Разговоръ былъ прерванъ приходомъ слуги, который доложилъ, что патеръ Ротганъ въ замкѣ и проситъ дозволенія представиться "то сіятельству.

Корона съ испугомъ вскочила съ своего мѣста. Графъ Эрбахъ поспѣшилъ успокоить ее, говоря, что патеръ умный и ловкій человѣкъ и что его опасаться нечего; но посовѣтовалъ ей, во избѣжаніе какой нибудь непріятной случайности, удалиться наверхъ, въ свои комнаты.

Корона тотчасъ-же обратилась въ бѣгство и графъ отдалъ приказаніе слугѣ ввести патера.

Между тѣмъ, прошло довольно много времени прежде, чѣмъ патеръ вошелъ въ комнату съ извиненіемъ, ч^то заставилъ ждать его сіятельство. По его словамъ, почтенный Рехбергеръ показалъ ему на дворѣ столько достопримѣчательностей и древностей, что онъ невольно увлекся и не замѣтилъ, какъ прошло время.

Предусмотрительность вѣрнаго слуги вызвала улыбку на лицѣ графа и привела его въ хорошее расположеніе духа.

-- Добрый вечеръ, многоуважаемый патеръ, сказалъ онъ ласковымъ голосомъ, отвѣчая на поклонъ неожиданнаго гостя.-- Но я несовсѣмъ доволенъ вами. Почему вы вздумали посѣтить меня вечеромъ? Я разсчитывалъ, что вы подарите мнѣ цѣлый день. Но вы можете поправить свою вину,-- останьтесь ночевать у меня!

Ротганъ ничего не отвѣтилъ на приглашеніе графа, но объяснилъ свой поздній приходъ визитомъ, который онъ долженъ былъ отдать священнику Гаслику по его приглашенію.

При послѣднихъ словахъ графъ наморщилъ лобъ.

-- Это невыносимый человѣкъ, сказалъ онъ;-- посовѣтуйте ему умѣрить свое пастырское усердіе и не испытывать долѣе моего терпѣнія.

-- Наше сіятельство, Гасликъ не дурной человѣкъ! Я хорошо знаю его. Онъ былъ моимъ ученикомъ въ Клементинумѣ; это не болѣе какъ упрямый и суевѣрный фантазеръ, который, несмотря на свой духовный санъ, всегда останется мужикомъ. Онъ глубоко огорченъ письмомъ вашего сіятельства, и вы не можете сомнѣваться въ томъ, что я употребилъ всѣ старанія, чтобы еще болѣе усилить его раскаяніе и миролюбивое настроеніе духа.

-- Благодарю васъ, патеръ. Я отношусь съ должнымъ уваженіемъ къ католической церкви и желалъ бы, чтобы мои лютеранскіе слуги пользовались въ религіозномъ отношеніи такими же правами, какъ и католики. Я ненавижу церковныя распри; всѣ порядочные люди согласны въ основныхъ чертахъ религіи. Добродѣтельные люди, но моему мнѣнію, достойны уваженія, въ какой бы формѣ и подъ какимъ бы именемъ они ни поклонялись Всевышнему; и наоборотъ, порочные люди нисколько не выигрываютъ въ моихъ глазахъ тѣмъ, что ежедневно посѣщаютъ святые алтари.

Ротганъ одобрительно кивнулъ головой.-- Не подлежитъ сомнѣнію, сказалъ онъ,-- что безупречная нравственность выше наружнаго благочестія. Къ сожалѣнію, люди слишкомъ долго пренебрегали ею, забывая, что именно она должна служить основой семьи и государства, а не одни сухіе догматы. Я, разумѣется, говорю о просвѣщенной части общества. То, что прилично господину, не всегда дозволительно слугѣ. Даже Аристотель проводитъ разницу между человѣкомъ благороднаго происхожденія и рабомъ; одного можно убѣдить доводами, другого только палочными ударами.

-- Я не сторонникъ тѣлеснаго наказанія, возразилъ графъ сухимъ тономъ,-- хотя, быть можетъ, оно необходимо, когда имѣешь дѣла съ такимъ дикимъ народомъ, какъ чехи.

-- Мы отстали отъ другихъ странъ чуть-ли не на цѣлое столѣтіе, сказалъ патеръ.-- Человѣку, который такъ много путешествовалъ, какъ вы, графъ, разница эта должна казаться еще поразительнѣе, нежели кабинетному ученому. Но теперь, по крайней мѣрѣ, есть надежда, что мы нагонимъ исполинскими шагами потерянное время.

-- Вы, вѣроятно, намекаете на молодаго императора. Его вступленіе на престолъ можно считать началомъ новаго столѣтія; но врядъ-ли онъ будетъ въ состояніи провести свои широкіе планы, потому что у него нѣтъ достойныхъ помощниковъ!

-- Такой помощникъ былъ-бы найденъ, еслибы императоръ зналъ всѣ тѣ улучшенія, какія сдѣланы графомъ Эрбахомъ въ его помѣстьяхъ.

-- Надѣюсь, вы не намѣрены осудить меня на государственную службу. Я не способенъ исполнять роль придворнаго лакея...

-- Я не говорилъ о придворной службѣ и имѣлъ въ виду только одно государство. Если дворяне будутъ оставаться въ бездѣйствіи, то кто же поддержитъ молодаго императора въ его великихъ начинаніяхъ и приведетъ насъ къ желанной цѣли? Неужели человѣкъ знатнаго происхожденія можетъ думать, что онъ исполняетъ свой долгъ гражданина, управляя патріархальнымъ образомъ своими помѣстьями?

