Вотъ въ какомъ положеніи было дѣло лѣтъ шесть спустя послѣ ихъ брака. Аліетта, съ разстроеннымъ здоровьемъ, продолжала какъ-то машинально выѣзжать въ ненавистный для нея и нелюбившій ее свѣтъ, всюду влача за собою свою сердечную тоску; Бернаръ попрежнему испытывалъ то приливы тайнаго раздраженія, то приливы безконечнаго состраданія, но оба они были почти одинаково несчастны.
Каждый годъ, въ ожиданіи сезона скачекъ, парижскій большой свѣтъ любитъ изрѣдка подышать свѣжимъ воздухомъ полей и потому иногда устраиваетъ загородныя прогулки. Такимъ образомъ въ маѣ 1880 года избранному кружку парижской молодежи пришла фантазія отправиться пикникомъ въ Saint-Germain-en-Laye. Около шести часовъ вечера, во дворъ павильйона Генриха IV въѣхали два огромные дорожные экипажа, изъ которыхъ вышло человѣкъ тридцать пять принадлежавшихъ къ самому блестящему парижскому обществу; въ числѣ ихъ находились также гжа и г. де-Водрикуръ. Сначала всѣ весело пообѣдали, потомъ, пока столовую превращали въ гостиную, отправились погулять въ лѣсъ. По возвращеніи съ прогулки стали танцовать подъ фортепіано, съ тою простотой обращенія которая дозволяется въ деревнѣ. Между тѣмъ нѣсколько завзятыхъ гулякъ изъ банды отыскали въ томъ же отелѣ двухъ-трехъ знакомыхъ имъ актрисъ, изъ знаменитостей бульварныхъ театровъ, а одна изъ нихъ даже оказалась простою пѣвицей café-chantant, но также пользовалась своего рода извѣстностью. По предложенію этихъ господъ, которыхъ поддерживали нѣкоторыя дамы, было рѣшено что актрисы примутъ участіе въ программѣ увеселеній. Съ приглашеніемъ къ нимъ была отправлена депутація, которая скоро возвратилась вмѣстѣ съ тремя актрисами; все общество привѣтствовало ихъ громомъ рукоплесканій. Онѣ отказались это всякаго вознагражденія; сначала это показалось нѣсколько стѣснительно, но скоро съ этимъ примирились: актрисъ окружили, предлагали имъ вопросы, осыпали ихъ любезностями. Очарованныя любезнымъ пріемомъ, онѣ сами подошли къ фортепіано и спѣли по нѣскольку довольно скромно выбранныхъ куплетовъ. Въ видѣ благодарности выпроводить ихъ изъ залы было бы мудрено. Впрочемъ, дамы не менѣе мущинъ интересовались ими и желали поближе съ ними познакомиться. Словомъ, ихъ пригласили принять участіе въ котилйонѣ, который былъ прерванъ при ихъ появленіи, а теперь въ честь ихъ возобновленъ. Онѣ внесли въ него особенное оживленіе, выражавшееся хореографическими движеніями и пѣніемъ подходящихъ къ тому куплетовъ. Затѣмъ стали ужинать и опять-таки пригласили пѣвицъ. Возбужденныя танцами, шампанскимъ и кромѣ того подстрекаемыя кое-кѣмъ изъ мущинъ, госпожи эти уже безо всякаго стѣсненія принялись распѣвать самыя удивительныя вещи изъ своего самаго завѣтнаго репертуара. Ужинъ продолжался до безконечности среди скабрезныхъ шансонетокъ, веселыхъ криковъ мущинъ, порой нѣсколько пугливыхъ возгласовъ дамъ и откровенныхъ, не особенно скромныхъ всеобщихъ разговоровъ.
