Къ адвокату Аренцену прибѣгнулъ не только мѣстный учитель да Аронъ изъ Гопана, а чуть ли не весь приходъ. Вошло въ моду ходить на кистерскій дворъ со всякими кляузами, а Николай записывалъ всѣ жалобы, высчитывалъ убытки, составлялъ прошенія и загребалъ деньги лопатой. Никогда еще не бывало въ околоткѣ столько ссоръ b тяжбъ! Стоило на часокъ взять безъ спросу чужую лодку -- какъ, напримѣръ, у Арона изъ Гопана -- перейти чужую межу или сдѣлать маленькій просчетъ,-- у адвоката являлась новая пожива. Случай-то былъ ужъ больно удобный! Вѣдь кистерскій Николай, окончивъ свое долгое ученіе, за тѣмъ и вернулся домой, чтобы отстаивать законныя права людей; такъ кому же охота была продолжать жить по-старому? Съ Лофотенъ рыбаки вернулись не съ пустыми руками, да и сушка Макковой трески на скалахъ тоже давала кое-что; у всѣхъ мѣстныхъ жителей завелись деньжонки, такъ что и бѣдняки оказывались въ состояніи потягаться маленько за свое право, завести съ кѣмъ-нибудь тяжбу. Ужъ на что Оле Человѣчекъ, и тотъ, набивъ карманъ своимъ промысловымъ заработкомъ, обратился къ адвокату Аренцену, чтобы найти управу на жену свою и Свена Дозорнаго.

Адвокатъ Аренценъ ежедневно отсиживалъ въ своей конторѣ положенные часы и принималъ всѣхъ одного за другимъ, какъ настоящій начальникъ. Теперь онъ не былъ благодушнымъ балагуромъ, говорилъ отрывисто и рѣшительно.-- Законъ -- это я, Николай Аренценъ,-- изрекалъ онъ. -- Берегись, кто вздумаетъ тягаться со мной! -- И въ самомъ дѣлѣ, языкъ у него былъ что твоя бритва; онъ могъ припереть къ стѣнѣ любого человѣка, и началъ для пущей строгости выставлять послѣ своего имени желѣзное клеймо: "Н. Аренценъ ♂". Ахъ, этотъ чортовъ Николай съ кистерскаго двора! Сколько къ нему валило народу! И спросить его, хоть о самой малости, стоило полдалера; за совѣтъ онъ бралъ уже далеръ, а если составлялъ бумагу, то и цѣлыхъ два; но зато онъ былъ обходителенъ, приглашалъ каждаго садиться, и отнюдь не настаивалъ на уплатѣ непремѣнно серебромъ, но бралъ охотно и бумажки. А если, гуляя послѣ своихъ дневныхъ трудовъ, усталый и измученный, встрѣчалъ кого изъ своихъ кліентовъ, то не спѣсивился и пригласить его: -- Ну, пойдемъ вмѣстѣ въ Сирилундъ, выпьемъ рюмочку за успѣхъ дѣла!

Адвокатъ Аренценъ пожиналъ теперь и плоды своего посѣщенія церковнаго холма въ сосѣднемъ приходѣ. Оттуда пришелъ Левіонъ изъ Торпельвикена, сосѣдъ Мареліуса, продавшаго англичанину право рыбной ловли въ рѣкѣ. Другой-то берегъ рѣки при надлежалъ Левіону; такъ не обязанъ ли былъ сэръ Гью заплатить и ему? Или онъ, чортовъ англичанинъ, воображаетъ, что довольно сыпать деньги одному Мареліусу? Положимъ, у Мареліуса была взрослая дочка,-- вотъ въ чемъ штука!

Мареліусъ со своей стороны не скрывалъ, что они съ сэромъ Гью пріятели и даже показывалъ видъ, будто можетъ разговаривать съ нимъ по-англійски. А дочка его, взрослая дѣвка Эдварда,-- ее назвали такъ въ честь Макковой Эдварды,-- и впрямь живо научилась лопотать на этомъ чужомъ языкѣ, цѣлые часы просиживая съ англичаниномъ вдвоемъ въ его каморкѣ... Она-то, небось, понимала его даже съ полуслова!

