадочнѣе и таинственнѣе и тѣмъ сильнѣе разгоралось въ немъ любопытство. Онъ съ сожалѣніемъ замѣтилъ, что ихъ разговору скоро наступитъ конецъ; они почти дошли до дома Бланшара съ остроконечной черепичной крышей и маленькими окнами нижняго этажа. Въ верхнемъ этажѣ окна были больше; дубовая дверь, выходившая на улицу, была обита листовымъ желѣзомъ; изъ всѣхъ домовъ, виднѣвшихся за каштановыми деревьями, этотъ казался всѣхъ уединеннѣе.
Иностранцу стоило сдѣлать два или три шага до порога своего жилища, и любопытство Клемана могло навсегда остаться неудовлетвореннымъ.
Но къ его удовольствію графъ Эрбахъ вынулъ часы, посмотрѣлъ на солнце и сказалъ:
-- Повидимому, будетъ прелестный вечеръ; слѣдовало бы провести его на открытомъ воздухѣ.
-- Что касается меня лично, возразилъ камердинеръ, то мнѣ предстоитъ еще далекій путь; я долженъ идти въ Люсьеннъ.
-- Теперь уже пятый часъ; вы не успѣете дойти до солнечнаго заката, m-eur Клеманъ.
-- Я самъ убѣжденъ въ этомъ. Мнѣ слѣдовало гораздо раньше двинуться въ путь. Но, милостивый государь, если птица гдѣ либо совьетъ себѣ гнѣздо, то она опять прилетаетъ вить его на томъ-же мѣстѣ. Я не могу пройти мимо дворца, не заглянувъ на дворъ, сегодня мнѣ такъ хотѣлось выждать возвращенія королевы съ прогулки. Разумѣется, это было глупо, потому что я видалъ въ былыя времена еще болѣе парадные выѣзды и дамъ, которыя были несравненно красивѣе тѣхъ, какими вы любовались сегодня. Какъ я ни браню себя, но это ни къ чему не ведетъ, и завтра можетъ повториться то же самое. Что за странное созданіе человѣкъ!
-- А я еще вдобавокъ задержалъ васъ своими разговорами; постараюсь загладить свою вину и провожу васъ, возразилъ графъ Эргахъ.
Пройдя площадь и нѣсколько уединенныхъ улицъ, они вышли на дорогу, окаймленную тополями и каштановыми деревьями, которая тянулась отъ Версаля до замка и деревеньки Люсьеннъ вдоль холмовъ, виноградниковъ, полей и по опушкѣ лѣса. Кругомъ разстилался живописный ландшафтъ, покрытый первою весеннею зеленью. Поля прерывались красивыми садами и огородами, доходившими мѣстами до самаго лѣса. За деревьями и кустами бузины виднѣлись маленькіе сельскіе домики и величественные замки. Съ холма, на который вошли путники, открывался широкій видъ: на восточной сторонѣ тянулась огромная масса домовъ съ возвышающимися кое-гдѣ башнями и куполами церквей; надъ ними поднимались облака дыма, освѣщенныя заходящимъ солнцемъ, и мало по малу исчезали въ прозрачномъ воздухѣ; это былъ Парижъ. На западѣ виднѣлся Марли съ замкомъ и гигантской машиной, поднимающей воду въ фонтаны Версаля; къ сѣверу, на самомъ горизонтѣ, извивалась Сена серебристой лентой. Всюду холмы перемежались долинами, полями, лѣсами; мѣстами первобытная прелесть нетронутой природы представляла пріятный контрастъ съ произведеніемъ садоваго искусства. Рядомъ съ крошечными хижинами возвышались грандіозные замки, постройки различныхъ временъ, ознаменованныя историческими событіями.
Графъ Эрбахъ не могъ найти лучшаго путеводителя въ этой мѣстности. Камердинеръ Людовика XV зналъ исторію чуть ли не каждаго замка на нѣсколько миль кругомъ. Въ продолженіи тридцати лѣтъ, не произошло, повидимому, ни одного сколько нибудь важнаго событія въ жизни высшаго придворнаго общества, которое было бы неизвѣстно Клеману. Нѣкоторыя вещи онъ зналъ по слухамъ, другія, наоборотъ съ такими подробностями, которыя ясно указывали на его близость къ высокопоставленнымъ лицамъ.
Онъ сообщилъ своему внимательному слушателю много забавныхъ исторій и приключеній, которыхъ онъ былъ очевидцемъ, съ примѣсью шутокъ, остротъ и пустыхъ анекдотовъ.
Это были большею частью какіе-то безсвязные отрывки, но настолько рельефные, что изъ нихъ нетрудно было составить цѣлую историческую картину. Разскащикъ упоминалъ вскользь и съ крайнею осторожностью о мрачныхъ, трагическихъ событіяхъ, видимо стараясь смягчить краски и объяснить ихъ съ точки зрѣнія своей лакейской морали. Но тѣмъ не менѣе, въ его словахъ не было и тѣни намѣренной лжи, преувеличенія, или пристрастія.
Такъ, напримѣръ, описывая представленіе графини Дюбарри -- одно изъ наиболѣе памятныхъ для него событій, въ которомъ онъ игралъ видную роль и стоялъ на сторонѣ графини противъ герцога Шуазеля, который хотѣлъ воспрепятствовать этому представленію, считая его оскорбительнымъ для дворянства,-- Клеманъ расхваливалъ герцога, какъ государственнаго человѣка.
Графъ Эрбахъ слушалъ съ возрастающимъ любопытствомъ болтовню старика. Если она не отличалась остроуміемъ, то все-таки изъ массы разсказанныхъ фактовъ онъ могъ почерпнуть для себя много полезныхъ свѣдѣній, которыя могли пригодиться ему на новой и скользкой почвѣ, гдѣ онъ не находилъ для себя точки опоры.