-- Многоуважаемый патеръ, я всегда придерживался того мнѣнія, что на долю каждаго изъ насъ выпали разныя задачи, какъ въ мелкихъ, такъ и великихъ дѣлахъ. Государство вправѣ требовать извѣстныхъ услугъ отъ всѣхъ гражданъ, но другія могутъ быть выполнены только по собственной иниціативѣ. Одинъ, поступая на государственную службу, думаетъ только о своей выгодѣ, другой -- объ удовлетвореніи тщеславія. Вамъ угодно жертвовать своей личностью для общаго блага; я считаю себя неспособнымъ на такое самоотреченіе. Я хочу располагать своими поступками по собственному усмотрѣнію -- дѣлать добро, когда найду нужнымъ, а не по предписанію законодателя. Я дорожу свободой выше всего на свѣтѣ! Быть можетъ,-- добавилъ онъ шутя -- я годился бы для роли кесаря, но роль перваго министра мнѣ не по душѣ.

-- Если не ошибаюсь, то вы лично знакомы съ императоромъ? спросилъ патеръ послѣ нѣкотораго молчанія.

-- Да, отчасти. Я видѣлъ его молодымъ человѣкомъ въ Франкфуртѣ, гдѣ онъ короновался въ качествѣ римско-германскаго императора. Затѣмъ я имѣлъ честь представляться ему въ Вѣнѣ...

-- Странно! замѣтилъ Ротганъ съ удивленіемъ, которое онъ не старался скрыть.-- Я былъ увѣренъ, что вы часто встрѣчались съ его величествомъ во время своего путешествія по Италіи. Если вы позволите мнѣ сдѣлать одно замѣчаніе, то я долженъ сказать, что нахожу рѣдкое сходство въ чертахъ лица между вами и императоромъ, которое поразило меня при нашей первой встрѣчѣ. Въ часы досуга я занимался физіономикой; въ настоящее время это самая модная наука; всякій рисуетъ носы, вырѣзываетъ силуэты. Сравнивая профили выдающихся личностей, выгибъ бровей, форму лба, я стараюсь объяснить себѣ ихъ характеры и взаимныя отношенія. Теперь я убѣждаюсь, насколько обманчива эта наука. Благодаря вашему сходству съ императоромъ, я вывелъ заключеніе, что между вами обоими съ первой встрѣчи должна была завязаться самая тѣсная дружба.

-- Можетъ быть, патеръ, ваши наблюденія были совершенно правильны, и я не сошелся съ императоромъ, вслѣдствіе несчастной случайности. Кто поручится, что ваше предсказаніе не исполнится въ будущемъ...

Разговоръ продолжался на эту тему. Собесѣдники высказали свое мнѣніе относительно новомодной науки, о той незначительной долѣ правды, какая могла заключаться въ ней, и той массѣ лжи, преувеличеній и сумасбродствъ, которая грозила заглушить эту науку въ самомъ зародышѣ. Графъ Эрбахъ, во время своего пребыванія въ Цюрихѣ, посѣтилъ изобрѣтателя и главнаго жреца новаго вѣрованія, Лафатера; впослѣдствіи, во время своихъ путешествій, онъ также имѣлъ немало случаевъ познакомиться съ его учениками и приверженцами. Это знакомство было не въ пользу физіономистовъ и сильно поколебало вѣру графа Эрбаха въ искусство распознавать характеръ людей и ихъ будущее по ширинѣ переносья, очертанію губъ, или строенію скулъ. Сумасброды и обманщики своими откровеніями дурачили людей, пользуясь ихъ легковѣріемъ. Графъ, по этому поводу, разсказалъ много комическихъ случаевъ. По его мнѣнію, новѣйшіе физіономисты только замѣнили собою астрологовъ прошлаго столѣтія, которые такъ долго обманывали людей своими гороскопами.

Патеръ Ротганъ, занятый своими научными изслѣдованіями и высшими соображеніями, ничего не слыхалъ о приверженцахъ Лафатера, странствовавшихъ въ западной Германіи, ихъ безчинствахъ и о томъ вліяніи, какое они имѣли въ окрестныхъ бюргерскихъ кружкахъ.

Нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, онъ впервые познакомился съ книгой Лафатера, которую купилъ въ Дрезденѣ, и не подозрѣвалъ, что выводы и взгляды физіономистовъ могли -проникнуть изъ кружковъ знати и ученыхъ въ народъ и что цѣлыя толпы ходятъ на поклоненіе въ Цюрихъ, какъ въ Римъ или Мекку. Странствующіе проповѣдники и учителя, масоны и представители другихъ тайныхъ обществъ, которые стали обычнымъ явленіемъ въ Германіи, были совершенно неизвѣстны въ Австріи. Между тѣмъ, всѣ путешествія патера Ротгана ограничивались Австріей, Богеміей и сѣверной Италіей, и онъ зналъ только понаслышкѣ объ умственномъ движеніи за предѣлами этихъ странъ. Теперь онъ получилъ ясное понятіе о размѣрахъ и силѣ этого движенія изъ безпристрастнаго разсказа очевидца. Онъ видѣлъ въ словахъ графа подтвержденіе своихъ опасеній и еще болѣе убѣдился въ правильности своего взгляда, что церковь должна себя поставить въ уровень стремленій новаго времени. Безплодное сопротивленіе нововведеніямъ казалось ему безумнымъ и гибельнымъ, тѣмъ болѣе, что государственная власть, которая до сихъ поръ поддерживала колеблющееся зданіе церкви, отшатнулась отъ нея.

Патеръ Ротганъ, принимая живое участіе въ разговорѣ, въ то же время внимательно осматривалъ комнату, чтобы составить себѣ возможно полное представленіе о характерѣ хозяина дома. Обстановка, среди которой мы живемъ, нерѣдко выдаетъ болѣе рельефнымъ образомъ тайны нашего внутренняго міра, нежели выраженіе лица, которому каждый изъ насъ умѣетъ подчасъ придать тотъ оттѣнокъ, какой считаетъ нужнымъ.

Между тѣмъ, патеръ не нашелъ ничего особеннаго въ обстановкѣ графскаго кабинета.

