Свадьба виконта де-Водрикуръ и мадемуазель де-Куртэзъ состоялась въ первыхъ числахъ января слѣдующаго года. Нѣсколько недѣль молодая чета устраивалась въ хорошенькомъ отелѣ квартала Монсо, а затѣмъ новобрачные уѣхали въ Италію. Совершенно частное дѣло, въ которомъ не было ничего неожиданнаго, сократило время ихъ путешествія и заставило ихъ вернуться въ Парижъ къ концу апрѣля. Только теперь, собственно говоря, и начиналось для нихъ испытаніе совмѣстной супружеской жизни.
Рѣдко бываетъ чтобы женщина не была счастлива въ первые мѣсяцы своего брака, развѣ только ея мужъ окажется какимъ-нибудь чудовищемъ. Когда же ей, подобно гжѣ де-Водрикуръ, выпадетъ на долю по истеченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ замужества почувствовать себя беременною, то всѣ могущія возникнуть между ею и мужемъ недоразумѣнія сами-собою на время устраняются; между мужемъ и женой является совершенно новая связь, которая въ послѣдствіи слабѣетъ благодаря привычкѣ, но въ данное время дѣйствуетъ во всей своей силѣ; она невольно обязываетъ мужа къ большей усидчивости, располагаетъ его въ отношеніи жены къ особенной нѣжности и внимательности. У отца и матери есть постоянный неистощимый предметъ разговоровъ, одинаково интересныхъ для нихъ обоихъ. Если у мужа иногда и является сожалѣніе о своемъ прошломъ, если у него и осталась еще привычка къ прежней безшабашной жизни, кружку пріятелей и вообще легкомысленному провожденію времени, если онъ и начинаетъ нѣсколько скучать, то утѣшаетъ себя тѣмъ что настоящее положеніе его не болѣе какъ случайность, что надо лишь потерпѣть и что отсроченное еще не вовсе потеряно. Такимъ образомъ въ семейной жизни все идетъ гладко, и оба супруга вполнѣ довольны: жена -- потому что, какъ она увѣряетъ себя, все и всегда будетъ идти такъ же, а мужъ -- потому что онъ твердо увѣренъ въ противоположномъ.
Тѣмъ не менѣе даже этотъ первый періодъ супружеской жизни не могъ пройти для гжи Де-Водрикуръ безъ огорченій. Бѣдная Аліетта, знавшая что Бернаръ и его дядя возлагаютъ на нее большія надежды относительно продолженія рода, была въ полномъ отчаяніи, когда у нея вмѣсто сына родилась дочь,-- правда, прелестная дѣвочка, но все же дочь. Вся въ слезахъ просила она прощенія у г. де-Водрикуръ, который нѣжно успокоивалъ ее, весело говоря что дѣло поправимо, ошибка де объясняется волненіями неизбѣжными при первомъ опытѣ.
Невозможность самой кормить ребенка была новымъ огорченіемъ для молодой женщины. Но затѣмъ все свое время и всѣ свои заботы она посвящала крошкѣ со свойственными ей глубокимъ сознаніемъ долга и пылкою нѣжностью. Дочь также служила ей правдивымъ предлогомъ чтобъ отказываться отъ выѣздовъ въ парижскія гостиныя, гдѣ ея бракъ съ блестящимъ виконтомъ де-Водрикуръ возбуждалъ если не всеобщее сочувствіе, то во всякомъ случаѣ всеобщее любопытство. Рожденіе дочери пришлось весьма кстати чтобъ облегчить ей исполненіе того плана жизни какой она составила себѣ соотвѣтственно совѣтамъ дяди и въ которомъ свѣтскимъ удовольствіямъ было отведено очень мало мѣста.