И вотъ, Левіонъ пошелъ со своей претензіей къ адвокату Аренцену. Тотъ согласился, что Левіонъ правъ, и спросилъ:-- Какова ширина рѣки въ самомъ узкомъ мѣстѣ?

-- У водопада саженъ двѣнадцать. Это самое узкое мѣсто.

-- А длина примѣняемаго удилища?

Этого вопроса Левіонъ не уразумѣлъ сразу, но ему объяснили: если англичанинъ забрасываетъ удочку за половину ширины рѣки, то не миновать ему расплаты. И Левіонъ тотчасъ же началъ сбавлять съ двѣнадцати саженъ и торговаться самъ съ собой, пока не дошелъ до того, что рѣка во вѣки вѣковъ не была шире восьми саженъ въ самомъ узкомъ мѣстѣ.

-- Серъ Гью отказывается платить?

-- Не знаю,-- отвѣтилъ Левіонъ.-- Я его не спрашивалъ.

-- Гм... Такъ мы вызовемъ его въ примирительную камеру.

Вызовъ былъ сдѣланъ. Сэръ Гью явился и пожелалъ помириться, предлагая Левіону столько же, сколько онъ заплатилъ Мареліусу, и назвалъ сумму.

Но Левіонъ сердито замоталъ головой и сказалъ! -- Мало. Вы заплатили куда больше. Позвольте узнать: откуда у Эдварды пошли такія наряды -- и верхніе и нижніе?

Сэръ Гью всталъ и покинулъ примирительную камеру.

-- Теперь подадимъ на него въ судъ,-- сказалъ адвокатъ Аренценъ.

-- У меня день и ночь не выходитъ изъ головы -- какіе убытки нанесъ мнѣ Мареліусъ,-- сказалъ Левіонъ.-- Продалъ и лососокъ въ рѣкѣ и лососокъ въ морѣ! Въ послѣднее время англичанинъ удитъ съ лодки у самаго устья, прямо на моей банкѣ!

Адвокатъ Аренценъ на это сказалъ:-- Мы подадимъ и на Мареліуса!

Законникъ принималъ свои рѣшенія быстро и твердо, съ самымъ увѣреннымъ видомъ. Необыкновенный человѣкъ! А когда Левіону пришлось платить, и у него не оказалось ничего, кромѣ жалкихъ бумажекъ, Аренценъ и тѣмъ не побрезговалъ, не сталъ придираться...

Насталъ день тинга въ Сирилундѣ.

Ключница Макка гоняла Свена Дозорнаго по всему околотку за птицей и прочею живностью, и взяла мельничиху на подмогу въ кухнѣ. Конца не было ея приготовленіямъ къ пріему начальства. Она устроила также, что Роза пріѣхала помогать принимать гостей. Людская была превращена въ залу суда; туда поставили большой столъ съ сукномъ для судьи и маленькіе столы для адвокатовъ. Столы были отгорожены рѣшеткой. Въ другомъ концѣ людского флигеля отвели контору фогту.

Но тингъ вышелъ не очень торжественный.

Амтманъ не пріѣхалъ, какъ писалъ и самъ обѣщалъ, и добрая ключница горько сѣтовала на непріѣздъ главнаго начальства. Но еще хуже было то, что и уѣздный судья не пріѣхалъ. Старикъ разнемогся и прислалъ за себя своего помощника. Это заставило призадуматься самого Макка, который немедленно поспѣшилъ освѣдомиться о судьѣ.

-- Ему нездоровится; онъ не въ постели, но сильно похудѣлъ, плохо спитъ, и, какъ видно, очень разстроенъ.

-- Чѣмъ разстроенъ?

Помощникъ пояснилъ, что прежде-де въ канцеляріи были такіе-то порядки, а теперь такіе-то; словомъ, религіозныя сомнѣнія.

