Дождливый день смѣнилъ свѣтлую лунную ночь. Когда Корона проснулась на другое утро послѣ продолжительнаго безпокойнаго сна съ мучительными сновидѣніями, дождь билъ въ окна; сплошная сѣрая туча обволакивала все небо. Мелкій частый дождь не прекращался цѣлый день. Корона могла на досугѣ осмотрѣться въ своемъ новомъ жилищѣ и завязать знакомство съ молодой дѣвушкой, которую графъ Эрбахъ представилъ ей въ качествѣ служанки и подруги. Замокъ былъ отчасти знакомъ ей, такъ какъ два года тому назадъ она бывала здѣсь съ своей бабушкой, когда графъ, увлеченный прекрасной Ренатой Шварценбергъ, устраивалъ для нея празднества, охоту, фейерверки.
Корона только что начинала тогда выходить изъ дѣтскаго возраста и скорѣе смотрѣла на все съ любопытствомъ, нежели сознательными глазами. Мимолетныя картины, видѣнныя тогда, почти стушевались въ ея памяти; она помнила только то, что особенно поразило ея воображеніе. Въ тѣ дни, домъ графа былъ переполненъ дамами и кавалерами въ блестящихъ праздничныхъ нарядахъ. Внизу, у подножья высокаго холма, на которомъ стоялъ замокъ, виднѣлись при желтоватомъ освѣщеніи факеловъ кареты, окруженныя скороходами; конюхи держали за поводья лошадей, которыя нетерпѣливо били копытами о землю. Въ залѣ двигались танцующія пары, въ красивыхъ люстрахъ изъ богемскаго хрусталя горѣли сотни восковыхъ свѣчей; на верхней галлереѣ играли музыканты, выписанные изъ Праги. Тѣнистый садъ былъ освѣщенъ пестрыми фонарями; весь замокъ сіялъ огнями; на перилахъ и зубцахъ башенъ были зажжены плошки съ смолой; ярко выдѣлялось красноватое пламя на темномъ вечернемъ небѣ... Отъ всего это не осталось и слѣда. Тишина и уединеніе царили на. крутыхъ витыхъ лѣстницахъ, въ корридорахъ и высокихъ комнатахъ. Среди камней вымощеннаго двора выросла роскошная трава; лѣниво прохаживались слуги. Кареты не въѣзжаютъ болѣе подъ высокіе своды воротъ; не видно на холмѣ оркестра музыки, наигрывающаго по дорогѣ веселый мотивъ танца. Сѣрое небо и однообразный шумъ дождя болѣе соотвѣтствуютъ безмолвію и пустотѣ этого мѣста.
Корона всего отчетливѣе помнила развалины могущественной башни, разрушенной пожаромъ. На слѣдующій день она пріѣзжала съ своимъ братомъ на пожарище, чтобы узнать о здоровьѣ графа Эрбаха, такъ какъ разнеслась молва, что онъ тяжело раненъ или даже умеръ. Этотъ слухъ оказался ложнымъ. Графъ, дѣйствительно, жилъ въ башнѣ, но онъ отдѣлался однимъ испугомъ и выказалъ такое присутствіе духа, что спасъ изъ огня своего вѣрнаго слугу, Рехбергера. Башня вся сгорѣла внутри; даже каменныя толстыя стѣны сильно пострадали,-- въ нихъ сдѣлались трещины и проломы. Грозный видъ дымящихся развалинъ, изъ которыхъ время отъ времени показывалось пламя, многочисленная толпа людей суетилась на дворѣ... она напрасно силилась спасти что либо отъ страшнаго опустошенія -- все это навсегда запечатлѣлось въ памяти молодой дѣвушки. Между событіями, нарушившими однообразное теченіе ея жизни, пожаръ башни игралъ самую видную роль. Это происшествіе въ свое время возбудило много толковъ: говорили, что башню подожгли, а нѣкоторые предполагали, что это было сдѣлано съ цѣлью погубить графа. Одно было несомнѣнно, что причина пожара осталась неизвѣстною, не смотря на всѣ старанія графа Эрбаха и мѣстныхъ властей.
Когда Корона встала съ постели и подошла къ окну, то она прежде всего стала искать глазами развалины башни на западной сторонѣ двора. Но она съ трудомъ могла различить ея очертанія сквозь густой покровъ дождя и тумана и должна была отложить до болѣе удобнаго времени свое намѣреніе посѣтить развалины.
Но и въ отведенныхъ ей комнатахъ отсутствующей графини Эрбахъ было много такого, что приковывало ея вниманіе и возбуждало желаніе вновь увидѣть любимую подругу.
Хотя Рената Шварценбергъ была нѣсколькими годами старше Короны, но, благодаря раннему развитію подрастающей дѣвочки, она любила ея общество и обходилась съ нею, какъ съ ровесницей. Та кое обращеніе льстило самолюбію молоденькой графини Турмъ и она платила своей взрослой подругѣ мечтательною преданностью и поклоненіемъ; Рената была для нея олицетвореніемъ всѣхъ добродѣтелей и всего прекраснаго на землѣ. Съ завистью, къ которой примѣшивалась значительная доля ревности, смотрѣла она на сватовство графа Эрбаха и на возрастающую любовь къ нему боготворимой подруги. Замужество одной изъ подругъ неизбѣжно нарушаетъ даже самую нѣжную дѣвическую дружбу. Корона мысленно повторяла себѣ, что "никогда не будетъ въ состояніи простить своей подругѣ, подобную измѣну!" Вслѣдъ за тѣмъ наступила неожиданная развязка. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ замужества, Рената разсталась съ своимъ мужемъ, не удостоивъ Корону своимъ довѣріемъ, такъ что для послѣдней причина этой разлуки осталась непроницаемой тайной. Корона изрѣдка получала лаконическія и, но ея мнѣнію, безсодержательныя письма отъ графини Эрбахъ и въ силу своей прежней горячей любви къ ней еще больше оскорблялась ея пренебреженіемъ и сдержанностью. Сначала она приписала всю вину разлуки графу Эрбаху, но потомъ раскаялась въ своемъ поспѣшномъ приговорѣ. Упорное молчаніе Ренаты относительно этого событія не говорило въ ея пользу. Мнѣніе старой графини Турмъ, которая обвиняла во всемъ одного графа, еще болѣе расположило ея внучку въ его пользу. Кто знаетъ, можетъ быть, онъ былъ только страдающимъ лицомъ въ этой печальной исторіи! Развѣ Корона не ошиблась въ своей подругѣ и не убѣдилась, что кажущаяся кротость и доброта Ренаты была только маской, подъ которой скрывались холодность и безсердечіе.
Какое странное совпаденіе обстоятельствъ! Она ходила по тѣмъ комнатамъ, въ которыхъ восемнадцать мѣсяцевъ тому назадъ жила Рената. Ни одна рука не дотрогивалась съ тѣхъ поръ до ея вещей. На креслѣ, въ которомъ она сидѣла, Рената положила свой молитвенникъ и она нашла его открытымъ. Передъ этимъ зеркаломъ, въ которомъ отражалось теперь ея лицо, одѣвалась графиня Эрбахъ; на этой подушкѣ покоилась ея голова.
