Роланд де Лембра вышел из "Дома Циклопа", очевидно, очень довольный В то же время в единственном окне этого мрачного дома появилась Зилла и до половины высунулась на улицу, стараясь охладить свое разгоряченное, загадочно улыбавшееся лицо. Ее полные влажные губы полуоткрылись, а черные блестящие локоны слабо развевались под дуновением легкого утреннего ветерка Роланд не спешил представлять Мануэля своему будущему тестю, но старик сам прервал колебания графа и однажды утром явился поздравить Мануэля с благополучным возвращением в отчий дом. В тот же вечер оба брата по усиленному приглашению маркиза явились в замок де Фавентин.
-- Позвольте представить вам смелого поэта, некогда вдохновленного вами. Теперь он уже беспрепятственно может воспевать вас; это не прежний бродяга, а мой брат... и ваш! -- добавил Роланд с ударении, подводя его к невесте.
Молодые люди переглянулись; лицо Жильберты покрылось вдруг ярким румянцем, а Мануэль в волнении пробормотал какие-то бессвязные слова.
Познакомив невесту с братом, Роланд оставил их наедине, а сам подсел к маркизе: он находил особое удовольствие в этой опасной игре чувствами брата и теперь умышленно предоставил им полную свободу, мало заботясь о возможных последствиях того разговора, так как он сознавал свое преимущество, сознавал, что довольно сказать ему слово, и Мануэль снова очутится в прежней пучине, из которой его вытащил Сирано.
Между тем, немного успокоившись, Мануэль робко уселся рядом с Жильбертой, решив, ни минуты не тратя, постараться выйти из положения, так деликатно очерченного Бержераком.
Мануэль, как мы уже заметили, принадлежал к числу страстных, смелых и вместе с тем робких натур. Его ум еще не был подготовлен к той роли, какую ему дала судьба. Найдя брата, он, не задумываясь, искренно поклялся ему в послушании, почтении и дружбе; теперь же, увлекшись любовью, он совершенно забыл о своих добрых намерениях. Мысленно отрекшись от всех благ, которые ему приносило его знатное происхождение, он весь отдался влечению своего сердца. Он был молод, не имел понятия о маленьких правилах, налагаемых светом, главное же -- любил до безумия. Да и кто мог бы укорить его за эту пылкую бесхитростную любовь?
-- Несмотря на огромную перемену, происшедшую в моей жизни, я не забыл прошлого! В этом прошлом было то, за что теперь я должен у вас просить прощения! -- начал Мануэль робко.
Молодая девушка почти ждала этих слов, но, услышав их, невольно вздрогнула; затем, вспомнив, что Мануэль уже не прежний бродяга, а такой же аристократ, как и она, и притом брат ее будущего мужа, она подавила в себе волнение и, приняв равнодушный, почти холодный вид, с удивлением взглянула на молодого человека.
-- Да, я прошу у вас прощения. Тогда я был еще ничтожным бродягой, и моя смелость не могла вас оскорбить, а теперь...
-- Что теперь? -- переспросила Жильберта.
-- Теперь я сознаю, что как дворянин должен извиниться за оскорбление, нанесенное бродягой.
-- Вы покончили с вашей прежней жизнью, и надо забыть все, что ее касается, -- отвечала девушка.
-- Забыть! -- воскликнул Мануэль. -- Простите, но это единственная вещь, какой я не могу вам обещать. Требуйте от меня чего хотите, но умоляю, не просите этой жертвы -- моих дорогих воспоминаний.
Жильберта молча опустила голову.
-- Позвольте мне объясниться перед вами. Когда вы узнаете историю моей жизни, тогда, быть может, я вызову у вас снисхождение или жалость... -- с жаром проговорил Мануэль, увлекаясь своими собственными словами и блестящей красотой Жильберты. И, воспользовавшись молчанием молодой девушки, он пылко заговорил о своих страданиях, о своих мечтах. Он раскрыл тайну появления букетов на ее балконе, поверил ей все свои мечты, все сладкие грезы, напрасные стремления и безумствования влюбленного поэта.
