Моя пила была почти окончена, и я могъ составить ее и произнести пробу. На дворѣ у мостика еще торчалъ высокій пень поваленной вѣтромъ осины. Я прикрѣпилъ свой аппаратъ къ этому пню и сейчасъ же убѣдился, что пила пилитъ хорошо. Помалкивай, помалкивай! Скоро на твоей улицѣ будетъ праздникъ!
Къ сожалѣнію, я плохо зналъ теорію, я долженъ былъ все время провѣрять себя опытами, и это значительно замедляло мою работу. Вообще, я былъ принужденъ упроститъ систему моего аппарата, насколько это было возможно.
Это было какъ разъ въ воскресенье, когда я прикрѣпилъ свою машину къ осиновому пню. Новыя деревянныя части машины и свѣтлая сталь пилы такъ и сверкали на солнцѣ. Вскорѣ въ окошкахъ появились лица. а капитанъ вышелъ на дворъ. Онъ не отвѣтилъ мнѣ на мой поклонъ, а шелъ впередъ, не отводя глазъ отъ машины.
-- Ну, какъ она идетъ?
Я привелъ пилу въ движеніе.
-- Посмотрите-ка, и вправду дѣло идетъ на ладъ.
Барыня и фрёкенъ Елизавета вышли на дворъ, всѣ служанки вышли, Фалькенбергъ вышелъ. Я пустилъ въ ходъ пилу. Помалкивай, помалкивай!
Капитанъ сказалъ:
-- Не пойдетъ ли слишкомъ много времени на прикрѣпленіе пилы къ дереву?
-- Часть времени выигрывается тѣмъ, что пилить значительно легче. При этой работѣ не приходится потѣть.
-- Почему
-- Потому что давленіе вбокъ производится пружиной. Вотъ это-то давленіе и утомляетъ главнымъ образомъ работниковъ.
-- А остальное время?
-- Я хочу совершенно уничтожить винтъ и на мѣсто него примѣнить тиски, которые требуютъ только одного нажатія. У тисковъ будетъ рядъ нарѣзокъ, такъ что ихъ можно будетъ накладывать на стволы различной толщины.
Я показалъ капитану рисунки этихъ тисковъ, которые я еще не успѣлъ сдѣлать.
Капитанъ самъ пустилъ въ ходъ пилу, чтобы испытать, какое напряженіе силъ она требуетъ. Онъ сказалъ:
-- Еще вопросъ, -- не будетъ ли слишкомъ тяжело таскать по лѣсу пилу, которая вдвое больше обыкновенной лѣсной пилы.
-- Конечно, -- подтвердилъ Фалькенбергъ.-- Это надо еще посмотрѣть.
Всѣ посмотрѣли сперва на Фалькенберга, а потомъ на меня. Тогда я заговорилъ.
-- Одинъ человѣкъ можетъ сдвинуть нагруженную телѣгу на колесахъ. А тутъ будутъ передвигать двое людей пилу, которая двигается на колесикахъ, вертящихся на хорошо смазанной стальной оси. Эту пилу будетъ гораздо легче передвигать съ мѣста на мѣсто, нежели старую; въ крайности даже одинъ человѣкъ справится съ ней.
-- Мнѣ кажется, что это почти невозможно.
-- Увидимъ.
Фрёкенъ Елизавета спросила полушутя: -- Но скажите мнѣ, я вѣдь ничего не смыслю въ этомъ, почему не проще перепиливать дерево по старому способу, какъ это всегда дѣлалось прежде?
-- Онъ хочетъ сберечь силу, которую тратятъ тѣ, кто пилитъ, на давленіе вбокъ, -- объяснилъ капитанъ.-- При помощи этой пилы можно сдѣлать горизонтальный разрѣзъ при давленіи сверху внизъ, для вертикальнаго разрѣза. Представьте себѣ: вы давите внизъ, а пила дѣйствуетъ вбокъ. Скажите пожалуйста, -- обратился онъ ко мнѣ, -- вы не думаете, что вслѣдствіе давленія на концы пилы -- разрѣзъ будетъ дугообразный?
-- Съ этой пилой невозможно сдѣлать дугообразнаго разрѣза при всемъ желаніи, такъ какъ она имѣетъ форму Т, что дѣлаетъ ее несгибаемой.
