Наконецъ, плотная масса облаковъ сбѣжала за горизонтъ, и осеннее небо открылось въ блѣдно-холодномъ сіяніи. Легкій утренній морозъ приноситъ бодрость человѣку; веселѣй работа при свѣжемъ дыханія воздуха. Густой дымъ лѣниво уходитъ вверхъ; поздно-встающее солнце печально одаряетъ печальный уборъ деревъ, мертвые листья падаютъ на увядшую зеленъ и покрываютъ ее золотою сѣткой. Какъ хорошо гулять въ это время! Остальные дни ясной осени поспорятъ съ лучшими днями краснаго лѣта. Осенью не чувствуешь того утомленія, которое неизбѣжно въ лѣтній долгій зной: лишнимъ становится послѣобѣденный отдыхъ, и больше чѣмъ когда-нибудь хочется жить. Когда же лунная ночь вызоветъ васъ снова на прогулку, вы какъ-бы присутствуете при тихомъ успеніи земли. Картина ея наступавшей смерти возвращаетъ вашу мысль къ минувшей роскоши полей, и печальное ожиданіе дружится крѣпко съ пріятной памятью сердца. Вы улыбаетесь, пересчитывая тѣ прогулки, которыя были, предполагая тѣ, которыя будутъ... Безцѣнный другъ! помнишь ли восхитительныя окрестности Москвы, тотъ видъ съ крутаго нагорья на дальній лѣсъ и села, на рѣку и городъ? ту лѣстницу, которая отъ подошвы обрыва приводитъ къ веселому домику? и листъ серебрянаго тополя, на память сорванный? Не бойся: онъ и теперь еще лежитъ въ моей книгѣ и часто радуетъ меня своимъ видомъ. Терпѣніе, ой другъ! Пусть пройдетъ эта долгая, скучная зима, и красота негибнущей природы наполнитъ сердца новымъ чувствомъ, какъ наполняетъ она цвѣты благоуханіемъ.
Въ семь часовъ вечера, Лида стояла въ залѣ, прислонившись къ большой стеклянной двери, выходящей на садовый балконъ. Деревья, въ половину лишенныя листьевъ, тянулись отъ балкона широкой аллеей, которая постепенно съуживалась, и тамъ, на самомъ концѣ ея, надъ вершинами крайнихъ деревъ, сіяла вечерняя звѣзда. Лучи мѣсяца изъ другаго окна падали на вылощенный паркетъ и освѣщали какимъ-то чуднымъ сіяніемъ прекрасное лицо Лиды. Я долго любовался ея положеніемъ. Наконецъ, она замѣтила меня и улыбнулась.
-- Нѣсколько минутъ смотрю я на васъ и думаю: не всѣ цвѣты склоняютъ къ вечеру свои головки. Картина для меня новая: какъ хорошо отражается лунный свѣтъ въ голубыхъ глазахъ!
-- Я смотрѣла не на мѣсяцъ, а на звѣздочку, которая вонъ тамъ блеститъ надъ деревьями. Говорятъ, что разлученные, смотря на одну и ту же звѣзду, вспоминаютъ другъ друга.
-- Странно! я также смотрѣлъ на эту звѣзду, когда шелъ къ вамъ: слѣдовательно, мы вспоминали другъ друга.
-- Да вѣдь это замѣчаніе относится къ тѣмъ, которыхъ нѣтъ съ нами, которые далеко-далеко...
-- Лида, какъ узнать, кто отъ насъ близко или далеко! мы всѣ странствуемъ; мы всѣ, быть-можетъ, далеко отъ исполненія нашихъ желаній.
-- Я люблю думать противное, хотя ваше можетъ-быть пугаетъ меня. Вы не добрый вѣщунъ, вы мнѣ пророчите несчастіе.
-- Сохрани Богъ! я отказываюсь вѣрить возможности вашего несчастіи. По-крайней-мѣрѣ, воображеніе мое не въ-силахъ представить такое неестественное, противозаконное положеніе.
-- Это значитъ только, возразила засмѣявшись Лида: -- что воображеніе ваше тупо.