-- ?!

Помощникъ съ достоинствомъ продолжалъ:-- Судья просилъ меня передать вамъ его искреннюю признательность за боченокъ морошки, что вы прислали зимою...

-- Ахъ, бездѣлица!

-- ...и выразить его сожалѣнія по поводу невозможности поблагодарить васъ лично.

Маккъ отошелъ къ окну и задумался...

Засѣданіе открылось.

За столомъ, покрытымъ сукномъ, возсѣдалъ молодой помощникъ судьи, и два письмоводителя. По правую и по лѣвую руку отъ него четыре "судныхъ мужа", или засѣдателя, выбранныхъ изъ достойнѣйшихъ мѣстныхъ обывателей. За маленькими столами сидѣли адвокаты, старый адвокатъ изъ города за своимъ и адвокатъ Н. Аренценъ ♂ за своимъ; передъ обоими высились стопы бумагъ и протоколовъ. Если вглядѣться хорошенько, у стараго адвоката бумагъ, однако, было поменьше, чѣмъ въ прошломъ году, и меньше, чѣмъ у Аренцена. Время отъ времени входили люди и просили позволенія переговорить съ однимъ изъ адвокатовъ и -- больше все съ Аренценомъ.

Затѣмъ началось разбирательство очередныхъ дѣлъ одного за другимъ: уголовныхъ, межевыхъ споровъ, исковъ и всякихъ тяжбъ... Аренценъ все время игралъ первую скрипку: говорилъ, записывалъ, просилъ занести въ протоколъ. Не мѣшало бы ему вести себя поскромнѣе въ такой торжественной обстановкѣ! Но молодой замѣститель судьи, видно, не могъ внушить ему ни малѣйшей робости; Аренценъ даже не называлъ его господиномъ судьей, какъ всѣ другіе, а господиномъ помощникомъ. Положивъ на столъ одну бумагу, Аренценъ сказалъ: -- Не угодно-ли,-- прямо подъ стекло и въ рамку! -- а свой докладъ по дѣлу Арона, у котораго взяли безъ спросу лодку, подкрѣпилъ заявленіемъ:-- Таковъ законъ.-- Судья, нѣсколько задѣтый, возразилъ на это:-- Ну, да, вообще; но въ данномъ случаѣ надо принять въ соображеніе то-то и то-то.-- Таковъ законъ,-- внушительно повторилъ Аренценъ. И народъ по ту сторону рѣшетки кивалъ головами и думалъ: "Этотъ молодецъ знаетъ законы; слушать любо!*

Благодаря массѣ новыхъ дѣлъ, внесенныхъ Николаемъ Аренценомъ, молодой судья конца не предвидѣлъ нынѣшней сессіи. Онъ добросовѣстно трудился, въ потѣ лица допрашивалъ свидѣтелей, справлялся съ протоколами, читалъ, писалъ и говорилъ, но лишь на третій и послѣдній день добрался до иска Левіона изъ Торпельвикена къ Гью Тревельяну.

Сэръ Гью явился на судбище въ первый же день; онъ то бродилъ по двору, то заходилъ въ залу суда, слѣпой и глухой ко всему, по-британски невѣжливый и нѣмой даже тогда, когда къ нему обращались съ привѣтствіемъ. Онъ былъ совершенно трезвъ. Кушалъ онъ за столомъ у Макка, и комнату ему отвели въ господскомъ домѣ. Но, хотя англичанинъ и сидѣлъ за столомъ каждый разъ рядомъ съ помощникомъ судьи, онъ ни разу не обмолвился о своей тяжбѣ. Да и вообще онъ почти не говорилъ.

-- Сегодня разбирается ваше дѣло,-- сказалъ ему помощникъ судьи за обѣдомъ.

-- Хорошо,-- отвѣтилъ тотъ равнодушно.

