Гарибальди въ Сициліи -- Высадка.-- Восторженная встрѣча.-- Калатафимскій бой.
Цезарь Бесси, конечно, ни секунды не медля послѣ обыска, скрылся изъ Палермо. Манискалько былъ такъ пораженъ неудачей своихъ поисковъ, что забылъ распорядиться тотчасъ же насчетъ наблюденія за мнимымъ баварцемъ. А когда вспомнилъ о немъ, возвращаясь отъ намѣстника, то уже простылъ и слѣдъ опаснаго заговорщика.
Бесси направился съ величайшими предосторожностями къ западному берегу Сициліи, гдѣ, какъ онъ зналъ, на дняхъ долженъ высадиться Гарибальди. Онъ по дорогѣ встрѣтилъ Карлуччо, который, по совѣту писателя Гальди, давно уѣхалъ изъ Неаполя въ Сицилію и принималъ дѣятельное участіе въ возстаніи. Его хорошо зналъ Цезарь, любилъ его за прямодушіе, смышленость и преданность дѣлу и нерѣдко возлагалъ на него серьезныя порученія.
Утромъ 14-го мая они оба подходили пѣшкомъ къ городу Марсалѣ и едва завидѣли море, внимательно стали вглядываться въ суда, двигавшіяся около залива.
Они уже знали отъ попавшагося имъ у города пастуха, который гналъ на пастбище своихъ козъ, что на одномъ изъ этихъ судовъ плыветъ генералъ Галибардо. {Южно-итальянское простонародье, среди котораго Гарибальди популяренъ какъ полубогъ, спасшій отъ сатаны, доселѣ коверкаетъ его фамилію. (Прим. перев.)} Пастухъ былъ, видимо, въ очень радостномъ настроеніи духа.
-- Гарибальди здѣсь! Гарибальди въ Марсалѣ. Герой объединенія и свободы въ Сициліи!-- восклицалъ Цезарь Бесси, задыхаясь отъ радостнаго волненія.-- Понимаешь ли ты, Карлуччо, что значитъ это? Это значитъ -спасеніе острова Сициліи и единство всей Италіи.
И оба побѣжали къ прибрежью залива, чтобъ видѣть, что совершается на морѣ.
Море и живописный городокъ были облиты яркимъ, веселымъ утреннимъ свѣтомъ. Три бурбонскихъ корабля, "Стромболи", "Капри" и "Партенопе", гналисьза двумя судами -- "Ломбардія" и "Пьемонтъ", на мачтахъ которыхъ развѣвались трехцвѣтные флаги. Бурбонскія суда подошли къ широкому входному отверстію въ заливъ и стали по обѣимъ сторонамъ, какъ бы намѣреваясь схватить быстро приближающіяся "Пьемонтъ" и "Ломбардію".
Бесси былъ человѣкъ твердый, много испытавшій, безстрашный; но въ эту минуту онъ трепеталъ. Карлуччо закрылъ лицо руками.
Неужели бурбонская флотилія овладѣетъ гарибальдіискими судами? Послѣднія все-таки шли смѣло впередъ ко входу въ заливъ. Вотъ уже можно отличить на нихъ фигуры матросовъ. Вонъ на самомъ носу "Ломбардіи" стоитъ Гарибальди. Онъ спокойно отдаетъ приказанія и, кажется, улыбается. Улыбается -- когда на непріятельскихъ корабляхъ зажженные фитили уже у затравокъ.
И вдругъ со всѣхъ сторонъ раскатились грохотъ и эхо пушечныхъ выстрѣловъ. Море, берега залива, суда -- все исчезло въ густыхъ облакахъ дыма.
Прошло нѣсколько минутъ мучительной неизвѣстности, покуда дымъ разсѣивался.. А когда прояснилось, то съ берега стало видно, что два англійскихъ военныхъ колосса, "Аргусъ" и "Быстрый", уже нѣсколько дней крейсировавшіе вблизи Марсалинскаго залива, продвинулись между бурбонскими кораблями и судами, на которыхъ приплыла Тысяча {Несмотря на дипломатическія и историческія изслѣдованія, доселѣ не выяснено, намѣренно или случайно англійскія военныя суда защитили отъ бурбонскихъ экспедицію Гарибальди въ этотъ критическій моментъ. Тысячей зовутъ вообще отрядъ волонтеровъ Гарибальди, едва достигавшій этого числа. (Прим. перев.)}.
