Воспоминаніи стараго полицейскаго: баррикады и кровь 1848 г.; покушеніе на жизнь Фердинанда II; революція въ Сарпи.
Въ сумерки жаркаго іюньскаго дня но переулкамъ и каменнымъ лѣстницамъ, ведущимъ изъ нижняго въ верхній Неаполь, неспѣшной твердой походкой поднимался мужчина, одѣтый весьма прилично въ длинный черный сюртукъ. На носу красовались золотыя очки съ темными стеклами, изъ-подъ которыхъ онъ зорко приглядывался ко всему, что встрѣчалось на пути. Кто можно было принять за добродушнаго обывателя средняго буржуазнаго класса, или за живущаго на покоѣ купца, или за чиновника на казенной пенсіи. Его бритое лицо (тогда полиція недружелюбно относилась къ бородамъ и усамъ) были покрыто изрядными морщинами, а волосы сильно серебрились. Между тѣмъ ему было немного за 40 лѣтъ, и преждевременные признаки старости онъ объяснялъ своимъ положеніемъ -- полицейскаго комиссара въ Неаполѣ.
-- Мы, полицейскіе,-- говаривалъ донъ-Луиджи,-- особенно въ нынѣшнее время, когда развелась такая тьма политическихъ преступленій и процессовъ, черезчуръ обременены и заботой и работой. Какъ не старѣться раньше времени.
Въ самомъ дѣлѣ, всѣ 20 слишкомъ лѣтъ полицейской службы донъ-Луиджи протекли въ политическихъ движеніяхъ, то искусно хоронившихся, то бурно проявлявшихся наружу. Заговоры 40-хъ годовъ; сицилійскія возстаніи (со стороны даже лучшей но роду и интеллигентной культурѣ части націи, стремившейся къ установленію представительнаго правленіи въ королевствѣ); кровавыя репрессія со стороны правительства. Восторги націи и всего народа, не исключая самыхъ либеральныхъ людей, при вступленіи на престолъ Фердинанда II; его добродушіе, всепрощеніе: политическіе изгнанники возвращались на родину; политическія тюрьмы выпускали на слободу узниковъ. Благодѣтельное вліяніе на короля его первой жены, Маріи-Христины Савойской, которую народъ прозвалъ "святою". Затѣмъ преждевременная кончина ея. Бракъ Фердинанда II съ принцессой австрійскаго дома Маріей-Терезіей, которая окружила могущественнаго мужа людьми, подобно ей непримиримо враждебными всякому политическому прогрессу. И опять заговоры, и репрессіи, оказывавшіяся безполезными передъ новыми теченіями. Въ 1848 г. вынужденныя страхомъ за династію уступки со стороны Фердинанда; дарованная имъ конституція, вызвавшая было всеобщій энтузіазмъ, возродившая популярность монарха и въ то же время усугубившая козни ретроградной придворной партіи Маріи-Терезіи, не желавшей разставаться съ удобствами безотвѣтственно-самовластнаго положенія. Пагубное вліяніе этой партіи на короля, склоннаго по природѣ и воспитанію къ самовластію. И наконецъ ужасный день 15-го мая 1848 года...
Въ этотъ день Фердинандъ II подписалъ манифестъ о полной отмѣнѣ конституціи, дарованной имъ всего нѣсколько мѣсяцевъ назадъ; онъ подписалъ своей собственной рукой актъ, равносильный приговору къ паденію своей Бурбонской династіи. Старики и доселѣ съ содроганіемъ вспоминаютъ объ этомъ днѣ. Ужасъ, который вызываютъ разсказы о немъ, неописуемъ.
Неаполь обыкновенно съ ранняго утра закипаетъ бойкой жизнью. Но утромъ 15-го мая столица словно еще не просыпалась, притаилась, замерла; тамъ, гдѣ обыкновенно толпились люди, гдѣ густо проѣзжали экипажи, возы, гдѣ раздавались шумные говоръ, пѣсни, хохотъ,-- все было тихо и пустынно. Рѣдко мелькалъ какой-нибудь озабоченный одинокій прохожій; всѣ лавки были заперты.
А между тѣмъ всѣ чувствовали, что готовится нѣчто грозное. Почти всѣ знали, что наканунѣ прибылъ на судахъ отрядъ сициліанцевъ, "волонтеровъ свободны; что бурбонское правительство стянуло въ Неаполь для подавленія возможнаго возмущенія всѣ войска изъ окрестныхъ городовъ; что наемные полки свирѣпыхъ швейцарцевъ готовы безо всякаго сожалѣнія раздавить первыя вспышки возмущенія. Съ другой же стороны, жители предполагали, что репрессій не допуститъ Франція.
Нѣсколько ея военныхъ судовъ бросили якорь въ Неаполитанской гавани, готовыя стаи, на сторону итальянскихъ патріотовъ, глубоко и справедливо возмущенныхъ предательской отмѣной конституціи.
