Для третьяго визита я не дождался танцевальнаго вечера, -- и зачѣмъ бы сталъ я отлагать удовольствіе свиданія при жизни, бѣдной удовольствіями? Развѣ не сказала мнѣ Анна Дмитріевна; приходите къ намъ во всякое время, для васъ мы всегда дома? А если она дома, то и Лида, безъ сомнѣнія, также.
Добрый знакъ! слуга не счелъ за нужное доложить обо мнѣ, а тотчасъ отворилъ двери, сказавъ; пожалуйте. Это хорошо. Я люблю гостепріимныхъ женщинъ; люблю, когда смотрятъ за меня, какъ на короткаго знакомаго, или какъ на роднаго, съ которымъ можно обходиться безъ чиновъ. Вхожу въ гостиную -- никого нѣтъ! но въ сосѣдней комнатѣ Зиночка танцовала подъ фортепьяно. Я догадался, что это классная комната и что Зиночка беретъ танцовальный урокъ. Въ полуотворенную дверь не видно было ни Лиды, ни фортепьянъ, стоящихъ въ сторонѣ. Я только видѣлъ, какъ Зиночка старательно выдѣлывала на, одобряемая голосомъ Лиды.
-- Кто такъ? спросила послѣдняя, замѣтивъ движеніе двери.
-- Ахъ, это вы! вскрикнула весело Зина и бросалась ко мнѣ за руки. Я поцаловалъ ее.
-- Продолжайте, сказалъ я Лидѣ, вставшей изъ-за фортепьянъ: -- я буду кавалеромъ Зины.
Зина захлопала въ ладоши отъ радости.-- Въ-самомъ-дѣлѣ, это славно: вы протанцуете со иной кадриль; становитесь vis-à-vis...
Внезапный хохотъ прервалъ нашу забаву.--Дѣти! дѣти! говорила Анна Дмитріевна, стоя въ дверяхъ и помирая со смѣху вмѣстѣ съ нами. Остается теперь мнѣ пристать къ вамъ для комплекта. Я бы, пожалуй, и не прочь отъ этого, да мнѣ некогда: спѣшу отправить письма на почту. Веселитесь же пока. Лида и Зиночка, препоручаю вамъ занимать гостя, а вы, милостивый государь, не смѣйте уходить не простившись.
-- Зина всему виною, началъ я по уходѣ хозяйки.-- Зина -- прелесть малютка! она маленькая Лида, или вы -- большая Зиночка. Откройте мнѣ, пожалуйста, продолжалъ я;-- секретъ быстрыхъ успѣховъ Зины. Какимъ-образомъ вы легко достигаете того, къ чему другіе приходятъ рядомъ долгихъ трудовъ и непріятностей? Вы, вѣрно, держите въ рукахъ свою ученицу.
-- Я люблю ее -- вотъ и весь секретъ. Вы угадали, что мнѣ это очень-легко. Я не принуждаю себя любить, не употребляю чувства любви, какъ заранѣ обдуманнаго средства. Тогда любовь моя потеряла бы чистоту свою, потому-что была бы съ примѣсью хитрости. Я люблю Зину -- отъ-того, что люблю. Тамъ, гдѣ я воспитывалась, два противоположныя побужденія отравляли наше ученіе; мы или боялись, что учитель дурно аттестуетъ насъ, за что насъ наказывали, или восхищались, что получимъ хорошій баллъ (техническое выраженіе?), за что насъ награждали. Я чувствовала, что это нехорошо, и рѣшилась пользоваться другими побужденіями, когда съ ученической лавки перейду въ наставницы. Успѣхъ оправдалъ мои правила: Зина учится прилежно, и въ добавокъ любитъ меня.
-- Вы правы, тысячу разъ правы! Методы наградъ и наказаній прививаютъ юнымъ душамъ вредный страхъ, или еще болѣе вредное тщеславіе. Ученикъ готовитъ урокъ, потому-что боится не приготовить его: слѣдовательно, онъ лицемѣрить. Онъ исправенъ, потому-что желаетъ занять высшее мѣсто въ классѣ, опередить товарищей, стать во главѣ сверстниковъ: слѣдовательно, онъ опять лицемѣритъ. Какъ довѣрять лицемѣрному прилежанію, фальшивой охотѣ къ наукамъ? Духъ гордости и страха противится общенію, сѣетъ раздоръ въ обществѣ, творитъ не ближнихъ, но соперниковъ или завистниковъ. Въ выигрышѣ отъ такого ученія могутъ, конечно, быть знанія, но останется также и нравственная зараза: родитель найдетъ въ своемъ сынѣ или покорнаго отъ страха, или добраго изъ тщеславія, но всегда лицемѣра, всегда притворную покорность и притворную добродѣтель.. Нѣтъ ничего вреднѣе такого направленія: мало того, что оно унижаетъ достоинство науки -- оно какъ червь подтачиваетъ святыя наклонности дѣтей въ самомъ ихъ корнѣ. Самое лучшее ученіе то, которое увлекаетъ дѣтей предметомъ науки и заставляетъ ихъ любить наставника, умѣвшаго увлечь наукой. Вы видите, что я рѣшительно съ вами согласенъ. Опытъ привелъ меня къ такому образу мыслей: кто вамъ внушилъ его?