Серьезная забота угнетала его. Исчезли радостныя надежды, воодушевлявшія его въ послѣдній вечеръ, проведенный имъ съ Короной. Внезапно налетѣвшая буря унесла безслѣдно дорогое существо, которое онъ любилъ всѣми силами своей души.
Всѣ его старанія отыскать Корону оказались напрасными. Не постигла ли ее насильственная смерть и она навсегда потеряна для него? Или она все еще заперта въ монастырѣ, въ который всегда можно найти доступъ при извѣстномъ упорствѣ, съ помощью денегъ, или даже открытой силы?
Графъ Эрбахъ, послѣ долгихъ и напрасныхъ поисковъ въ Богеміи, отправился въ Парижъ, въ надеждѣ получить отвѣтъ на мучившіе его вопросы. Корона столько разъ говорила ему о своей завѣтной мечтѣ поступить на парижскую сцену, что онъ окончательно остановился на мысли отыскивать ее въ столицѣ Франціи.
Сколько мучительныхъ думъ и опасеній пережилъ онъ съ того утра, какъ Корона, Гедвига, Рехбергеръ и Бухгольцъ выѣхали изъ уединеннаго богемскаго замка съ первыми лучами восходящаго солнца. Онъ проводилъ ихъ до большой дороги и, вернувшись домой, ожидалъ посѣщенія Венцеля и только вечеромъ узналъ отъ слуги, что писарь еще наканунѣ выѣхалъ изъ приходскаго дома.-- Одной заботой меньше! подумалъ графъ, и съ этой минуты мысленно слѣдилъ за путешественниками черезъ лѣса, долины и города, которые имъ приходилось проѣзжать. Всѣ они были знакомы ему и теперь живо воскресали въ его памяти въ самыхъ яркихъ краскахъ. Прошло десять дней; онъ не получилъ отъ нихъ ни одного письма; но это неособенно безпокоило его. Они напишутъ изъ Франкфурта, когда минуютъ всѣ опасности, утѣшалъ онъ себя. Впрочемъ, тутъ не можетъ быть и рѣчи о какой либо опасности...
На двѣнадцатый день получено было письмо отъ оберъ-бургграфа Евгенія Фюрстенберга. Онъ дружески приглашалъ графа пріѣхать въ Прагу, чтобы оправдаться отъ обвиненія, взводимаго на него старой графиней Турмъ.
Графъ Эрбахъ не ожидалъ ничего подобнаго, но, убѣжденный, что путешественники благополучно переѣхали границу и съ каждымъ часомъ приближаются къ Франціи, отправился въ Прагу.
Оберъ-бургграфъ принялъ его нѣсколько оффиціальнымъ образомъ, и графъ, не отвѣчая на вопросы, спросилъ:
-- Я желалъ бы прежде всего узнать, съ кѣмъ я имѣю дѣло: съ судьей, или другомъ?
-- Съ человѣкомъ, который искренно расположенъ къ вамъ, возразилъ Фюрстенбергъ.
Графъ Эрбахъ подробно разсказалъ ему, какъ онъ нашелъ Корону, привезъ въ Таннбургъ, а затѣмъ по ея просьбѣ отправилъ въ Парижъ къ своей женѣ. Въ его словахъ былъ такой отпечатокъ правдивости, что оберъ-бургграфъ объявилъ себя удовлетвореннымъ и, послѣ нѣкотораго колебанія, сказалъ взволнованнымъ голосомъ:
-- Кто могъ ожидать, что эта невинная исторія кончится такимъ трагическимъ образомъ! Къ несчастью, я долженъ сообщить вамъ печальное извѣстіе... Сюда привезли трупъ убитаго; если не ошибаюсь, это вашъ управляющій Рехбергеръ. Не угодно ли вамъ послѣдовать за мной...
Хотя тѣло уже начало разлагаться, но графъ Эрбахъ съ перваго взгляда узналъ въ немъ своего вѣрнаго слугу и рыдая наклонился къ нему. Бывшій вахмистръ погибъ отъ руки убійцы; двѣ предательскія пули поразили его въ спину и лишили жизни.
Молча, съ сжатыми губами и съ жгучимъ желаніемъ мести въ сердцѣ, выслушалъ графъ Эрбахъ краткое показаніе о печальномъ происшествіи, которое прочиталъ ему секретарь суда изъ составленнаго акта. Остальное онъ узналъ изъ разсказа самого оберъ-бургграфа.
Писарь Венцель Свобода передалъ ему письмо графини Елизаветы Турмъ, въ которомъ была изложена ея жалоба на графа Эрбаха. Одновременно съ этимъ, писарь сообщилъ ему на словахъ о предполагаемой поѣздкѣ графини Короны въ Парижъ и просилъ именемъ своей госпожи воспрепятствовать ей. Оберъ-бургграфъ оставилъ эту просьбу безъ вниманія, хотя пражскій епископъ обратился къ нему съ тѣмъ-же требованіемъ и увѣщевалъ его, во имя религіи я въ силу данной ему власти, вмѣшаться въ такое явное и насильственное похищеніе невинной дѣвушки. Но тутъ присланы были одна за другой двѣ эстафеты изъ Вѣны, собственноручно написанныя императрицей, въ которыхъ ея величество грозила оберъ-бургграфу своей высочайшей немилостью, если онъ не пошлетъ погони за бѣглецами и не вернетъ ихъ во что бы то ни стало. Во второй эстафетѣ на графа прямо указывали, какъ на масона и тайнаго заговорщика; не подлежало сомнѣнію, что кто-то сильно оклеветалъ его передъ императрицей. Въ виду всего этого, оберъ-бургграфу ничего не оставалось, какъ отправить погоню за путешественниками и арестовать ихъ. Ихъ настигли у франконской границы, за милю отъ Эгера; они не выказали никакого сопротивленія и добровольно отдали себя въ руки посланнаго офицера и сопровождавшихъ его солдатъ. Во избѣжаніе огласки, фрейлейнъ оставили въ каретѣ и свезли въ монастырь по желанію старой графини.