Высадка волонтеровъ началась скоро.
Дотолѣ всѣ жители Марсалы толпой стояли на соборной площади. Теперь съ оружіемъ и трехцвѣтными знаменами въ рукахъ они сбѣгали къ прибрежью.
Гарибальдійцы спускались со своихъ кораблей вполнѣ вооруженные. Немногіе солдаты бурбонской военной стражи, замѣшкавшіеся въ городѣ, спѣшили вонъ, что есть мочи. Въ какіе-нибудь пять минутъ весь городокъ украсился трехцвѣтными флагами.
Самъ Гарибальди былъ встрѣченъ радостными восторженными кликами народа. Толпа -- едва онъ ступилъ на берегъ -- подхватила его и внесла на рукахъ въ зданіе думы, гдѣ въ этотъ историческій моментъ жизни Италіи громогласно и единодушно онъ былъ провозглашенъ диктаторомъ. Повсюду гремѣли клики: "Да здравствуетъ Италія! Да здравствуетъ король Викторъ-Эмануилъ!"
Слѣдующей ночью изъ революціоннаго комитета Марсалы были разосланы всѣмъ сициліанскимъ комитетамъ слѣдующія воззванія:
"Вы, которые первые въ Италіи вступили въ союзъ съ нами для того, чтобы сражаться съ бурбонской ордой, извѣстите насъ, гдѣ именно вы имѣете въ виду сойтись для соглашенія съ нами и для установленія плана дѣйствій противъ королевскихъ войскъ. Славный генералъ Гарибальди съ нами". "Ла Масса".
Гарибальди же со своей стороны обнародовалъ такую прокламацію.
"Сициліанцы!
"Я къ вамъ привелъ отрядъ храбрецовъ, собравшихся на геройскій кличъ Сициліи. Со мной уцѣлѣвшіе бойцы ломбардской борьбы; мы будемъ съ вами.-- Намъ ничего не нужно, кромѣ свободы земли вашей.-- Всѣ въ единеніи,-- тогда работа наша будетъ легка и коротка. Итакъ, къ оружію! Кто не возьмется за оружіе -- тотъ, значитъ, подлый трусъ или измѣнникъ. У насъ ружья будутъ для васъ; но, покуда можно, за нуждой довольствоваться какимъ бы то ни было оружіемъ.-- Городскія и общественныя думы озаботятся о малыхъ дѣтяхъ, о женщинахъ и старцахъ.-- Всѣ къ оружію!-- Сицилія еще разъ покажетъ, какъ выражается истинная любовь къ свободѣ единодушно дѣйствующаго народа.
"Джузеппе Гарибальди".
Цезарь Бесси, вновь очутившійся среди своихъ друзей, стремящихся къ одной и той же великой цѣли, былъ невыразимо счастливъ. Онъ вмѣстѣ съ толпой шумно и радостно привѣтствовалъ диктатора-освободителя.
-- Да,-- сказалъ онъ Криспи,-- сила можетъ подавлять право, но никогда не можетъ его раздавить. Сегодня въ Марсалѣ провозглашено право Италіи на свободу и независимость.
-----
Мы не задаемся цѣлію описывать торжественное шествіе Джузеппе Гарибальди изъ конца въ конецъ Сициліи. Оно блистательно изложено другими писателями.
Однако мы обязаны прослѣдить за дѣйствующими лицами нашего романа, принимавшими участіе въ событіяхъ, которыя нынче, спустя менѣе, чѣмъ полстолѣтія, представляются легендарными.
Марсала встрѣтила гарибальдійцевъ съ энтузіазмомъ. Старые и молодые, женщины и мужчины, бѣдные и богатые, люди всѣхъ классовъ и положеній могучимъ единодушнымъ хоромъ потрясали стѣны древняго города кликами: "Да здравствуетъ Гарибальди! Да здравствуетъ Италія!"