Стѣны были обиты кожаными обоями съ потемнѣвшими золотыми арабесками; шкафы и письменный столъ выложены разноцвѣтнымъ деревомъ и украшены вычурными золотыми замк а ми. На каминѣ, какъ во всѣхъ дворянскихъ домахъ того времени, стояли китайскія вазы и расписанныя фигуры; между ними пастухъ и пастушка изъ саксонскаго фарфора, панъ, играющій на флейтѣ, и другія дорогія вещицы, принадлежавшія, повидимому, матери графа Эрбаха, Аннѣ Шёнбрунненъ. Ея эмалевый портретъ красовался надъ диваномъ, обтянутымъ шелковой зеленой матеріей съ золотыми кистями. На письменномъ столѣ стояли красивые бронзовые часы. Въ углу поставлена была віолончель. Кромѣ дивана, въ комнатѣ находилось еще нѣсколько креселъ и табуретовъ безъ спинокъ, также обтянутыхъ зеленой матеріей. На противоположной стѣнѣ висѣли большіе портреты покойнаго графа и графини, писаные масляными красками.

Изъ всего этого патеръ Ротганъ не могъ вывести никакихъ заключеній, потому что, кромѣ превосходной гипсовой головы Аполлона Бельведерскаго, придѣланной къ стѣнѣ и, очевидно, привезенной изъ Италіи, кабинетъ графа Эрбаха имѣлъ самый обыденный характеръ. Единственно, что обратило на себя его вниманіе,-- это полное отсутствіе портретовъ графини Ренаты, доказывающее отчужденіе супруговъ. Патеръ мысленно рѣшилъ, что онъ долженъ быть остороженъ относительно этого пункта въ разговорѣ съ графомъ. Тѣмъ не менѣе, этотъ пунктъ всего болѣе занималъ его. Все, что онъ слышалъ отъ приходскаго священника, въ высшей степени возбудило его любопытство. Ему казалось несомнѣннымъ, что Корона скрывается въ замкѣ и что дочь управляющаго играла непослѣднюю роль въ супружеской трагедіи графа и Ренаты. Патеръ былъ слишкомъ далекъ отъ того, чтобы осуждать знатнаго человѣка за слабости и пороки, какъ его бывшій ученикъ Гасликъ, но онъ всегда старался уяснить ихъ, чтобы при случаѣ воспользоваться этимъ для своихъ цѣлей. Настойчивость, съ какой Рехбергеръ задержалъ его на дворѣ, подъ предлогомъ указать ему разныя особенности въ архитектурѣ замка, навели его на мысль, что управляющій намѣренно занимаетъ его разговорами, изъ боязни, чтобы онъ не засталъ врасплохъ хозяина замка. Взволнованное лицо графа еще болѣе утверждало его въ догадкѣ, что онъ помѣшалъ нѣжному свиданію своимъ неожиданнымъ приходомъ. Онъ еще разъ оглядѣлъ комнату и увидѣлъ въ углу на креслѣ небрежно брошенную соломенную шляпу съ зеленымъ вуалемъ. На несчастье патера, графъ Эрбахъ взглянулъ въ ту же сторону и увидѣлъ шляпу, забытую Короной. Глаза ихъ невольно встрѣтились.

Графъ Эрбахъ сохранилъ полное присутствіе духа и улыбаясь продолжалъ свой разсказъ. Но патеръ чувствовалъ себя пристыженнымъ и сдѣлалъ нѣсколько вопросовъ, чтобы доказать свое усиленное вниманіе и изгладить непріятное впечатлѣніе, которое онъ долженъ былъ произвести на графа своимъ неумѣстнымъ любопытствомъ. Тѣмъ не менѣе, онъ былъ очень доволенъ, когда графъ всталъ съ своего мѣста и, ссылаясь на душный комнатный воздухъ, пригласилъ его прогуляться по саду.

-- Вы увидите, какія у меня превосходныя сосны и буковыя деревья! сказалъ графъ.-- Я убѣжденъ, что вы придете отъ нихъ въ полный восторгъ. Тамъ, на чистомъ воздухѣ, мы можемъ продолжать нашъ споръ о томъ, гдѣ кончается грань земнаго и начинается область сверхъ-естественнаго...

Съ этими словами они вышли изъ комнаты. Графъ, встрѣтивъ въ корридорѣ слугу, отдалъ ему приказъ приготовить комнату для гостя, но тотъ вѣжливо отказался отъ этой чести:

-- На-дняхъ я воспользуюсь гостепріимствомъ вашего сіятельства -- сказалъ онъ -- и явлюсь къ обѣду; но сегодня я обѣщалъ приходскому священнику ночевать у него и не желалъ бы измѣнить данному слову.

Въ то время, какъ графъ Эрбахъ и патеръ вошли въ калитку, Гедвига уже стояла на другомъ концѣ сада. Она видимо ожидала кого-то на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ, нѣсколько дней тому назадъ, Корона разговаривала съ проѣзжавшимъ офицеромъ. Она пришла сюда не по собственному желанію, потому что послѣ того вечера она ни разу не была въ этой сторонѣ сада, отчасти изъ боязни встрѣтить Зденко, и частью вслѣдствіе робости, которая находила на нее при воспоминаніи о статномъ всадникѣ. При встрѣчѣ съ нимъ она была настолько смущена, что едва пробормотала нѣсколько словъ, и онъ, занятый Короной, мелькомъ взглянулъ на нее своими голубыми, ясными глазами; но съ тѣхъ поръ весь міръ получилъ для нея новое значеніе. Теперь, когда взглядъ ея разсѣянно блуждалъ по полянѣ и деревьямъ, растущимъ на опушкѣ лѣса, она невольно вспомнила тотъ вечеръ со всѣми подробностями. Она не могла дать себѣ яснаго отчета въ волновавшихъ ее чувствахъ и въ глубинѣ души завидовала Коронѣ, которая такъ спокойно разговаривала съ незнакомцемъ и такъ скоро забыла объ его существованіи, а сегодня, по какому-то странному капризу, отправила ее въ садъ сторожить его.