-- Что-же касается Рехбергера и его дочери, добавилъ бургграфъ, то они были отправлены въ Эгеръ подъ конвоемъ нѣсколькихъ солдатъ. Если вѣрить разсказамъ этихъ людей, то они заблудились въ лѣсу; дѣвушкѣ удалось убѣжать отъ нихъ, а старикъ отецъ былъ неожиданно убитъ двумя выстрѣлами изъ-за кустовъ. Мнѣ лично эта исторія кажется вообще весьма сомнительною; я могу сообщить вамъ какъ достовѣрный фактъ, что военнымъ судомъ въ Эгерѣ назначено строгое слѣдствіе по этому дѣлу.
Графъ Эрбахъ поневолѣ долженъ былъ довольствоваться неопредѣленными свѣдѣніями, которыя сообщилъ ему почтенный оберъ-бургграфъ. Что могъ онъ предпринять при тѣхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ, въ которыхъ онъ очутился такъ неожиданно? На него смотрѣли, какъ на подозрительное лицо, и обвиняли чуть ли не въ государственномъ преступленіи. Оберъ-бургграфъ отвѣтилъ рѣзкимъ отказомъ на его просьбу видѣться съ фрейлейнъ въ монастырской пріемной, въ присутствіи свидѣтелей, и даже не хотѣлъ назвать монастырь, въ который она была увезена. Графъ Эрбахъ могъ только узнать отъ него, что Корона больна и находится подъ строгимъ надзоромъ.
Въ Эгерѣ также было трудно собрать сколько нибудь точныя сведенія. Офицеръ, командовавшій отрядомъ, который былъ посланъ за бѣглецами, отправился въ Вѣну, по приказу императрицы, для словеснаго доклада. Венгерскіе гусары, составлявшіе его отрядъ, хотя и. были всѣ на-лицо, но плохо говорили по-нѣмецки и давали сбивчивыя, противорѣчивыя показанія. Наконецъ графу Эрбаху удалось съ помощью золота расположить къ откровенности аудитора военнаго суда. По его мнѣнію, нѣкоторые изъ солдатъ были подкуплены Рехбергеромъ и взялись способствовать его побѣгу съ дочерью; молодая дѣвушка скрылась при первомъ удобномъ случаѣ, а старика постигла неожиданная смерть. Кто сдѣлалъ эти два выстрѣла -- вѣроятно, навсегда останется тайной; лѣсная чаща и вечернія сумерки покрыли злодѣяніе двойнымъ покровомъ. Аудиторъ сообщилъ также графу Эрбаху, что Бухгольцъ высидѣлъ цѣлыя сутки въ тюрьмѣ, послѣ чего онъ былъ выпущенъ на свободу съ обязательствомъ немедленно удалиться за границу. Молодую графиню увезли въ монастырь урсулинокъ въ Прагѣ.
Такимъ образомъ, если можно было узнать вѣрныя подробности отъ котораго нибудь изъ свидѣтелей происшествія, то развѣ отъ одного Бухольца. Но гдѣ найти несчастнаго бюргера, который случайно попалъ въ такую трагическую исторію и, быть можетъ, навсегда сбился съ покойной колеи своей жизни? Прошло еще нѣсколько недѣль мучительнаго ожиданія и безпокойства для графа Эрбаха, прежде чѣмъ онъ получилъ письмо отъ Бухгольца черезъ одного дрезденскаго купца.
"Многоуважаемый графъ", писалъ Бухгольцъ изъ Франкфурта на Майнѣ, "надѣюсь, что это письмо будетъ передано вамъ, потому что я поручаю его собрату нашей ложи. Два моихъ первыхъ письма -- одно изъ Нейнарка, другое изъ Вюрцбурга,-- вѣроятно, не дошли до васъ, потому что до сихъ поръ я не получилъ на нихъ отвѣта, хотя я убѣдительно просилъ васъ помочь мнѣ совѣтомъ по поводу ужаснаго, неслыханнаго несчастія, которое постигло насъ и, по всей вѣроятности, извѣстно вамъ въ общихъ чертахъ. Графиня Корона арестована, Гедвига спаслась бѣгствомъ! Я не знаю, гдѣ она и что съ ней. Равнымъ образомъ, я не могу сообщить вамъ никакихъ подробностей о смерти Рехбергера. Я лишенъ возможности дѣйствовать и могу только жаловаться и проклинать свою судьбу. Однако, не стану больше утруждать вашего вниманія и разскажу въ короткихъ словахъ то, что случилось съ нами въ злополучный день 9 сентября.
"Мы безъ всякихъ приключеній выбрались изъ Эгера и уже были въ недалекомъ разстояніи отъ французской границы, когда Рехбергеръ сдѣлалъ мнѣ знакъ, чтобы я ближе подъѣхалъ къ каретѣ. Она была закрыта наглухо, такъ какъ шелъ дождь.-- Будьте на сторожѣ, г-нъ Бухгольцъ, сказалъ мнѣ Рехбергеръ,-- намъ грозитъ опасность! У городскихъ воротъ я видѣлъ знакомую рожу; мнѣ показалось, что это негодяй Свобода. Онъ погубитъ насъ. Спасите дѣвушекъ! Въ погоню за нами посланъ цѣлый отрядъ солдатъ. Вы разговаривали съ королемъ Фридрихомъ и, вѣроятно, не струсите передъ какимъ нибудь австрійскимъ офицеромъ. Отстаньте отъ экипажа; если они нападутъ на васъ, то постарайтесь задержать ихъ какъ можно долѣе. Когда они начнутъ разсматривать ваши бумаги, то говорите имъ о вашемъ королѣ Фридрихѣ; у нихъ еще не прошелъ страхъ къ нему. Выдавайте себя за агента его величества; они сочтутъ васъ самой важной добычей и займутся вами, а мы въ это время дадимъ тягу...