Никогда не жившіе въ Парижѣ, посѣщавшіе его только изрѣдка и не надолго, монсиньйоръ де-Куртэзъ и его племянница тѣмъ; не менѣе слишкомъ хорошо поняли и оцѣнили, характеръ свѣтской столичной жизни. При этой оцѣнкѣ они не руководились ни мрачными предразсудками ханжества, ни щепетильною взыскательностью провинціаловъ: они руководились скорѣе чистотой своей души, понимая только что разнообразіе парижскихъ удовольствій должно было вносить въ жизнь легкомысліе которое вовсе не согласуется съ тѣмъ серіознымъ понятіемъ какое они оба составили себѣ о ней. Проницательная гжа де-Водрикуръ, по мѣрѣ того какъ она знакомилась съ парижскимъ обществомъ, не замедлила понять что не только разнообразіе развлеченій, но и самое ихъ качество мало согласуется съ ея воспитаніемъ и ея личными чувствами. Въ эту пору ея жизни это было только смутное неопредѣленное предчувствіе чего-то неизвѣданнаго и непріятнаго. Но и этого для нея было вполнѣ достаточно чтобъ еще болѣе утвердиться въ той программѣ которой она рѣшилась слѣдовать, не потому только что она соотвѣтствовала ея собственнымъ склонностямъ, но и потому что она казалась ей наиболѣе соотвѣтствующею цѣли ея самаго завѣтнаго желанія, то-есть возвращенія ея мужа въ лоно церкви.
Наставленія ея дяди, согласныя съ собственными побужденіями, указали ей опасность всякой попытки непосредственнаго дѣйствія на душу Бернара. "Проповѣдуй только примѣромъ", сказалъ ей мудрый прелатъ, "не касайся никогда съ твоимъ мужемъ вопроса о религіи ни упреками, ни увѣщеваніями, ни даже намекомъ. Ты этимъ можешь только надоѣсть ему. Показывай ему только прелесть истинно христіанской семьи среди свѣтскаго безобразія. Заставь его узнать тебя, любить и благословлять чтобъ онъ со временемъ позналъ, полюбилъ и прославилъ Бога, создавшаго и сдѣлавшаго тебя такою какова ты есть."
Покончивъ съ утомительными обязательными визитами, гжа де-Водрикуръ подъ предлогомъ своихъ материнскихъ обязанностей ограничила кругъ своего знакомства родственниками и близкими друзьями мужа. Она старалась по возможности какъ можно болѣе времени проводить дома, обнаруживая при этомъ всѣ достоинства хорошей деревенской хозяйки, изобрѣтательность и вкусъ образованной, изящной женщины. Ея убранные зеленью и цвѣтами гостиная и будуаръ, благодаря художественной группировкѣ всѣхъ предметовъ, дышали двойною прелестью уютности домашняго очага и радушнаго гостепріимства. Она проводила цѣлые часы обдумывая улучшенія обстановки своего дома и слѣдуетъ признаться что въ данномъ случаѣ она весьма удалилась отъ строгаго стиля Лудовика XIV: впереди всего для нея было угодить своему властелину и повелителю. Чтобы вознаградить себя чѣмъ-нибудь за эту невольную уступку вкусамъ мужа, Аліетта обратила одну изъ гостиныхъ въ библіотеку и благоговѣйно разставила въ ней, вмѣстѣ съ римскими бюстами, книги отца, привезенныя ею изъ Варавилля. Въ мечтахъ, она собиралась часто перечитывать эти старыя любимыя книги съ молодымъ, еще болѣе любимымъ мужемъ.
Почти безполезно прибавлять что на половинѣ г. де-Водрикуръ его то и дѣло поражали разныя неожиданности и всевозможные знаки вниманія, которые, разумѣется, не прислуга ему оказывала. Очень заботившійся о собственной особѣ, но крайне во всемъ безпорядочный, г. де-Водрикуръ тѣмъ не менѣе любилъ порядокъ, лишь бы не самому хлопотать о немъ. Теперь онъ съ совершенно новымъ для него наслажденіемъ замѣчалъ во всѣхъ своихъ комнатахъ чью-то утонченную заботливость: бралъ ли онъ носовой платокъ или пару перчатокъ, онъ чувствовалъ ароматъ маленькихъ саше, которые благодѣтельныя феи тайно раскидывали по всѣмъ его ящикамъ.