Въ центрѣ города, между дворцомъ, думой, въ улицахъ, впадающихъ въ главную артерію Толедо, которая прямой линіей въ 4 версты тянется отъ площади городского королевскаго дворца къ загородной королевской виллѣ Каподимонте, стали появляться кучки молодыхъ людей съ трехцвѣтными кокардами {Трехцвѣтныя (зеленое, бѣлое, красное) кокарды и знамена были тогда эмблемами объединенія и освобожденія. Цвѣта были пьемонтскіе, такъ какъ король пьемонтскій сталъ открыто по главѣ національной революціи. Послѣ 1860 г. эти цвѣта стали государственными. Бурбонскій цвѣтъ -- бѣлый. (Прим. перев.)} на груди. Они постепенно скоплялись около перекрестка широкой улицы Санта-Бриджида и Толедо. Одинъ изъ нихъ, махая шляпой, обратился съ рѣчью къ толпѣ, нараставшей около распростертыхъ на тротуарѣ двухъ труповъ. Это были первыя жертвы, убитыя выстрѣлами солдата, стоявшихъ по двое у дверей каждой кофейни всю ночь.
-- Народъ,-- взывалъ ораторъ,-- желаетъ участвовать въ управленіи государствомъ; онъ неустанно будетъ добиваться свободы. Если правда, что король измѣнилъ конституціи, то намъ остается только драться на барикадахъ за наши права...
Этотъ ораторъ былъ сициліанецъ Стефанъ Моллика {Одинъ изъ извѣстныхъ вождей революціоннаго движенія. (Прим. перев.)}.
... Тѣмъ временемъ отъ Малаго рынка приближалась къ дворцовой площади Санъ-Фердинандо полевая батарея. Съ разныхъ сторонъ стягивалась кавалерія.
Грохотъ орудій, топотъ коней по звонкой мостовой Толедо, бряцанье оружія сливались въ общій гулъ, который наполняла, душу чѣмъ-то зловѣщимъ.
Изъ бокового переулка внезапно вышла рота швейцарцевъ и направилась на площадь Санъ-Фердинандо, гдѣ за ночь была воздвигнута внушительная баррикада.
Начинались уличныя схватки, отчаянная борьба и то раздирающее сердце избіеніе женщина, и дѣтей, которое запятнало на. вѣкъ корону Бурбоновъ.
Сорокъ восьмой годъ является третьей ступенью освободительной революціи, которая неминуемо вела къ свободѣ итальянскую націю. Послѣ этого движеніе продолжалось, но менѣе бурно, въ теченіе 11--12 лѣтъ, однако никогда не прекращалось до полнаго объединенія и освобожденія Италіи въ 1860 году...
Возвратимся къ 15-му мая 1848 г., къ сценамъ, которыхъ былъ непосредственнымъ свидѣтелемъ донъ-Луиджи, тогда еще молодой полицейскій чинъ.
Толпа молодыхъ людей взволновалась, оглушая воздухъ криками: "Да здравствуетъ конституція". Но Моллика потребовалъ молчанія, сказавъ:
-- Въ такія минуты возгласы безполезны: за насъ должны говорить наши штуцера.
Со стороны площади Санъ-Фердинандо прибѣжалъ товарищъ и посовѣтовалъ построить барикаду на углу Санта-Бриджида: "иначе войска насъ могутъ окружить"
Всѣ бросились собирать матерьялъ для баррикады и поспѣшно возводить ее. Кругомъ раздавались выстрѣлы отдѣльныхъ солдатъ, разставленныхъ ранѣе у воротъ домовъ и кофеенъ. Падали раненые и убитые безъ разбору прохожіе или обитатели домовъ, не успѣвшіе запереть ставни и двери, улица была уже обагрена кровью. Первый батальонъ бурбонской гвардіи поспѣшно огибалъ уголъ сосѣдняго переулка, но опоздалъ. Баррикада Санта-Бриджида словно какимъ волшебствомъ выросла въ нѣсколько минутъ. Кареты, телѣги, скамьи, шкалы, мебель, тюфяки все пошло въ дѣло. Сороковая бочка очутилась рядомъ съ раззолоченнымъ бюро; каѳедра проповѣдника рядомъ съ кабачнымъ прилавкомъ; богатая коляска высилась надъ исповѣдальной будочкой, и все это безформенное зданіе увѣнчивалось поднятымъ кверху дышломъ кареты, къ которому прибили большую красную женскую шаль вмѣсто знамени. Нѣсколько женщинъ изъ простонародья, добывшихъ себѣ оружіе, появились на баррикадѣ. Триста ночью прибывшихъ сициліанцевъ были уже тутъ на своихъ мѣстахъ съ оружіемъ въ рукахъ. Они ждали только условнаго знака, чтобы начать бой. Моллика стоялъ выше всѣхъ и не спускалъ глазъ съ улицы, на которой долженъ былъ появиться непріятель.