Затаив дыхание, забыв отца, Роланда, с волнующейся грудью слушала девушка его страстные слова.
Появление Роланда вывело их из этого сладкого, но опасного забытья. Граф давно уже стоял перед ними, пожирая лихорадочно блестевшими глазами заговорившуюся парочку.
Когда Мануэль выходил из замка де Фавентин, он был словно в чаду: даже вернувшись домой, он не мог, не хотел стряхнуть с себя блаженного забытья, в которое повергла его беседа с любимой девушкой.
На следующий же день он снова отправился в замок де Фавентин.
Остальное весьма понятно. Мануэль и Жильберта полюбили друг друга. Признание невольно сорвалось у них с губ, и теперь будущее казалось им полным опасностей и ужаса.
Ровно через неделю после посещения Бен-Жоеля Роланд явился в замок Фавентин, прося свою невесту и ее родителей на бал, устраиваемый им на следующий день.
-- Мне хотелось доставить вам удовольствие, маркиз, и я пригласил на этот вечер вашего друга Жана де Лямота, -- учтиво добавил Роланд.
-- Прево! Да разве вы забыли, граф, что общество подобных невежд, как мы, не может доставить ему удовольствия? -- воскликнул маркиз.
-- Уверяю вас, маркиз, что он придет, и наше общество будет ему интересно! -- искоса поглядывая на Мануэля, проговорил Роланд.
Вечер, устраиваемый графом, не был делом одной минуты: Ринальдо уже давно готовился к этому празднеству, и Роланд тогда только стал рассылать приглашения, когда слуга заявил графу, что его приготовления кончены. Еще рано утром Бен-Жоэль получил записку, в которой рукой графа были написаны два слова: "Сегодня вечером". В то время как почтенное трио ловко расставляло силки, Мануэль тщательно прихорашивался перед зеркалом, напевая любовный романс, в котором имя Жильберты служило сладким припевом.
Вероятно, Роланд де Лембра имел много друзей, так как вечером в его салоне столпилось многочисленное блестящее общество. Здесь собралась почти вся знать Парижа. Несчастные гости задыхались в переполненных комнатах, но это ведь неизбежное и обычное зло всех званых вечеров и обедов.
Первое лицо, встреченное маркизом де Фавентин, был Жан де Лямот. На этот раз прево казался еще напыщеннее и серьезнее обыкновенного.
-- Кого я вижу? Вы, серьезный мыслитель, ученый, -- среди этой безумной толпы? -- воскликнул маркиз.
-- Юстиция везде уместна! -- важно ответил старик.
-- Надеюсь, однако, что вы являетесь сюда не в качестве судьи, а просто как друг дома?
-- В качестве и того и другого, маркиз!
-- Вы что-то очень серьезны сегодня! Неужели, вы еще досадуете на Бержерака и, надеясь встретиться сегодня с ним, думаете публично уличить его в ереси, святотатстве и колдовстве?
-- Нет, но будьте уверены, что и его черед придет!
-- А разве уже на кого-нибудь пришел? Кажется, все мы собрались здесь ради удовольствия, чтобы отпраздновать возвращение Людовика и разделить радость братьев. Неужели же, ничего не подозревая, мы подвергаем себя опасности? Быть может, здесь в доме таятся заговорщики?
-- Нет! -- сухо ответил судья.
-- В таком случае я ничего не понимаю.
Судья тихо шепнул несколько слов на ухо маркизу.
-- Неужели? Возможно ли? -- удивился старик.
-- Это правда, уверяю вас! Роланд де Лембра предупредил меня, и я исполню свой долг до конца.
-- Странно, непостижимо! -- бормотал маркиз, удаляясь с судьей.