Изо всѣхъ обольщеній которыя молодая графиня пускала въ ходъ чтобы привязать мужа къ домашнему очагу, тѣмъ на которое она имѣла полное право разчитывать, во всего менѣе разчитывала, была она сама. Она не только была красива, но ея строгая дѣвственная красота, легкость ея походки, ея сіявшій чистотой обликъ, ея глубокій взоръ, придавали ей совершенно особенную оригинальную прелесть. Нѣсколько мѣсяцевъ жизни въ Парижѣ развили ея прирожденный вкусъ, и теперь ея туалеты отличались такою строгою простотой и безукоризненнымъ изяществомъ которыя могли бы дать точное понятіе объ изящномъ людямъ съ нимъ незнакомымъ. Впрочемъ, какъ уже извѣстно, у нея былъ серіозный и можетъ-быть нѣсколько исключительно развитой умъ, но во всякомъ случаѣ недюжинный,
Виконтъ Бернаръ не былъ глухъ ко всѣмъ ея обольщеніямъ, но онъ угадывалъ ея тайную политику, и это нѣсколько отравляло ему впечатлѣніе. Онъ находилъ что его жена прелестна, умна и безупречна, но тѣмъ не менѣе чувствовалъ что она хочетъ засадить его въ клѣтку, понемногу приручить и заставить пѣть по своему. Про себя онъ тихонько улыбался этому и, какъ человѣкъ все еще влюбленный, до извѣстной степени поддавался ея дипломатическимъ тонкостямъ, но отнюдь не былъ намѣренъ дойти въ своемъ угожденіи женѣ до того чтобъ отказаться отъ полной свободы въ своихъ дѣйствіяхъ и мысляхъ. Несмотря на отдаваемую имъ справедливость достоинствамъ Аліетты, онъ не безъ тайнаго неудовольствія относился къ тому что жена такъ горячо отдалась своимъ материнскимъ обязанностямъ, почти вовсе отказалась отъ свѣта и жила уединенно, какъ въ пустынѣ. Безъ сомнѣнія, онъ очень цѣнилъ свою жену, ея высокія умственныя дарованія, ея занимательную бесѣду; но тѣмъ не менѣе ему съ нею всегда было какъ-то не по себѣ, и не трудно понять почему. Мало такихъ предметовъ для разговора которые такъ или иначе не касались бы религіи, ибо религія лежитъ въ основѣ всего. Въ обществѣ подобномъ нашему, состоящемъ преимущественно изъ людей равнодушныхъ или скептиковъ, этого не замѣчаютъ; но разъ вы имѣете дѣло съ горячо-вѣрующимъ человѣкомъ, заходитъ ли разговоръ объ искусствѣ, наукѣ, литературѣ или политикѣ, это сейчасъ же чувствуется: сознаешь что каждую минуту можешь затронуть вопросъ вѣры и тѣмъ оскорбить чувство которое желаешь уважать. Такимъ образомъ г. де-Водрикуръ и его жена постоянно чувствовали другъ съ другомъ нѣкотораго рода стѣсненіе и въ своихъ задушевныхъ разговорахъ, и во время чтенія, и при обмѣнѣ впечатлѣній въ театрѣ или музеѣ.