Прибывшихъ гарибальдійцевъ буквально носили на плечахъ по улицамъ. То были лавры.
Но Гарибальди не любилъ успокоиваться на лаврахъ. Онъ хорошо зналъ, что побѣда часто является послѣдствіемъ быстрыхъ и рѣшительныхъ движеній.
Онъ прибылъ вчера утромъ, высадился благополучно, почти что чудодѣйственно пріобрѣлъ для революціи такой важный торговый городъ, какъ Марсала.
А на зарѣ слѣдующаго утра уже двинулся въ походъ, навстрѣчу непріятелю, намѣреваясь разбить его на высотахъ Калатафиме.
Казалось, "Левъ" {Такъ прозвали Гарибальди въ то время.} сгоралъ отъ нетерпѣнья, жаждалъ помѣриться силами съ врагомъ, чтобъ окрестить кровью своихъ добровольцевъ. Словно его сердце чуяло побѣду, изъ которой должна возродиться яркая звѣзда Италіи.
Въ Рампагалло, имѣньи барона Мистретта, гарибальдійцы радостно встрѣтились съ первымъ отрядомъ вооруженныхъ сициліанскихъ picciuotti, (парней, парубковъ), подъ предводительствомъ барона Сантанна. Далѣе въ Салеми къ нимъ присоединились другіе, вооруженные отличными ружьями и карабинами, отряды, подъ командой Коппола и монаха отца Пантелея.
Сантанна сообщилъ генералу, какими отрядами и подъ чьей командой заняты для защиты отъ бурбонскихъ войскъ мѣстности, лежащія по бокамъ пути слѣдованія отряда, предводимаго Гарибальди.
Гарибальди, остановивъ свою лошадь, покуда Сантанна ему докладывалъ, съ мягкой улыбкой замѣтилъ:
-- Я здѣсь тоже для того, чтобы защищать страну отъ бурбонцевъ. Намъ нужно спѣшить; надо побѣдить быстро, чтобъ поспѣть на подмогу храбрымъ сициліанцамъ, которые шесть мѣсяцевъ борются неустанно.
Сказавъ это, онъ приложилъ руку къ шляпѣ и поскакалъ впередъ, сопровождаемый своимъ старшимъ сыномъ, Менотти Гарибальди, и офицерами Скіафини и Эліа.
Душа Гарибальди была чиста, какъ алмазъ, и такъ же тверда. Онъ смѣло шелъ навстрѣчу непріятелю, далеко не слабому, отлично вооруженному, дисциплинированному, успѣвшему окопаться. Численно непріятель превосходилъ небольшое войско, слѣдовавшее за генераломъ Гарибальди.
Онъ все это понималъ, сознавалъ великую отвѣтственность въ дѣлѣ, которое добровольно принялъ на свои плечи, но оставался добръ, веселъ, шутилъ и смѣялся.
Иногда, не прерывая движенія колонны впередъ, онъ самъ уклонялся въ сторону для развѣдокъ вмѣстѣ съ вожатыми.
Въ 10 часовъ 15 мая онъ сталъ лицомъ къ лицу съ врагомъ.
У полковника Ланди было 3.000 солдатъ. Кромѣ того, у него было значительное число артиллерійскихъ орудій. Онъ успѣлъ хорошо укрѣпиться и окопаться на горѣ Шанто, около Калатафиме. Вершина Піанто почти плоская, обрамленная низкими скалами, за которыми очень расчетливо были расположены бурбонскіе стрѣлки и артиллерія.
Противъ Піанто, отдѣленная отъ нея узкой и неглубокой долиной, вздымается величаво гора Піетралунга. На сѣверной ея оконечности (слѣдовательно, съ сѣверной стороны Гарибальди) и какъ бы нѣсколько отдѣляясь отъ Піетралунга, стоитъ высокій, но узкій скалистый утесъ, называемый Ландро, покрытый кустарниками, мхомъ и частію полями пшеницы.
