* Приступивъ къ переводу настоящаго романа, мы объяснили публикѣ, при какихъ условіяхъ мы начали это дѣло. Желая представить читателямъ нашихъ произведеніе Гарибальди, пока оно не потеряло еще интереса новости, мы поспѣшили переводомъ еще до выхода его въ свѣтъ въ полномъ объемѣ. Нынѣ оказывается, что художественная сторона романа капрерскаго отшельника не отличается особенными достоинствами. Несмотря на это, мы перевели первую часть романа цѣликомъ. Вторую же и третью, мы рѣшились соединить вмѣстѣ и представить публикѣ только въ извлеченіи, полагая, что анекдотическая сторона разсказа -- для нашихъ читателей представить особеннаго интереса не можетъ. Сокращеніемъ анекдотической части романа, впрочемъ, мы только и ограничились, оставляя нетронутыми всѣ тѣ его мѣста, гдѣ авторомъ приводятся историческіе факты и событія, и не позволяя себѣ измѣнять ни одного изъ отступленій и разсужденій автора, гдѣ это только было возможно при условіяхъ нашей печати, такъ-какъ его взгляды представляютъ неоспоримый интересъ, какъ достояніе исторіи. (Прим. редакціи.)
I.
Замокъ и его обитатели.
Періодъ славы и величія, впродолженіе котораго Римъ былъ дѣйствительною "столицею міра", заканчивается съ паденіемъ республики, но республика теряетъ свое могущество и обаяніе уже съ Сципіонами. Послѣ сраженія при Замѣ, гдѣ Аннибалъ былъ разбитъ Сципіономъ, и когда Римъ не имѣлъ уже сколько-нибудь могущественныхъ враговъ -- мелкія побѣды надъ безсильными народами уже не представляли римлянамъ особенной трудности. Такимъ образомъ, продолжая свои завоеванія и богатѣя отъ сокровищъ легко побѣждаемыхъ народовъ, римляне перенесли свою дѣятельность на внутреннее соперничество, раздоры и несогласія, предавшись въ то же время самой утонченной и неумѣренной роскоши. Роскошь эта привела ихъ, какъ извѣстно, къ послѣдней степени паденія, когда они сдѣлались, такъ сказать, рабами своихъ рабовъ. Этимъ путемъ исполнилось надъ Римомъ правосудіе. Судьба заплатила имъ тою же монетою, какою они дѣйствовали противъ другихъ народовъ.
Но послѣднее время республики носитъ въ себѣ нѣчто величественное. Прежде своей погибели республиканскій Римъ выставляетъ на арену исторіи цѣлый рядъ исполиновъ, достойныхъ удивленія міра. Лукуллъ, Сарторій, Марій, Силла, Помпей, Цезарь -- все это имена такихъ полководцевъ, каждый изъ которыхъ могъ бы одинъ доставить нескончаемую славу любому изъ могущественныхъ народовъ.
Еслибы людямъ на землѣ было доступно совершенство, то типомъ такого совершенства могъ бы служить Цезарь, еслибы въ числѣ его качествъ находилась безкорыстная самоотверженность Силлы. Еслибы Цезарь обладалъ подобнымъ свойствомъ, то и я, вслѣдъ за историкомъ величія и паденія Римской имперіи, повторилъ бы, счто Цезарь былъ величайшимъ изъ всѣхъ великихъ людей, какіе когда либо существовали на свѣтѣ".
Такъ, помимо подвиговъ храбрости Силлы, исторія передаетъ о немъ слѣдующее:
Послѣ всѣхъ грозныхъ мѣръ, которыя были предприняты имъ для исправленія Рима, послѣ того, какъ онъ не остановился даже передъ приказаніемъ истребить заразъ восемь тысячъ гражданъ -- однажды онъ велѣлъ собраться народу на форумъ, и сидя на мѣстѣ диктатора, еще разъ бросилъ ему въ глазя обвиненіе -въ его неисправимой испорченности. Въ заключеніе своей рѣчи, онъ сказалъ: "Я принялъ диктатуру, съ полной надеждой на ваше исправленіе. Вижу однако, что кіѣ этого не достигнуть. Поэтому я рѣшился сложить съ себя власть и сдѣлаться простымъ гражданиномъ. Отчетъ во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ я готовъ дать каждому, кто станетъ его отъ меня требовать". При этихъ словахъ онъ гордо сошелъ съ трибуны, и молча смѣшался съ народомъ.