-- Они, своимъ примѣромъ.
-- Опять они!.. но какъ же имя этого чародѣя?
Лида молчала.
-- Имя его? повторилъ я. Полцарства за его имя!
-- Не спрашивайте меня: я не должна сказать его. Мы дали другъ другу слово дорожить взаимною привязанностью. Я и такъ ужь виноватъ случайно замѣшавъ васъ въ тайну. Онъ думаетъ объ этомъ иначе. Онъ серьёзно смотритъ на серьёзное, и даже въ самомъ веселомъ расположеніи духа не позволитъ себѣ оскорбить невинной шуткой драгоцѣнное намъ обоимъ чувство.
-- Пусть такъ! да будетъ по вашему! Вы владѣете особенною силою смирять непокорныхъ. Оставимъ его имя въ покоѣ. Дѣло не въ имени. Но чувства требуютъ раздѣла. Конечно, вы не одинъ разъ привязывали ихъ къ крыльямъ вѣтра или передавали лучамъ блѣднаго мѣсяца. Теперь судьба... безъ судьбы трудно объяснить наше знакомство смѣняетъ прежнихъ вашихъ повѣренныхъ и посылаетъ меня. Я нареченный вашъ наперсникъ.
-- Чему вы смѣетесь? спросила Лида.
-- Такъ; мнѣ пришла на память французская поговорка.
-- Какая? скажите.
-- Пустяки. Какой-то французскій рифмоплетъ скропалъ два глупые стиха:
Celle qui aime son amant,
Aime aussi son confident.
Вы сердитесь? прибавилъ я, замѣтивъ, что Лида свела брови. У меня есть средство наказать провинившагося... я сейчасъ уйду.
-- Останьтесь, сказала Лида, протянувъ мнѣ руку.
Я схватилъ ее... кольцо, какъ досадное препятствіе, сверкнуло мнѣ къ глаза.
Возвратившись домой, я взглянулъ на портретъ, который висѣлъ надъ диваномъ, въ гостиной -- и мнѣ стало совѣстно самого-себя, стыдно передъ отсутствующимъ другомъ, двѣ недѣли не видалъ я этого портрета и столько же времени не писалъ къ другу. Паукъ ужь началъ прилаживать паутину къ серебряному ободочку -- я обмелъ ее...
Не такъ легко разорвать ткань постепенно-возрастающаго чувства. Сначала едва видное, какъ нити паука, оно крѣпнетъ съ каждымъ новымъ свиданіемъ и плотно охватываетъ безразсуднаго. Шутка и случай переходятъ къ настоятельное требованіе увлеченнаго сердца. И можно ль было не увлечься; когда всѣ благопріятныя обстоятельства за него, за это чувство: интересъ знакомства, легкость сближенія, могущество красоты, желаніе любить и достоинство любви! Какъ видно, Лида находилась подъ вліяніемъ сильнаго человѣка, который пріобщилъ ее своихъ даровъ,-- и она чужое приняла за собственность, временное назвала врожденнымъ. Но еще не рѣшено, кто ближе къ ней по праву, кто больше ей приходится по плечу. Я чувствовалъ, что мы сошлись уже нѣкоторыми сторонами характера. Она любитъ говорить со мной -- этого за первый разъ довольно. Притомъ же, у меня есть даръ откровенно восхищаться прелестями женщинъ: кому не нравятся такіе восторги? Самыя отчаянныя похвалы мои оправдываются тѣмъ, что онѣ искренни: въ этомъ не только ихъ оправданіе, но и достоинство. Можно оставаться равнодушнымъ къ тому, кто выражаетъ ихъ, но не къ выраженію... Я еще не знаю, Лида, какого рода твое равнодушіе; но знаю, что мы оба откровенны... ты, какъ я, не люблю тайнъ и скрытности.