"Вы, вѣроятно, улыбнетесь, графъ, читая эти строки; выдумка почтеннаго Рехбергера мнѣ самому представляется теперь крайне наивной; но утопающій хватается за соломенку... Экипажъ уѣхалъ впередъ; я остался одинъ на дорогѣ. Но вышло совершенно иначе, нежели предполагалъ старикъ. Шесть солдатъ окружили меня и, схвативъ подъ-устцы мою лошадь, потащили назадъ въ Эгеръ; остальные погнались за каретой. Я высидѣлъ двадцать четыре часа въ отвратительной тюрьмѣ; на другія сутки меня выпустили на свободу и солдаты проводили меня до границы, угрожая смертью, если я вздумаю возвратиться назадъ. Предупрежденіе это было совершенно излишне, потому что я не имѣлъ ни малѣйшаго желанія оставаться въ Австріи. Относительно себя лично я былъ совершенно покоенъ, но меня тревожила судьба моихъ спутниковъ; съ каждымъ шагомъ мнѣ дѣлалось тяжелѣе на сердцѣ. Наконецъ, одинъ изъ провожавшихъ меня солдатъ сжалился надо мной и за два гульдена разсказалъ то, о чемъ я подробно писалъ вамъ въ двухъ моихъ письмахъ. Цѣлую недѣлю бродилъ я по деревнямъ вдоль границы, чтобы напасть на слѣдъ Гедвиги; но это былъ напрасный трудъ: никто не видалъ дѣвушки, которая подходила бы по наружности къ моему описанію. Наконецъ, я отправился во Франкфуртъ, продолжая по дорогѣ поиски, но безъ всякихъ результатовъ. Теперь все кончено для меня! Я въ такомъ отчаяніи, что начинаю терять вѣру въ Бога, и не имѣю достаточно силы воли, чтобы рѣшиться на что нибудь. У меня нѣтъ ни одного человѣка, съ которымъ бы я могъ говорить о своей невозвратной потерѣ, кромѣ васъ, графъ. Простите, если я утомилъ васъ своими жалобами, но не оставьте меня въ горѣ и напишите хотя нѣсколько строкъ..."
Графъ Эрбахъ, прочитавъ письмо, грустно улыбнулся. Къ нему обращались за совѣтомъ и словомъ утѣшенія! Развѣ онъ не испытывалъ такое же отчаяніе подъ гнетомъ безвыходнаго горя, отъ котораго у него безсильно опускались руки? Между тѣмъ, онъ ясно сознавалъ, что его единственное спасеніе заключается въ усиленной работѣ, которая потребовала бы напряженія всѣхъ его духовныхъ силъ и отвлекла бы отъ мучительныхъ безплодныхъ думъ.
Въ этомъ смыслѣ онъ отвѣтилъ Бухгольцу и совѣтовалъ ему не оставлять первоначальной цѣли своего путешествія и посѣтить Парижъ и Ліонъ, пока не выяснится тайна, связанная съ печальнымъ событіемъ. "Что касается Гедвиги", писалъ онъ, "то особенно безпокоиться нечего; она умная и рѣшительная дѣвушка и, вѣроятно, нашла себѣ убѣжище у своихъ родственниковъ въ Франконіи въ окрестностяхъ Кульмбаха. Я убѣжденъ, что она напишетъ одному изъ насъ въ самомъ непродолжительномъ времени, и тогда ничто не можетъ помѣшать вамъ отправиться къ ней и просить ея руки. Только не падайте духомъ и вѣрьте, что все устроится къ лучшему, и вы будете наслаждаться полнымъ безмятежнымъ счастьемъ"...
Утѣшая такимъ образомъ своего молодаго друга, графъ Эрбахъ еще глубже чувствовалъ твое собственное несчастіе. Обстоятельства сложились для него далеко не такъ благопріятно, какъ для молодаго бюргера; онъ не имѣлъ опредѣленнаго занятія, которое могло бы хотя до извѣстной степени смягчить горе разлуки съ любимымъ существомъ. Съ другой стороны, онъ болѣе чѣмъ когда нибудь видѣлъ все безуміе своей любви къ Коронѣ. Съ отчаяніемъ въ сердцѣ вернулся онъ въ Таннбургъ, куда вслѣдъ за нимъ привезли изъ Праги тѣло Рехбергера и похоронили по распоряженію графа въ саду подъ вѣковыми соснами.
Къ тоскѣ одиночества скоро примѣшались новыя непріятности, которыя дѣйствовали раздражающимъ образомъ на его расположеніе духа, такъ какъ онъ долженъ былъ употребить всѣ усилія, чтобы удержать извѣстное положеніе въ свѣтѣ. Ему былъ закрытъ доступъ къ старой графинѣ Турмъ и во многіе другіе дворянскіе дома; остальные принимали его сухо и съ принужденіемъ, какъ непрошенаго гостя. Григорій Гасликъ становился все смѣлѣе и заносчивѣе въ своихъ проповѣдяхъ, находя поддержку въ высшемъ духовенствѣ. Чиновники не считали болѣе нужнымъ ухаживать за еретикомъ и при случаѣ безпокоили его исполненіемъ разныхъ формальностей. Враги, повидимому, задались мыслью выжить его изъ страны, или погубить тѣмъ или другимъ способомъ. Но всѣ ихъ преслѣдованія еще болѣе усилили упорство графа, которое Гасликъ называлъ дьявольскимъ навожденіемъ.