На вызовъ судьи онъ вышелъ со своимъ удилищемъ, но безъ адвоката; снялъ свою спортсмэнскую шапочку съ рыболовной "мухой" и назвалъ свое имя, званіе и мѣсто рожденія въ Англіи. Аренценъ изложилъ дѣло, и сэръ Гью далъ свое краткое показаніе, которое было занесено въ протоколъ, а именно -- что онъ еще въ примирительной камерѣ предлагалъ заплатить Левіону столько же, сколько заплатилъ Мареліусу, но истецъ призналъ сумму недостаточной.

-- Сколько получилъ Мареліусъ?

Сэръ Гью назвалъ сумму и прибавилъ, что Мареліусъ здѣсь и готовъ засвидѣтельствовать его слова.

Мареліусъ подтвердилъ подъ присягой то же самое.

И судья не могъ удержаться, чтобы не замѣтить Аренцену:-- Вѣдь это же хорошая плата, господинъ повѣренный Аренценъ?

-- А онъ, небось, не сказалъ, сколько выдалъ еще Эдвардѣ особо! -- не выдержалъ за рѣшеткой Левіонъ.

-- Тише! -- приказалъ судья.

Тогда за своего довѣрителя вступился Аренценъ:-- Но это заявленіе имѣетъ существенное значеніе для дѣла.

Судья задалъ еще нѣсколько вопросовъ, ему отвѣтили, и онъ, подумавъ немножко, замѣтилъ Аренцену:-- Для какого же дѣла это имѣетъ значеніе? Во всякомъ случаѣ не для опредѣленія платы за право рыбной ловли.

Сэръ Гью продолжалъ показывать: по утвержденію истца, рѣка въ самомъ узкомъ мѣстѣ имѣетъ всего восемь саженъ ширины, и выходитъ, что отвѣтчикъ закидываетъ удочку по меньшей мѣрѣ столько же на недозволенную сторону. Но у водопада рѣка всего уже, а и тамъ въ ней двѣнадцать саженъ.

По просьбѣ Аренцена судья спросилъ:-- Вы измѣряли?

-- Да.

-- А какой длины ваше удилище?

-- Двѣ сажени. Вотъ оно.

Левіонъ опять не удержался за рѣшеткой: -- И я мѣрилъ; у водопада всего восемь саженъ.

-- Тише!

Аренценъ прикинулся крайне изумленнымъ и опять вступился:-- Въ лѣтнее время рѣка всегда мелѣетъ и, конечно, въ ней тогда не больше восьми саженъ.

Судья отпустилъ сэра Гью и спросилъ Аренцена:-- У васъ есть свидѣтели, что въ рѣкѣ у водопада всего восемь саженъ?

-- Кромѣ самого владѣльца -- нѣтъ.

-- Небось, я-то знаю собственный водопадъ! -- громко заявилъ Левіонъ.

Какой-то человѣкъ изъ публики за рѣшеткой попросилъ привести его къ присягѣ насчетъ ширины рѣки. Весной, когда былъ предъявленъ искъ, онъ, по приглашенію Мареліуса, измѣрилъ рѣку, и тогда у водопада оказалось тринадцать саженъ слишкомъ. Явились и еще двое свидѣтелей изъ народа, подтвердившихъ подъ присягой то же самое. Всѣ трое были люди извѣстные въ околоткѣ. И два дня тому назадъ они снова по вызову отвѣтчика измѣряли рѣку: она сузилась едва на сажень, такъ что оставалось добрыхъ двѣнадцать саженъ.

Они, впрочемъ, не были спеціалистами; мѣрили рѣку, мѣрили удилище, но ни одинъ не заикнулся о томъ, какъ далеко можно закинуть удочку, при двухсаженномъ удилищѣ. Молодой судья былъ того мнѣнія, что сэръ Гью не обязанъ платить дороже, чѣмъ самъ предлагалъ, и велѣлъ принести изъ лавки Макка аршинъ, желая помочь иностранцу оправдаться.

Удилище смѣрили; въ немъ оказалось ровно двѣ сажени.