Гарибальди быстро, какъ всегда, сообразилъ, какія выгоды онъ можетъ извлечь изъ такого топографического положенія, и сообразно своимъ расчетамъ размѣстилъ войска, которыми командовалъ. Въ сущности по численности у него подъ рукой было едва ли болѣе 2.000; но размѣстилъ онъ своихъ солдатъ изумительно выгодно. Ихъ позиціи не могли быть укрѣплены, но естественныя прикрытія были имъ очень полезны, а главное мѣсто ихъ расположенія находилось выше, чѣмъ вершина горы Піанто, гдѣ стояли бурбонцы.
На лѣвой сторонѣ горы Піетралунга, имѣющей форму огромныхъ, немного раскрытыхъ ножницъ, стояли развернутымъ фронтомъ одна за другой шеренги генуэзскихъ карабинеровъ, 7-ая рота волонтеровъ подъ командой Кайкроли, а также -- въ центрѣ позиціи -- 8-ая рота подъ командой Карини. Правымъ крыломъ, состоявшимъ изъ 6-ой и 8-ой ротъ волонтеровъ, командовалъ Анфосси.
Остальныя роты волонтеровъ расположились во второй линіи, а за ними, на самомъ ребрѣ горы, стоялъ батальонъ Нино Виксіо. Это былъ резервъ.
Орудій у Гарибальди было только два, привезенныхъ на "Ломбардіи". Прислугу при нихъ замѣняли матросы судовъ, на которыхъ приплыли гарибальдійцы. Эти пушки теперь стояли на склонѣ горы Ландро, онѣ приходились немного выше бурбонскихъ окоповъ, но были скрыты кустарниками. Командовалъ ими Орсини {Чрезъ нѣсколько лѣтъ этотъ Орсини въ Парижѣ бросилъ бомбу подъ экипажъ Наполеона III и былъ казненъ. (Прим. перев.)}.
На значительной высотѣ этой горы существовалъ, и существуетъ доселѣ, могучій старый дубъ, раскинувшійся такъ густо и широко, что горячіе лучи солнца не могутъ проникать подъ его сѣнь. Тамъ всегда тѣнисто и прохладно.
Солнце было уже высоко; оно обливало яркимъ золотомъ и горы и долины. Но ни на поляхъ, ни около жилищъ и садовъ внизу не видно было никакого движенія. Всюду царила тишина.
Вдругъ въ самой глубинѣ долины раскатился дружный взрывъ многихъ голосовъ, и опять все погрузилось въ безмолвіе.
-- Это, значитъ, наши пиччуотто {Пиччуотто (Piccinotto) слово южно-итальянскаго діалекта, означаетъ вообще -- молодого человѣка, парня, парубка. Но имѣетъ много оттѣночныхъ значеній. Гарибальди называлъ такъ молодыхъ добровольцевъ изъ мѣстнаго простонародья. Мы далѣе будемъ замѣнять это слово -- парубками. (Прим. перев.)} пришли,-- замѣтилъ Турръ, старшій адъютантъ Гарибальди.
-- Да,-- отозвался генералъ:-- черезъ полчаса, когда атака начнется, наши два орудія должны быть перенесены вонъ туда -- указывая на одинъ изъ скалистыхъ гребней между Піетралунга и Ландро.-- Распорядитесь, чтобы пушки перетащили на рукахъ. Для прикрытія имъ назначьте отрядъ парубковъ. Скажите Сантаяна и графу Коппола, что они непремѣнно должны сбить съ позиціи непріятельскія батареи.
-- А вы, Сартори,-- обратился Гарибальди къ начальнику своего штаба,-- передайте мое приказаніе Орсини: онъ долженъ поддерживать колонну парубковъ.
Сартори побѣжалъ бѣгомъ исполнять приказанія.
Колоколъ какой-то деревеньки, едва замѣтной, затерянной въ горахъ, пробилъ полдень. Еще не смолкло эхо, какъ Гарибальди, ни на секунду не сводившій глазъ съ непріятельской позиціи, подмѣтилъ движеніе. Небольшая колонна бурбонскихъ стрѣлковъ Санніо стала въ большомъ порядкѣ развертываться по скату горы и приготовляться стрѣлять.
-- Турръ!-- крикнулъ Гарибальди: -- бѣги скорѣе къ Орсини, скажи чтобъ онъ не позволялъ стрѣлять -- даже шевелиться -- своимъ людямъ, которые теперь скрываются, лежа въ поляхъ пшеницы.