Воспользовавшись общимъ шумомъ и гамомъ, гжа де-Водрикуръ встала со своего мѣста, и сказавъ что-то насчетъ жары, подошла къ открытому окну. Начинало свѣтать; предъ взоромъ Аліетты разстилалась обширная долина Сены, покрытая клубами бѣловатаго тумана... Вдругъ Аліеттѣ показалось что почва ускользаетъ у нея изъ-подъ ногъ, что сама она летитъ, погружается и исчезаетъ въ бѣловатомъ пространствѣ... Она слабо вскрикнула, протянула руки какъ бы дѣйствительно собираясь летѣть и тяжело рухнула на полъ.
Шумъ ея паденія разомъ положилъ конецъ веселью и пѣснямъ. Г. де-Водрикуръ бросился къ ней. Ему помогли поднять недвижно лежавшую на полу молодую женщину и бережно перенести ее въ одно изъ отдѣленій отеля. Пока наскоро отправились за врачемъ, были употреблены, но безуспѣшно, соли, эѳиръ и всякія тому подобныя средства чтобы вывести Аліетту изъ ея внезапнаго, но продолжительнаго обморока. Когда врачъ пріѣхалъ, гжа де-Водрикуръ все еще лежала мертвенно блѣдная и неподвижная. Всѣ вышли, и въ комнатѣ больной остался г. де-Водрикуръ наединѣ съ докторомъ. Въ то время какъ докторъ внимательно щупалъ пульсъ Аліетты, она подняла свои отяжелѣвшія вѣки, и въ глазахъ ея мелькнуло сознаніе; но это было только на мгновеніе, вслѣдъ затѣмъ взоръ ея снова померкъ, а блѣдное, безкровное лицо внезапно загорѣлось яркимъ румянцемъ. "Вотъ перемѣна", серіознымъ тономъ замѣтилъ докторъ. Онъ приказалъ класть ей на голову ледяные компрессы, а къ ногамъ приложить сильное отвлекающее средство. Часа три онъ наблюдалъ за дѣйствіемъ этихъ мѣръ. Обморокъ кончился, но Аліетта все еще не приходила въ сознаніе: въ ней было замѣтно лихорадочное возбужденіе, она произносила какія-то несвязныя слова и часто нетерпѣливымъ движеніемъ подносила руку ко лбу. Къ полудню она нѣсколько успокоилась; врачъ уѣхалъ, обѣщавъ вечеромъ навѣстить больную.
-- Не знаю, обратился онъ къ Бернару,-- въ какой мѣрѣ это зависитъ отъ душевныхъ потрясеній, но во всякомъ случаѣ совѣтую вамъ добиться чтобъ она заплакала.
Г. до-Водрикуръ весь день провелъ около больной жены; онъ все время стоялъ у ея изголовья, прикладывая ей холодные компрессы. Напрасно обращался онъ къ ней, называя ее самыми нѣжными именами: онъ видѣлъ что она ничего не понимаетъ. Только къ вечеру взглядъ Аліетты остановился на немъ съ проблескомъ нѣкотораго сознанія; въ то же время грудь молодой женщины поднялась, и гжа де-Водрикуръ разразилась судорожными рыданіями.
Пріѣхавшій докторъ засталъ ее въ этомъ состояніи. Онъ шепотомъ сказалъ нѣсколько словъ Бернару и удалился. Согласно его предсказанію, рыданія Аліетты понемногу стихли, и она крѣпко заснула. Измученный, но уже нѣсколько успокоившійся Бернаръ также заснулъ возлѣ нея въ креслѣ.
Его разбудилъ голосъ Аліетты, которая тихо звала его:
-- Бернаръ!
-- Что, моя дорогая? быстро вскакивая и осторожно наклоняясь къ ней спросилъ онъ.
Она охватила его шею руками, прижала его голову къ своей высоковздымавшейся отъ рыданій груди и проговорила:
-- Бернаръ, умоляю тебя, сжалься надо мной!
-- Что съ тобою, моя дорогая? Чего бы тебѣ хотѣлось?