Между тѣмъ, борьба съ каждымъ днемъ становилась труднѣе для графа Эрбаха, въ виду его запутанныхъ денежныхъ обстоятельствъ; онъ съ ужасомъ думалъ о томъ, что ему скоро придется уступить поле битвы своимъ врагамъ. Но судьба совершенно неожиданно избавила его отъ этой печальной необходимости. Одна дальняя родственница, всегда дружелюбно относившаяся къ нему при жизни, оставила ему послѣ своей смерти большое состояніе, доходившее, по слухамъ, до нѣсколькихъ милліоновъ. Если молва была преувеличена, то во всякомъ случаѣ наслѣдство было настолько велико, что сразу вывело графа изъ его затруднительнаго положенія и поставило на ряду съ самыми богатыми магнатами Богеміи. Противники графа, предвѣщавшіе его близкое паденіе, видѣли въ этой перемѣнѣ судьбы вмѣшательство нечистой силы. Они распустили слухъ, что родственница, отъ которой онъ получилъ наслѣдство, была ярая протестантка и завѣщала ему свои сокровища подъ условіемъ, чтобы онъ посвятилъ свою жизнь неустанной борьбѣ съ католической церковью. Этотъ слухъ быстро распространился не только между дворянами, но между бюргерами и крестьянами, и получилъ еще большую силу, когда сдѣлалось извѣстно, что графъ намѣренъ возобновить сгорѣвшую башню.
Онъ началъ постройку зимой, въ большихъ размѣрахъ. На первое время, несмотря на хорошую плату, между мѣстными жителями нашлось мало охотниковъ работать, надъ сооруженіемъ "богомерзкаго идольскаго храма", какъ выражался Гасликъ въ своихъ бесѣдахъ съ прихожанами. Онъ грозилъ всѣми мученіями ада тому изъ нихъ, кто принесетъ хотя одинъ камень на постройку новой башни, гдѣ, по его словамъ, графъ намѣревался приносить жертвы злымъ божествамъ и заниматься богопротивными науками и гдѣ набожныя души будутъ введены въ обманъ и соблазнъ княземъ тьмы. Однако недостатокъ рабочихъ не могъ остановить графа Эрбаха при томъ озлобленіи, которое онъ чувствовалъ противъ всѣхъ окружающихъ, вслѣдствіе упорнаго и мелочнаго преслѣдованія своихъ недоброжелателей. Онъ вызвалъ изъ Франконіи плотниковъ и каменщиковъ, которые дѣятельно принялись за сооруженіе башни. Эта мѣра и расточаемое имъ золото произвели свое дѣйствіе. Тѣ самые люди, которые такъ настойчиво отказывались служить ему, мало-по-малу начали предлагать свои услуги, сначала робко, потомъ смѣлѣе и, наконецъ, съ навязчивою назойливостью. Но графъ Эрбахъ наотрѣзъ отказался отъ всѣхъ подобныхъ предложеній.
Въ это время между графомъ и друзьями семейства Турмъ существовала, какъ и прежде, открытая вражда. Изъ всѣхъ людей этого кружка одинъ патеръ Ротганъ сохранилъ съ нимъ хорошія отношенія и нѣсколько разъ посѣщалъ его въ Таннбургѣ. Какъ бы сговорившись, они никогда не касались прошлаго въ своихъ бесѣдахъ, которыя большею частью ограничивались толками объ естественныхъ наукахъ -- ботаникѣ и минералогіи, и о новыхъ замѣчательныхъ опытахъ и открытіяхъ въ области химіи. Только однажды патеръ Ротганъ упомянулъ мелькомъ въ разговорѣ, что графиня Корона выздоровѣла и, вѣроятно, не долго останется въ монастырѣ. Графъ Эрбахъ поблагодарилъ его за это извѣстіе молчаливымъ пожатіемъ руки.
Хотя онъ, повидимому, былъ весь поглощенъ постройкой башни, но втайнѣ продолжалъ розыски, чтобы уяснить себѣ загадочное происшествіе, имѣвшее для него такой печальный исходъ. Онъ еще два раза ѣздилъ въ Эгеръ и послѣ тщательныхъ разспросовъ пришелъ къ убѣжденію, что Рехбергеръ не былъ убитъ солдатами.
Но кѣмъ?
Неужели смерть стараго слуги входила въ планы его враговъ? Или Рехбергъ палъ жертвой личной мести?
Венцель Свобода былъ слишкомъ трусливъ, чтобъ совершить такое смѣлое злодѣяніе. Графъ Эрбахъ скорѣе считалъ способнымъ на это священника Гаслика, но тотъ все время находился неотлучно въ деревнѣ. Судьба дочери была покрыта такимъ-же мракомъ неизвѣстности, какъ и смерть отца. Гедвиги не оказалось ни въ франконскихъ помѣстьяхъ графа, ни у ея родныхъ. Нигдѣ не найдено было ни малѣйшаго слѣда, по которому можно было бы отыскать ее, не смотря на тщательный осмотръ лѣса по близости Эгера.
Графъ Эрбахъ терялся въ догадкахъ, и его все неотвязчивѣе преслѣдовала мысль, что онъ долженъ отыскивать главную причину гоненія на него при вѣнскомъ дворѣ, тѣмъ болѣе, что сама императрица враждебно относилась къ нему. Развѣ ему не было извѣстно, что письмо Маріи-Терезіи побудило нерѣшительнаго Фюрстенберга послать погоню за бѣглецами?
Желая разъяснить себѣ это обстоятельство, графъ Эрбахъ отправился въ Вѣну и на слѣдующій день по пріѣздѣ получилъ аудіенцію у ея величества.
Марія-Терезія встрѣтила его упреками.