Проходя в соседнюю комнату, они столкнулись с Жильбертой, шедшей рядом с Мануэлем; при виде их маркиз сделал движение, как бы желая отстранить молодого человека от дочери, но судья удержал его за руку.
-- Успокойтесь, еще не время.
Войдя в зал, молодые люди уселись у открытого окна. Ночь была тихая и ясная; из сада врывалось благоухание цветов, и лишь иногда издали доносился шум голосов и взрывы хохота.
-- Итак, вы говорите, что сразу узнали меня? -- вполголоса спросил Мануэль, для которого начало их любви служило неисчерпаемой темой для разговоров.
-- Да, с первого момента: вероятно, это просто было предчувствие, -- ответила Жильберта.
-- Вы наполняете мою душу невыразимым восторгом и гордостью! -- воскликнул молодой человек. -- О, неужели, несмотря на общественные предрассудки, несмотря на мнение света, вы все-таки любили меня, жалкого цыгана, уличного поэта, бродягу!
-- Да, дорогой Луи, несмотря на все это я невольно любила вас и невыразимо страдала от сознания, что нам никогда не удастся соединиться; поэтому я поклялась в душе затаить это чувство глубоко в себе и лишь в горькие минуты утешать себя дорогими воспоминаниями моей первой, настоящей любви!
-- О дорогая, милая Жильберта, когда же я вправе буду открыто объявить о своем счастье?
-- Тогда, Луи, когда вы честно признаетесь во всем брату, как я решила признаться отцу.
-- Брат... Я забыл о нем. Да, я вечно забываю. Боже, почему ты, возвращая мне имя, заставляешь делать выбор между неблагодарностью и счастьем?! -- с тоской воскликнул Мануэль.
-- Не Бога корите в этом, а меня! У меня не хватило мужества устоять перед волей отца, и, не любя, я дала слово. А теперь я не стану молчать!
-- А Роланд?
-- Ваш брат слишком справедлив и честен, чтобы злоупотреблять моим словом!
-- Будем лучше жить настоящей минутой!
-- Да, будем жить настоящим и надеяться на будущее! -- проговорила Жильберта.
В это время в зале появился Сирано. Заметив молодых людей, он тотчас же подошел к ним. Скоро явился и Роланд. Встретив большую часть гостей, он на минуту удалился к себе в комнату, где уже дожидался Ринальдо.
-- Все готово! -- доложил слуга. Перекинувшись двумя-тремя словами, граф вернулся к гостям.
-- А, вот и вы, -- обратился он к Сирано. -- Вы немного опоздали и заставили пас обождать с дивертисментом.
-- С каким дивертисментом?
-- Сначала будет исполнено несколько вокальных номеров, потом немного балета.
-- Прошу вас, окажите мне честь распоряжаться сегодняшним вечером, вы -- царица этого вечера, я же ваш скромный покорный слуга, -- сказал он, обращаясь к Жильберте. -- Можно начинать?
-- Пожалуйста! -- поспешно проговорила молодая девушка.
Граф ударил в ладоши, и тотчас же в конце зала взвился занавес. Глазам зрителей представилась сцена с маленьким оркестром. Вскоре на сцене появился итальянский балет, пользовавшийся в то время большой любовью парижан. Не желая утомлять зрителей, граф скоро подал знак, и занавес опустился.
-- Великолепно! У вас прекрасный вкус! -- заметил Сирано.
-- О, у меня есть еще кое-какие сюрпризы для дорогих гостей! -- сказал с едва заметной иронией Роланд.
В это время в дверях показалась странная фигура Ринальдо; он нес поднос с прохладительными напитками, за ним следовали другие лакеи с такими же подносами.
Лицо Ринальдо выражало почтительную скромность, граничившую с наивностью.
-- Роланд, да ведь это бездельник Ринальдо, живший в Фужероле еще в блаженные дни нашего детства! -- проговорил Сирано, присмотревшись к слуге.