И когда Турръ удалился, генералъ самъ быстрыми шагами направился въ другую сторону, къ крутому склону Ландро, на который съ великимъ трудомъ взбирался отрядъ парубковъ.
-- Цезарь,-- подозвалъ онъ знакомаго намъ Бесси:-- обѣгите наши отряды, скажите всѣмъ командирамъ, чтобы ни за что не допускали своихъ ни одного выстрѣла сдѣлать. Намъ надо беречь порохъ.
Оставшись одинъ, генералъ поспѣшно вернулся подъ дубъ и, недвижимый, опять сосредоточилъ все вниманіе на непріятеля: королевскіе стрѣлки продолжали спускаться съ горы.
-- Это они помогаютъ нашей побѣдѣ,-- негромко воскликнулъ герой, ударивъ въ ладоши по своей привычкѣ.
Разосланные адъютанты возвращались одинъ за другимъ, сообщали ему о движеніяхъ непріятеля и ожидали новыхъ распоряженій. Онъ приказывалъ не торопиться. Но, узнавъ, что люди Биксіо слишкомъ нетерпѣливо рвутся къ бою, разрѣшилъ Биксіо развернуть свой батальонъ въ боевомъ порядкѣ.
Гарибальди самъ сгоралъ отъ нетерпѣнія. Онъ жаждалъ видѣть трехцвѣтное знамя на вершинѣ горы Піанто. Онъ послалъ для изслѣдованія пути сначала Бесси, потомъ двухъ вожатыхъ. Онъ бы самъ понесъ туда на плечахъ пушки, если бы долгъ не приковывалъ его къ наблюдательному пункту.
Словно чуя опасность, бурбонскіе стрѣлки Санніо пріостановились на половинѣ горы, сдѣлавъ только нѣсколько выстрѣловъ: ихъ пули просвистѣли надъ головами гарибальдійцевъ, скрывшихся въ поляхъ высокой пшеницы.
Гарибальди надѣялся, что бурбонцы поведутъ на него серьезную атаку. Но, увидя, что стрѣлки стали подниматься обратно, съ досады обругался, крикнулъ къ себѣ Титони, единственнаго трубача всей своей арміи, и приказалъ ему трубить "въ атаку". А адъютанту велѣлъ двинуть впередъ "парубковъ".
Гарибальди понималъ, что Ланди медлитъ атаковать его, ибо ожидаетъ подкрѣпленія изъ Палермо. Значитъ, ему, Гарибальди, не только должно одержать побѣду, но одержать ее немедленно: иначе явится двад'цатитысячное войско и разобьетъ его отрядецъ.
Ему еще сегодня утромъ донесли, что изъ Палермо двинуты противъ него двѣ бригады, которымъ приказано привезти голову "авантюриста" для отправки ее въ Неаполь, въ подарокъ королю Франциску II.
Онъ, стоя подъ дубомъ словно прикованный къ нему, сталъ замѣчать движеніе на плоской вершинѣ Піанто: слышалась команда, сверкали штыки. Онъ встрепенулся и быстро, какъ молнія, разослалъ своимъ приказаніе атаковать врага.
Трубачъ трубилъ; адъютанты бѣжали во всѣ стороны. Первой двинулась въ атаку колонна генуэзскихъ карабинеровъ. Но на первыхъ же шагахъ ея командиръ, храбрый Скіафино, былъ осыпанъ вражьими пулями и палъ. Менотти (сынъ Гарибальди) былъ раненъ; другой командиръ, Банди, раненый продолжалъ итти впередъ.
-- Въ тебѣ, знать, не одна душа сидитъ? сколько?-- крикнулъ ему Кайроли.
Однако атака этой колонны была отбита: карабинеры, правда, въ порядкѣ, но отступили.
На гору словно сумерки спустились, такъ густо она застлалась дымомъ. Однако, ружейная перестрѣлка прекратилась. Но въ лѣсистыхъ частяхъ мѣстности было совсѣмъ мрачно.
Биксіо, стоявшій со своимъ батальономъ въ резервѣ, двинулся впередъ, бросился въ атаку, однако геройская смѣлость не помогла: позиція непріятеля была слишкомъ хорошо укрѣплена.