Я думаю, что капитанъ дѣлалъ свои замѣчанія, безъ особенной надобности. При своихъ познаніяхъ онъ могъ бы лучше меня дать отвѣты на свои вопросы. Но зато было многое другое, на что капитанъ не обратилъ вниманія, и что очень озабочивало меня. Машина, которую предстояло таскать во всему лѣсу, должна была быть крѣпкой конструкціи, а я боялся, что двѣ пружины могли сломаться или согнуться отъ толчка. Во всякомъ случаѣ, моя машина была еще далеко не окончена.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Капитанъ подошелъ къ Фалькенбергу и сказалъ:
-- Я надѣюсь, что вы ничего не имѣете противъ того, чтобы отправиться завтра съ нашими дамами въ далекое путешествіе? Петръ еще слишкомъ слабъ.
-- Помилуйте, что я могу имѣть противъ этого?
-- Фрёкенъ Елизавета уѣзжаетъ завтра домой, -- прибавилъ капитанъ, уходя.-- Вамъ надо быть готовымъ къ шести часамъ утра.
Фалькенбергъ былъ на седьмомъ небѣ отъ радости, что ему оказали такое довѣріе, и онъ поддразнивалъ меня и спрашивалъ, не завидую ли я ему. Нa самомъ дѣлѣ я вовсе не завидовалъ ему. Одно мгновеніе, быть можетъ, мнѣ было обидно, что моему товарищу отдали предпочтеніе, но вмѣстѣ съ тѣмъ меня несравненно больше прельщала перспектива остаться одному съ самимъ собой среди величавой тишины лѣса, нежели сидѣть на козлахъ и дрожать отъ холода,
Фалькенбергъ, который былъ въ самомъ радужномъ настроеніи, сказалъ мнѣ:
-- Ты совсѣмъ позеленѣлъ отъ зависти. Тебѣ хорошо было бы принять что-нибудь отъ этого, немного американскаго масла.
Весь день онъ возился съ приготовленіемъ къ путешествію. Онъ мылъ карету, смазывалъ колеса и осматривалъ сбрую. А я помогалъ ему.
-- Ты, чего добраго, и не умѣешь даже править парой -- сказалъ я, чтобы позлить его.-- Но я, такъ и быть, научу тебя главному завтра утромъ, прежде чѣмъ ты отправишься въ путь.
-- Мнѣ, право, жалко смотрѣть на твои страданія, -- отвѣтилъ Фалькенбергъ.-- И все это только изъ-за твоей скаредности, изъ-за того, что тебѣ жалко истратить десять эрэ на американское масло.
Весь день мы только и дѣлали, что острили и смѣялись другъ надъ другомъ.
Вечеромъ ко мнѣ подошелъ капитанъ и сказалъ:
-- Я не хотѣлъ васъ безпокоить, а потому предложилъ вашему товарищу поѣхать съ дамами, но фрёкенъ Елизавета требуетъ васъ.
-- Меня?
-- Такъ какъ вы старый знакомый.
-- Ну, мой товарищъ тоже человѣкъ надежный.
-- Вы имѣете что-нибудь противъ того, чтобы ѣхать?
-- Нѣтъ.
-- Хорошо. Такъ, значитъ, поѣдете вы.
У меня сейчасъ же промелькнула мысль: Хо-хо, повидимому, дамы предпочитаютъ меня, потому что я изобрѣтатель и обладатель замѣчательный пилы. А когда я пріодѣнусь, то у меня недурная внѣшность, блестящая внѣшность!
Однако, капитанъ далъ Фалькенбергу совсѣмъ иное объясненіе, которое разомъ положило конецъ моимъ тщеславнымъ мыслямъ: фрёкенъ Елизавета хочетъ, чтобы я еще разъ побывалъ въ усадьбѣ священника и чтобы отецъ сдѣлалъ новую попытку нанять меня въ работники. Объ этомъ она уже заранѣе уговорилась съ отцомъ.
Я думалъ и ломалъ себѣ голову надъ этимъ объясненіемъ.
-- Но вѣдь, если ты останешься въ усадьбѣ священника, то ничего не выйдетъ изъ нашей работы на желѣзной дорогѣ, -- сказалъ Фалькенбергъ.
Я отвѣтилъ:
-- Я не останусь тамъ.