В четыре часа утра, когда Кастильян, выехал из Парижа, Ясное небо, свежий приятный воздух и сознание полной свободы развеселили молодого человека. Он чувствовал себя счастливым и дышал полной грудью, вспоминая все указания и наставления своего господина и целый короб советов Сусанны, которые она успела дать ему на дорогу. Не подозревая о грозящей опасности, юноша совершенно беспечно скакал, среди полей, вдыхая полной грудью утренний свежий воздух.
А вместе с тем за ним, на небольшом удалении, скакал Ринальдо, Бен-Жоэль и Эстабан Пояструк.
Последний нисколько не изменился, хотя прежние лохмотья сменил довольно приличный костюм: на нем был полукафтан из буйволовой кожи, суконные зеленоватые штаны и длинный серый, вполне приличный плащ. Весьма понятно, что этот костюм был доставлен ему Ринальдо.
Зато Бен-Жоэль и Ринальдо были совершенно неузнаваемы. Цыган принял вид зажиточного купца, мирно путешествующего со своими товарами, навьюченными на лошадь. Хитрое же лицо итальянца, благодаря его искусной мимике, совершенно преобразилось, притом до половины оно было закрыто полями фетровой шляпы; его суконный, очень скромный, но прекрасного покроя костюм делал его похожим на какого-нибудь рачительного управляющего, возвращающегося к себе в поместье.
Все трое до того разнились между собой, что трудно было бы предположить, что их связывает одна цель. Скорее можно было подумать, что, случайно встретившись на дороге, они продолжали вместе путешествие, чтобы скоротать время в беседе.
Не желая обращать на себя внимание Кастильяна, они следовали за ним на некотором расстоянии.
Молча двигаясь вперед, Эстабан по временам вопросительно взглядывал на Ринальдо, но тот ничего не говорил. Прошел еще добрый час. Сеньор Пояструк заговорил об отдыхе.
-- Еще не время, -- лаконично ответил лакей.
-- Не понимаю я этой глупой таинственности и стольких церемоний ради какого-то одного молодца! -- презрительно проговорил Эстабан.
-- Дурак! Этот писаришка известен так же во всем Париже, как сам Бержерак: они неразлучны. Убей мы его теперь, и на другое утро Бержерак был бы уже извещен о его смерти. Надо так устроиться, чтобы Бержерак и не подозревал о его смерти, иначе все дело может прогореть. Необходимо пристукнуть его в глухом месте, где бы никто не знал, кто он и откуда. Поняли ли вы меня теперь?
-- Вполне! Но ведь если он все время будет так ехать то, чего доброго, заведет нас прямо в Орлеан!
-- Вы думаете? Я же уверен, что уже в Этампе вы пустите в ход вашу рапиру. Уж будьте в этом уверены! Какие-нибудь двенадцать лье утомят и коня, и всадника и заставят их свернуть с дороги для привала.
-- Есть ли хоть приличный постоялый двор в этом Этампе? -- спросил Пояструк.
-- Не знаю, я там еще не бывал; оставим право выбора нашему проводнику; авось он не оплошает.
-- Каково бы ни было наше пристанище, невелика беда: все равно недолго нам прохлаждаться там! -- заметил цыган.
-- Ну, уж извините, далеко не все равно, ведь мы не сейчас же отправим его к праотцам!
-- Почему не сейчас? -- удивился Ринальдо.
-- А потому, что я буду голоден, как собака, и притом уставши. Я подкреплю свои силы, а тогда уж возьмусь за дело.
-- Я думал, что вы меньше заботитесь о своей плоти! -- угрюмо заметил Ринальдо, искоса поглядывая на худую фигуру Эстабана.
-- Что?! Вы насмехаетесь? -- воскликнул дворянин, сдвигая брови.
-- Хорошо, хороню, не сердитесь только! Вы будете есть, будете пить и убьете своего противника, когда вам заблагорассудится! -- поспешно проговорил Ринальдо, невольно побаиваясь своего достойного спутника.
-- Где же он? -- засуетился итальянец, привставая па стременах.
Действительно, Кастильян, пришпорив лошадь, скрылся из глаз замешкавшихся друзей. Догнав молодого человека, путешественники без дальнейших недоразумений прибыли в Этамп, где, действительно, как и предполагалось, Сюльпис сделал привал.
