Бѣлое письмо.-- Святые въ революціонныхъ лентахъ.-- Арестъ англичанки.
Подозрѣнія министра Аіоссы, порожденныя пріѣздомъ въ Неаполь англичанки Уэсси, были основательны. Но вскорѣ она была принята двумя принцами королевской крови, ихъ супругами и затѣмъ попала въ интимный кружокъ молодой королевы, самъ августѣйшій супругъ которой очень милостиво относился къ знатной иностранкѣ. Эти знаменательные признаки благонадежности не могли не разсѣять опасеній высшей полиціи, чуткій министръ едва не попался впросакъ. Но его хранилъ добрый геній чернаго кабинета. Въ то время въ соотвѣтствующихъ отдѣленіяхъ главнаго почтамта постоянно работали опытнѣйшіе полицейскіе чиновники. Они просматривали входящія и исходящія письма. Мало-мальски подозрительныя изъ нихъ вскрывали, прочитывали и потомъ закрывали такъ артистически, что получатели не могли догадаться о произведенной надъ ихъ корресподенціей операціи. Конечно, революціонеры знали о черномъ кабинетѣ и прибѣгали къ шифровкѣ или инымъ пріемамъ, маскирующимъ смыслъ ихъ переписки.
Какъ только Уэсси появилась въ Неаполѣ, ея письма были обречены къ прохожденію черезъ черный кабинетъ, который не переставалъ интересоваться ими даже тогда, когда Аіосса пересталъ интересоваться англичанкой. Однако рѣшительно ничего подозрительнаго ни входящихъ, ни въ исходящихъ не оказывалось.
Но около половины іюня полицейскій комиссаръ чернаго кабинета представилъ министру письмо, подозрительное не по своему содержанію, а по отсутствію всякаго содержанія: простой бѣлый дѣвственный листъ почтовой бумаги, вложенный въ конвертъ. По штемпелю судя, оно пришло изъ Генуи, а по наведеннымъ полиціей справкамъ оно было опущено тамъ въ ящикъ, ближайшій къ виллѣ Спинола, гдѣ собирались и даже временно проживали опаснѣйшіе революціонеры, эмигрировавшіе изъ Неаполитанскаго королевства: Палиццола, Нино Бексіо, Ризолино Пило, Орсини {Орсини впослѣдствіи въ Парижѣ покушался на жизнь Наполеоно III, и былъ казненъ.} и пр.
Таинственное письмо, будучи подвергнуто химическимъ испытаніямъ, оказалось дѣйствительно революціонной прокламаціей. Аіосса былъ взбѣшенъ, сознавая, что его дурачили раньше, и рѣшилъ, что онъ не только арестуетъ Уэсси, но засадитъ ее въ самую строгую политическую тюрьму и сгноитъ въ казематахъ Сантъ-Эльмо. Однако, какъ ни былъ рѣзокъ и грубъ глаза полиціи, онъ понималъ, что съ женщиной, которая обласкана при королевскомъ дворѣ, надо поступать осторожно. И вмѣсто того, чтобъ схватить ее немедленно, принялъ мѣры, чтобъ она была арестована безъ скандала слѣдующею ночью. Слѣдующая же ночь предшествовала великому празднику католической церкви, празднику тѣла Господня (corpus Domini).
Весь городъ съ утренней зари готовился къ пышному церковному торжеству. Теплое іюньское солнце взошло и ярко освѣтило улицы, разукрашенныя по окнамъ и балконамъ гобеленами, дорогими матеріями, шитыми коврами, цвѣтами, растеніями. На первые удары соборнаго колокола откликнулись колокола всѣхъ четырехсотъ слишкомъ неаполитанскихъ церквей. Толпы народа, жизнерадостныя, веселыя, въ праздничныхъ нарядахъ, потокомъ переливались повсюду. Соборная паперть была, какъ снѣгомъ, покрыта множествомъ маленькихъ дѣвочекъ въ легкихъ бѣлыхъ платьяхъ и вуаляхъ. Малютки держали въ рукахъ корзиночки съ пышными душистыми розами, ощипывали лепестки и сыпали ихъ окрестъ наземь.
Вотъ распахнулись колоссальныя историческія врата древняго собора, на улицу хлынули величаво-гармоничные звуки двухъ органовъ, и ѳиміамъ кадильницъ смѣшался съ ароматомъ розъ. Крестный ходъ двинулся.