Но Рената была далеко, въ Версали, а Корона заняла ея мѣсто! Неужели наша жизнь ничто иное, какъ игра, гдѣ мы поперемѣнно занимаемъ мѣста, думала молодая дѣвушка. Ничто не мѣшало ея размышленіямъ, а погода и уединеніе еще болѣе способствовали имъ.
Графъ Эрбахъ съ утра послалъ свое извиненіе, что онъ не можетъ на сегодняшній день исполнить роль хозяина, такъ какъ ему необходимо провѣрить счеты и осмотрѣть съ управляющимъ свои поля и фермы. Вслѣдъ за тѣмъ онъ сѣлъ на лошадь и уѣхалъ съ Рехбергеромъ. Полное уединеніе благодѣтельно подѣйствовало на молодую дѣвушку; она настолько успокоилась, что могла обдумать свое настоящее положеніе. На свое счастье, она не подозрѣвала, что родные намѣревались выдать ее за графа Эрбаха, иначе она не могла бы такъ довѣрчиво и беззаботно вступить въ его домъ. Какъ странно, что, живя въ одномъ домѣ и видясь каждый день, они по прежнему останутся другъ для друга совершенно чужими людьми. Но дѣйствительно ли существуетъ это нравственное отчужденіе?.. Всегда ли тѣни Ренаты и Антоніо будутъ преслѣдовать ихъ и мѣшать сближенію?...
Если бы Корона имѣла привычку взвѣшивать мимолетныя ощущенія своего непостояннаго сердца, то она врядъ ли бы осталась довольна собой въ это утро. Чѣмъ бы она не хотѣла заняться, образъ графа не оставлялъ ее и былъ тѣсно связанъ со всѣми ея мечтами и планами на будущее. Ей представлялось, что онъ провожаетъ ее въ Дрезденъ и даже далѣе -- въ Парижъ, гдѣ въ это время Глюкъ, покровительствуемый Маріей Антуанетой, ставилъ свою оперу "Iphigenie in Aulis". Графъ Эрбахъ ведетъ ее на сцену и радуется ея успѣху... Затѣмъ мысли молодой дѣвушки возвращались къ ея настоящей жизни; она гуляетъ съ нимъ по большому саду, окружавшему замокъ. Вечерняя заря окрашиваетъ деревья послѣдними лучами солнца; наступаютъ сумерки, печально раздаются среди тишины нѣжные звуки эоловой арфы, которую отецъ графа повѣсилъ въ саду за нѣсколько недѣль до своей смерти. Они идутъ вдвоемъ по темной аллеѣ; графъ разсказываетъ ей исторію несчастнаго супружества; онъ дѣлаетъ ее повѣренной своего затаеннаго горя, которое она подмѣтила отчасти въ выраженіи его глазъ и въ кроткой улыбкѣ. Она ѣдетъ съ нимъ въ Парижъ и устраиваетъ между ними примиреніе... Эта роль великодушной посредницы всего болѣе пришлась по вкусу семнадцатилѣтней дѣвушкѣ, такъ какъ тутъ былъ извѣстный героизмъ: она жертвовала своимъ счастьемъ для блага дорогихъ людей! По своей молодости и неопытности, она не замѣчала, сколько эгоизма скрывалось подъ личиной безкорыстія. Ея любовь къ Антоніо кончилась преждевременно, не пустивъ глубокихъ корней въ ея сердцѣ; храмъ искусства снова закрылся для нея, а живая фантазія требовала пищи, чтобы занять праздную голову.
Неудавшееся бѣгство, сознаніе своего несчастія и "вѣчная" разлука съ возлюбленнымъ, которому она не могла простить того, что онъ такъ легко отказался отъ нея -- все это располагало ее къ дѣлу кротости и отреченія. Принимая на себя роль посредницы между графомъ и его женой, она въ то же время удовлетворяла своему желанію увидѣть свѣтъ и прирожденной склонности къ приключеніямъ и интригамъ, хотя самого невиннаго свойства. Она намѣревалась въ этотъ-же вечеръ, а самое позднее -- на слѣдующее утро, поговорить объ этомъ съ графомъ, и чтобы не терять ни одной минуты, она принялась писать длинное, нѣжное посланіе Ренатѣ. Сердце ея усиленно билось отъ избытка чувствъ, переполнявшихъ ея душу, отъ воспоминаній ранней юности и надежды на скорое свиданіе съ бывшей подругой.
Но, принявшись за письмо, она встрѣтила неожиданныя затрудненія. Краснорѣчіе все истощилось при первыхъ увѣреніяхъ въ нѣжной, ненарушимой дружбѣ. Но она еще больше смутилась, когда пришлось разсказать отсутствующей подругѣ о томъ странномъ положеніи, въ какомъ она находилась въ данную минуту, и о своемъ неудачномъ бѣгствѣ. При этомъ густая краска выступила на щекахъ молодой дѣвушки. Что могла она сказать о графѣ? Одно выраженіе казалось ей слишкомъ холодно, другое слишкомъ нѣжно, такъ что Рената могла дать ему превратное толкованіе.
Испортивъ нѣсколько листковъ бумаги, Корона бросила письмо, въ убѣжденіи, что не можетъ писать вслѣдствіе непривычной обстановки -- дождя, бившаго въ окна и шуму въ сосѣдней комнатѣ, гдѣ Гедвига мела полъ. Вотъ она сама стоитъ у дверей и спрашиваетъ, не прикажетъ ли графиня, подать завтракъ.
Это была цвѣтущая, полная дѣвушка, двумя годами старше Короны, голубоглазая, съ бѣлокурыми волосами, заплетенными въ косы, которыя были обвиты кругомъ головы. Линіи ея лица не были ни особенно красивы, ни изящно очерчены; но въ этомъ лицѣ выражалась такая сердечность и веселость, что она располагала къ себѣ всякаго съ перваго взгляда. Человѣкъ, знакомый съ старинными преданіями Франконіи, вѣроятно, призналъ бы Гедвигу за правнучку Туснельды или Кримгильды. Но Корона, никогда не бывавшая въ Франконіи, не могла дѣлать такихъ сопоставленій и нашла только поразительное сходство дѣвушки съ ея отцемъ Рехбергеромъ не только въ наружности, но и въ голосѣ и манерѣ держать себя. При другихъ условіяхъ, Корона, аристократка въ душѣ, несмотря на увлеченіе искусствомъ, гордая и высокомѣрная, привыкшая къ рабской покорности чешской прислуги, вѣроятно, осталась бы недовольна Рехбергеромъ и его дочерью и пожаловалась бы графу на ихъ грубое обращеніе, такъ какъ они, при всей своей услужливости, держали себя независимо относителі но господъ и съ чувствомъ собственнаго достоинства. Но теперь она находила особенную прелесть въ обращеніи и отвѣтахъ Гедвиги, потому что они представляли для нея интересъ новизны и гармонировали съ непривычной для нея обстановкой.
