Свадебныя пѣсни тревожатъ меня, какъ тягостная разладица. Унылые напѣвы ихъ припоминаютъ стародавніе обычаи замужства, когда одна неволя женщины мѣнялась на другую. Онѣ были кстати, эти пѣсни, когда чернобровая красавица изъ запертыхъ свѣтлицъ отеческаго терема шла въ татарскій полонъ къ мужу. Но зачѣмъ онѣ теперь, въ наше время? Что сходнаго въ прошломъ и настоящемъ? Или былая участь женъ касается насъ, и въ пѣсняхъ старины мы слышимъ общее дѣло? По-крайней мѣрѣ, эти пѣсни безсмысленны для меня и Лиды: между мной и Лидой нѣтъ другихъ посредниковъ, кромѣ достоинства любви; которая управляетъ силой мужа, ограждаетъ слабость жены. Умолкните же вы, пѣвцы преданія и по преданію! или пойте для другихъ затверженныя слова, чуждыя моему сердцу? Пускай другіе находятъ въ нихъ а толкованіе своей жизни, и вдохновеніе для своихъ чувствъ: я чувствую не то, я живу иначе!
Но вотъ кончился торжественный обрядъ вѣнчанія. Разукрашенный домъ мой готовъ принять свою госпожу. Праздная толпа смотритъ въ окна на яркіе огни кенкетовъ. У воротъ крыльца толпится неугомонное любопытство. Музыканты ждутъ новобрачныхъ. Посажоные отецъ и мать встрѣтили насъ съ образомъ, хлѣбовъ солью. Потомъ Анна Дмитріевна, больше всѣхъ хлопотавшая, повела насъ въ гостиную, за большой круглый столъ, на диванъ. Но какъ только Ляда подошла къ дивану -- ей сдѣлалось дурно: она поблѣднѣла и упала ко мнѣ за руки. Я испугался, какъ робкій младенецъ. Гости засуетились около Лиды, которая, открывъ глаза, тихо сказала: мнѣ дурно и отправилась съ Анной Дмитріевной въ спальню. Родные начали успокоивать меня. Кой-какія старухи перешептывались въ углу, говоря, что это не къ добру. Я былъ самъ не свой, страшась за здоровье безцѣнной Лиды. Вскорѣ явилась Анна Дмитріевна.-- Ничего, говорила она его пройдетъ; Лида сейчасъ выйдетъ; вы знаете наши женскіе наряды и снуровки; при томъ же, обрядъ тянулся очень-долго; пѣвчіе пѣли протяжно, въ церкви была такая духота... я говорила, чтобъ не пускать всякаго бевь разбора... Но вотъ и Лида.
Лида вышла, улыбаясь, но все еще очень-блѣдная. Я взялъ ее за руку и поцаловалъ. Что съ тобой, Лида? за вѣрно нездорова?-- Ничего, отвѣчала она:-- теперь мнѣ лучше; я здорова.-- Музыка и угощеніе начались обычнымъ порядкомъ, но я видѣлъ, что слезы не сходили съ глазъ Лиды, чувствовалъ, что, при каждомъ моемъ поцалуѣ, рука ея дрожала.