Ровно в двенадцать часов Кастильян соскочил с лошади перед дверями "Венценосного павлина" и, бросив поводья подбежавшему конюху, отправился на кухню. Он предполагал здесь закусить и отдохнуть до ночи, а тогда уже продолжать свой путь.
Ночная поездка совсем не страшила его, и он намеревался в продолжение первого дня сделать два привала, через каждые двенадцать лье, иначе говоря, в первые сутки проехать четверть всего пути.
Довольно хороший аппетит молодого секретаря теперь, благодаря моциону и благотворному действию чистого воздуха, еще более усилился, и он поспешно вошел в кухню.
Время было самое подходящее, так как именно тогда, когда Сюльпис переступил порог кухни, повар, стоявший у очага, в последний раз повернул огромный вертел, унизанный жареными кусками мяса, наполнявшего комнату приятным запахом.
-- Как раз вовремя! Явись вы пятью минутами позже, и жаркое, наверное, пригорело бы! Чем могу служить? -- учтиво кланяясь, спросил хозяин.
-- О, все равно, лишь бы скорее! -- ответил Кастильян.
Повар ловко приподнял вертел и сбросил жаркое на огромный, переполненный соусом, противень.
Быстро накрыв отдельный столик и пододвинув стул, хозяин любезно подал прелестно подрумяненную пулярку.
-- Пожалуйте! Пока что покушайте этого! -- проговорил он гостеприимно.
Сюльпис с жадностью набросился на еду. Между тем кухня-столовая наполнялась народом. Здесь преобладали офицеры и кадеты гарнизона Кастельжалю, квартировавшего в Этампе.
Все места за длинным обеденным столом были уже заняты, когда в комнату вошел сеньор Эстабан со своими товарищами.
На общем совете было решено, что Пояструк будет играть первенствующую роль в предстоящей кровавой комедии.
-- Эй вы! Место мне и моим дорогим спутникам! -- горделиво проговорил он, оглядывая обедающих, затем прибавил, обращаясь к своим спутникам: -- Надеюсь, господа, вы не откажетесь разделить со мной трапезу?
Оба достойных джентльмена молчаливыми поклонами выразили свое согласие.
Между тем хозяин, озабоченно оглядевшись кругом, учтиво проговорил вновь прибывшим:
-- Как сами изволите видеть, везде переполнено!
-- А там? За маленьким столом? -- указал дворянин на столик Кастильяна.
-- Действительно... Если молодой человек позволит, я поставлю ваши приборы рядом.
-- Ну, это мы увидим, как осмелится он не позволить! -- проговорил Пояструк, подходя со шляпой в руке к Кастильяну.
-- Молодой человек! -- начал он с утрированной вежливостью.
Приподняв глаза от тарелки, Кастильян с удивлением взглянул на странного незнакомца.
-- Молодой человек, -- проговорил тот, -- вы видите перед собой благородного дворянина, преследуемого судьбой! Я являюсь сюда с волчьим аппетитом, главное, являюсь в обществе двух уважаемых попутчиков, оказавших мне честь своим согласием принять участие в моей трапезе. И вот, как видите, ни одного свободного места за обеденным столом! Поэтому я осмеливаюсь обеспокоить вас своей просьбой -- разрешить нам поместиться рядом с вами!
Терпеливо выслушав эту длинную тираду, Сюльпис оглянулся на "уважаемых попутчиков", вежливо представленных оригинальным незнакомцем. Подозрительные лица их не возбудили в нем ни особенного уважения, ни доверия. Но благодаря своему мягкому характеру он постеснялся отказать в такой учтивой просьбе.
-- Очень счастлив, что могу вам услужить! -- проговорил он -- Для меня одного слишком много места; конечно, для четверых будет немного тесно, но мы как-нибудь поместимся. Пожалуйста, присаживайтесь, господа!
-- О, вы славный малый. Позвольте выпить за ваше здоровье!
"За его здоровье, это мне нравится: что называется, украсить жертву цветами!" -- пробормотал Бен-Жоэль.
Скоро стол покрылся бутылками и блюдами. Сеньор Эстабан с таким жаром принялся "подкреплять свои силы", что Ринальдо и Бен-Жоэль с беспокойством подумывали о том, будет ли он в состоянии после столь обильного "подкрепления" употребить в дело эти пресловутые "силы". Но скоро опасения их исчезли, так как под влиянием вина речь Эстабана становилась все глаже, глаза засветились решительностью, лицо совершенно прояснилось и под конец ужина он бросил значительный взгляд на своих "уважаемых попутчиков". Этот мимолетный взгляд не ускользнул от внимания Кастильяна, и в голове его зародилось подозрение, особенно усилившееся при воспоминании о предостережениях Сирано.