По пріѣздѣ въ замокъ, она была настолько измучена и погружена въ свои мысли, что не обратила никакого вниманія на молодую дѣвушку, которая предложила раздѣть ее и, получивъ отказъ, вышла изъ комнаты съ словами: "покойной ночи". Утромъ Корона очень мало говорила съ нею, но была удивлена ея отвѣтами, полными здраваго смысла и скромной сдержанности. Только теперь она внимательно посмотрѣла на Гедвигу, которая стояла въ дверяхъ при дневномъ освѣщеніи и пришла въ восхищеніе отъ ея наружности. Красивый бюргерскій нарядъ Гедвиги представлялъ противоположность съ простой крестьянской одеждой графини, которая сняла съ головы пестрый платокъ и распустила свои роскошные коричневые локоны. На Гедвигѣ было сѣрое платье, подобранное розовыми бантами, а на шеѣ небольшой шелковый платокъ съ широкой бахрамой, прикрывавшей плечи; косы ея были переплетены шелковыми лентами.
Коронѣ пришло въ голову, что теперь по платью могутъ принять Гедвигу за госпожу, а ее за крестьянку. Эта мысль показалась ей настолько забавною, что она расхохоталась.
-- Вы предлагаете мнѣ свои услуги, Гедвига, мнѣ, простой крестьянкѣ! сказала она съ улыбкой.-- Приличнѣе было бы сдѣлать наоборотъ. Дочь нашего бурмистра не умѣетъ такъ хорошо одѣваться и далеко не такъ красива, какъ вы!
-- Графиня насмѣхается надо мною. Я знаю, что отецъ избаловалъ меня и наряжаетъ богаче, чѣмъ слѣдуетъ. Но ему нравятся пестрыя юбки и ленты.
-- Вѣроятно, и вамъ также?
-- Разумѣется, мы всѣ наслѣдовали склонность нашей прародительницы Евы. Это нашъ прирожденный грѣхъ.
-- Какъ вы легко относитесь къ этому. Вы, вѣроятно, лютеранка.
-- Да, потому что въ этой вѣрѣ крещены мой отецъ и покойная мать.
-- Развѣ здѣшніе крестьяне лютеранскаго вѣроисповѣданія?
-- Нѣтъ, большинство католики, кромѣ нѣсколькихъ человѣкъ, привезенныхъ графомъ изъ Франконіи; тѣ всѣ лютеране. Графъ приказалъ устроить намъ капеллу въ одной изъ залъ замка; въ большіе праздники, по приглашенію графа, сюда пріѣзжаетъ пасторъ изъ Саксоніи и говоритъ намъ проповѣди.
-- Я слышала, что графъ не признаетъ никакой религіи!
-- Я не знаю, что вамъ сказать на это. Но я считаю графа богобоязненнымъ человѣкомъ. Онъ помогаетъ бѣднымъ, говоритъ о божьемъ всемогуществѣ и милосердіи лучше и трогательнѣе, нежели всякій приходскій священникъ.
-- Онъ разговаривалъ съ вами объ этомъ?
-- Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, я встрѣтила графа въ саду поздно вечеромъ; на небѣ въ это время была необыкновенно свѣтлая звѣзда. Я тогда была еще дѣвочкой и съ удивленіемъ смотрѣла на звѣзду, которую я до этого никогда не видала. Графъ ласково взялъ меня за руку, показалъ мнѣ самыя блестящія звѣзды, сказалъ, какъ онѣ называются, и объяснилъ, что планеты движутся вокругъ солнца. Онъ мнѣ позволилъ также прійти въ башню и посмотрѣть въ верхней комнатѣ на раскрашенный глобусъ неба, купленный покойнымъ графомъ. Къ несчастью, и эта прекрасная вещь сгорѣла во время пожара башни.
Молодая графиня, сидя въ покойномъ креслѣ, разсѣянно слушала стоявшую передъ ней Гедвигу.
-- Она ученая! подумала съ досадой Корона.-- Посмотримъ, насколько ты понимаешь въ музыкѣ!
Она встала съ своего мѣста и открыла фортепіано, которое оказалось сильно разстроеннымъ, такъ какъ уже давно никто не прикасался къ его клавишамъ. Но это не остановило Корону. Проигравъ прелюдію, она запѣла по-итальянски арію Глюка. Звуки фортепіано становились все полнѣе и сильнѣе, сливаясь съ нотами богатаго молодаго голоса. Тихая жалоба безъисходнаго горя, которую великій маэстро выразилъ съ такимъ неподражаемымъ искусствомъ въ своемъ "Орфеѣ", получила еще большую прелесть и задушевность при талантливомъ исполненіи Короны.
Чарующіе звуки пѣсни произвели такое сильное впечатлѣніе на простую дѣвушку, что у ней захватило дыханіе. Скрестивъ руки нй груди, она пристально смотрѣла на пѣвицу, которая казалась ей какимъ-то высшимъ существомъ, слетѣвшимъ на землю изъ другаго міра.
Молодая графиня внезапно прервала пѣніе и спросила съ усмѣшкой Гедвигу:
-- Вы, можетъ быть, такъ же ноете и играете?
Прошло нѣсколько секундъ, прежде чѣмъ Гедвига въ состояніи была выговорить одно слово.
-- Развѣ это возможно!.. Такъ ноютъ только ангелы! Я никогда не слыхала ничего подобнаго...
-- Никогда! повторила Корона съ веселой улыбкой.-- Но вы понимаете искусство... У васъ слезы на глазахъ... Сядьте возлѣ меня.
Принужденность перваго знакомства исчезла. Обѣ дѣвушки болтали черезъ нѣсколько минутъ, какъ старыя знакомыя, напоминая своимъ щебетаньемъ весеннихъ ласточекъ. Молодая графиня отрѣшилась отъ своего обычнаго высокомѣрія и наслаждалась комической стороной приключенія. Исторія, которая могла кончиться такъ трагически, представлялась ей теперь въ совершенно иномъ свѣтѣ. Пусть объясняютъ, какъ хотятъ, ея внезапное исчезновеніе изъ замка; пройдетъ еще нѣсколько времени, и люди забудутъ объ ея существованіи! Благодаря дождливому дню, Корона еще болѣе чувствовала свое одиночество и искренно желала сблизиться съ дочерью управляющаго. У обѣихъ была одинаковая потребность высказаться. Знатная графиня представляла для Гедвиги олицетвореніе всего прекраснаго, возвышеннаго и блестящаго въ мірѣ. Корона, въ свою очередь, съ большимъ интересомъ относилась къ дочери управляющаго. Послѣдняя нравилась ей своей своеобразной красотой, свободной рѣчью и умственнымъ развитіемъ, казавшимся ей невозможнымъ въ той средѣ, къ которой принадлежала Гедвига. Но Корона не предалась такъ откровенно и безкорыстно новому знакомству, какъ Гедвига; она была слишкомъ искусственно воспитана для этого. Нолу-шутя, нолу-серьезно, она преслѣдовала свою цѣль и поддразнивала Гедвигу, чтобы вывѣдать у ней нѣкоторыя подробности о супружествѣ графа. Не выскажетъ ли она какого нибудь предположенія относительно причины, побудившей молодую графиню такъ скоро разстаться съ мужемъ?..