Въ сущности, Корона вспоминала о приключеніи у садовой стѣны только вслѣдствіе разговора съ графомъ и, вернувшись въ свою комнату, съ ужасомъ думала о томъ, что слухъ объ ея пребываніи въ Таннбургѣ можетъ дойти до ея бабушки. Императоръ въ Лейтмерицѣ!.. можетъ быть, этотъ незнакомый офицеръ одинъ изъ его адъютантовъ!.. Тогда она имѣетъ еще больше поводовъ для опасеній, такъ какъ старая графиня Турмъ, вѣроятно, уже написала всѣмъ своимъ знакомымъ въ Вѣну объ исчезновеніи ея внучки. Корона хотѣла сначала сама идти въ садъ, чтобы удостовѣриться собственными глазами, не проѣдетъ ли обратно незнакомый офицеръ въ назначенный имъ вечеръ, такъ какъ это должно было ускорить ея отъѣздъ изъ Таннбурга. Но она не рѣшилась на это, изъ боязни встрѣтить патера Ротгана, и упросила Гедвигу отправиться вмѣсто нея и ожидать у насыпи загадочнаго незнакомца.

Хотя Гедвига не раздѣляла опасеній своей подруги, но чувствовала какой-то неопредѣленный страхъ. Минутами она желала никогда не видѣть человѣка, нарушившаго ея душевное спокойствіе, но вслѣдъ затѣмъ ей хотѣлось крикнуть и вызвать его изъ глубины лѣса. Она знала заранѣе, что отвѣтитъ на его вопросы заикаясь и даже, быть можетъ, ничего не скажетъ ему. Тѣмъ не менѣе, томленіе ея усиливалось съ каждой минутой и она не могла представить себѣ большаго счастья, какъ вновь увидѣть его.

Прямая и стройная, стояла она у стѣны, съ лицомъ, обращеннымъ къ лѣсу. Окружающія ее сосны и ели образовали мрачный фонъ, на которомъ рельефно выдѣлялась ея высокая фигура въ свѣтломъ платьѣ, съ густыми, бѣлокурыми волосами, освѣщенными вечернимъ солнцемъ. Она была необыкновенно эффектна въ этой позѣ, и всякій, кто увидѣлъ бы ее въ эту минуту, невольно залюбовался бы ею. Она стояла нѣкоторое время неподвижно, но потомъ быстро бросилась въ сторону, чтобы спрятаться за стѣной. Однако, это не удалось ей, потому что было слишкомъ поздно, если она желала остаться незамѣченной. Какъ и въ тотъ вечеръ, изъ лѣсу выѣдалъ статный всадникъ, на бѣлой лошади, которая мѣрно выступала впередъ, какъ бы гордясь своимъ сѣдокомъ. Сзади ѣхали двое провожатыхъ. Они держались въ почтительномъ отдаленіи отъ перваго всадника, который въ своемъ зеленомъ мундирѣ съ золотыми пуговицами и богатомъ кушакѣ, украшенномъ драгоцѣнными камнями, сверкавшими на солнцѣ, казался еще красивѣе, нежели въ сѣромъ плащѣ, при мрачной дождливой погодѣ. Онъ узналъ издали Гедвигу и, приложивъ руку къ шляпѣ въ видѣ поклона, пронесся въ карьеръ по полянѣ и осадилъ лошадь около садовой стѣны.

-- Вотъ я опять пріѣхалъ къ вамъ! сказалъ онъ съ веселой улыбкой.-- Отцы капуцины не сдѣлали мнѣ никакого зла; тебѣ нечего бояться меня, глупая дѣвочка... Подыми голову и взгляни на меня. Гдѣ твоя барышня?

-- Она не могла придти сегодня, отвѣтила краснѣя Гедвига, дѣлая надъ собой усиліе, чтобы взглянуть на всадника. Но она не могла выдержать его пристальнаго взора и опять опустила глаза.

-- Какая ты хорошенькая! сказалъ онъ.-- Но что съ тобой? ты чѣмъ-то смущена. Не случилось ли какого нибудь несчастія съ твоей барышней?

-- Да, она нездорова, отвѣтила Гедвига, пользуясь тѣмъ, что нашелся благовидный предлогъ объяснить отсутствіе Короны.-- У ней болитъ голова...

Всадникъ сдѣлалъ недовольную мину и недовѣрчиво посмотрѣлъ на молодую дѣвушку и на мрачную сосновую аллею, ведущую въ глубину сада. Онъ увидѣлъ издали двухъ мужчинъ, которые медленно шлц по аллеѣ.

-- Жаль, продолжалъ онъ,-- что мнѣ не удастся проститься съ твоей барышней. Но я долженъ былъ бы знать, что женщины рѣдко держатъ свое обѣщаніе и что ихъ расположеніе духа мѣняется, какъ вѣтеръ, безъ всякой видимой причины.

-- Надѣюсь, вы не говорите серьезно, сказала Гедвига, задѣтая за живое этимъ замѣчаніемъ.

-- Прости меня, я былъ несправедливъ относительно тебя, сказалъ всадникъ и его лицо приняло прежнее привѣтливое выраженіе.-- Ты не забыла моей просьбы. Носи это въ память о всадникѣ, которому ты указала дорогу въ Лейтмерицъ. Я привезъ тебѣ этотъ подарокъ изъ города.

Съ этими словами онъ вынулъ изъ кармана небольшой золотой крестикъ, осыпанный брилліантами и рубинами, висѣвшій на шелковой лентѣ, и ловко накинулъ его на шею Гедвиги.

-- Да благословитъ тебя Господь!-- сказалъ онъ, любуясь смущеніемъ молодой дѣвушки и густой краской стыдливости, покрывавшей ея щеки. Затѣмъ, кивнувъ ей слегка головой, пришпорилъ свою лошадь и крикнулъ провожатымъ:-- Въ деревню! У шинка мы дадимъ отдыхъ нашимъ лошадямъ!