-- Кто могъ ожидать, что вы окажетесь такимъ безпокойнымъ человѣкомъ, графъ Эрбахъ! сказала она съ свойственной ей живостью.-- Вы знаете, что я до послѣдняго времени снисходительно смотрѣла на вашу лютеранскую ересь и неблаговидныя нововведенія, которыя вы позволяли себѣ въ своихъ помѣстьяхъ, хотя изъ-за этого можетъ произойти возстаніе крестьянъ во всей Богеміи. Я дѣлала это ради вашего отца, который былъ богобоязненнымъ человѣкомъ и вѣрнымъ подданнымъ, и отчасти въ надеждѣ, что вы образумитесь рано или поздно! Но, повидимому, вамъ неугодно понять, насколько я была милостива къ вамъ. Помимо скандальныхъ любовныхъ похожденій, вы участвуете въ тайныхъ обществахъ... Вы масонъ! Не вздумайте смущать императора вашими безбожными бреднями!..
Графъ Эрбахъ, склонивъ голову, молча выслушалъ обвиненія, которыя сыпались на него одни за другими, и наконецъ, выждавъ минуту, когда Марія-Терезія остановилась, утомленная длинною рѣчью, онъ почтительно замѣтилъ:
-- Ваше императорское величество, не сочтите это дерзостью съ. моей стороны, но позвольте мнѣ напомнить вамъ, что я, къ качествѣ имперскаго графа, добровольно служу вашему величеству и до нѣкоторой степени считаю себя въ правѣ располагать собою и своими, дѣйствіями.
Аудіенція кончилась. Вечеромъ того же дня у графа Эрбаха было тайное свиданіе съ императоромъ на уединенной аллеѣ сада Шёнбрунненъ. Іосифъ сообщилъ ему, что недавно между матерью и имъ опять произошла непріятная сцена. Онъ хотѣлъ сложить съ себя соправительство, такъ, какъ находилъ невыносимымъ свое положеніе при дворѣ, гдѣ повидимому могъ повелѣвать, а въ дѣйствительности долженъ былъ только повиноваться. За нимъ слѣдили шагъ за шагомъ. Такъ, напримѣръ, его пребываніе въ Таннбургѣ до малѣйшихъ подробностей было доведено до свѣдѣнія императрицы матери, и вдобавокъ въ самомъ искаженномъ и преувеличенномъ видѣ. Вѣроятно вслѣдствіе этого она сочла нужнымъ излить свой гнѣвъ на графа и. несчастную Корону, которая, по ея мнѣнію, была настолько нравственно испорчена, что только строгій монастырскій надзоръ можетъ исправить ее. Онъ самъ ни слова не говорилъ матери о томъ, что молодая дѣвушка находится въ Таннбургѣ; старая графиня съ своей, стороны слишкомъ заботилась о репутаціи своей внучки, чтобы сообщать кому бы то ни было подробности ея бѣгства. Въ заключеніе Іосифъ просилъ графа Эрбаха ѣхать въ Парижъ и ждать тамъ его прибытія. Онъ хотѣлъ совершить это путешествіе, чтобы познакомиться съ Франціей, увидѣть сестру, а главное, чтобы нарушить однообразіе своей жизни и удовлетворить мучившую его жажду дѣятельности.
-- Я чувствую себя свободнымъ только во время путешествія, сказалъ Іосифъ.-- Здѣсь я связанъ всевозможными обязанностями, отношеніями, сыновнымъ почтеніемъ къ матери и, наконецъ, все напоминаетъ мнѣ на каждомъ шагу, что я не болѣе какъ подданный. Вы не можете себѣ представить, мой дорогой графъ что это за мученіе сознавать, что имѣешь полную возможность и право властвовать, и въ то же время быть осужденнымъ на полное бездѣйствіе! Когда я переѣзжаю съ мѣста на мѣсто изъ одной страны въ другую, сегодня провожу день въ замкѣ, завтра вхожу въ хижину, помогаю людямъ словомъ и дѣломъ, въ эти минуты я какъ бы предвкушаю мое будущее могущество. Въ Вѣнѣ я не болѣе какъ призрачный государь и такъ-же безсиленъ, какъ послѣдній изъ моихъ подданныхъ!..
Такимъ образомъ, у графа Эрбаха впервые явилась мысль о поѣздкѣ во Францію. Помимо тайной надежды встрѣтить Корону въ Парижѣ, были и другіе поводы, побуждавшіе его предпринять это путешествіе. Онъ получилъ письмо, въ которомъ его извѣщали, что родственники графини Ренаты и во главѣ ихъ дядя ея Лобковичъ намѣрены подать просьбу о разводѣ и что нѣсколько духовныхъ лицъ и папскій нунцій въ Парижѣ находятъ необходимымъ расторженіе этого брака, который не существуетъ болѣе ни передъ Богомъ, ни передъ людьми. Что же касается Ренаты, то было неизвѣстно, на сколько она принимала участія въ этомъ дѣлѣ и вообще соглашалась на разводъ, или нѣтъ.
Въ томъ настроеніи духа, въ какомъ находился графъ Эрбахъ, для него было своего рода наслажденіе сорвать маску лжи и лицемѣрія съ людей, которые еще такъ недавно кичились своимъ нравственнымъ превосходствомъ надъ нимъ. Онъ представлялъ себѣ съ возрастающимъ удовольствіемъ испугъ стараго Лобковича и благочестивую мину покаявшейся грѣшницы Ренаты при его внезапномъ появленіи въ Версали. Онъ мысленно сравнивалъ себя съ героемъ Мольеровской комедіи Альсестомъ, которому также измѣнили друзья, возлюбленная и лицемѣрное, лживое общество. Онъ рѣшился навсегда удалиться въ уединеніе своего богемскаго замка, но хотѣлъ подобно Альсесту предварительно высказать горькую правду ненавистнымъ для него людямъ и излить весь гнѣвъ, накипѣвшій въ его сердцѣ. Въ виду этого онъ ни кому не сообщилъ о своей поѣздкѣ въ Парижъ, кромѣ Бланшара, у котораго онъ хотѣлъ остановиться, и Бухгольца, путешествовавшаго въ это время на югѣ Франціи.