Незамѣтно проходило время. Обѣ дѣвушки отправились осматривать замокъ. Здѣсь все нравилось Коронѣ но своей новизнѣ. Она не встрѣчала той роскоши и великолѣпія, которыя наскучили ей въ замкѣ ея бабушки; комнаты были меньше и въ нихъ не было ни такого количества золотыхъ и серебряныхъ украшеній, ни длиннаго ряда фамильныхъ портретовъ въ тяжелыхъ старинныхъ рамкахъ; но все, начиная съ мебели и кончая самой маленькой вещью въ комнатѣ, носило на себѣ отпечатокъ изящества и непосредственнаго отношенія къ жизни. Маленькія картины на стѣнахъ изображали праздничныя и пастушескія сцены; кавалеры и дамы прогуливались въ саду или танцовали. На одной картинѣ былъ изображенъ Дафнисъ, играющій на флейтѣ передъ Церерой, на другой -- маскарадъ въ Италіи; тутъ шествіе Бахуса, надъ нимъ изображеніе дамы съ арфой въ свѣтлоголубомъ парчевомъ платьѣ... Это былъ новый, невѣдомый міръ для Короны, но близкій ея сердцу, міръ, въ которомъ она желала бы остаться навсегда.
-- На другой сторонѣ замка, гдѣ живетъ графъ, комнаты мрачнѣе и проще но своему убранству, замѣтила Гедвига.-- Ихъ устраивалъ покойный графъ; онъ любилъ темные цвѣта, старомодные столы, стулья и шкапы... Но молодая графиня хотѣла, чтобы вокругъ нея все было свѣтло, пестро и весело. Однако, она и четырехъ недѣль не наслаждалась всѣмъ этимъ. Не помогли ни наши молитвы объ ихъ счастьи, ни наши просьбы...
Гедвига сама начала разговоръ, на который до этой минуты напрасно старалась навести ее Корона. Послѣдняя тотчасъ же воспользовалась этимъ и осыпала вопросами Гедвигу, которая отвѣчала тѣмъ охотнѣе, что она не имѣла причины скрывать то, что ей было извѣстно. Ничто не могло быть проще разсказа дочери управляющаго: бракъ былъ заключенъ въ Прагѣ; молодые супруги прожили около трехъ недѣль въ замкѣ и, повидимому, совершенно счастливо. Въ этомъ настроеніи они отправились въ Венецію. Графъ, посѣтившій Италію въ ранней молодости, хотѣлъ вновь побывать въ этой странѣ съ любимой женой. Но, едва доѣхавъ до Венеціи, они разстались. Отецъ Гедвиги узналъ объ этомъ печальномъ событіи только двѣ недѣли спустя, изъ письма, которое графъ написалъ ему изъ Рима.
Корона была не удовлетворена этимъ разсказомъ, потому что она не узнала въ немъ ничего новаго, хотя не могла сомнѣваться, что Гедвига ничего не скрыла отъ нея. Одно только заинтересовало ее, что Гедвига не раздѣляла ея восхищенія Ренатой и откровенно призналась, что никогда не чувствовала особеннаго довѣрія къ молодой графинѣ.
-- Развѣ вы узнали что нибудь дурное о ней? спросила Корона.
-- Нѣтъ, я ничего не слыхала. Но во всякомъ случаѣ мнѣ неприлично разсуждать о поступкахъ графини. Я всегда видѣла ее только мелькомъ. Мнѣ не нравился ея холодный взглядъ и сжатыя губы. Я никогда не рѣшилась бы говорить съ нею такъ откровенно, какъ съ вами. Если кто не нравится намъ, то это еще не значитъ, что онъ дурной человѣкъ! Но одни люди такіе, что такъ и хочется броситься имъ на шею и вылить передъ ними все, что у тебя на сердцѣ, а другіе однимъ взглядомъ леденятъ нашу кровь. Говорятъ, что у каждаго на лицѣ написана его душа, только не всякій умѣетъ читать эту надпись, а только тотъ, кому это дано свыше.
-- Вѣроятно, вы считаете себя въ числѣ этихъ избранныхъ?-- спросила со смѣхомъ Корона.
-- По крайней мѣрѣ, мое чувство не обмануло меня относительно графини Ренаты.
Это заявленіе добродушной и умной дѣвушки еще болѣе убѣдило Корону въ виновности Ренаты. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, чѣмъ невиннѣе и несчастнѣе казался графъ, тѣмъ болѣе онъ выигрывалъ въ ея мнѣніи. Быть можетъ, онъ увлекся Ренатой съ горячностью первой любви и нашелъ въ ней гордую сдержанность и чопорность святоши, годную для монастыря, а не для супружеской жизни. Примиреніе графа съ его женой показалось Коронѣ еще труднѣе, но тѣмъ выше будетъ ея заслуга, если это удастся ей. Она, вѣроятно, отлично исполнила бы свою роль посредницы, если бы могла тотчасъ же вызвать передъ собою обоихъ супруговъ съ помощью волшебнаго жезла. Но она должна была поневолѣ отложить свое предпріятіе до слѣдующаго утра, потому что дождь еще больше усилился и, по замѣчанію Гедвиги, врядъ ли можно было ожидать возвращенія графа изъ отдаленныхъ фермъ при худыхъ дорогахъ, которыя, вѣроятно, стали еще хуже отъ дождя. Корона покорилась необходимости, но ея нетерпѣніе выражалось въ полусловахъ и возгласахъ, которые становились тѣмъ чаще, чѣмъ больше подвигалась стрѣлка на фарфоровомъ циферблатѣ, изображавшемъ знаки зодіака. Наконецъ, Коронѣ показалось настолько невыносимымъ оставаться долѣе въ комнатахъ, что она рѣшила выйти изъ замка на свѣжій воздухъ, несмотря на бурю и дождь.
День уже склонялся къ вечеру и замѣтно было приближеніе сумерекъ, когда дѣвушки вышли на главное крыльцо. Старая служанка, завѣдывавшая кухней и погребами, предостерегала ихъ отъ прогулки въ сырую погоду, но обѣ дѣвушки со смѣхомъ убѣжали отъ добродушныхъ увѣщаній старухи къ развалинамъ сгорѣвшей башни. Онѣ повязали себѣ головы теплыми платками; Корона, кромѣ того, накинула на себя плащъ. Она шла впереди, выплясывая крестьянскій танецъ но камнямъ мощенаго двора и выбивая тактъ своими толстыми деревянными башмаками. Она чувствовала себя въ радостномъ настроеніи ребенка при видѣ новой игрушки; рана, нанесенная ей любовью, еще не зажила, но неособенно безпокоила ея, потому что воображеніе ея было занято чудесами, ожидавшими ее за темнымъ покровомъ тумана. Замокъ имѣлъ видъ сѣрой тяжелой массы, нагроможденной тремя этажами. Крыша, украшенная зубцами, и три гранитныя статуи, стоявшія на стѣнѣ между фронтонами -- все это исчезало въ бѣловатомъ облакѣ тумана перемѣшаннаго съ. дождемъ. Въ тѣ времена, когда Валдштейнъ построилъ себѣ замокъ у подножья укрѣпленнаго императорскаго дворца въ Прагѣ, воздвигнутъ былъ и этотъ замокъ, который долженъ былъ представлять собою слѣпое подражаніе стилю Бернини, но при дальнѣйшей постройкѣ окончательно потерялъ первоначальный характеръ и цѣльность архитектурнаго плана. Теперь это было старое, обветшалое зданіе, почернѣвшее отъ времени и непогоды. Желѣзная рѣшетка соединяла его съ башней и садомъ. По толщинѣ и прочности стѣнъ, длинѣ свода надъ воротами, можно было видѣть, что замокъ построенъ былъ въ суровый, воинственный вѣкъ, и нѣкогда служилъ крѣпостью; то же назначеніе имѣла и сгорѣвшая башня. Стѣны ея съ одной стороны были почти нетронуты и надъ главнымъ ходомъ виднѣлся каменный барельефъ съ тремя головами; двѣ изъ нихъ были по бокамъ стариннаго герба, одна надъ нимъ. Послѣдняя особенно обратила на себя вниманіе Короны. Эта голова съ оскаленными зубами производила такое впечатлѣніе, что, глядя на нее, казалось, что она насмѣхается надъ геральдическими звѣрями герба и надъ серьезными вытянутыми лицами своихъ товарищей.