Судья спросилъ:-- У васъ нѣтъ ни единаго свидѣтеля, господинъ повѣренный Аренценъ?

-- Нѣтъ, такихъ свидѣтелей у меня нѣтъ.

-- Вы сами были на спорномъ мѣстѣ?

-- Я полагался на показаніе моего довѣрителя.

-- А сами вы были на мѣстѣ?

-- Нѣтъ.

Всѣ показанія записывались, съ извѣстными промежутками прочитывались вслухъ и скрѣплялись. Дѣло принимало дурной оборотъ для Аренцена и его довѣрителя. Они пошептались, посовѣтовались, и адвокатъ спросилъ: согласенъ ли сэръ Гью и теперь заплатить сумму, которую предлагалъ въ примирительной камерѣ,-- въ такомъ случаѣ можно покончить дѣло миромъ.

Сэръ Гью отвѣтилъ отказомъ. Теперь онъ желалъ рѣшенія суда.

Тогда Аренценъ выпустилъ свой послѣдній зарядъ: сэръ Гью съ недавнихъ поръ орудуетъ въ бухтѣ, вправо отъ устья рѣки, гдѣ собственникомъ долженъ считаться одинъ Левіонъ,

Сэра Гью снова вызвали къ судейскому столу. Онъ въ толкъ взять не могъ: что это, выходитъ будто онъ удитъ въ полупрѣсной -- полусоленой водѣ? Презрительная гримаса показала, какъ онъ относился къ столь вульгарному уженію.

-- Такъ вы не удили около устья?

Съ какой стати ему удить тамъ? Тамъ еще нѣтъ никакой рыбы. Лососки все еще держатся въ самой рѣкѣ и не спустятся внизъ по теченію раньше осени,-- послѣ того, какъ вымечутъ икру.

-- Удивительное знаніе естественной исторіи! -- замѣтилъ свысока Аренценъ. -- Да развѣ лососки не волятся въ морѣ всегда?

Но тамъ ихъ не удятъ "на муху".

-- А что же вы дѣлали тамъ?

Сэръ Гью охотно объяснилъ; онъ удилъ на удочку съ металлическими рыбками мелкую треску и совсѣмъ не около устья, а въ нѣсколькихъ стахъ саженяхъ, въ морѣ. Гребецъ, каждый разъ его сопровождавшій въ лодкѣ, былъ здѣсь. Онъ хозяинъ той хижины, которую нанималъ сэръ Гью, и можетъ явиться свидѣтелемъ.

Хозяина привели къ присягѣ, и онъ все подтвердилъ.

Аренцену оставалось только потребовать, чтобы дѣло отложили...

Но вообще этотъ тингъ не похожъ былъ на прежніе; далеко нѣтъ. Когда, бывало, засѣдалъ самъ старикъ судья, людямъ не возбранялось разспрашивать его даже изъ-за рѣшетки, справляться насчетъ того, какъ-де бываетъ въ такихъ-то и въ такихъ-то случаяхъ по закону? И судья давалъ отвѣты и указанія. А молодой помощникъ все боялся, какъ бы у него не выманили какого-нибудь отвѣта, который подастъ поводъ къ осложненіямъ.-- Судья не адвокатъ,-- отвѣчалъ онъ въ такихъ случаяхъ;-- дѣло судьи судить; обратитесь къ адвокату,-- онъ вамъ скажетъ что и какъ.

Никто не сочувствовалъ такимъ новымъ порядкамъ. Народъ выходилъ и собирался около винной стойки Макка; въ залѣ суда остались лишь немногіе, по обязанности. Поэтому, когда одинъ изъ письмоводителей приступилъ, наконецъ, къ чтенію закладныхъ, слушателей оставалось уже совсѣмъ мало, и для тѣхъ не было новостью, что Бенони Гартвигсенъ помѣстилъ у Фердинанда Макка Сирилундскаго пять тысячъ далеровъ подъ такое-то обезпеченіе. Самъ Бенони отнюдь не скрывалъ этого, и всѣ о томъ знали. Вѣдь и другіе отдавали Макку свои крохи; вся разница была въ суммѣ. Бенони помѣстилъ у Макка цѣлую уйму денегъ, настоящее богатство.

