Разъ вечеромъ въ усадьбу пріѣхала гостья. Такъ какъ Петръ все еще былъ боленъ, а второй работникъ былъ молодой мальчикъ, то пришлось принять лошадей мнѣ. Изъ коляски вышла дама.
-- Господа дома?-- спросила она.
Когда послышался шумъ подъѣзжавшей коляски, то въ окнахъ показались лица, въ коридорѣ и комнатахъ зажглись лампы, на крыльцо вышла барыня и крикнула:
-- Это ты, Еливавета? Какъ я тебя ждала. Добро пожаловать!
Это была фрёкенъ Елизавета изъ усадьбы священника.
-- Такъ онъ здѣсь?-- спросила она удивленно.
-- Кто?
Это она спрашивала про меня. Она меня узнала.
На слѣдующій день обѣ дамы пришли къ намъ въ лѣсъ. Сперва я очень боялся, что слухъ о прогулкѣ на чужихъ лошадяхъ дошелъ до усадьбы священника, но я успокоился, такъ какъ никто объ этомъ не упоминалъ.
-- Водопроводъ дѣйствуетъ хорошо, -- сказала фрёкенъ Елизавета.
-- Очень пріятно это слышать.
-- Водопроводъ?-- спросила барыня.
-- Онъ у насъ устроилъ водопроводъ. Провелъ воду въ кухню и во второй этажъ. Намъ стоитъ только повернуть кранъ. Вамъ тоже слѣдовало бы устроить водопроводъ.
-- Правда? А развѣ у насъ можно устроить водопроводъ?
Я отвѣтилъ, что да, это возможно.
-- Отчего же вы не поговорили объ этомъ съ моимъ мужемъ?
-- Я говорилъ съ нимъ объ этомъ. Онъ хотѣлъ посовѣтоваться объ этомъ съ вами.
Неловкая пауза. Даже насчетъ того, что такъ близко касалось его жены, онъ не нашелъ нужнымъ поговорить съ нею.
Я прибавилъ, чтобы прервать неловкое молчаніе:
-- Во всякомъ случаѣ, теперь уже слишкомъ поздно начинать это. Зима наступитъ прежде, чѣмъ мы успѣемъ окончить нашу работу. Но весной -- другое дѣло.
Барыня какъ будто оторвалась отъ какихъ-то мыслей.
-- Теперь я припоминаю, что онъ говорилъ какъ-то объ этомъ,-- сказала она.-- Мы совѣтовались относительно этого. И рѣшили, что въ этомъ году уже слишкомъ поздно... Послушай, Елизавета, ты не находишь, что это очень интересно смотрѣть, какъ рубятъ лѣсъ.
Мы употребляли веревку, чтобы направлять дерево при его паденіи, и Фалькенбергъ какъ разъ прикрѣплялъ веревку на самой вершинѣ одного дерева.
-- Зачѣмъ вы это дѣлаете?
-- Чтобы дерево падало, куда слѣдуетъ...-- началъ было я объяснять.
Но барыня не пожелала меня дальше слушать, она обратилась прямо къ Фалькенбергу и сказала:
-- Развѣ не все равно, куда падаетъ дерево?
Тогда Фалькенбергъ началъ объяснять:
-- О, нѣтъ, необходимо управлять этимъ. Надо смотрѣть, чтобы дерево при паденіи не поломало слишкомъ много молодого лѣса.
-- Ты слышала? -- обратилась барыня къ своей подругѣ.-- Ты слышала, что у него за голосъ? Это онъ-то и поетъ.
Какъ мнѣ было досадно, что я говорилъ слишкомъ много, и что я не понялъ ея желанія! Я рѣшилъ показать ей, что понялъ ея урокъ. Да къ тому же я вѣдь былъ влюбленъ во фрёкенъ Елизавету, ни въ кого другого, а фрёкенъ Елизавета не капризничала и была такъ же красива, какъ и та, другая, -- нѣтъ, въ тысячу разъ красивѣе! Я рѣшилъ поступить въ работники къ ея отцу. А пока я принялъ за правило, когда барыня обращалась ко мнѣ смотрѣть сперва на Фалькенберга, а потомъ на нее, и не отвѣчать, какъ если бы я боялся, что не мой чередъ говорить. Мнѣ кажется, что мое поведеніе задѣло ее немножко, и она даже сказала разъ со смущенной улыбкой:
-- Да, голубчикъ, это я васъ спрашиваю.
О, эта улыбка и эти слова... Мое сердце радостно забилось, я началъ рубить со всей силой, которая развилась у меня отъ упражненія, и мой топоръ глубоко впивался въ дерево. Работа кипѣла. До меня отъ времени до времени доносились обрывки разговора.
-- Я буду имъ пѣть сегодня вечеромъ, -- сказалъ Фалькенбергъ, когда мы остались одни.
Насталъ вечеръ.
Я стоялъ на дворѣ и разговаривалъ съ капитаномъ. Намъ оставалось работы въ лѣсу дня на три, на четыре.
-- Куда вы потомъ отправляетесь?
-- На полотно желѣзной дороги.
-- Быть можетъ, вы понадобитесь мнѣ еще здѣсь,-- сказалъ капитанъ.-- Я хочу улучшить дорогу, которая ведетъ къ шоссе, она слишкомъ круто спускается. Пойдемте, я вамъ покажу.
Онъ повелъ меня на южную сторону отъ главнаго строенія и сталъ показывать мѣсто рукой, хотя стало уже смеркаться.
-- А когда будетъ готова дорога, да еще кое-что другое, то наступитъ и весна. А тамъ надо приняться и за водопроводъ. А кромѣ того, вѣдь Петръ все еще боленъ; такъ продолжаться не можетъ, мнѣ необходимо еще одного работника.
Вдругъ до насъ донеслось пѣніе Фалькенберга. Въ комнатахъ былъ огонь, Фалькенбергъ былъ тамъ и пѣлъ подъ аккомпаниментъ рояля. Весь воздухъ наполнился прекрасными звуками этого удивительнаго голоса, и невольно по мнѣ пробѣжала дрожь.
Капитанъ вздрогнулъ и посмотрѣлъ на окна.
-- А впрочемъ, -- сказалъ онъ вдругъ, -- пожалуй, лучше и съ дорогой подождать до весны. На сколько дней осталось вамъ еще работы въ лѣсу, сказали вы?
-- Три-четыре дня.
-- Хорошо, на томъ мы и порѣшимъ: дня три-четыре и затѣмъ конецъ на этотъ разъ.
Какое быстрое и странное рѣшеніе, -- подумалъ я. Я сказалъ:
-- Собственно, проведенію дороги зима не помѣшаетъ; напротивъ, зимой во многихъ отношеніяхъ даже лучше прокладывать дорогу. Надо взрывать камни, возить щебень.
-- Я это отлично знаю, но... Да, а теперь я пойду послушать пѣніе.
И капитанъ ушелъ въ домъ.
Я подумалъ: Это онъ, конечно, сдѣлалъ изъ вѣжливости, онъ хотѣлъ сдѣлать видъ, что причастенъ къ приглашенію Фалькенберга къ комнаты. Но онъ, конечно, охотнѣе остался бы поболтать со мной.
Какъ я былъ глупъ, и какъ я ошибался!