-- Что означаютъ эти головы? спросила Корона, вскочивъ въ нишу стѣны, гдѣ она была нѣсколько защищена отъ дождя.
-- Это головы трехъ дураковъ, отвѣтила Гедвига.
-- Мы не умнѣе ихъ! сказала со смѣхомъ Корона.-- Кто, кромѣ насъ двухъ, вздумаетъ любоваться ими въ такую погоду!
-- Можетъ быть, эти барельефы имѣютъ и другое значеніе, продолжала Гедвига,-- но я ничего не слыхала объ этомъ. Отецъ предполагаетъ, что это портреты трехъ любимыхъ шутовъ герцога Рауднитца, которому нѣкогда принадлежалъ замокъ, а крестьяне говорятъ, что кто поживетъ въ замкѣ, тотъ поглупѣетъ.
-- Значитъ, кузенъ Эрбахъ долженъ благодарить небо, что башня сгорѣла, потому что это спасло его отъ идіотизма.
-- Одно несомнѣнно, что въ этой башнѣ творились странныя вещи, сказала Гедвига убѣжденнымъ тономъ.
-- Кто лучше васъ можетъ знать тайны старой башни! сказала ласково Корона, положивъ руку на плечо своей новой подруги.
-- Если бы графиня въ тѣ времена поднялась ночью по винтовой лѣстницѣ, продолжала Гедвига,-- то услыхала бы шорохъ, шепотъ, свистъ; все казалось, что кто-то идетъ за вами; шаги останавливались вмѣстѣ съ вами и опять раздавались, когда вы шли дальше. Наверху была большая зала съ куполомъ, посреди котораго было продѣлано окно; ночью его отворяли и черезъ него можно было видѣть небесныя свѣтила. У графа были подзорныя трубы и онъ все наводилъ ихъ на луну, въ надеждѣ открыть на ней моря и горы. Я также много разъ смотрѣла въ эти трубы, но ничего не видѣла, кромѣ блестящаго золотаго тумана.
Обѣ дѣвушки дошли до другой стороны воротъ и вышли на небольшой дворъ, нѣкогда принадлежавшій башнѣ. Здѣсь былъ полуразрушенный колодецъ, а кругомъ среди мусора виднѣлись ступени лѣстницы, разбросанные въ безпорядкѣ балки, камни и обломки четырехъ гранитныхъ статуй, которыя, по словамъ Гедвиги, нѣкогда поддерживали куполъ.
Корона молчала, задумчиво опустивъ голову. Разсказы о старой башнѣ производили на нее впечатлѣніе чего-то сказочнаго. Она почти завидовала свѣдѣніямъ Гедвиги, которая казалась ей волшебницей, властвовавшей въ этомъ заколдованномъ мѣстѣ. Все здѣсь представлялось молодой графинѣ чѣмъ-то необыкновеннымъ: плющъ, обвивавшій своими усиками и листьями уцѣлѣвшія стѣны, шиповникъ, росшій у воротъ, по ея мнѣнію были выше и крупнѣе видѣннаго ею до сихъ поръ плюща и шиповника. Она вошла въ башню, но тотчасъ же вернулась назадъ, чтобы избѣжать сквознаго вѣтра, который охватилъ ее со всѣхъ сторонъ или, быть можетъ, отъ тайнаго ужаса, сжимавшаго ея сердце. Въ это время у конюшенъ на противоположной сторонѣ послышалось ржаніе и топотъ лошадей; Корона вздохнула свободнѣе.
-- Это непріятное мѣсто, сказала она.-- Я не понимаю, какъ вы не боялись оставаться здѣсь!
-- Мы вѣдь не жили въ башнѣ; я только изрѣдка ходила сюда, когда здѣсь ночевалъ отецъ, по вечерамъ или утромъ, пока меня не заинтересовало узнать, что дѣлаютъ въ башнѣ трое мужчинъ.
-- Какіе мужчины? Вы говорили мнѣ только о трехъ шутахъ?
Храбрость опять вернулась къ молодой графинѣ; дождь пересталъ, а на западѣ красноватая полоса свѣта опоясывала небосклонъ.
Лицо Гедвиги приняло насмѣшливое выраженіе, но вмѣстѣ съ тѣмъ она казалась смущенной.
-- Я не знаю, имѣю ли я право разсказывать это...
-- Назовите мнѣ только имена трехъ мужчинъ; надѣюсь, что въ этомъ нѣтъ ничего предосудительнаго!
-- Извольте, я назову ихъ. Эти мужчины были: графъ, мой отецъ и одинъ молодой французъ, котораго графъ встрѣтилъ во время своего путешествія и привезъ съ собой. Его звали Франсуа Бланшаръ.
-- Бланшаръ? Я никогда не слыхала его имени.
-- Можетъ быть! Но тѣмъ не менѣе вы, графиня, два года тому назадъ отъ души восхищались имъ.
-- Я! Бланшаромъ!..
-- Это было за нѣсколько дней до пожара, на одномъ празднествѣ, которое устроилъ графъ. Я тогда въ первый разъ любовалась вами, графиня. Я стояла въ верхней галлереѣ около музыкантовъ и смотрѣла на разряженныхъ кавалеровъ и дамъ, среди которыхъ были и вы; я не стану распространяться о томъ, какъ вы были красивы въ этотъ вечеръ и какъ хорошо танцовали. Когда всѣ стали разъѣзжаться и вы подъ руку съ братомъ вышли на крыльцо, я побѣжала вслѣдъ, чтобы еще разъ взглянуть на васъ. Вы остановились отъ удивленія, потому что вся башня была объята зеленымъ и краснымъ свѣтомъ отъ безчисленнаго множества пестрыхъ шкаликовъ. Многіе, глядя на это, говорили, что это дурное предзнаменованіе, а вы, графиня, съ восхищеніемъ воскликнули: кто устроилъ это?
-- Теперь я знаю, что это сдѣлалъ Бланшаръ! Если бы я его увидѣла въ этотъ вечеръ, то на радости обняла бы его и поцѣловала. Я навѣрно сдѣлала бы это, такъ хорошо было освѣщеніе. А теперь башня сгорѣла и бѣдный Бланшаръ лишился моего поцѣлуя. Что это былъ за чудный вечеръ! Я чуть не плачу отъ досады при мысли, что съ этого времени я состарѣлась и сдѣлалась слишкомъ серьезна...