Виконтъ Бернаръ, какъ вѣроятно помнитъ читатель, ухаживая за мадемуазель де-Куртэзъ, утѣшалъ себя мыслью что пребываніе ихъ въ Парижѣ не замедлитъ оказать свое благотворное дѣйствіе на чрезмѣрную набожность его невѣсты и поубавитъ въ ней избытокъ суровой добродѣтели, оставивъ лишь необходимое. Но если, думалось ему теперь, она будетъ продолжать жить въ Парижѣ своею прежнею замкнутою жизнью, всецѣло поглощенная мыслью о Богѣ, мужѣ и дочери, то разчитывать на перемѣну въ ней нечего. Какъ порядочный человѣкъ, г. де-Водрикуръ понималъ что онъ не долженъ толкать жену въ разсѣянную жизнь, а между тѣмъ, еслибъ онъ только могъ какимъ-нибудь прямымъ, честнымъ путемъ заставить ее хоть до нѣкоторой степени отказаться отъ ея строгихъ взглядовъ, ему казалось что они оба были бы отъ этого въ выигрышѣ. Однажды вечеромъ, куря послѣ обѣда въ библіотекѣ, онъ счелъ возможнымъ, не навлекая на себя подозрѣній въ-намѣреніи развратить жену, предложить ей поѣздку въ одинъ изъ мелкихъ бульварныхъ театровъ чтобы посмотрѣть піесу Шесть женъ Молланша, имѣвшую такой успѣхъ въ обществѣ что выдержки изъ нея повторялись во всѣхъ гостиныхъ Парижа.
-- Въ самомъ дѣлѣ, милая Аліетта, говорилъ Бернаръ,-- ты ужь слишкомъ чужда всему земному... Большинство молодыхъ дѣвушекъ теперь выходитъ замужъ главнымъ образомъ для того чтобы посѣщать Folies-Bergère -- это, разумѣется, ужѣ крайность, согласенъ, но не впадаешь ли и ты въ такую же крайность воображая что всякій театръ, разъ онъ не Французскій Театръ и не Опера, уже есть мѣсто погибели.
-- Шесть женъ! Молланша? задумчиво повторила Аліетта,
-- Именно, подхватилъ Бернаръ.-- Это разумѣется не Сидъ, ни Британикъ, это просто фарсъ, но что же такое?... Посовѣтуемся съ твоими оракулами! Будь любезна, передай мнѣ пожалуста второй томъ Мольера, тамъ есть La critique de l'Ecole des femmes... Въ посвященіи произведенія Аннѣ Австрійской я читаю слѣдующія строки, какъ бы обращенныя къ самой виконтессѣ де-Водрикуръ: "Радуюсь тому что снова могу имѣть честь развлечь ваше величество, такъ какъ вы вполнѣ доказываете что истинная религіозность отнюдь не исключаетъ пристойныхъ развлеченій и не гнушаетесь улыбаться тѣми же устами которыя такъ набожно произносятъ молитвы"... Ну что ты на это скажешь, душа моя?
-- Я ни въ чемъ не могу отказать ни Мольеру, ни тебѣ, весело сказала молодая женщина.-- Ѣдемъ смотрѣть Шесть женъ Молланша!
Каждый вѣкъ шутитъ по своему. XVII вѣкъ смѣялся нѣсколько грубо, по-галльски, но искреннимъ, здоровымъ и не оскорбительнымъ смѣхомъ; точно также и Мольеръ. Нашъ болѣе утонченный вѣкъ любитъ сдабривать свои шутки на сценѣ и въ книгахъ прянымъ привкусомъ нѣкоторой распущенности. Любившая посмѣяться мадамъ де-Севинье, по всей вѣроятности даже не улыбнулась бы на представленіи Шести женъ Молланша. Гжа де-Водрикуръ, воспитанная приблизительно въ такой же средѣ какъ и знаменитая маркиза, испытала то же леденящее впечатлѣніе; ей, какъ ребенку хорошаго происхожденія внезапно перенесенному въ какую-то низкую среду, вдругъ захотѣлось заплакать. Чтобы сдѣлать удовольствіе мужу, она пыталась улыбаться, но улыбка у нея не выходила, и онъ повялъ что его первая попытка развитія жены не удалась.