Гедвига наклонилась черезъ стѣну, чтобы еще разъ взглянуть на всадника. Въ эту минуту она почувствовала, Что кто-то слегка прикоснулся до ея плеча.

-- Кто этотъ офицеръ? спросилъ графъ Эрбахъ, который подошелъ къ ней вмѣстѣ съ патеромъ.

Они видѣли издали, что молодая дѣвушка разговаривала со всадникомъ.

Первымъ движеніемъ Гедвиги было схватиться за золотой крестъ, какъ бы изъ боязни, что у ней отнимутъ эту вещь, которая имѣла для нея двойную цѣну. Она была въ такомъ волненіи, что не могла выговорить ни одного слова, и только случай вывелъ ее изъ затрудненія. Всадникъ, улыбаясь, повернулся къ ней лицомъ.

-- Я не ошибся! сказалъ графъ Эрбахъ.-- Это императоръ!

Слова эти странно отозвались въ сердцѣ Гедвиги; но ей некогда было обдумывать ихъ, потому что она должна была сосредоточить все свое вниманіе, чтобы выслушать распоряженія графа. Онъ приказалъ ей открыть парадныя комнаты, приготовить спальню для императора, на случай, если его величеству угодно будетъ принять его приглашеніе и переночевать въ замкѣ.

Сдѣлавъ всѣ необходимыя распоряженія, графъ обратился къ патеру и сказалъ:

-- Прошу извинить меня, если я оставлю васъ на нѣкоторое время. Садъ и библіотека къ вашимъ услугамъ; я вернусь сюда черезъ нѣсколько минутъ и буду опять мучить васъ своимъ разговоромъ. Императоръ на моей землѣ; я обязанъ явиться къ нему, въ качествѣ вассала; надѣюсь, что онъ снизойдетъ на мою просьбу остановиться въ замкѣ.

-- Развѣ ваше сіятельство не позволитъ мнѣ удалиться на сегодняшній вечеръ? спросилъ патеръ.-- Моя одежда не достаточно прилична для такого высокаго посѣтителя и, вдобавокъ, при моемъ неповоротливомъ умѣ и неловкости, я буду только стѣснять васъ своимъ присутствіемъ.

-- Что за фантазія! Неужели вы добровольно упустите случай, который можетъ доставить вамъ положеніе, соотвѣтствующее вашему уму и знаніямъ? Я долженъ предупредить васъ, что намѣренъ познакомить съ вами императора, и увѣренъ, что его величество поблагодаритъ меня со временемъ за такую рекомендацію.

-- Ваше сіятельство!..

-- Если императоръ ненавидитъ іезуитскій орденъ, то изъ этого не слѣдуетъ, чтобы онъ не могъ оцѣнить единичной вполнѣ достойной личности, хотя бы она принадлежала къ обществу іезуитовъ. Онъ долженъ желать, чтобы въ его государствѣ было побольше такихъ духовныхъ лицъ, какъ вы, многоуважаемый патеръ...

Съ этими словами графъ Эрбахъ поспѣшно вышелъ изъ садовой калитки, а патеръ молча направился къ сосновой аллеѣ съ равнодушнымъ видомъ человѣка, который отдаетъ себя на произволъ судьбы и не намѣренъ сдѣлать ни одного шага для улучшенія своей участи.

Въ это время невольный виновникъ суеты, происходившей въ замкѣ, доѣхалъ до деревенскаго шинка и, соскочивъ съ лошади, бросилъ поводья конюху. Другой, сопровождавшій его пожилой всадникъ въ офицерскомъ мундирѣ, почтительно отворилъ ему дверь гостинницы, но онъ, окинувъ бѣглымъ взглядомъ первую комнату, сказалъ:

-- Прикажите хозяину принести сюда кружку краснаго вина, я останусь на дворѣ подъ этимъ орѣшникомъ.

-- Ваше величество...

-- Не забывайте, что меня зовутъ графъ Фалькенштейнъ! Мы отдохнемъ здѣсь немного. Какъ для насъ, такъ и для лошадей, это будетъ не лишнее.

Пожилой офицеръ вошелъ въ домъ, а тотъ, который называлъ себя графомъ Фалькенштейномъ, остался на дворѣ, гдѣ подъ вѣтвистымъ деревомъ, покрытымъ спѣлыми орѣхами, поставленъ былъ длинный деревянный столъ и двѣ скамьи. На одной изъ нихъ расположился только что прибывшій путешественникъ, щедро заплативъ деревенскому парню, который несъ его тяжелый чемоданъ. Увидя незнакомаго офицера, онъ вѣжливо поклонился ему и, подвинувшись на скамьѣ, уступилъ ему свое мѣсто. Этотъ поблагодарилъ его легкимъ наклоненіемъ головы и сѣлъ у стола, не спуская глазъ съ молодаго путешественника, который заинтересовалъ его съ перваго взгляда. Для странствующаго ремесленника онъ былъ слишкомъ хорошо одѣтъ и, судя по щедрой платѣ носильщику, не нуждался въ деньгахъ. Покрой его голубаго суконнаго сюртука съ блестящими стальными пуговицами представлялъ нѣчто среднее между дорожнымъ пальто и городскимъ платьемъ. На немъ былъ длинный жилетъ изъ полушелковой матеріи съ большими затканными цвѣтами, желтые нанковые панталоны, только что вошедшія тогда въ моду, и черные башмаки съ стальными пряжками. Изъ кармана, какъ бы для соблазна дорожныхъ бродягъ, висѣла серебряная цѣпочка съ печатью; но путешественникъ, вѣроятно, разсчитывая на свою физическую силу, чувствовалъ себя въ безопасности отъ какихъ бы то ни было нападеній. Спокойствіе, съ какимъ онъ взялъ чемоданъ изъ рукъ деревенскаго парня и положилъ на скамью вмѣстѣ съ плащемъ и палкой, бросилось въ глаза офицеру, называвшему себя графомъ Фалкенштейномъ. Вѣжливый поклонъ, съ которымъ встрѣтилъ его путешественникъ, навелъ его на мысль, что онъ, вѣроятно* изъ Саксонскаго курфиршества, гдѣ жители славились своей учтивостью, между тѣмъ какъ желтоватые волосы незнакомца, старательно заплетенные въ косичку, связанную черной лентой, его сѣрые глаза, сильная фигура и добродушное выраженіе лица, носившаго отпечатокъ духовной жизни, ясно указывали въ немъ сѣвернаго уроженца. Но что могло привести его сюда, въ далекую чешскую деревню? Этотъ вопросъ особенно занималъ офицера, но онъ не рѣшался заговорить съ незнакомцемъ, пока не пришелъ хозяинъ со стаканами и двумя бутылками, такъ какъ путешественникъ также приказалъ подать себѣ вина. Вслѣдъ затѣмъ появился спутникъ офицера и, обмѣнявшись съ нимъ многозначительнымъ взглядомъ, молча сѣлъ рядомъ.