Гедвига отворила рѣшетку сада. Дождь еще покрапывалъ изъ нависшихъ тучъ, хотя усилившійся вѣтеръ уже началъ разгонять ихъ. У входа съ обѣихъ сторонъ были лужайки; между ними стояла старая каменная ваза. Въ былыя времена она была окружена клумбами цвѣтовъ; теперь онѣ заросли сорной травой, но мѣстами еще виднѣлись астры и резеда, наполнявшая воздухъ своимъ ароматомъ. Длинная аллея сосенъ и елей, конецъ которой исчезалъ изъ глазъ при наступившихъ сумеркахъ и туманѣ, проходила черезъ весь садъ, спускаясь къ подножью холма, на которомъ стоялъ замокъ до того мѣста, гдѣ садъ соединялся съ лѣсомъ.
При вечернемъ полумракѣ и дождливой погодѣ, видъ этихъ спокойныхъ деревьевъ съ опущенными вѣтвями и верхушками, гордо поднятыми къ небу, производилъ подавляющее впечатлѣніе. Они стояли неподвижно въ своемъ серьезномъ величіи и торжественности и, казалось, оплакивали несчастную людскую судьбу. Дождевыя капли, падали съ ихъ вѣтвей на лица и плечи дѣвушекъ.
Онѣ медленно шли между высокими мрачными деревьями. Корона, чувствуя непонятное для нея волненіе, взяла за руку Гедвигу и не отпускала ее.
-- Такъ это былъ Бланшаръ! сказала она.-- Что сталось съ нимъ?
-- Вскорѣ послѣ этого праздника, и даже чуть ли не черезъ два дня, онъ уѣхалъ отсюда. Это былъ какой-то чудакъ, такъ что многіе боялись его. Злые языки утверждали, будто онъ поджегъ башню. Но это ложь! Графъ очень любилъ Бланшара и при прощаніи обнялъ его, а Бланшаръ даже плакалъ, уѣзжая.
-- Зачѣмъ же онъ уѣхалъ?
-- Я слышала, какъ онъ говорилъ, что его мать при смерти въ Парижѣ и что онъ хочетъ еще разъ увидѣть ее. Онъ былъ недурной человѣкъ, и если онъ велъ иногда на своемъ языкѣ безбожные разговоры, то мы только на половину понимали ихъ, а Господь врядъ ли слушалъ эту пустую болтовню. Отецъ видѣлъ многихъ французовъ въ Росбахѣ и говоритъ, что они похожи на мѣхи: раздуются сразу, а черезъ минуту опять пусты. Французы все дѣлаютъ на вѣтеръ...
-- Но они умѣютъ устраивать отличные фейрверки, которые нравятся молодымъ дѣвушкамъ и воспламеняютъ ихъ сердца, замѣтила Корона.-- Я вижу, что вы были неравнодушны къ этому Бланшару, Гедвига, и втайнѣ благоговѣли передъ нимъ.
Краска неудовольствія выступила на лицѣ Гедвиги.
-- Я не знаю, почему у васъ составилось такое дурное мнѣніе о моей особѣ? сказала она.
-- Не сердитесь, возразила молодая графиня съ лукавой улыбкой.-- Всѣ мы болѣе или менѣе самолюбивы. Если "мужчины находятъ насъ красивыми, то мы невольно обращаемъ на нихъ вниманіе...
-- Мысли Бланшара были заняты болѣе серьезными вещами, нежели ухаживаніемъ за бѣдной дѣвушкой! замѣтила угрюмо Гедвига, но видя, что Корона продолжаетъ улыбаться, она добавила съ досадой:-- Бланшару некогда было заниматься такими пустяками; онъ хотѣлъ придумать какой нибудь способъ летать по воздуху.
-- Летать по воздуху? Да вѣдь это колдовство! замѣтила Корона, широко раскрывъ глаза отъ удивленія.
-- Онъ надѣялся достигнуть этого, не прибѣгая къ колдовству... Если графиня дастъ честное слово не выдавать меня...
-- Нѣтъ, будь спокойна...
-- Графъ и Бланшаръ хотѣли устроить такую машину въ башнѣ, чтобы съ помощью ея подниматься на высоту и летать по воздуху, какъ птицы...
-- Вы разсказываете такія страшныя вещи, что я больше не хочу слышать о нихъ. Это своего рода колдовство, и вдобавокъ, самого опаснаго свойства!
-- Но вѣдь дѣло не дошло до летанія; машина не была окончена... возразила Гедвига въ оправданіе графа и Бланшара.
-- Разумѣется, нѣтъ! Господь сжегъ башню, въ которой подготовлялось нечестивое дѣло... Если бы Богу угодно было, чтобы мы летали, то онъ далъ бы намъ для этого крылья! Развѣ человѣкъ имѣетъ право нарушать порядокъ, установленный Всевышнимъ?
Монастырское воспитаніе пустило такіе глубокіе корни въ сердцѣ молодой графини, что всякое стремленіе переступить границы, установленныя католической вѣрой и церковными преданіями, казалось ей предосудительнымъ и безбожнымъ. Она скорѣе готова была простить нарушеніе нравственныхъ обязательствъ и объяснить это любовью и общечеловѣческою слабостью. Въ монастырѣ послушаніе считалось первою добродѣтелью, а подчиненіе людскихъ сужденій высшимъ соображеніямъ церкви не только необходимымъ, но и пріятнымъ Богу, такъ какъ наша душа, блуждающая во мракѣ сомнѣній, только этимъ путемъ можетъ достигнуть мира и спокойствія. Въ силу этого взгляда, привитаго воспитаніемъ, Корона старалась подавить въ себѣ всякое, поползновеніе къ свободомыслію. Предпріятіе графа Эрбаха казалось ей діавольскимъ навожденіемъ, побуждавшимъ его преступить предѣлы возможнаго. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, она невольно увлекалась его поэтической мечтой: летать по небу взапуски съ орлами и, стряхнувъ съ себя тяжесть земнаго бытія, погрузиться въ безконечное море воздуха и эѳира!.. Образъ графа Эрбаха все выше и грандіознѣе представлялся ея воображенію. Онъ не былъ похожъ ни на одного изъ тѣхъ легкомысленныхъ господъ, преданныхъ суетнымъ удовольствіямъ, которыхъ ей приходилось встрѣчать до сихъ поръ; она глубже заглянула въ его внутреннюю жизнь и почувствовала себя ослѣпленный его нравственнымъ превосходствомъ.
Дѣвушки дошли до конца сада.
Низкая стѣна,* поросшая живой изгородью, отдѣляла садъ отъ лѣса, покрывавшаго равнину. Въ саду, у самой стѣны, была сдѣлана искуственная насыпь, съ которой открывался видъ на просѣку въ лѣсу и крутой склонъ горы, по которому струился ручей, стекавшій въ равнину.
Когда онѣ поднялись на вершину насыпи, то увидѣли крестьянскаго парня, который, выйдя изъ лѣсу, направился къ нимъ. Съ перваго взгляда трудно было рѣшить, очутился ли онъ тутъ случайно и хотѣлъ спуститься съ горы вдоль садовой стѣны, или поджидалъ кого нибудь въ этомъ уединенномъ мѣстѣ. Послѣднее казалось правдоподобнѣе, потому что Гедвига, увидя его, слегка вскрикнула.