-- Да, ты не ошибся, -- ответил граф, в то же время бросая значительный взгляд па судью и как бы приглашая его к вниманию. Легкий кивок прево живо дал ему понять, что его знак был замечен. Случайно или благодаря ловким маневрам Ринальдо все важнейшие гости очутились вокруг него. Почтительно обходя этот блестящий кружок, Ринальдо вдруг остановился перед Мануэлем, но вместо того чтобы предложить ему прохладительное, принялся в упор рассматривать молодого человека Это было мастерски сыграно, -- негодяй с таким недоумением рассматривал Мануэля, что тот невольно смутился и спросил, краснея:
-- Чего тебе? Что интересного нашел ты во мне? При звуке его голоса Ринальдо вдруг вздрогнул, и поднос, звеня, выскользнул из его оцепеневших рук. Сцена удивления была разыграна отлично.
Шум падающего подноса привлек внимание большинства гостей. Роланд был доволен: необходимые зрители и свидетели были налицо.
-- Увалень! -- с негодованием крикнул он на слугу, по тот, не обращая внимания на выговор, быстро пошел к графу и шепнул ему несколько слов на ухо.
-- Знаешь ли, что привело этого молодца в такое недоумение? -- умышленно громко обратился Роланд к брату.
-- Пет, а в чем дело? -- спросил Мануэль спокойно.
-- Он утверждает, что узнал тебя.
-- Очень возможно, но только я не знаю его.
-- Да, он уверен в этом и, кроме того, он говорит, что...
-- Что же именно?
-- Что ты вовсе не брат мне!
Гости, предчувствуя скандал, заволновались и еще теснее столпились около двух братьев.
Мануэль совершенно растерялся, ко скоро, овладев собой и слабо улыбаясь, проговорил шутливо:
-- Я вижу, у вас слуги -- настоящие комики! "Как видно, в скалах притаилась змея!" -- пробормотал Сирано.
Ринальдо между тем по-прежнему стоял, окруженный блестящей толпой гостей.
Мануэль встал и, положив ему на плечо свою слегка дрожащую руку, спросил взволнованным голосом:
-- Взгляни мне, друг мой, прямо в глаза и скажи, кто же я, если не Людовик де Лембра?
Лакей немного замялся.
-- Не извольте гневаться, но вы -- Симон Видаль! -- смело глядя в глаза Мануэлю, отвечал лакей.
-- Что?! Симон Видаль, сын садовника графов де Лембра? Это мне нравится! -- засмеялся Сирано.
-- Да, это маленький Симон, одновременно пропавший с моим братом! -- подтвердил Роланд.
Сирано с негодованием пожал плечами и сказал, обращаясь к Мануэлю:
-- Нечего тебе говорить с этим сумасшедшим!
--. Нет, я хочу перед всеми доказать его наглую ложь! Слушай, нахал, на каком основании утверждаешь ты, что я не Людовик де Лембра, а Симон Видаль? Твои воспоминания немного загадочны, ведь во время моего исчезновения из родительского дома мне было лишь пять лет, так же как и Симону!
-- Видите ли, сударь, я в то время тоже был пятилетним мальчиком и прекрасно запомнил черты моего товарища Симона. А теперь вот уже семь дней, как я все больше и больше убеждаюсь, что вы и есть этот Симон. Да, наконец, у меня есть более веское доказательство! Однажды, играя с Симоном, я угодил ему камнем в лоб, появилась широкая и глубокая рапа. А вот и знак сохранился до сих пор! -- прибавил он, указывая на рубец на лбу у Мануэля.
В толпе гостей пробежал ропот.
-- Негодяй, ты подкуплен и потому так нагло клевещешь! Брат, во имя правды выгони ты этого мерзавца!
Роланд презрительно засмеялся:
-- Довольно комедий, сударь, мой лакей сказал сущую правду. Вы целую неделю нагло обманывали нас!