Офицеръ налилъ себѣ вина и, взявъ стаканъ, сказалъ:-- Извините меня, милостивый государь, но, по моему мнѣнію, вино особенно пріятно, когда оно приправлено разумной бесѣдой.

-- Само собою разумѣется! отвѣтилъ путешественникъ съ привѣтливой улыбкой.-- Но я не зналъ, угодно ли будетъ знатному господину разговаривать съ человѣкомъ, занимающимъ скромное положеніе въ свѣтѣ...

-- Пью за его благополучное прибытіе въ Богемію, отвѣтилъ офицеръ, чокаясь съ незнакомцемъ, который поблагодарилъ его почтительнымъ поклономъ.

-- Желаю вамъ успѣха въ дѣлахъ, которыя побудили васъ посѣтить нашу страну. Вы изъ Саксоніи?

-- Я выѣхалъ вчера водой изъ Дрездена и, по прибытіи въ Теченъ, рѣшилъ продолжать свое путешествіе пѣшкомъ, чтобы немного ознакомиться съ мѣстностью.

-- Вы, вѣроятно, любитель природы?

-- Да. Къ тому же это первыя горы, которыя я вижу въ моей жизни. Съ ранняго дѣтства я мечталъ когда нибудь побывать въ нихъ. Я уроженецъ Бранденбурга, и мнѣ постоянно приходилось видѣть однѣ равнины.

-- Вы изъ Бранденбурга? слѣдовательно, подданный прусскаго короля! По странному стеченію обстоятельствъ, ваши соотечественники до сихъ поръ не иначе являлись въ Богемію, какъ въ качествѣ враговъ.

-- Война давно окончилась, а нашъ король и австрійскій императоръ-друзья и союзники. Я не понимаю, почему австрійцы и пруссаки должны ненавидѣть другъ друга? Говоримъ мы на одномъ языкѣ, и чего не достаетъ одной странѣ, то находимъ мы съ избыткомъ въ другой.

-- Вы убѣждены въ этомъ?

-- Подобный вопросъ можетъ всякаго поставить въ затрудненіе. Быть можетъ, я слишкомъ откровенно высказываю свое мнѣніе; простому бюргеру неприлично разсуждать о политикѣ... Я пріѣхалъ сюда съ цѣлью усовершенствованія въ моемъ ремеслѣ, такъ какъ Австрія въ этомъ отношеніи пользуется заслуженной славой...

-- Я съ удивленіемъ слушаю васъ! Насколько мнѣ извѣстно, пруссаки глубоко убѣждены въ своемъ превосходствѣ надъ другими націями.

-- Въ каждой странѣ можно встрѣтить самодовольныхъ глупцовъ, но умные люди смѣются надъ ними и не придаютъ этому особеннаго значенія. "И по ту сторону горъ живутъ такіе же люди, какъ мы," говаривалъ мой покойный отецъ... Однимъ словомъ, во избѣжаніе всякихъ недоразумѣній, я долженъ сказать вамъ, милостивый государь, что намѣренъ совершить путешествіе въ Ломбардію для изученія способовъ разведенія шелковичныхъ червей въ Миланѣ и на Комо.

-- Неужели вы думаете, что разведеніе шелковичныхъ червей возможно въ Бранденбургѣ? спросилъ офицеръ тономъ, въ которомъ слышалось искреннее участіе. Онъ почувствовалъ невольное уваженіе къ молодому человѣку, который ради жажды знанія рѣшился совершить такое далекое и небезопасное путешествіе изъ равнинъ своей холодной песчаной родины въ гористую Италію.-- Хотя вашъ король и назначилъ серебряныя медали въ видѣ награды лучшимъ шелководамъ, но я слышалъ, что дѣло это идетъ несовсѣмъ успѣшно на вашей родинѣ.

-- Вы правы, милостивый государь,-- до сихъ поръ все это не болѣе, какъ попытки. Тутовыя деревья плохо ростутъ у насъ, и мы не имѣемъ никакого понятія объ уходѣ за шелковичными червями. Мы должны предварительно изучить это дѣло. Вотъ причина, побудившая меня ѣхать въ Италію. Я надѣюсь, что пріобрѣтенныя мною свѣдѣнія принесутъ пользу, если не мнѣ лично, то моему отечеству.

-- Какъ счастливъ вашъ король, что у него есть люди, которые ставятъ общее благо выше своей собственной выгоды. Только при этомъ условіи можетъ процвѣтать государство. Сильно ошибаются тѣ монархи, которые возлагаютъ всѣ надежды на чиновниковъ и ничего не ждутъ отъ остальныхъ подданныхъ, среди которыхъ только и могутъ. быть истинные граждане.

-- Я самъ нахожу, что въ Пруссіи не мѣшало бы предоставить больше свободы бюргерскому сословію. Нашъ король слишкомъ строгъ и хочетъ всѣхъ держать на помочахъ. Но торговля и промышленность, насколько я могъ убѣдиться изъ собственнаго опыта, слѣдуютъ своеобразнымъ законамъ, требующимъ изученія. Королевскіе декреты безсильны въ этомъ случаѣ.