-- Что съ вами? спросила съ удивленіемъ Корона.
-- Это Зденко! отвѣтила Гедвига дрожащимъ голосомъ.-- Въ деревнѣ его зовутъ дикаремъ... Уйдемте скорѣе отсюда!
-- Слишкомъ много чести для крѣпостнаго человѣка. Неужели онъ заставитъ меня обратиться въ бѣгство? отвѣтила молодая графиня, гордо закинувъ голову.
-- Онъ не крѣпостной. Его отецъ Непомукъ -- богатый человѣкъ и выкупился на волю при покойномъ графѣ.
-- Крѣпостной или свободный, но крестьянинъ все-таки останется крестьяниномъ. Какое намъ дѣло до мужика! возразила Корова.
Она подняла сосновую вѣтку, лежавшую на землѣ, и размахивала ею по воздуху.
Гедвига встала на колѣни за стѣной въ надеждѣ, что Зденко не узналъ ее въ туманѣ. Вечерняя мгла все болѣе и болѣе увеличивалась. Погасла красноватая полоса на горизонтѣ; надъ равниной поднялся сплошной сѣрый туманъ, который то сгущался въ гигантскія фигуры, похожія на привидѣнія, то снова рѣдѣлъ, разгоняемый вѣтромъ.
Корона не могла разглядѣть лица крестьянина, который шелъ медленнымъ, но вѣрнымъ шагомъ. На головѣ его была надѣта шляпа съ широкими полями, закрывавшая ему лобъ. Онъ былъ высокаго роста, широкоплечій и сильнаго тѣлосложенія; въ его походкѣ и всей фигурѣ не было слѣда уничиженія и робости.
-- Объясните мнѣ, пожалуйста, почему его прозвали дикаремъ,-- у него такой спокойный видъ? спросила шепотомъ Корона.
-- Онъ вспыльчивъ до бѣшенства и необыкновенно силенъ. Теперь онъ злится на всѣхъ, кто живетъ въ замкѣ, и поклялся отомстить за то, что ему не удалось жениться на мнѣ.
Страхъ побудилъ Гедвигу сдѣлать это признаніе, которое, однако, не произвело желаемаго дѣйствія. Вмѣсто того, чтобы скорѣе вернуться въ замокъ, куда Зденко не могъ послѣдовать за ними, Корона не только осталась на прежнемъ мѣстѣ, но еще ближе подошла къ стѣнѣ.
-- Чего вы боитесь, Гедвига! воскликнула она.-- Мы спровадимъ непрошеннаго жениха.
Когда Зденко подошелъ къ ней на такое близкое разстояніе, что они могли видѣть другъ друга въ лицо, Корона громко крикнула ему: "Остановитесь!" -- такимъ тономъ, въ которомъ легко можно было различить привычку отдавать приказанія. При этомъ она повелительно махнула ему вѣткой, которую держала въ рукахъ, и еще плотнѣе закуталась въ свой плащъ.
Зденко, услыхавъ, что его зовутъ, быстро поднялъ голову; изъ подъ густыхъ бровей сверкнули два черныхъ блестящихъ глаза. Густая борода придавала еще большую мужественность загорѣлому лицу, верхняя часть котораго, благодаря высокому и хорошо очерченному лбу, носила на себѣ отпечатокъ благородства и сознанія собственнаго достоинства, между тѣмъ какъ большой ротъ, толстыя губы и выдающійся подбородокъ служили доказательствомъ суровой и чувственной натуры.
-- Ого! крикнулъ онъ.-- Ты, кажется, вздумала распоряжаться мной, незнакомая красавица! Совѣтую тебѣ уйти отсюда; мнѣ нужно переговорить съ Гедвигой.
-- Гедвига въ замкѣ! Убирайся прочь!.. Чего ты шатаешься здѣсь, точно воръ? Тебѣ не видать Гедвиги, какъ своихъ ушей...
Зденко однимъ прыжкомъ очутился у стѣны. Обезумѣвъ отъ бѣшенства, онъ осыпалъ Корону бранными словами по-чешски, изъ которыхъ она не поняла и половины. Но она не двигалась съ мѣста и даже не крикнула, когда онъ ухватился рукою за стѣну, съ очевиднымъ намѣреніемъ перелѣзть черезъ нее.
-- Убирайся прочь, или я ударю тебя! сказала она, возвысивъ голосъ.
Не обращая вниманія на угрозу, онъ сдѣлалъ движеніе, чтобы вырвать вѣтку изъ ея рукъ.
-- Дерзкій мужикъ! вотъ тебѣ,-- воскликнула Корона, и съ этими словами она ударила сосновой вѣткой по лицу своего противника.
Неизвѣстно, чѣмъ кончилась бы эта сцена, если бы Гедвига, при видѣ опасности, грозившей молодой графинѣ, не вскочила на ноги и не загородила ее собою.
Зденко заскрежеталъ зубами отъ боли и злости, но не рѣшился употребить насилія. Внутренній голосъ шепталъ ему, что рука, нанесшая ударъ, считала себя вправѣ наказать его; долгая привычка къ повиновенію удержала его отъ дикаго проявленія ярости. Это было тѣмъ болѣе кстати для него, что въ этотъ моментъ изъ лѣсу показался всадникъ, ѣхавшій крупной рысью, и топотъ лошади послышался за спиной Зденко. Въ почтительномъ отдаленіи отъ перваго всадника ѣхали двое другихъ: одинъ изъ нихъ былъ кавалеристъ, судя по длинной шпагѣ, висѣвшей у его пояса, другой -- слуга. По наружному виду, трудно было опредѣлить общественное положеніе перваго всадника. Онъ осадилъ свою лошадь у садовой стѣны. Зденко быстро отскочилъ въ сторрну; обѣ дѣвушки стояли прижавшись другъ къ другу. Гедвига казалась смущенной и низко наклонила голову; Корона, раскраснѣвшаяся отъ волненія, смѣло встрѣтила взглядъ своего неожиданнаго избавителя.
Незнакомецъ, въ видѣ поклона, приложилъ руку къ своей шляпѣ съ приподнятыми полями, обшитыми золотымъ галуномъ и стоячей бахрамой изъ бѣлыхъ перьевъ.
-- Добрый вечеръ, прекрасная амазонка! сказалъ онъ.-- Вы храбро расправились съ этимъ неучемъ!
-- Тѣмъ не менѣе, я должна благодарить васъ, что вы вывели меня изъ затруднительнаго положенія, возразила Корона.-- Къ несчастью, сосновая вѣтка не шпага; съ нею довольно трудно было бы защитить себя.
Говоря это, она съ невольнымъ любопытствомъ взглянула на своего собесѣдника.
Это былъ человѣкъ лѣтъ тридцати, или даже нѣсколько старше, съ тонко очерченнымъ продолговатымъ лицомъ, голубыми глазами и правильнымъ носомъ. Онъ былъ покрытъ съ головы до ногъ сѣрымъ плащемъ, на которомъ видны были слѣды продолжительной верховой ѣзды. Подъ плащемъ виднѣлся зеленый офицерскій мундиръ съ красными обшлагами и золотыми пуговицами; широкій, богато вышитый кушакъ опоясывалъ его станъ; съ боку у него висѣла шпага.