Впереди, какъ облачка, шли бѣлыя группы малютокъ, которыхъ изъ оконъ и балконовъ засыпали цвѣтами. Затѣмъ попарно выступали служащіе при церквахъ, въ своихъ древнихъ живописныхъ костюмахъ, съ жезлами или инструментами, соотвѣтствующими ихъ занятіяхъ; потомъ ряды дьяконовъ, викарныхъ священниковъ; семинаристовъ въ бѣлыхъ накидкахъ, духовныхъ коллегій, протоіереевъ въ пурпурныхъ ризахъ. А за ними начиналась нескончаемая лента статуй святыхъ угодниковъ, въ натуральную величину. Ихъ усердствующіе несли высоко на своихъ плечахъ; шедшіе около дьяконы не переставая кадили. И святыхъ тоже осыпали цвѣтами. Умиленныя и радостныя толпы народа вторили пѣнію пѣвчихъ.
Кардиналъ архіепископъ Ріаріо Сфорца въ полномъ облаченіи, въ расшитой драгоцѣнными каменьями длинной ризѣ, шлейфъ которой несли два камергера, слѣдовалъ непосредственно за тѣломъ Господнимъ, самъ кадилъ ему, и время отъ времени благословлялъ народъ. За его свитой шествовали свѣтскіе сановники, кавалеры ордена св. Дженаро, св. Константина, Франциска I и пр. Всѣ въ черныхъ фракахъ, короткихъ черныхъ брюкахъ, бѣлыхъ шелковыхъ чулкахъ и башмакахъ съ золотыми пряжками.
Рядомъ съ архіепископомъ-кардиналомъ шелъ старшій дядя короля, графъ Сиракузскій, высокій, величавый мужчина. Его лицо было не только красиво, но привлекательно своимъ добродушнымъ, чуждымъ всякаго чванства выраженіемъ. Онъ вопреки всѣмъ полицейскимъ и дисциплинарнымъ правиламъ носилъ длинную бороду, въ которой начинала серебриться сѣдина.
Когда процессія останавливалась и кардиналъ давалъ благословленіе, то сановники, какъ и весь народъ, становились на колѣни. Только четыре Принца королевскаго дома, которые обязаны были нести балдахинъ надъ тѣломъ Господнимъ, ограничивались склоненіемъ головы, ибо ихъ ноша не дозволяла имъ опускаться на колѣни.
Въ моментъ одной изъ такихъ остановокъ кардиналъ запѣлъ, и всѣ духовные подхватили псаломъ. Кругомъ все торжественно безмолвствовало. Легкія облачка ѳиміама изъ дьяконскихъ кадильницъ поднимались на воздухъ. И вдругъ изъ толпы раздался многоголосый мощный кличъ:
-- Да здравствуетъ Италія единая! Да здравствуетъ конституція!
И, что было еще изумительнѣе, высокая статуя св. Януарія {По-итальянски Дженаро, святый мученикъ IV столѣтія. Онъ признается святымъ и греко-россійской церковью. Неаполь почитаетъ его своимъ патрономъ. (Прим. перев.)} оказалась обвитою черезъ плечо широкой трехцвѣтной революціонной лентой.
Жандармы бросились въ толпу; королевскіе стрѣлки приготовились стрѣлять. Могла бы произойти кровавая рѣзня. Но принцъ Леопольдъ, быстро выступивъ передъ солдатами, громко скомандовалъ, пользуясь своимъ положеніемъ королевскаго дяди:
-- Стой! Всѣ по мѣстамъ!
Кардиналъ Ріаріо Сфорца, поднявъ высоко дароносицу, приказалъ ближайшему дьякону снять со статуи св. Януарія революціонный шарфъ. Спокойствіе возстановилась, и процессія продолжала свое шествіе.
Когда принцъ Леопольдъ вернулся домой, то онъ засталъ адъютанта короля, который былъ нарочито посланъ къ нему, чтобъ доложить объ арестѣ миссъ Уэсси прошлой ночью и о заключеніи ее въ сантъ-эльмскую тюрьму.
-- Ее во что бы ни стало надо спасти,-- воскликнулъ сильно разгнѣванный принцъ, сбѣжалъ съ лѣстницы, сѣлъ въ карету, которая еще не отъѣзжала отъ крыльца, и отправился къ племяннику.
Онъ объяснилъ Франциску II, что нѣтъ никакого основанія сажать въ тюрьму иностранку только потому, что она получила прокламацію. Развѣ она виновата, что ей прислали такое письмо. Всѣ получаютъ нынче прокламаціи; революціонныя воззванія носятся въ воздухѣ,
Король, повидимому, убѣдился доводами дяди. Миссъ Уэсси была освобождена, но до границы королевства ее провожали жандармы.
Королева Софія значительно содѣйствовала герцогу Сиракузскому.
Какъ ни хлопоталъ Аіосса, чтобы удержать въ рукахъ добычу, онъ ничего не могъ сдѣлать.