-- Нѣтъ, нѣтъ, продолжалъ я, какъ-бы оканчивая прерванную рѣчь: -- за языкѣ природы, Лида и счастье должны означать одно и то же. Несчастіе и Лида -- какое ужасное противорѣчіе! Этого быть не можетъ, природа не создаетъ такихъ возмутительныхъ противорѣчій.
-- Вы отчаянный faiseur de complimens. Не даромъ Анна Дмитріевна вчера сказала мнѣ: "бойся этого человѣка!" Я въ-самомъ-дѣлѣ начинаю васъ бояться.
-- Ничего не бывало: я простой докладчикъ вашихъ достоинствъ. Скромность мѣшаетъ вамъ ихъ видѣть: я бару должность нескромнаго зеркала.
-- Пусть такъ: я готова согласиться съ вами для того только, чтобъ -- съ вами согласиться. Я точно счастлива, потому-что не знаю за собою проступковъ и не чувствую упрековъ совѣсти. Другими словами; я живу справедливо.
-- Вы дали совершенно-другое основаніе моимъ мыслямъ. Я говорилъ вовсе не то. Справедливость не зависитъ отъ счастія, но и счастье не зависитъ также отъ справедливости. Примѣръ передъ вами: кто справедливѣе Анны Дмитріевны? однакожь, счастлива ли она?
-- По-крайней-мѣрѣ, въ чистотѣ совѣсти находитъ она утѣшеніе.
-- Счастливые не требуютъ утѣшенія. Кто утѣшается, тотъ несчастливъ.
-- Что же, по-вашему, нужно дли счастья?
-- Для счастья, Зина, нужно одно только... быть счастливымъ.
-- Но это не рѣшеніе вопроса, а тотъ же самый вопросъ: вы играете словами.
-- Такъ кажется на первый взглядъ, а въ-самомъ-дѣлѣ не такъ. Отвѣтъ мой показываетъ, что въ образованіи нашего счастія всего болѣе участвуютъ враждебные дары природы и всего менѣе наше благоразуміе. Средину между этими предметами занимаетъ благопріятное стеченіе обстоятельствъ. Лида посмотрѣла на меня пристально, потомъ ласково сказала: Я нахожу въ васъ сходство съ нимъ, онъ Почти такъ же думаетъ, какъ вы; я часто съ нимъ спорила. Есть еще и другое сходство...
-- Какое?
-- Вы оба заставляете скоро любить себя.
Я покраснѣлъ отъ радости, и потомъ, вздохнувъ, примолвилъ: по кто же любитъ меня?
-- Спросите лучше: кто не любитъ васъ?
-- Я хотѣлъ сказать: кто любитъ меня особенно?
-- Недовольный человѣкъ! зачѣмъ рамъ особенная любовь?
-- За тѣмъ, Лида, что я не понимаю любви не особенной. Любовь есть цвѣтъ жизни, а жизнь, какъ поэзія, требуетъ, чтобъ общее воплотилось въ одномъ. Нуженъ образъ, на которомъ бы сходились мои желанія, необходимъ человѣкъ, одинъ только человѣкъ, который успокоивалъ бы мои стремленія, служа предметомъ моего наслажденія, иди, лучше, самимъ наслажденіемъ, употреблю другое сравненіе, любовь -- солнце міра; но солнце даетъ огонь тогда только, когда лучи его собраны въ одинъ фокусъ.
-- Постойте, остановила меня Лида: -- я слышу голосъ Зины...
-- А что Зина? спросилъ я. Гдѣ Дина Дмитріевна?
-- Зина больна: пожалѣйте ее. Анна Дмитріевна не спала цѣлую ночь, и реперъ прилегла отдохнуть. Но вотъ проснулась Зина... прощайте.
Когда я вышелъ на обширный дворъ дома, Лида стояла у окна и смотрѣла мнѣ вслѣдъ. Я часто оборачивался, чтобъ при яркомъ лунномъ свѣтѣ хотя еще разъ взглянуть на прекрасное лицо интересной для меня дѣвушки.