-- Я не сомнѣваюсь, что вы сами защитили бы себя, если бы въ вашихъ рукахъ была шпага вмѣсто вѣтки, отвѣтилъ онъ съ улыбкой.-- Но я во всякомъ случаѣ благословляю судьбу, которая свела насъ. Странствующіе рыцари и мужественныя красавицы всегда чувствовали взаимную симпатію и выручали другъ друга изъ бѣды.
-- Мнѣ не вѣрится, чтобы вамъ когда нибудь понадобилась моя помощь. Это было бы слишкомъ странно!
-- Нисколько! Вы сами убѣдитесь въ этомъ... Мы сбились съ дороги и, доѣхавъ до опушки лѣса, остановились, не зная, въ какую сторону мы должны направиться. Но тутъ я увидѣлъ васъ и "вашу зеленую шпагу, прорѣзывающую со свистомъ воздухъ"...
-- Вижу, что вы читали Аріосто; но я не Брадаманте и не Анжелика!
-- Я также не имѣю ничего общаго съ Роландомъ... Но дѣло въ томъ, что я желалъ бы узнать ближайшую дорогу съ Лейтме рицъ.
Онъ сдѣлалъ этотъ вопросъ съ улыбкой; Корона шутя отвѣчала ему, и только тогда, когда онъ вторично спросилъ ее е дорогѣ, она убѣдилась, что онъ говоритъ серьезно. Но ей пришлось сознаться въ своемъ полномъ невѣдѣніи мѣстности; хотя она бывала въ Лейтмерицѣ съ своей бабушкой, но не обратила вниманія на дорогу, но которой онѣ ѣхали. Отвѣты Гедвиги были опредѣленнѣе; тѣмъ не менѣе, она посовѣтовала, въ виду наступавшей ночи, взять съ собой проводника и указала на Зденко, который стоялъ неподвижно въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ, скрестивъ руки на груди. Неизвѣстно, хотѣлъ ли послѣдній воспользоваться случаемъ, чтобы полюбоваться Гедвигой, или незнакомецъ имѣлъ для него такую притягательную силу, только онъ тогда пришелъ въ себя, когда услыхалъ, что Гедвига предлагаетъ его въ проводники всадникамъ, и сообразилъ, что ему придется провести два или три часа въ сырости, на мокрой дорогѣ. Чтобы избавиться отъ подобной непріятности, онъ рѣшился искать спасенія въ бѣгствѣ. Выбравъ удобную минуту, онъ неожиданно бросился къ лѣсу; но это не удалось ему: всадникъ съ длинной саблей схватилъ его за воротникъ рубашки.
-- Остановись, пріятель! крикнулъ онъ:-- если не хочешь попробовать палки.
На лицѣ Зденко промелькнуло неуловимое выраженіе съ такою же быстротою, какъ молнія на небѣ. Врядъ ли можно выразить на словахъ то, что происходило въ эту минуту въ его душѣ. Онъ мысленно проклиналъ свою судьбу, но долженъ былъ покориться необходимости. На то они были господа, чтобы распоряжаться имъ по своему усмотрѣнію; съ дѣтства у него составилось представленіе, что они родятся съ особенными правами и преимуществами и что назначеніе крестьянина быть вьючнымъ животнымъ. Онъ молча повиновался и ожидалъ съ равнодушнымъ видомъ, пока господамъ угодно будетъ двинуться въ путь. Одна Гедвига понимала тяжелое нравственное состояніе своего поклонника и сочувствовала ему; всѣ остальные настолько привыкли смотрѣть на простой народъ, какъ на послушныхъ слугъ, что не обращали никакого вниманія на расположеніе духа молодаго крестьянина.
Незнакомецъ вложилъ ноги въ стремена.
-- Прощайте, прекрасная амазонка, сказалъ онъ: -- теперь вамъ извѣстна цѣль моего путешествія.
-- Разумѣется! вы, вѣроятно, хотите провести ночь въ капуцинскомъ монастырѣ.
-- Я не зналъ, что въ Лейтмерицѣ есть капуцинскій монастырь.
-- Какже!
-- Странно! Вы случайно подали мнѣ отличную мысль. Тамъ, у капуциновъ, я найду желанный отдыхъ, и для меня, наконецъ, наступитъ ночь и непробудный сонъ.
Онъ пристально посмотрѣлъ на молодую дѣвушку, какъ будто хотѣлъ найти на ея лицѣ отвѣтъ на свои мысли. Корона, при всей своей самоувѣренности, невольно опустила глаза передъ его смѣлымъ взглядомъ.
-- Мнѣ хотѣлось бы знать имя прелестной особы, образъ которой запечатлѣлся въ моемъ сердцѣ и будетъ сопровождать меня къ капуцинамъ.
-- Мою подругу зовутъ Гедвигой; а мое имя означаетъ то, что есть высшаго на землѣ.
Незнакомецъ засмѣялся.
-- Я постараюсь разгадать эту загадку къ моему возвращенію, такъ какъ разсчивываю вернуться сюда дней черезъ пять. Надѣюсь опять застать васъ обѣихъ на этомъ мѣстѣ. Быть можетъ, мнѣ дозволено будетъ тогда засвидѣтельствовать свое почтеніе прекрасной обитательницѣ этого замка, въ качествѣ ея гостя.
-- Черезъ пять дней я буду въ Парижѣ -- подумала Корона и, услыхавъ, что незнакомецъ обратился къ Зденко съ вопросомъ: какъ зовутъ замокъ? она отвѣтила, улыбаясь:
-- Этотъ замокъ называется Таннбургъ, или гостинница трехъ бронзовыхъ шутовъ.
-- Однако, намъ пора двинуться въ путь, сказалъ незнакомецъ, прикоснувшись рукой къ шляпѣ, въ видѣ поклона обѣимъ дѣвушкамъ.
-- Счастливаго пути, странствующій рыцарь,-- сказала Корона.
Зденко шелъ скорымъ шагомъ; за нимъ слѣдовали всадники. Нѣкоторое время дѣвушки смотрѣли имъ вслѣдъ, потому что дорога шла вдоль стѣны. Наконецъ, они исчезли изъ виду, а вслѣдъ затѣмъ замолкъ и стукъ копытъ.
-- Кто этотъ господинъ? Какой у него величественный видъ! сказала вполголоса Корона, закрывъ лицо руками. Она была въ самомъ печальномъ настроеніи духа, такъ какъ боялась послѣдствій своего необдуманнаго поступка, и чувствовала глубокое раскаяніе, что не послушалась совѣта графа Эрбаха и вышла изъ своей комнаты. Ей казалось опаснымъ оставаться долѣе въ этой части сада, и она пошла такъ поспѣшно по сосновой аллеѣ, что Гедвига съ трудомъ могла слѣдовать за нею. Дойдя до двора замка, она вздохнула свободнѣе и окончательно успокоилась, когда узнала, что графъ еще не возвращался. Ей не хотѣлось, чтобы онъ видѣлъ ее въ такомъ взволнованномъ состояніи. Присутствіе Гедвиги не могло стѣснять ее, потому что та была еще въ большемъ безпокойствѣ, нежели она сама, и настолько погружена въ свои размышленія, что не обращала никакого вниманія на то, что происходило вокругъ нея.