-- Можетъ быть, вы и правы, но люди не могутъ обойтись безъ руководителя. Этимъ только и поддерживается порядокъ, хотя я самъ нахожу, что вашъ король немного суровъ. Случалось ли вамъ видѣть его?

-- Много разъ! Наши сады и фабричныя строенія находятся по близости его дворца въ Потсдамѣ. Онъ былъ настолько милостивъ, что позвалъ меня къ себѣ, когда услыхалъ о моемъ намѣреніи совершить путешествіе. Ему все извѣстно, и онъ постоянно вмѣшивается въ чужія дѣла...

Послѣдняя фраза вызвала тѣнь неудовольствія на лицѣ офицера. Онъ сдѣлалъ видъ, что не слышалъ ее.

Въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ гостинницы была небольшая деревенская церковь. Изъ дверей ея неожиданно появился человѣкъ съ всклоченными волосами и разстроеннымъ лицомъ; ломая руки, онъ побѣжалъ вдоль деревни.

-- Если не ошибаюсь, это тотъ самый крестьянинъ, который провожалъ насъ въ Лейтмерицъ? спросилъ офицеръ своего товарища, сидѣвшаго рядомъ съ нимъ на скамьѣ.

-- Да, это тотъ самый. Его не скоро забудешь!

-- Что вы хотите сказать этимъ, Гаррахъ? Говорите прямо, безъ обиняковъ.

-- Лицо этого крестьянина и тогда произвело на меня самое непріятное впечатлѣніе; я убѣжденъ, что онъ способенъ совершить какое угодно преступленіе. Онъ не безъ умысла вывелъ насъ тогда на ложную дорогу. Вѣроятно, и теперь у него на умѣ какое нибудь злодѣяніе.

-- Какъ могло это вамъ придти въ голову! Онъ, вѣроятно, только что вышелъ отъ исповѣди.

-- Одно другому не мѣшаетъ. Развѣ не бываютъ такіе примѣры? отвѣтилъ Гаррахъ вполголоса.

-- Изъ васъ вышелъ бы самый строгій судья. Но я вижу, вы чѣмъ-то недовольны.

-- Личная безопасность и лежащія на насъ обязанности побуждаютъ насъ зорко слѣдить за подобными субъектами. А въ томъ исключительномъ положеніи, въ которомъ я нахожусь въ настоящее время, я долженъ всѣми способами охранять священную особу...

Офицеръ громко захохоталъ.

-- Такъ вы не шутя воображаете, что мы были въ опасности, или...

Онъ не окончилъ своей фразы, и лицо его приняло прежнее задумчивое выраженіе.

-- Особенно, когда мы подвергаемъ себя опасности безъ малѣйшей необходимости, отвѣтилъ сухо Гаррахъ.

-- Не хотите-ли осмотрѣть церковь? спросилъ офицеръ, вставая съ мѣста и сдѣлавъ нѣсколько шаговъ по дорогѣ въ церковь.-- Развѣ вамъ не угодно идти съ нами? спросилъ онъ, обращаясь къ путешественнику, сидѣвшему у стола.-- Впрочемъ вы, безъ сомнѣнія, лютеранинъ!..

-- По моему убѣжденію, каждая церковь одинаково обязываетъ насъ относиться къ ней съ уваженіемъ.

-- Ну, такъ, пойдемте вмѣстѣ съ нами и, вдобавокъ, не обращайтесь со мной такимъ церемоннымъ образомъ. Мы оба ничто иное какъ путешественники, и неизвѣстно, которому изъ насъ предстоитъ совершить труднѣйшій путь. Скажите мнѣ ваше имя?

-- Фрицъ Бухгольцъ, отвѣтилъ молодой бюргеръ, слѣдуя за своимъ новымъ знакомымъ.

Церковь была пуста. Церковный сторожъ сметалъ пыль съ алтаря; вечернее солнце ярко свѣтило въ окна; золотыя полосы свѣта протягивались по полу. Дверь исповѣдальни, устроенной въ темномъ углу около ризницы, была открыта настежь.

Офицеръ и молодой бюргеръ дошли молча до алтаря. Первый набожно перекрестился, но вслѣдъ затѣмъ, сдѣлавъ нетерпѣливое движеніе, онъ указалъ своему спутнику на картину, висѣвшую на стѣнѣ. На ней былъ изображенъ Спаситель, умершій на крестѣ; голова его была опущена на грудь; изъ облака выступали ликъ и рука Бога Отца, которая прикасалась къ ранѣ, нанесенной Спасителю копьемъ римскаго воина. Алая кровь текла изъ раны въ золотую чашу, поддерживаемую ангелами, и лилась черезъ ея края въ глубину ада, гдѣ души грѣшниковъ, горѣвшія въ огнѣ, съ открытыми ртами, жадно ловили падающія капли.

-- Можетъ ли быть что безобразнѣе подобнаго извращенія святыни!-- сказалъ офицеръ взволнованнымъ голосомъ.-- Какія нелѣпыя представленія должна возбуждать эта картина въ воображеніи бѣднаго народа. Какъ охотно сорвалъ бы я ее со стѣны и бросилъ въ кучу сора. Посмотрите на всѣ эти безполезныя украшенія, на которыя такъ щедра наша католическая церковь. Необходимо вымести все это, но другой метлой, чѣмъ та, которую держитъ въ рукѣ этотъ церковный сторожъ! Кто повѣсилъ эту картину? спросилъ онъ, обращаясь къ послѣднему.

