Въ понедѣльникъ утромъ Гриндхюсенъ возвратился въ усадьбу, и мы начали рыть. Старый священникъ опять вышелъ къ намъ и спросилъ, не можемъ ли мы сперва поставить столбъ на дорогѣ, которая вела въ церковь. Ему такъ не хватало этого столба; онъ раньше уже тамъ стоялъ, но его повалило вѣтромъ. Этотъ столбъ былъ ему необходимъ для того, чтобы вывѣшивать на немъ разныя объявленія и оповѣщенія.
Мы поставили новый столбъ и употребили всѣ старанія, чтобы онъ стоялъ прямо, какъ свѣчка. Вмѣсто крыши мы на него надѣли шапочку изъ цинка.
Въ то время, какъ я возился съ этой шапочкой, Гриндхюсенъ вдругъ предложилъ выкрасить столбъ въ красную краску; у него оставалось еще немного этой краски отъ дома Гунхильдъ. Однако, священникъ хотѣлъ выкрасить столбъ въ бѣлую краску. Такъ какъ Гриндхюсенъ безтолково спорилъ и настаивалъ на своемъ, то я вмѣшался и сказалъ, что объявленія лучше будутъ видны на красномъ фонѣ. Тогда священникъ улыбнулся, при чемъ вокругъ его глазъ образовалась новая сѣть морщинъ, и сказалъ: "Да, ты правъ".
Этого было достаточно: эта улыбка и это поощреніе польстили моему самолюбію, и я былъ гордъ и счастливъ.
Позже къ намъ подошла и молодая барышня. Она сказала нѣсколько словъ Гриндхюсену и спросила, что это за красный кардиналъ, котораго онъ поставилъ на дорогѣ? Мнѣ она не сказала ни слова и даже не взглянула на меня, когда я ей поклонился...
Обѣдъ былъ для меня тяжкимъ испытаніемъ. Не потому, что кушанье было плохое, нѣтъ! Но Гриндхюсенъ такъ отвратительно ѣлъ супъ, и губы его лоснились отъ свиного сала! "Хотѣлъ бы я видѣть, какъ онъ ѣстъ кашу?" -- думалъ я истерично.
Когда Гриндхюсенъ растянулся на скамейкѣ, собираясь предаться послѣобѣденному отдыху въ томъ же жирномъ состояніи, я не вытерпѣлъ и закричалъ на него:
-- Да вытри же себѣ ротъ, чтобъ тебя!
Онъ посмотрѣлъ на меня, вытерся и потомъ посмотрѣлъ на свою руку.
-- Ротъ?-- спросилъ онъ.
Я долженъ былъ обратить все въ шутку:-- Хо-хо, ловко я тебя надулъ, Гриндхюсенъ!-- Но я былъ недоволенъ самимъ собой и сейчасъ же вышелъ изъ пивоварни.
"Какъ бы тамъ ни было, -- думалъ я, -- а я заставлю-таки молодую барышню отвѣчать мнѣ на мои поклоны. Скоро она узнаетъ, что я человѣкъ недюжинный". Я вспомнилъ про колодецъ съ водопроводомъ. Что, если бы я составилъ цѣлый планъ? Однако, у меня не было нивелира, при помощи котораго я могъ бы опредѣлить уклонъ. И вотъ я началъ самъ изготовлять этотъ инструментъ. Мнѣ удалось устроить и нивеллиръ и ватерпасъ при помощи деревянной трубы и ламповаго стекла, которое я замазалъ съ двухъ сторонъ, наполнивъ предварительно водой.
Между тѣмъ въ усадьбѣ священника набиралось все больше работы: то надо было переложить плиту передъ крыльцомъ, то поправить стѣну, то принести въ порядокъ гумно. Священникъ любилъ, чтобы все было въ полномъ порядкѣ, а намъ было все равно, такъ какъ мы работали поденно. Однако, по мѣрѣ того, какъ дни шли, я чувствовалъ себя все хуже и хуже въ обществѣ моего товарища. То обстоятельство, что онъ прижималъ хлѣбъ къ груди и отрѣзывалъ отъ него ломоть складнымъ замасленнымъ ножемъ, который онъ предварительно тщательно вылизывалъ, могло причинить мнѣ настоящее страданіе. При этомъ надо еще имѣть въ виду, что онъ никогда не мылся всю недѣлю, отъ воскресенья до воскресенья. А утромъ, до восхода солнца, и вечеромъ, послѣ захода солнца, на кончикѣ его носа всегда висѣла прозрачная капля. А ногти его! Объ ушахъ лучше и не говорить!
Увы, я былъ выскочкой, который выучился хорошимъ манерамъ въ ресторанахъ. Такъ какъ я не могъ удерживаться отъ того, чтобы не выговаривать моему товарищу за его неопрятность, то между нами создались недружелюбныя отношенія, и я сталъ опасаться, что намъ придется вскорѣ разстаться. Мы обмѣнивались другъ съ другомъ только самыми необходимыми словами.
Колодецъ оставался такъ и невырытымъ. Настало воскресенье, и Гриндхюсенъ ушелъ домой.
Между тѣмъ, мой нивелиръ былъ готовъ, и я влѣзъ послѣ обѣда на крышу главнаго зданія и сталъ измѣрять уклонъ. Уровень крыши пришелся на нѣсколько метровъ ниже вершины горы. Отлично. Если изъ этого вычесть еще цѣлый метръ до уровня воды въ колодцѣ, то и тогда давленіе будетъ достаточно.
Въ то время, какъ я лежалъ на крышѣ и дѣлалъ измѣренія, я былъ открытъ сыномъ священника, Его звали Харольдъ Мельцеръ. Что я дѣлаю тамъ на крышѣ? Измѣряю гору? Зачѣмъ? Зачѣмъ мнѣ нужно знать вышину горы? Дай и мнѣ измѣрить!
Позже я досталъ веревку въ десять метровъ и могъ измѣрить гору сверху до-низу. Харольдъ помогалъ мнѣ. Когда мы спустились на дворъ, я пошелъ къ священнику и изложилъ ему свой планъ.