Въ теченіе того же года гну де-Водрикуръ представился, какъ онъ полагалъ, болѣе подходящій случай вывести жену изъ ея чрезмѣрнаго ригоризма и развить въ ней нѣкоторую склонность къ свѣтской жизни, которой она такъ упорно не поддавалась. По обыкновенію, въ концѣ зимы въ высшемъ парижскомъ свѣтѣ устраивалось нѣсколько блестящихъ празднествъ съ благотворительными цѣлями, между прочимъ большой балъ въ Трокадеро, съ базаромъ, гдѣ за красивоубранными прилавками продавали разный вздоръ прелестныя продавщицы. Очень добрый отъ природы, виконтъ де-Водрикуръ всегда принималъ самое дѣятельное участіе въ подобнаго рода празднествахъ, гдѣ ему представлялся случай одновременно быть пріятнымъ и бѣднымъ, и дамамъ, и самому себѣ. Ему казалось что похвальная, почти набожная цѣль такихъ свѣтскихъ празднествъ должна была привлечь къ себѣ сочувствіе его строго-нравственной молодой супруги и не возбудить въ ея душѣ никакого непріятнаго чувства. Онъ настойчиво уговаривалъ Аліетту не отказываться отъ крайне любезнаго предложенія принять на себя обязанность патронессы и продавщицы, сдѣланнаго ей благодаря ея имени, положенію и красотѣ. Но, къ крайнему удивленію Бернара, гжа де-Водрикуръ отказалась отъ предлагаемой ей чести. Она слишкомъ застѣнчива, слишкомъ молода, слишкомъ мало знаетъ свѣтъ. Когда же недовольный этимъ мужъ сталъ съ нѣкоторою горячностью убѣждать ее въ томъ что отказываясь принять участіе въ добромъ, благочестивомъ дѣлѣ, она поступала даже противъ своихъ собственныхъ правилъ, противъ своей собственной вѣры, она смѣясь сказала ему:
-- Ты недавно читалъ мнѣ выдержку изъ Мольера, мой другъ... Мнѣ очень хочется отплатить тебѣ тою же монетой, и я, въ свою очередь, намѣрена прочесть тебѣ страницу изъ Паскаля, а именно письмо отца Лемуана.
Г. де-Водрикуръ разсмѣялся и пересталъ настаивать. Тѣмъ не менѣе онъ начиналъ отчаиваться, а послѣ еще нѣсколькихъ столь же неудачныхъ попытокъ очеловѣчить и цивилизовать Аліетту, совершенно отказался отъ своего предпріятія. Аліетта была преисполнена всевозможныхъ добродѣтелей, но въ тоже время оставалась ярою необщительною пуританкой. Оставалось примириться съ этимъ и извинять ей ея странности, принимая во вниманіе ея несомнѣнныя достоинства, предоставить ей свободу жить по своему и уѣзжать съ бала какъ Золушка въ началѣ котильйона.
Въ то же время г. де-Водрикуръ счелъ себя въ правѣ и со своей стороны слѣдовать собственнымъ вкусамъ и понемногу совершенно почти вернулся къ своей холостой жизни, внося въ нее однако по возможности скромность человѣка заботящагося о спокойствіи и достоинствѣ своей жены.
Такимъ образомъ Аліетта чувствовала себя все болѣе и болѣе одинокою въ своемъ укромномъ уголкѣ, который устраивала съ такою любовью и надеждой привлечь въ него и удержать въ немъ своего мужа. Сколько грустныхъ часовъ провела она въ ожиданіи мужа, который все чаще запаздывалъ, сколько мучительныхъ поцѣлуевъ выпало на долю ея маленькой дочки, напрасно разодѣтой вмѣстѣ съ матерью для торжественной встрѣчи забывавшаго ихъ неблагодарнаго! сколько горькихъ слезъ пролила Аліетта у постельки своего спящаго ребенка!
Бернаръ часто заставалъ ее съ покраснѣвшими, еще мокрыми отъ слезъ глазами, и это его все болѣе и болѣе раздражало. Чего же ей наконецъ надо? Онъ дѣйствительно думалъ или старался себя увѣрить что она имѣетъ притязаніе оторвать его отъ парижской жизни и ея удовольствій, чтобы заставить его вмѣстѣ съ собой вести нѣчто въ родѣ монастырскаго существованія. Аліетта была слишкомъ умна для того, чтобы когда-нибудь предаваться подобнаго рода фантазіямъ. Но ради мужа и ради себя самой она не любила чрезмѣрной свѣтской разсѣянности, находя ее несовмѣстною съ серіознымъ отношеніемъ къ жизни.