Молодой человек решительно встал с намерением расстаться с милым обществом подозрительных незнакомцев, но Эстабан, заметив его движение, поспешил задержать.
-- Погодите, так расставаться не годится!
-- Благодарю вас, но мне некогда, -- отвечал секретарь Сирано.
-- Как бы вам ни было спешно, а вы должны уделить нам часочек. Хорошо бы еще распить бутылочку Канарского!
-- Хорошо, я согласен, -- проговорил молодой человек, снова усаживаясь.
-- Ну, так пить без дела скучно! Давайте-ка сразимся в кости. Что, каково, а?
-- Мне кажется, что пора было бы подумать об отъезде! Притом я не люблю играть и в дороге никогда не играю! -- сухо ответил Кастильян, раздосадованный навязчивостью Пояструка.
-- Иначе говоря, вы считаете мое предложение непристойным? -- спросил тот, злобно закусывая ус.
-- Нисколько! Я только сожалею, что наши вкусы расходятся, вот и все!
-- Ага, стало быть, вы хотите этим сказать, что мои вкусы нехороши и что я, иными словами, какой-нибудь шулер, по-вашему? Вы смеете оскорблять меня, знатного дворянина? -- крикнул Эстабан, изображая на своем лице страшную ярость.
-- Ничего подобного! -- ответил секретарь спокойно. -- Очевидно, вы ищете предлога к ссоре! -- добавил он, не особенно, впрочем, обращая внимание на злобу незнакомца.
-- К ссоре?! Ну а если вы чувствуете такое же отвращение к оружию, как к играм, то мои предлоги для ссоры должны мало интересовать вас!
"Ну, теперь мне ясно, что здесь кроются проделки графа! -- подумал Кастильян. -- Неприятно, черт возьми, начинать путешествие дракой, но тем хуже для них. Этот долговязый наглец не особенно страшит меня своими ястребиными глазами", -- и, приподнявшись со стула, Кастильян спокойно проговорил:
-- Милостивый государь, не пора ли уже кончить эти шутки?
-- Отвечайте, будете вы играть или нет?
-- Не буду.
-- Стало быть, будете драться?
-- Когда угодно!
-- Мне очень досадно, что наш обед кончается так мрачно! -- проговорил бретёр с полупоклоном. -- Не моя вина, вы сами этого пожелали! Мы можем здесь же окончить наш спор. Есть у вас секунданты?
-- Найдутся! -- ответил Кастильян, окидывая взглядом группу офицеров, столпившихся у их стола.
-- Господа, можно просить вас быть моими секундантами? -- обратился Эстабан к Бен-Жоелю и Ринальдо.
-- Без сомнения! Хотя, собственно говоря, мы, то есть вот он и я, очень мало знакомы с обязанностями секундантов, но, конечно, не откажемся оказать вам услугу! -- проговорил Ринальдо.
-- Ну вот и отлично! Идемте, господа!
-- Обождите минутку! Вы хотите непременно сейчас же драться? -- спросил секретарь Сирано.
-- Да, чем раньше, тем лучше!
-- Как вам угодно, но я буду драться лишь вечером, так как у меня еще есть кое-какие дела.
-- Будь по-вашему! -- был ответ дворянина. -- Так мы будем драться с фонарем?
-- Если угодно! Я согласен, -- ответил Кастильян уходя.
Полчаса спустя он уже нашел секундантов, двух офицеров, которые при имени Сирано, служившего некогда в их полку, с готовностью предложили свои услуги.
-- А знаете, что я предложил ему? -- спросил Эстабан, оставшись наедине со своими попутчиками.
-- Что?
-- Дуэль с фонарем!
-- Ну так что?
-- А то! Чтобы драться подобным образом, необходимо в совершенстве знать фехтовальное искусство. И, если не ошибаюсь, мне придется иметь дело не с каким-нибудь цыпленком, а с опытным петухом!
-- Что же будет, если он убьет вас? -- спросил Ринальдо.
-- Успокойтесь, дорогой мой, сегодня вечером я покажу вам, как наносятся: смертельные удары противнику! -- ответил бретёр с самодовольной улыбкой.
Между тем Сюльпис, запершись в отдельной комнатке, провел остальную часть дня за письмом к Сирано Окончив его и передав одному из офицеров, он попросил этого господина в случае плохого окончания дуэли лично вручить его Бержераку.