-- Я не могу больше... не могу!... увѣряю тебя!... Тебя я не спасаю... а гибну сама!... И потомъ моя крошка... моя дорогая маленькая крошка!
Захлебываясь отъ слезъ, она умолкла на нѣсколько минутъ, потомъ снова заговорила съ какимъ-то блуждающимъ взглядомъ:
-- Я хочу уѣхать... хочу увезти ее!...
-- Ты хочешь бросить меня, Аліетта?
Она снова охватила его шею руками.
-- Нѣтъ, никогда!... я не въ силахъ!... Позволь мнѣ отослать дочь къ моей матери, она будетъ заботиться о ней... По крайней мѣрѣ хоть она будетъ спасена!
-- Аліетта, я не могу разлучить тебя съ твоимъ ребенкомъ... Хотя на мой взглядъ ты и преувеличиваешь опасность пребыванія въ Парижѣ, какъ для меня, такъ и для дочери, но... если ты желаешь уѣхать изъ Парижа, я согласенъ.
Аліетта мучительно покачала головой и пробормотала нѣсколько словъ, которыя были заглушены рыданіями.
-- Я и самъ поѣду съ вами, растроганнымъ голосомъ проговорилъ Бернаръ.
-- Ты?! воскликнула она, устремляя на него вопросительный взглядъ.-- Ахъ, нельзя требовать отъ тебя такой жертвы!
-- Я готовъ на нее. Я обязанъ принести ее... Сегодня ночью въ твоемъ присутствіи произошли такія ужасныя вещи, онѣ не могли не оскорбить тебя... Я не имѣлъ права подвергать тебя такимъ непріятнымъ случайностямъ... Но я не могъ предвидѣть такого безумія... Прости меня... Мнѣ бы слѣдовало увезти тебя, но это было бы чѣмъ-то въ родѣ урока другимъ и казалось мнѣ слишкомъ неловкимъ... Но, какъ бы то ни было, я былъ неправъ предъ тобою и долженъ загладить свою вину. Кромѣ того, когда я женился на тебѣ, я далъ себѣ обѣтъ, обѣщалъ и твоимъ родственникамъ что за исключеніемъ невозможнаго я сдѣлаю все чтобы ты была счастлива. Я исполняю этотъ обѣтъ... Можетъ-быть жизнь въ Парижѣ и казалось бы тебѣ сноснѣе еслибъ я сумѣлъ лучше выбрать для тебя кругъ знакомства, но, разумѣется, теперь объ этомъ уже поздно думать; Парижъ для тебя сталъ невыносимъ, и мы его оставимъ. Я много объ этомъ думалъ въ теченіе нынѣшняго печальнаго дня; я уже принялъ рѣшеніе... Боюсь, мое дорогое дитя, какъ бы недоразумѣнія наши, проистекающія главнымъ образомъ отъ разности нашихъ религіозныхъ воззрѣній, не послѣдовали за вами всюду; но признаюсь что парижская среда могла ихъ усиливать... Прошу тебя только не избирать мѣстомъ вашего жительства Варавилль... Не говоря уже о другихъ его неудобствахъ, онъ слишкомъ отдаленъ отъ Парижа, который, можетъ-быть, и ты не откажешься посѣщать по временамъ, когда уже не будешь принуждена жить въ немъ постоянно... Во всякомъ случаѣ мы еще успѣемъ переговорить объ этомъ, а пока не тревожься... я уже далъ слово... Спи спокойно, дорогая моя!
Она изумленно и вмѣстѣ съ тѣмъ восторженно глядѣла ему прямо въ глаза, потомъ схватила его руку и быстрымъ движеніемъ поднесла ее къ губамъ...
-- Я очень, очень люблю тебя! проговорила она.
-- Усни! тихо повторилъ Бернаръ, нѣжно цѣлуя ее.
И она уснула мирнымъ, безмятежнымъ сномъ младенца.