Вслѣдствіе этого она страстно желала отвлечь Бернара отъ свѣта и создать себѣ одинъ изъ тѣхъ исключительныхъ домашнихъ очаговъ которые въ Парижѣ хотя и встрѣчаются, но разумѣется весьма рѣдко, составляя какъ бы отборное ядро, почти невѣдомое массамъ, истинный образецъ жизни исполненной достоинства, умственныхъ интересовъ и тихаго счастія. Аліетта сама горячо цѣнила разнообразіе высокихъ наслажденій доставляемыхъ развитому человѣку такимъ городомъ каковъ Парижъ. Но она желала бы пользоваться всѣми этими наслажденіями въ избранномъ кружкѣ, вдали отъ безпорядочной, опьяняющей свѣтской суеты и нелѣпой бульварной одури, производившихъ на нее самое тягостное впечатлѣніе. Когда она намекала мужу о такой жизни, онъ только пожималъ плечами и говорилъ: "Все это однѣ химеры!... Отель Рамбулье!"
Недоразумѣніе между ними росло, и они все болѣе начинали страдать одинъ отъ другаго.
Случилось такъ что въ этотъ тяжелый періодъ и гжа де-Водрикуръ и мужъ ея повѣряли свои невзгоды одной и той же особѣ. Это была герцогиня Кастель-Море, старинный другъ семейства Водрикуръ и единственная женщина съ которою Аліетта сколько-нибудь сошлась по пріѣздѣ въ Парижъ. Герцогиня далеко не раздѣляла въ нравственномъ и особенно въ религіозномъ отношеніи строгости взглядовъ и страстнаго увлеченія своей юной пріятельницы. Правда, она вела жизнь безупречную, но скорѣе по врожденной склонности чѣмъ на основаніи принциповъ: она сама считала себя порядочною женщиной чисто по природѣ, безо всякихъ личныхъ заслугъ. Старушка герцогиня очень заботилась о своей внѣшности, но отъ ея сѣдинъ вѣяло чѣмъ-то хорошимъ. Ее любили за обходительность не нынѣшняго вѣка, за умъ и свѣтскую мудрость, которою она охотно дѣлилась со всѣми. Иногда она устраивала браки, но главною ея спеціальностью было приходить на помощь супругамъ начинающимъ сбиваться съ пути, что, разумѣется, доставляло ей не мало хлопотъ. Такимъ образомъ она тратила большую часть времени на водвореніе мира и спокойствія въ распадающихся супружествахъ: "часто хорошая починка стоитъ новой вещи", говаривала добрая герцогиня. Уже зная изъ косвенныхъ признаній Бернара и Аліетты объ ихъ неладахъ, она ничуть не удивилась тому что однажды г. де-Водрикуръ, сославшись на ея компетентность вообще, обратился къ ней за совѣтомъ.
-- Милая герцогиня, сказалъ онъ,-- вы знаете какъ у насъ шло дѣло и какъ оно идетъ. Я сдѣлалъ все чтобъ оторвать мою жену отъ ея монастырскаго образа жизни. Но она осталась при своемъ... Чтожь, я снисходителенъ къ ея маніи... но не могу же я вмѣстѣ съ ней запереться въ келью, молиться ея Богу, въ Котораго не вѣрю, и вѣчно утирать носъ моей дочери.
-- Милый другъ, вы раздражены, возразила герцогиня.
-- Совершенно справедливо. Я раздраженъ, потому что мнѣ не въ чемъ упрекать себя... Если я одинъ выѣзжаю въ свѣтъ, если я снова вернулся къ прежнимъ привычкамъ, развѣ это не ея вина? Теперь она съ утра до ночи плачетъ въ своемъ углу... и такъ какъ я имѣю глупость обладать добрымъ сердцемъ, то это отравляетъ мнѣ жизнь... не говоря уже о толкахъ возбуждаемыхъ ея странностями: одни говорятъ что я ревнивецъ, другіе что она помѣшана... Ну пріятно ли это? скажите.