-- Что это? Что он говорит? -- шептала Жильберта в величайшем недоумении.
-- Будьте осторожнее, граф, и хорошенько подумайте о том, что намереваетесь сделать! -- строго заметил Сирано, выступая вперед и не давая времени своему любимцу что-нибудь возразить.
-- Оставьте, Бержерак; три дня тому назад я убедился, что этот человек, так нагло назвавшийся моим братом, -- обманщик. Уже три дня таю я в себе негодование. Конечно, показания лакея недостаточно, но благодаря поискам, расспросам и угрозам я добился более существенных доказательств. Будучи уверен, что обманщик не уйдет от меня, я умышленно не беспокоил его до сегодняшнего вечера, я хотел уличить его на глазах всех моих дорогих гостей, видевших, как сердечно я принял его в дом. Прием был сделан публично, пусть же и изгнание будет на глазах у всех!
Мануэль невольно приблизился к Сирано.
-- Савиньян, Савиньян, умоляю тебя, защити меня, я теряюсь, я не знаю, что мне думать, что говорить!
-- Граф, вы затеваете опасную игру. Опомнитесь вовремя. Доказательства тождественности Людовика существуют; кроме того, у меня в руках находится оружие, силы которого вы не знаете: это оружие -- завещание вашего отца!
-- Сирано, вы жертва обмана, так же как и все мы. Этот человек не принадлежит к роду графов де Лембра, он воспользовался и злоупотребил вашим хорошим побуждением, и вы, ничего не подозревая, невольно поощряете это мошенничество, жертвой которого должен был быть я! -- возразил Роланд хладнокровно.
-- Прекрасно, а что вы скажете относительно поразительного сходства этого молодого человека с вашим отцом? Наконец, что значат письменные доказательства? -- кипя негодованием, спросил Бержерак.
-- Мне нечего больше говорить, я сделал свое дело -- изобличил обманщика, остальное -- дело господина судьи.
-- А, значит, и господин судья замешан в этом деле? Поздравляю вас, граф, вы все прекрасно предусмотрели.
Судья приблизился и проговорил с нескрываемым удовольствием:
-- Да, сударь, все предусмотрено. Ничто не уйдет от внимания правосудия, вы понимаете? Ничто, запомните это. Вот уже три дня по просьбе графа я старался разрушить то, что вы создали, и я расспросил и захватил ваших соучастников.
-- Моих соучастников?! -- крикнул Сирано. -- Предупреждаю вас, господин судья, удержите ваш язык, если хотите избежать ссоры!
При виде угрожающего жеста воинственного автора "Путешествия на Луну" Жан де Лямот предусмотрительно отступил на несколько шагов назад и, уже стоя на почтительном расстоянии от Сирано, продолжал более спокойно:
-- Потише, потише, господин Бержерак! Я не какой-нибудь хвастунишка; меня еще никто не величал Капитаном Сатаной, и если я говорю, что граф поступил правильно и как повелел ему долг, то на это у меня есть основание!
-- Какое, если можно спросить? -- Свидетельские показания.
-- Свидетельские показания? -- удивился Сирано.
-- Да, показания цыгана Бен-Жоеля и сестры его Зиллы.
-- Ну, слава Всевышнему, я спасен! -- воскликнул Мануэль.
-- О легковерное дитя, неужели ты еще ничего не понимаешь? -- с досадой спросил Сирано.
Действительно, Мануэль еще не понимал глубины бездны, в которую его тащили.
Дверь отворилась, и на пороге появились Бен-Жоэль и Зилла. Мануэль рванулся было к ним, но, всмотревшись в их лица, отшатнулся, бледнея: лицо Бен-Жоеля было пасмурно, как осеннее небо, Зилла же казалась холоднее льда. Лишь в эту минуту несчастный юноша понял все и почувствовал, что гибель его была неизбежна. Сирано же, успокоившись, уселся в удобной позе и приготовился терпеливо слушать роли новых актеров.