Вопреки предположенію виконта Бернара, дневникъ его не кончился. Онъ былъ только на время пріостановленъ. Де-Водрикуру пришлось снова приняться за него подъ впечатлѣніемъ новаго переворота въ его жизни, по меньшей мѣрѣ равнаго тому который впервые заставилъ его взять въ руки перо. Промежутокъ въ нѣсколько лѣтъ отдѣляетъ эти двѣ части, или вѣрнѣе, эти два отрывка изъ дневника Бернара. Мы постараемся восполнить этотъ пробѣлъ при помощи фамильныхъ бумагъ и нашихъ личныхъ воспоминаній.
Было бы несправедливостью въ отношеніи виконта де-Водрикуръ призвать вполнѣ вѣрнымъ тотъ портретъ который онъ набросалъ съ себя на предшедшихъ страницахъ. Но сквозь намѣренныя преувеличенія и видимыя натяжки художника, читатель все-таки можетъ отыскать нѣкоторое сходство портрета съ оригиналомъ. Читатель, разумѣется, замѣтилъ что виконтъ де-Водрикуръ, въ то время какъ онъ сблизился съ семействомъ Куртэзовъ, отнюдь не былъ только фатомъ и зубоскаломъ, какимъ онъ такъ охотно себя изображаетъ. Надобно было имѣть и другія качества чтобы произвести такое сильное впечатлѣніе на дѣвушку подобную мадемуазель де-Куртэзъ.
Безо всякаго сомнѣнія, мадемуазель де-Куртэзъ, какъ всѣ женщины, несмотря на то что она была одною изъ лучшихъ представительницъ своего пола, увлеклась блестящею внѣшностью виконта, его изяществомъ и свѣтскимъ лоскомъ. Но нельзя сомнѣваться и въ томъ что еслибы рядомъ съ этими внѣшними качествами молодаго человѣка не было и болѣе глубокихъ достоинствъ, то чувство къ нему мадемуазель де-Куртэзъ весьма скоро перешло бы въ равнодушіе и даже презрѣніе. Прежде всего ее поразила и заинтересовала простота въ обращеніи такого знаменитаго покорителя женскихъ сердецъ. Этотъ опасный Бернаръ, болѣе чѣмъ дерзкій у себя дома, въ свѣтѣ изъ какого-то безотчетнаго кокетства держалъ. себя любезно и даже скромно; онъ обладалъ тѣмъ гибкимъ умомъ который умѣетъ примѣниться къ настроенію каждаго и тою ласкающею мягкостью что болѣе всего нравится въ людяхъ сильныхъ. Кромѣ того, онъ былъ прекрасно образованъ и, когда ему было нужно, умѣлъ сверкать всѣми гранями своего многосторонняго ума, которому ничто не было чуждо. Нельзя было не чувствовать что душа у него гордая, любящая, прямая и честная до щепетильности, враждебная всему мелочному и низкому, словомъ, душа дѣйствительно возвышенная. Спасти эту душу, обратить ее къ Богу было слишкомъ сильнымъ искушеніемъ для молодой, страстно вѣрующей христіанки. Вотъ чѣмъ извиняла мадемуазель де-Куртэзъ свою привязанность, которую сердце ея можетъ-быть одобряло несравненно болѣе чѣмъ разсудокъ. Бернаръ де-Водрикуръ понималъ что и достойный архіепископъ тѣмъ же самымъ извинялъ свою слабость въ отношеніи своей страстно любимой племянницы. Оаи оба были, какъ говорилъ добрый архіепископъ, восторженные энтузіасты, а кто изъ насъ не знавалъ въ числѣ лучшихъ прелатовъ новаго времени -- людей съ горячимъ сердцемъ, съ пылкою романтическою душой? Пусть ихъ порицаютъ кому охота. Что до насъ, то мы любимъ энтузіазмъ и покланяемся ему даже когда онъ повидимому заблуждается. Большинство не на нашей сторонѣ.