-- Вы въ самомъ дѣлѣ удивительный человѣкъ, сказала герцогиня.-- Въ наше время, и притомъ въ Парижѣ, вамъ случайно попалась жена не сумашедшая -- и вы жалуетесь!... Боже мой, какъ бы я желала навязать вамъ на шею хоть на двѣ недѣли ту пріятную особу которая осчастливила меня прошлымъ лѣтомъ въ Діеппѣ... Это была истая Парижанка, такъ-сказать квинтъ-эссенція Парижа. Она жила въ одномъ отелѣ со мной и я только и знала что любовалась ею. Уже съ утра я слышала какъ она стучитъ своею тросточкой по корридорамъ отправляясь куда-нибудь въ сопровожденіи своего двора, человѣкъ пяти подобныхъ вамъ вертопраховъ, не считая мужа... Вотъ, подобравъ платье, она спѣшитъ за берегъ моря ловить рыбу или купаться. Потомъ, въ сопровожденіи тѣхъ же господъ, возвращается къ завтраку, и я смотрю какъ она кушаетъ салатъ изъ огурцовъ, жареное съ горчицей и блюдечко земляники. Послѣ того она отправлялась пострѣлять голубей, потомъ въ казино, гдѣ проглатывала двѣ порціи мороженаго и проигрывала пятьдесятъ луидоровъ на игрушечныхъ скачкахъ... Отсюда она забѣгала въ фотографію... Потомъ каталась въ брикѣ съ бубенчиками и колокольчиками, все съ тою же компаніей, останавливалась у Полле, съѣдала тамъ фунта три креветокъ и ѣхала обѣдать въ Аркскій кабачекъ... Снова возвращалась въ казино, отыгрывала свои 50 луидоровъ въ баккара, выпивала за ужиномъ шампанскаго, вкалывала себѣ въ волосы цвѣтокъ, дѣлала туръ вальса и, часамъ къ тремъ утра, побѣдоносно возвращалась въ отель, все съ тѣми же кавалерами, блѣдными, измученными, но уже безъ мужа, который, по всей вѣроятности, гдѣ-нибудь умиралъ отъ изнеможенія. А между тѣмъ, милый виконтъ, говорятъ что это вполнѣ порядочная женщина... Но желали бы вы имѣть ее своею женой?
-- Это совсѣмъ бы измѣнило меня, засмѣялся Бернаръ.
-- Вотъ каковы нынѣшнія молодыя женщины, продолжала герцогиня;-- вѣдь вы знаете что та о которой я говорю не составляетъ какого-нибудь исключительнаго явленія... А вы вдругъ жалуетесь, когда ваша жена настоящій перлъ, умна, образована, серіозна и имѣетъ только одинъ недостатокъ, тотъ что она святая! Это, разумѣется, крайность... Но она васъ такъ сильно любитъ что вамъ было бы очень легко перестроить ее на свой ладъ, еслибы вы только захотѣли дать себѣ этотъ трудъ... Нѣтъ? вамъ это скучно?... Ну, хорошо, я беру это на себя.