Весь склонъ горы былъ уже усѣянъ мертвыми и ранеными. Земля жадно пила кровь славныхъ сыновъ Италіи; солнце ярко освѣщало театръ жестокаго боя. А труба Титони все еще призывала къ атакѣ.
Миссори, командовавшій отрядомъ вожатый {Вожатыми назывались лица, замѣняющія офицеровъ генеральнаго штаба.}, былъ искалѣченъ: лѣвый глазъ былъ выбитъ, лицо истерзано пулей, окровавлено. Но онъ продолжалъ усердно прислушиваться къ звукамъ, доносившимся съ плоской вершины Піанто. То были торжествующіе клики: "да здравствуетъ король!"
Генуэзскіе карабинеры переводили духъ и набирались силъ. Волонтеры Биксіо, разъ выдвинувшись на позицію, не отступали, но стрѣляли вяло, стоя за скалистымъ прикрытіемъ.
Карини, Анфосси, Кайроли и другіе начальники не переставали воодушевлять волонтеровъ.
Трубачъ все трубилъ "въ атаку". Однако, никто не двигался впередъ: чувство позора и отчаянія распространялось повсюду.
Биксіо схватилъ свою саблю за оба конца и въ неописуемомъ отчаяніи собирался переломить ее. Чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо. Это былъ Гарибальди; онъ пришелъ умереть со своими товарищами. Въ этотъ моментъ поручикъ Банди подбѣжалъ къ генералу, раскрылъ ротъ, чтобы сообщить ему что-то. Но упалъ на колѣни, потомъ растянулся: его разомъ поразило нѣсколько пуль, послѣдняя пришлась въ грудь.
-- Не унывай,-- крикнулъ ему Гарибальди:-- отъ такихъ ранъ не умираютъ.
Вмѣстѣ съ Биксіо генералъ перенесъ раненаго въ болѣе безопасное мѣсто, а потомъ обратился къ столпившимся около него добровольцамъ.
-- Отдохните, дѣтки, отдохните; а затѣмъ понатужьтесь немножко -- и побѣда наша.
Вождь былъ совершенно спокоенъ и говорилъ просто, но съ увѣренностію.
Обѣ враждующія стороны было одинаково воодушевлены, одинаково храбры. Только королевскія войска числомъ превосходили гарибальдійскія.
-- Подождемъ еще нѣсколько минутъ,-- прибавилъ генералъ, внимательно поглядывая на гору Ландро, изъ-за которой, какъ онъ ожидалъ, должны съ секунды на секунду появиться "парубки".
Онъ замѣтилъ, что около этой горы вьется между кустами тройка, и пошелъ по ней въ обходъ совершенно одинъ; скоро онъ очутился такъ близко къ непріятельской позиціи, что могъ довольно ясно различать лица солдатъ королевско-неаполитанскаго батальона, расположившихся подъ прикрытіемъ низкаго выступа скалы. Около ногъ Гарибальди съ горы бѣжалъ, ласково журча, ключевой ручеекъ, освѣжая росшій по его берегамъ мохъ. Все было тихо, то былъ часъ передышки и вмѣстѣ съ тѣмъ всеобщаго трепетнаго ожиданія...
Вдругъ послышалось ржанье коня. Ретивая сициліанская лошадка изъ мѣстной породы горячихъ коней, словно родившихся въ кратерѣ Этны, не терпящихъ узды, мчалась, какъ вихрь, прямо къ непріятельскимъ окопамъ, надъ которыми развѣвался бѣлый бурбонскій флагъ. Юноша сидѣлъ на ней, уцѣпясь руками за густую длинную гриву. Гарибальди зналъ въ лицо всѣхъ своихъ. Глаза его блеснули на мигъ, но лицо омрачилось, и онъ прошепталъ.
-- Бѣдный Эрнестъ несется навстрѣчу вѣрной смерти.
Этотъ юноша былъ родомъ изъ Брешіи {Въ Сѣверной Италіи.}, его звали Эрнестъ делла Toppe. Ему было всего шестнадцать лѣтъ, онъ былъ красивъи строенъ; къ отряду Гарибальди онъ присоединился еще въ Генуѣ.