У повстанцевъ было очень мало патроновъ. Сами они пришли съ разныхъ сторонъ. У нихъ не было вождей, не было ни дисциплины, ни системы. Никакого плана оборонительныхъ или наступательныхъ дѣйствій не было ('оставлено. Пути для отступленія не имѣлось въ виду.
Королевскіе же солдаты были всѣмъ снабжены, имѣли опытныхъ командировъ. Въ резервахъ но близости находились другіе полки, ночью пришедшіе изъ Казерты, Капуи, Салерно. Ихъ тылъ былъ защищенъ арсеналомъ, казармами и пр.
Повстанцы питали надежду, что къ нимъ пристанетъ народъ; что швейцарцы, дѣти свободной республики, не поднимутъ оружія противъ либераловъ, наконецъ, что французская эскадра, какъ обѣщали ея офицеры, вышлетъ подкрѣпленіе.
Между тѣмъ еще не было полудня, какъ на Санта-Бриджида появился одинъ изъ швейцарскихъ полковъ. Онъ выдвинулъ батарею артиллеріи прямо противъ, баррикады и далъ по ней залпа, картечью. Баррикада устояла, но красный флага, ея былъ, сбитъ.. Повстанцы продолжали храбро защищаться. Двѣ роты швейцарцевъ, приблизились къ баррикадѣ осторожно около домовъ, по тротуарамъ.. Революціонеры хотѣли было стрѣлять но нимъ, но Моллика посовѣтовалъ товарищамъ выждать, покуда врага, подойдетъ ближе. Однако его словъ было почти не слышно; со всѣхъ сторонъ, съ Толедо, съ Санъ-Фердинандо съ Ганта-Бриджида, гремѣли выстрѣлы; трещали барабаны, трубы, раздавались крики, стоны, команда. Батарея, быстро продвинувшись къ баррикадѣ, дала по ней второй залпъ, разрушительный, ужасный. Центръ баррикады былъ пораженъ, остальное распалось по сторонамъ, какъ разсѣченное на двое яблоко... Стрѣльба изъ ружей усилилась; улицы были залиты кровью. Шальныя пули попадали въ окна и двери домовъ: тамъ валялись убитые и раненые мирные обыватели-мужчины, женщины и дѣти.
Вотъ что видѣлъ полицейскій донъ-Луиджи у Санта-Бриджида. Но онъ зналъ, что въ другихъ пунктахъ города было не лучше въ ужасный день 15-го мая 1848 г.
Черезъ 6 лѣтъ совершилось покушеніе на жизнь Фердинанда II, на него бросился солдатъ съ ружьемъ и прокололъ грудь штыкомъ. Король не былъ убитъ, но глубокая рана ускорила развитіе болѣзни, которая свела его наконецъ въ могилу {Въ офиціальной же газетѣ было напечатано: "нашъ августѣйшій повелитель, по милосердію Божью, остался здравъ и невредимъ". (Прим. перев.)}.
Затѣмъ припоминалось полицейскому: высадка революціоннаго отряда въ Сапри; быстрое, но жестокое подавленіе вызваннаго этимъ событіемъ возстанія въ Калабріи. Судъ въ Салерно приговорилъ семь главарей заговора къ смертной казни и девять къ пожизненной каторгѣ {29 іюня 1857 г. горсть отважныхъ молодыхъ революціонеровъ высадилась на Калабрійскій берегъ (около мѣстечка Сапри) подъ предводительствомъ Пизакане. Часть населенія присоединилась къ нему. Но королевскія войска быстро подавили возстаніе. Главари были приговорены къ смертной казни, которую Фердинанда, замѣнилъ пожизненной каторгой. Репрессія, конечно, была ужасна. Въ 1860 г. послѣ изгнанія Бурбоновъ король Викторъ-Эмануилъ II далъ свободу всѣмъ осужденнымъ. Нѣкоторые потомъ были депутатами, сенаторами. министрами. (Прим. перев.)}.
Донъ-Луиджи со всѣми этими событіями приходилъ въ соприкосновеніе, какъ полицейскій агентъ, безучастно и добросовѣстно, не ломая головы надъ ихъ политическимъ значеніемъ, надъ будущимъ родины, онъ заботился главнымъ образомъ о своей будущности, о карьерѣ своей, о томъ, чтобъ на старость припасти себѣ покойный уголъ и сытный кусокъ хлѣба.
Дѣло, по которому онъ шелъ теперь, болѣе изумляло, чѣмъ возмущало его: ему было поручено арестовать духовника короля, который (какъ было извѣстно либеральному премьеръ-министру князю Филанджіери) принималъ участіе въ заговорѣ противъ самого короля, въ такъ называемомъ Фоджіанскомъ заговорѣ, во главѣ котораго, какъ полиція знала, стояла вдовствующая королева Марія-Терезія, мачеха государя.