Внимательно слушая многословную рѣчь стараго камердинера и изрѣдка прерывая его какимъ нибудь вопросомъ или замѣчаніемъ, онъ шелъ за нимъ узкими тропинками, избѣгая пыльной большой дороги, ведущей изъ Версаля въ Марли и къ холму Люсьеннъ. Что побуждало его идти въ незнакомое для него мѣсто за человѣкомъ, котораго онъ случайно встрѣтилъ на улицѣ? Онъ самъ не отдавалъ себѣ въ этомъ отчета. Въ тишинѣ вечера, въ лазури неба, которое становилось все прозрачнѣе при отблескѣ заходящаго солнца, было такое очарованіе, которое невольно манило его въ неопредѣленную даль.
Если эта прогулка имѣла какую нибудь цѣль, то о ней зналъ одинъ Клеманъ, котораго сердце было переполнено гордымъ сознаніемъ одержанной побѣды. Бодро и увѣренно выступалъ онъ впередъ въ своихъ башмакахъ съ пряжками, бархатныхъ панталонахъ по колѣно и палкой съ серебрянымъ набалдашникомъ, служившей для него скорѣе предметомъ щегольства, нежели необходимости.
Издали виднѣлись липы Люсьенна, освѣщенныя красноватыми лучами солнца, среди которыхъ выступалъ остроконечный фронтонъ замка и часть балюстрады, окружавшей висячую галлерею павильона.
-- Вы знакомы съ этимъ замкомъ, m-eur Поль? спросилъ неожиданно старый камердинеръ.
-- Нѣтъ, я никогда не бывалъ въ немъ.
-- Онъ прекрасно убранъ картинами и мраморными статуями. Графиня Дюбарри большая любительница предметовъ искусства... Развѣ вамъ никогда не случалось видѣть графини, m-eur Поль? Я заключилъ изъ вашихъ словъ, что вы не въ первый разъ въ Парижѣ.
-- Я видѣлъ ее мелькомъ на одномъ празднествѣ въ Версали, лѣтъ пять тому назадъ. Она проходила мимо меня, такъ что я любовался ею не болѣе двухъ-трехъ секундъ. Впрочемъ,-- добавилъ графъ Эрбахъ, цитируя стихи Вольтера,-- мы, смертные, должны довольствоваться силуэтомъ -- оригиналъ составляетъ достояніе боговъ.
Старый камердинеръ недовѣрчиво взглянулъ на своего спутника.
-- Можетъ быть -- вы и правы, сказалъ онъ со вздохомъ.-- Но вѣдь и боги умираютъ! Эта потеря тяжело отозвалась на бѣдной графинѣ, но она съ ангельскою кротостью переносила свою судьбу и удаленіе отъ двора. Она вела себя, какъ святая въ монастырѣ Font aux Dames, и набожностью превзошла самихъ монахинь. Только недавно король оказалъ ей милость и позволилъ жить въ Люсьеннѣ. Здѣшній павильонъ составляетъ чудо архитектурнаго искусства; Леду построилъ его въ три мѣсяца... Повѣрьте мнѣ, m-eur Поль, вы не будете раскаиваться, если посѣтите замокъ.
-- Надѣюсь, не сегодня вечеромъ? замѣтилъ съ улыбкой графъ Эрбахъ.
-- Почему вы находите это невозможнымъ? Меня всѣ знаютъ въ замкѣ...
-- Охотно вѣрю этому, m-eur Клеманъ, но вы забываете, что я незнакомъ съ хозяйкой дома.
-- Ты напрасно думаешь провести меня, подумалъ камердинеръ и, взглянувъ искоса на графа, добавилъ вслухъ:-- ваше посѣщеніе никому не покажется страннымъ, потому что сюда часто являются иностранцы, и во всякое время дня, чтобы полюбоваться знаменитымъ павильономъ и взглянуть на липу, подъ которой Людовикъ XV пилъ кофе. Въ добавокъ графиня ведетъ такую уединенную жизнь, что мы, вѣроятно, даже не увидимъ ее.
Послѣднее показалось весьма сомнительнымъ графу Эрбаху. Онъ былъ убѣжденъ, что какъ только они войдутъ въ садъ, случай, а еще болѣе, Клеманъ, помогутъ ему встрѣтить графиню Дюбарри. Онъ хорошо помнилъ эту послѣднюю любовницу Людовика XV--блондинку съ розовыми щеками, одѣтую въ бѣлое, развѣвающееся, полупрозрачное платье; онъ много слышалъ о ней дурнаго и много хорошаго; но сирена не привлекла его. Если бы изъ этихъ густыхъ деревьевъ, или миртовыхъ кустовъ, къ которымъ онъ приближался, неожиданно послышалась ея пѣсня, то она не тронула бы его сердца. Теперь его всего болѣе интересовала настойчивость, съ какою старикъ уговаривалъ его войти въ замокъ. Онъ не могъ понять причины, побуждавшей Клемана желать его встрѣчи съ графиней Дюбарри, и невольно спрашивалъ себя: случайно ли завязалось ихъ знакомство, или все было подготовлено заранѣе и онъ попалъ въ ловушку?
-- Графинѣ пришлось много вынести горя въ молодости, продолжалъ старикъ съ прежнимъ беззаботнымъ видомъ.-- Клевета постоянно преслѣдовала ее! Тѣ самые люди, которые сегодня цѣловали -ея руки, разсказывали о ней на слѣдующій день самыя отвратительныя вещи. Негодяи, которыхъ она осыпала благодѣяніями, писали пасквили на ея жизнь. Но это не могло озлобить доброй графини. Я слышалъ собственными ушами, какъ покойный король сказалъ ей однажды: "Для чего существуетъ Бастилія, если вы никого не хотите отправить туда!" Это были подлинныя слова моего господина...