-- Въ атаку!-- раздался мощный голосъ великаго вождя. Его войско, къ которому онъ вновь приблизился, встрепенулось. Онъ самъ, съ обнаженной саблей въ рукѣ, шелъ впереди, зорко глядя впередъ на укрѣпленныя позиціи врага, который мгновенно открылъ сплошной безпощадный огонь. Пули свистѣли около Гарибальди.
Добровольцы съ ружьями, сверкавшими штыками, бойко шли въ атаку.
Долина и склоны горы обратились въ какой-то адъ.
Одинъ неаполитанецъ, участвовавшій въ этой битвѣ, какъ королевскій солдатъ, разсказывалъ много лѣтъ спустя автору о тогдашнихъ впечатлѣніяхъ:
-- Мы смерть словно глазами видѣли, словно руками осязали ее. Гарибальдійцы дрались, какъ дьяволы, вырвавшіеся изъ преисподней.
Этотъ старый ветеранъ не преувеличивалъ. Бурбонцы отважно защищались, а гарибальдійцы нападали съ неудержимою яростью. Они дрались на глазахъ своего любимаго вождя, и это удесятеряло ихъ силы, ихъ беззавѣтную храбрость.
Гарибальди уже достигъ непріятельскихъ окоповъ. До нихъ оставалось какихъ-нибудь пятьдесятъ шаговъ, когда Эліа, одинъ изъ его полковниковъ, сказалъ ему:
-- Генералъ, берегитесь: если васъ поразитъ пуля -- все погибло...
Эліа не успѣлъ еще договорить, какъ замѣтилъ, что бурбонскій стрѣлокъ цѣлится въ Гарибальди. Не задумываясь ни секунды, полковникъ сталъ, какъ щитъ, впереди своего вождя и тутъ же палъ наземь, смертельно раненый. Генералъ остался невозмутимъ; взглядомъ поблагодарилъ своего спасителя, а самъ продолжалъ итти впередъ.
Нино Биксіо, другой изъ его сподвижниковъ, хотѣлъ было остановить его.
-- Нѣтъ, Нино, теперь надо или побѣдить, или умереть,-- отвѣтилъ онъ невозмутимо и бѣгомъ ринулся въ атаку вмѣстѣ со своими храбрецами.
Въ это время со стороны горы Ландро раздались радостные клики: двѣ пушки, дотолѣ спрятанныя на ея склонахъ, которыми командовалъ Орсини, открыли огонь, успѣшно направленный на непріятельскія прикрытія, такъ успѣшно, что бурбонскіе солдаты, стоявшіе въ сферѣ орсиньевскихъ выстрѣловъ, скоро вынуждены были отступить. Счастье какъ будто начинало улыбаться Италіи... И улыбнулось.
Объединители Италіи побѣдили врага подъ Калатафиме, хотя потери съ обѣихъ сторонъ были огромныя. Въ приказѣ, отданномъ Гарибальди вечеромъ этого великаго дня, вождь говорилъ:
"Глубоко скорбя, что по жестокой необходимости намъ пришлось драться пр'отивъ итальянскихъ солдатъ, мы, однако, обязаны сознаться, что они сопротивлялись съ доблестью, достойной лучшей цѣли".
Въ письмѣ же, написанномъ на другой день своему друту Бельтрани, онъ говоритъ между прочимъ:
"Непріятель отступилъ передъ штыками моихъ старыхъ альпійскихъ стрѣлковъ. Защищался онъ очень храбро и покинулъ свои позиціи только послѣ жестокаго рукопашнаго боя".
"Сраженія, въ которыхъ мы принимали участіе въ Ломбардіи, далеко не были столь серьезны и упорны, какъ вчерашнее. Неаполитанцы королевскихъ войскъ, разстрѣлявъ всѣ патроны, въ отчаяніи осыпали насъ градомъ камней, которые подбирали тутъ же около себя на землѣ".
До конца своей жизни Гарибальди повторялъ, что битва при Калатафиме была самымъ славнымъ дѣяніемъ сыновъ Италіи, что родина должна вѣчно помнить о ней.