Г. де-Водрикуръ дважды поцѣловалъ ручку герцогини и удалился. Наслѣдующій же день гжа де-Кастель-Море, усердно исполняя принятую ею на себя обязанность, пріѣхала къ гжѣ де-Водрикуръ. Она нашла молодую женщину совершенно потерявшею всякое мужество, страшно упавшею духомъ, сомнѣвающеюся въ самой себѣ, словомъ, въ наилучшемъ настроеніи чтобы выслушивать совѣты и даже выговоры. Герцогиня кротко объяснила ей что дѣло нравственнаго пересозданія ея мужа безъ сомнѣнія весьма почтенное, ro и весьма щекотливое, что она совершенно напрасно приступила къ нему такъ круто. У нея не достало терпѣнія и гибкости, она не сумѣла вовремя быть уступчивою или требовательною, мужъ ея заупрямился и ускользнулъ изъ ея рукъ. Такого завзятаго Парижанина, такого свѣтскаго баловня, страстно любящаго бульварную жизнь, такого скептика до мозга костей нельзя однимъ мановеніемъ жезла обратить къ серіознымъ обязанностямъ семьянина и еще менѣе къ догматамъ религіи. Не слѣдовало скрывать отъ себя что предстоитъ совершить истинное чудо, хотя Аліетта безо всякаго сомнѣнія болѣе чѣмъ кто-либо способна совершить его. Но для достиженія успѣха первое условіе очевидно заключается въ томъ чтобы какъ можно болѣе быть при мужѣ, идти съ нимъ рука объ руку, заставляя его одновременно чувствовать и обаяніе, и нѣкотораго рода узду... Словомъ, для того чтобы развить въ немъ другіе вкусы и склонности, слѣдовало не запугивать его, а начать съ уступокъ, стараясь слѣдовать его собственнымъ склонностямъ и вкусамъ.
Гжа де-Водрикуръ, удрученная своими неудачами, обезсиленная тайною внутреннею борьбой, почти доведенная до безумія боязнью окончательно потерять любовь мужа, съ какимъ-то отчаяніемъ бросилась на новый путь указанный ей старою герцогиней. Первый шагъ стоилъ ей дорого. Она вспомнила что когда, послѣ родовъ, зашла рѣчь о томъ какъ распредѣлить день, мужъ ея былъ очень недоволенъ когда она отказалась ѣздить съ нимъ верхомъ на утреннюю прогулку въ Булонскій лѣсъ. Она считала своимъ долгомъ отказаться отъ одного изъ своихъ любимыхъ удовольствій, потому что оно оказывалось несовмѣстимымъ съ привычкой дѣтства которая была ей еще дороже. Она желала каждое утро слушать въ церкви Св. Августина обѣдню, какъ бывало въ маленькой церкви въ Варавиллѣ. Для нея это было не только исполненіемъ религіозной обязанности, но и дорогимъ сердцу воспоминаніемъ. Это были тѣ часы когда, опустившись на колѣни и склонивъ голову на руки, она произносила молитвы и въ то же время переживала впечатлѣнія своего далекаго безмятежнаго прошлаго; она мысленно видѣла тропинку ведшую изъ замка по полямъ въ церковь; ей казалось что она улавливаетъ благоуханіе изгороди изъ розъ, слышитъ шелестъ стараго тиса на кладбищѣ. Но она была неправа и поняла это. На другой же день послѣ посѣщенія и нравоученій герцогини, она просто сказала мужу что ее мучитъ желаніе возобновить прогулки верхомъ и особенно съ нимъ по утру. Бернаръ удивился и пристально посмотрѣлъ на жену.
-- Ты мнѣ доставляешь огромное удовольствіе, Аліетта сказалъ онъ, взявъ ее за руку,-- вѣдь я горжусь тобой и люблю чтобы тобой всѣ любовались.
Эти слова, столь рѣдкія въ устахъ мужа, особенно такого сдержаннаго и насмѣшливаго какимъ былъ г. де-Водрикуръ, пріятно отозвались въ сердцѣ молодой женщины и расположили ее къ принесенію еще большихъ жертвъ. Съ этой минуты она бросила свою замкнутую жизнь, стала принимать приглашенія, чаще посѣщать театры зимой и скачки лѣтомъ, словомъ, перестала идти противъ теченія. Чтобы поощрить ее, Бернаръ со своей стороны также дѣлалъ великодушныя уступки; онъ нѣсколько измѣнилъ собственныя привычки, бросилъ кое-какія развлеченія и часто забывалъ свой клубъ для выѣздовъ съ женой въ свѣтъ. Они сблизились между собой, въ ихъ жизни произошелъ переворотъ, во взаимныхъ отношеніяхъ проявлялось больше нѣжности и довѣрія, доставившихъ гжѣ де-Водрикуръ нѣсколько счастливѣйшихъ дней ея жизни.