Бесѣдуя такимъ образомъ, они дошли до деревни Люсьеннъ. Маленькіе красивые домики, стѣны обвитыя виноградомъ, огороды съ грядами малины и клубники, тянулись вдоль дороги, которая постепенно поднималась къ старому замку временъ Людовика XIV. Каштановыя деревья только что начинали покрываться молодою зеленью; около кустовъ бузины, въ полисадникахъ, щебетали птицы. Высокая стѣна изъ сѣраго плитняка съ рѣшетчатыми воротами по срединѣ отдѣляла замокъ отъ деревни и группы строеній, въ которыхъ помѣщались сараи для экипажей, конюшни и т. п. Графиня Дюбарри по своей склонности къ романтизму, хотѣла устроить изъ своего жилища волшебный пріютъ любви, недосягаемый для непосвященныхъ, куда не могли бы проникнуть никакія земныя заботы и нужды.
Но сегодня калитка рѣшетчатыхъ воротъ была открыта. Около нихъ стоялъ негръ Заморъ въ полномъ парадѣ, съ шпагой, привѣшанной къ поясу, и въ шляпѣ, украшенной галуномъ; руки его были опущены въ карманы красныхъ бархатныхъ шароваръ. Людовикъ XV, проснувшись однажды въ веселомъ расположеніи духа, назначилъ чернокожаго слугу своей возлюбленной губернаторомъ Люсьенна, и канцлеръ Франціи вынужденъ былъ дать ему патентъ на эту должность. Заморъ столько же гордился своимъ высокимъ положеніемъ въ свѣтѣ, сколько своей красотой, такъ какъ цвѣтъ его кожи можно было сравнить съ чернымъ деревомъ, а зубы бѣлизной не уступали слоновой кости. Поэты, которые пользовались щедротами графини, въ напыщеныхъ мадригалахъ не разъ называли глаза Замора черными брилліантами, а художники въ своихъ картинахъ изображали его въ видѣ генія ночи, стерегущаго богиню Аврору съ золотистыми волосами.
Тѣмъ не менѣе, лицо Замора было въ высшей степени непріятно и поражало своимъ злымъ и нахальнымъ выраженіемъ съ оттѣнкомъ лукавства и чувственности.
Графиня Дюбарри назвала его Заморомъ въ честь героя Вольтеровской трагедіи "Alzire" и нарядила въ пестрый костюмъ, въ которомъ обыкновенно являются мавры въ операхъ и балетахъ передъ парижанами.
Графъ Эрбахъ внимательно разглядывалъ негра; тотъ съ своей стороны не спускалъ глазъ съ незнакомца. Ихъ раздѣляло всего нѣсколько шаговъ.
-- Половина этихъ домовъ построена на деньги графини, продолжалъ Клеманъ.-- Въ деревнѣ почти нѣтъ бѣдныхъ, такъ какъ графиня щедро расточала свои благодѣянія. Она готова помочь всякому несчастному; вотъ и теперь она ухаживаетъ, какъ родная сестра, за однимъ молодымъ нѣмцемъ.
-- За нѣмцемъ! воскликнулъ графъ Эрбахъ.
-- Что, попался, братъ! подумалъ старикъ и добавилъ вслухъ:-- Въ сущности это большой секретъ...
-- Какъ же вы узнали объ этомъ?
-- Моя племянница -- горничная графини. Само собою разумѣется, что я не сталъ бы разсказывать каждому объ этой удивительной исторіи; но вамъ, m-eur Поль...
-- Чѣмъ я заслужилъ такое предпочтеніе?
-- Я почувствовалъ къ вамъ довѣріе съ перваго взгляда, и вдобавокъ мнѣ пришло въ голову, что бѣдный раненый, можетъ быть, нуждается въ совѣтѣ своего соотечественника.
-- Онъ раненъ! какъ это случилось? да говорите-же, наконецъ! воскликнулъ съ нетерпѣніемъ графъ.
-- Восемь дней тому назадъ, графиня возвращалась поздно вечеромъ домой изъ Парижа; въ недалекомъ разстояніи отъ деревни Буживаль, она увидѣла молодаго человѣка, лежащаго на дорогѣ въ полусознательномъ состояніи. Она приказала остановить экипажъ и подошла къ нему; онъ сталъ умолять ее о помощи, такъ какъ у него на горлѣ и затылкѣ были три раны и онъ истекалъ кровью. Его безвыходное положеніе и тонъ голоса тронули сострадательное сердце графини; она привезла его въ замокъ и послала въ городъ за докторомъ.
-- Добрая и благородная женщина! воскликнулъ графъ.
-- Съ тѣхъ поръ, продолжалъ Клеманъ,-- она нѣжно заботится о больномъ, который оказывается вполнѣ порядочнымъ человѣкомъ...
-- Не знаете-ли вы, кто онъ? Какъ его зовутъ? спросилъ съ живостью графъ Эрбахъ, прерывая своего собесѣдника.
-- Одна графиня знаетъ его имя. Я слышалъ, что онъ подданный прусскаго короля Фридриха.
-- Это онъ, Фрицъ Бухгольцъ! мелькнуло въ головѣ графа Эрбаха.
-- Я долженъ видѣть его! Доложите графинѣ, что я прошу ее принять меня, добавилъ онъ вслухъ рѣшительнымъ тономъ.
-- Какъ прикажете вы мнѣ доложить о васъ? Я не знаю вашего имени, возразилъ старый камердинеръ съ напускной наивностью.
Графъ Эрбахъ вложилъ золотой въ руку старика, который счелъ нужнымъ выказать нѣкоторое сопротивленіе, и сказалъ:-- доложите, что я другъ того молодаго человѣка, которому она дала убѣжище въ своемъ домѣ.
Клеманъ прищурился и внимательно разглядывалъ золотой, на которомъ была вычеканена голова германскаго императора.
-- Я такъ и думалъ, пробормоталъ онъ съ самодовольствомъ и поспѣшно направился прямымъ путемъ къ рѣшетчатымъ воротамъ замка Люсьеннъ.