Молодой судья успѣлъ къ концу засѣданія и устать и проголодаться. Но адвокатъ Аренценъ такъ не понравился ему своимъ развязнымъ тономъ, а искъ его къ сэру Гью Тревельяну показался ему такимъ неосновательнымъ и легкомысленнымъ, что онъ съ удовольствіемъ теперь-же вынесъ бы оправдательный приговоръ сэру Гью. Тогда самъ собою отпалъ бы и искъ къ Мареліусу, будто бы продавшему право на рыбную ловлю въ чужихъ водахъ.

Николай Аренценъ сказалъ своему довѣрителю:-- Я самъ побываю на мѣстѣ и вызову свидѣтелей. Кромѣ того, въ Норвегіи есть лишь одинъ судъ, рѣшеній котораго нельзя обжаловать, и этотъ судъ еще не тотъ судъ,

Онъ пошелъ къ Макку, чтобы повидаться съ Розой. Онъ ничего не проигралъ на этомъ тингѣ, такъ что ему нечего было тужить. Онъ и вошелъ той твердой увѣренной поступью, какую усвоилъ себѣ съ тѣхъ поръ, какъ обзавелся большой кліентурой и сталъ загребать деньги лопатой.

Роза была въ кухонномъ передникѣ и застыдилась. -- Пройди пока въ маленькую горницу,-- я сейчасъ,-- сказала она Аренцену.

Въ самомъ дѣлѣ она явилась туда вслѣдъ за нимъ.-- Только мнѣ недосугъ теперь. Ты здоровъ? Судъ оконченъ? Какъ твои дѣла?

-- Разумѣется, превосходны. Я самъ тутъ -- законъ!

-- Такая жалость, что мнѣ некогда было придти послушать тебя.

Однако, какъ Роза притворялась изъ любви къ этому человѣку! Наоборотъ, она слѣдила за нимъ, и слушала его и видѣла на судѣ, когда разбиралось его громкое дѣло съ сэромъ Гью. И ей было ужасно обидно слышать, какъ этотъ молодой судья позволилъ себѣ два раза подъ рядъ спросить его: а вы сами были на мѣстѣ? А вы сами были на мѣстѣ? Тогда-то она и шмыгнула вонъ изъ залы суда, предчувствуя недоброе Слава Богу, это, видно, не сбылось! Николай, небось, сумѣетъ выиграть всѣ дѣла.

-- Ты вѣдь помнишь число? -- сказала она.

-- Число?

-- День свадьбы. А что я еще хотѣла тебѣ сказать...

-- Ну?

-- Мы поѣденъ въ церковь верхомъ.

-- Вотъ какъ.

-- Да, верхомъ. Такъ ты запомнишь какого числа? Двѣнадцатаго іюня. Теперь ужъ не долго ждать.

-- Двѣнадцатаго іюня,-- повторилъ онъ.-- Я распоряжусь, чтобы меня разбудили вовремя.

-- Какой ты! -- сказала она, снисходительно улыбаясь. Онъ переспросилъ:-- Двѣнадцатаго іюня? Но развѣ не нужно оглашенія?

-- Уже сдѣлано,-- отвѣтила она.-- Папа сдѣлалъ оглашеніе у насъ, а капелланъ тутъ. Три раза.

-- Ну, хорошо, что ты позаботилась. У меня столько дѣла.

-- Бѣдняга! Но зато много зарабатываешь?

-- Загребаю деньги лопатой! -- отвѣтилъ онъ...

На слѣдующій день сэръ Гью вернулся въ свою хижину и къ своей рыбной ловлѣ. Онъ выбралъ путь мимо дома Бенони и прошелъ по горамъ до самаго общественнаго лѣса, время отъ времени нагибаясь и откалывая камешки, которые затѣмъ пряталъ себѣ въ карманъ.