-- Нашъ новый священникъ выписалъ ее изъ Праги, отвѣтилъ съ гордостью сторожъ, опираясь на метлу.-- Самъ архіепископъ Антонъ освящалъ ее! Сколько бы вы ни путешествовали, ваша милость, но вамъ нигдѣ не удастся увидѣть такой картины. Посмотрите, какъ томятся эти души въ огнѣ! Языкъ повисъ у нихъ изо рта, точно у собакъ въ жаркій лѣтній день. Что почувствуетъ каждый изъ насъ, когда наступитъ часъ страшнаго суда! Сколько голосовъ будутъ съ воплемъ молить Господа, чтобы онъ ниспослалъ имъ каплю святой крови, хотя при жизни никто изъ нихъ не хлопоталъ о спасеніи души путемъ покаянія и воздыханій...

Потокъ краснорѣчія благочестиваго сторожа былъ неожиданно прерванъ, такъ какъ въ дверяхъ ризницы показалась голова священника, который позвалъ его къ себѣ, хотя, повидимому, съ единственною цѣлью узнать, кто такъ громко разговариваетъ въ церкви? Но въ то время, какъ съ одной стороны выглянуло широкое, грубое лицо Гаслика, изъ противоположныхъ дверей появилась величественная фигура имперскаго графа въ голубомъ бархатномъ кафтанѣ, вышитомъ серебромъ, съ богато украшенной шпагой и крестомъ св. Стефана на красной лентѣ съ зелеными полосами. Гаррахъ первый замѣтилъ его и поспѣшно подошелъ къ нему; они вполголоса обмѣнялись нѣсколькими словами, и графъ Эрбахъ, снявъ шляпу, подошелъ къ офицеру послѣ трехъ почтительныхъ поклоновъ.

-- Дозволено ли мнѣ будетъ привѣтствовать графа Фалькенштейна на моей землѣ? спросилъ онъ.

На лицѣ офицера выразилось удивленіе и какъ бы тѣнь недовѣрія и досады. Наступила минута молчанія; онъ провелъ рукой по лбу и сказалъ:

-- Если не ошибаюсь, вы графъ Эрбахъ? Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, во время моей поѣздки въ Франкфуртъ, я встрѣтилъ васъ въ Гейссенштамѣ у графа Евгенія Шенборна... Очень радъ, что опять встрѣтился съ вами! Мы осматривали церковь; нѣкоторыя вещи намъ не особенно понравились въ ней.

-- Слѣдовательно, я могу разсчитывать, что ваше сіятельство не откажетъ мнѣ въ своемъ содѣйствіи, если мнѣ придется жаловаться архіепископу на здѣшняго священника?

-- Разумѣется!.. Чѣмъ скорѣе выметемъ мы весь этотъ соръ, тѣмъ лучше!..

Онъ произнесъ эти слова съ видимымъ усиліемъ. Съ самаго момента, когда графъ Эрбахъ вошелъ въ церковь, онъ чувствовалъ непреодолимое желаніе разспросить его о нѣкоторыхъ вещахъ и уяснить одинъ вопросъ, но чувство собственнаго достоинства и боязнь оскорбить графа не позволяли ему коснуться прошлаго. Два раза встрѣтилъ онъ этого человѣка въ Венеціи. Въ первый разъ онъ увидѣлъ графа Эрбаха, идущаго рядомъ съ, дамой, которую велъ подъ руку старикъ черезъ толпу масокъ, наполнявшихъ площадь св. Марка. Во второй разъ они встрѣтились ночью передъ однимъ дворцомъ на лѣстницѣ, ведущей къ каналу. Одинъ изъ нихъ, при видѣ другаго, ухватился за рукоятку своей шпаги. "Неужели графъ не узнаетъ меня"? спрашивалъ онъ себя съ безпокойствомъ, "или "онъ забылъ ту памятную для меня ночь"!

Графъ Эрбахъ, какъ бы угадывая его мысли, сказалъ:

-- Я узналъ отъ конюха въ гостинницѣ, что ваше сіятельство остановились здѣсь проѣздомъ. Меня привела къ вамъ не только обязанность вассала засвидѣтельствовать свое почтеніе властелину, но и надежда, что ваше сіятельство снизойдетъ къ моей просьбѣ и согласится провести ночь въ моемъ замкѣ.

Офицеръ видимо колебался и въ первую минуту хотѣлъ отвѣтить отказомъ, но, послѣ нѣкотораго раздумья, сказалъ:

-- Очень благодаренъ вамъ, графъ, за ваше любезное приглашеніе и съ удовольствіемъ принимаю его. Вашъ замокъ славится своимъ красивымъ мѣстоположеніемъ. Я найду въ немъ тишину и спокойствіе, которыя всегда полезны такому безпокойному человѣку, какъ я.

Съ этими словами онъ подалъ руку графу Эрбаху, который почтительно поцѣловалъ ее.

-- У вашего сіятельства много преданныхъ вамъ вассаловъ, но ни одного изъ нихъ вы не могли болѣе осчастливить, чѣмъ меня, принявъ мое приглашеніе! сказалъ графъ Эрбахъ.

-- Не думайте, чтобы ваше приглашеніе не налагало на васъ нѣкоторыхъ обязательствъ, сказалъ офицеръ съ веселой улыбкой.-- Я не одинъ здѣсь. Помимо Эрнеста Гарраха, который, повидимому, знакомъ съ вами, я хочу навязать вамъ еще одного гостя. Но куда дѣвался мой новый знакомый? Пойдемъ отыщемъ его.

Они нашли молодаго бюргера на прежнемъ мѣстѣ подъ орѣшникомъ. Онъ говорилъ съ хозяиномъ гостинницы относительно лошадей и экипажа для своего дальнѣйшаго путешествія. Но теперь ему пришлось поневолѣ уступить настоятельному приглашенію знатныхъ господъ, которымъ онъ видимо понравился, за исключеніемъ Гарраха, смотрѣвшаго на него съ недовѣріемъ.

Графъ Эрбахъ ласково протянулъ ему свою руку и немного смутился, когда молодой бюргеръ, намѣренно или случайно, отвѣтилъ ему многозначительнымъ пожатіемъ руки. Онъ ласково улыбнулся своему новому знакомому и въ свою очередь крѣпко пожалъ ему руку.