Офицер охотно согласился, а Сюльпис принялся за маленькую репетицию вечернего, боя.
Будучи учеником Сирано и прекрасно зная правила боя с фонарем, он не смущался предстоящей ему дуэлью, которой, очевидно, Эстабан придавал очень много значения, и, когда наступил назначенный час, сошел со своими секундантами в общий зал, где уже его ждали Эстабан, Ринальдо и Бен-Жоэль.
-- Я уже запасся всем необходимым! Хозяин даст нам глухой фонарь, а мой плащ, кажется, настолько велик, что вполне может быть пригоден для этого случая! -- проговорил бретёр.
-- Вот и прекрасно! Идемте, господа!
За постоялым двором нашлось укромное место для боя; это был маленький дворик с плотно утрамбованной гладкой землей.
Поставив на землю фонарь и положив рядом свой плащ, Эстабан обратился к Сюльпису.
-- Хотя вы и не желали, но вам придется бросить со мной кости: пусть сама судьба решает, кому какой способ обороны.
-- Ставка стоит того, чтобы ради нее забыть свои принципы! -- весело отвечал Сюльпис. -- Где кости?
-- Вот, пожалуйте, вам начинать!
Бросив кости в чашку и встряхнув их немного, Кастильян кинул их на освещенный светом фонаря круг.
-- Шесть и два! -- проговорил он, нагибаясь, чтобы различить значки.
-- Хорошая цифра! -- проговорил Эстабан, поднимая кости.
-- Четыре и шесть! На два очка больше, мне выбирать! -- проговорил он, выбросив кости и хватая фонарь. Кастильян взял плащ и обернул им левую руку.
Дуэль с фонарем -- это, так сказать, бой не на жизнь, а на смерть; для нее нужны ловкость, даже хитрость, и при всем том в большинстве случаев исход бывает плачевным для обеих сторон: один из противников ослепляет своего врага фонарем, другой же плащом ослабляет его удары и, словно сеткой римского гладиатора, старается опутать противника.
-- Готов! -- проговорил Кастильян, становясь в позицию с выпяченной грудью, защищенной намотанным на руку плащом.
-- Начинайте! -- ответил бретёр, моментально пряча за собой фонарь и оставляя Кастильяна в совершенной темноте.
Энергичный, сейчас же отпарированный натиск указал Кастильяну, что он имеет дело с недюжинным бойцом.
Мало-помалу глаза его начали привыкать к темноте, и он чувствовал, как его шпага то и дело скрещивалась со шпагой Эстабана. Вдруг юноша, быстро скользнув своим оружием по шпаге противника, нанес ему сильный удар.
-- Славный прием! -- бросил Эстабан.
В ту же минуту, ослепленный внезапным светом фонаря, Кастильян отскочил назад, но вдруг почувствовал легкую боль в груди; к счастью, плащ ослабил силу удара Эстабана. Между тем Пояструк, уверенный в этом ударе, спокойно опустил шпагу, ожидая падения своего врага.
-- Прости, Господи, да ведь он еще стоит! -- проговорил он в недоумении.
-- Да, как видите! -- ответил Кастильян, яростно бросаясь вперед.
Снова фонарь возобновил свою адскую пляску, поминутно вводя в заблуждение юношу, то бросая свой яркий неровный блеск на Эстабана и освещая всю его высокую худую фигуру, то быстро перескакивая и светя уже сбоку, то снова высоко мелькая над головой.
Отпор был необходим, и Кастильян, приподняв руку с плащом, стал размахивать ею во все стороны, словно крыльями огромной ночной птицы. Пламя заколебалось. Эстабан стал опасаться, как бы оно совсем не потухло. Надо было скорее кончать. Высоко подняв свою шпагу, Noи широко взмахнул тяжелым оружием. Воспользовавшись этим моментом, Сюльпис быстрым взмахом плаща потушил фонарь и в ту же минуту ловким движением всадил свою шпагу в горло Эстабана.
С ужасным хрипом злосчастный дворянин свалился на землю.
-- А что я говорил... я говорил, что это не цыпленок, а опытный петух! -- прохрипел он наклонившемуся к нему Ринальдо.
-- Господа, прошу вас вернуть мне мое письмо! -- спокойно обратился Кастильян к своим секундантам, поздравлявшим его с благополучным исходом дуэли и невольно восхищенным его ловкостью.