Несмотря на множество находившихся тутъ римлянъ, никто не произнесъ противъ него ни одного обвиненія, за все время его управленія.
А между тѣмъ онъ казнилъ друзей, братьевъ, близкихъ,-- многихъ изъ тѣхъ гражданъ, которые тутъ же находились!!
Цезарь не былъ на столько жестовъ, какъ Силла, и притомъ онъ значительно превосходилъ его обширностью своего ума, но при всемъ томъ не съумѣлъ послѣдовать его благому примѣру. Мало того, онъ не съумѣлъ нисколько обуздать своего честолюбія, и замыслилъ закрѣпить за собою власть вѣнцомъ монарха. Въ возмездіе за это онъ палъ отъ кинжаловъ "послѣднихъ" римлянъ-республиканцевъ.
На развалинахъ республики возникла имперія.
Хотя въ ряду императоровъ и попадались личности въ родѣ Траяна, Тита и Марка Аврелія, но большая часть изъ нихъ была настоящими чудовищами. Жадность и сребролюбіе изъ превосходили всякое вѣроятіе. Всѣ безчисленныя сокровища, которыми они обладали по праву своего сана, не могли ихъ насытить, мысль о пріобрѣтеніи чужихъ богатствъ ихъ не оставляла, и горе было тѣмъ гражданамъ, о сокровищахъ которыхъ имъ дѣлалось извѣстнымъ! Подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ, дѣло всегда кончалось тѣмъ, что богатыхъ людей грабили и отбирали ихъ золото въ императорскую казну.
Богатые люди старались удаляться изъ Рима: одни спасались бѣгствомъ въ чужія страны, другіе старались селиться въ такихъ уединенныхъ мѣстахъ, гдѣ не могло бы ихъ преслѣдовать императорское корыстолюбіе. Въ числѣ послѣднихъ, во время властвованія Нерона, одинъ изъ потомковъ Лукулла -- убѣжалъ на жительство въ той опушкѣ лѣса, гдѣ наши путники увидѣли старое зданіе. Зданіе это и было имъ воздвигнуто,-- онъ поселился въ немъ, охраняя этимъ свою безопасность отъ покушенія на его богатства -- того вѣнчаннаго хищника, который, ради одного своего удовольствія, не остановился даже передъ поджогомъ Рима.
Вѣроятно, многіе дубы, окружавшіе зданіе, помнили еще этого Марка Лукулла, сына знаменитаго полководца, наполнявшаго славою своихъ побѣдъ въ Азіи современный ему міръ.
Архитектура замка была величественная и замокъ отлично сохранился. Наружныя стѣны зданія, правда, были покрыты кое-гдѣ мохомъ и вѣковымъ плющемъ, но жилье внутри было отдѣлано заново его настоящими обитателями, и если не заключало въ себѣ всѣхъ удобствъ, какими отличаются новыя зданія, за то представляло цѣлый рядъ обширныхъ залъ и другихъ комнатъ, весьма чистыхъ и свѣтлыхъ.
Весьма долго замокъ былъ безъ жильцовъ. За это-то время онъ и обросъ высокимъ плющемъ, и вѣковыя деревья, окружавшія его, такъ разрослись, что чуть не совершенно закрывали его со всѣхъ сторонъ. Это-то обстоятельство к послужило поводомъ къ тому, что Ораціо и его товарищи сочли его удобнымъ для своего водворенія. Кромѣ того, подъ замкомъ находилось подземелье, могшее нетолько служить мѣстомъ для безопаснаго укрывательства, въ случаѣ нужды, но соединявшееся съ подземными ходами, шедшими на далекое пространство, и представлявшими значительное удобство на случай бѣгства.
У окрестныхъ жителей вся мѣстность около замка считалась заколдованной.
Существованіе замка подозрѣвали, но его никто не видалъ, не осмѣливаясь къ нему приблизиться, такъ-какъ народная молва считала его населеннымъ духами.
Между прочимъ, въ числѣ разсказовъ о замкѣ, многіе жители передавали за вѣрное, что однажды, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, дочь богатаго князя К.... бывшаго на водахъ порта д'Анцо, приблизившись неосторожно къ опушкѣ лѣса съ двумя изъ своихъ прислужницъ, на глазахъ ихъ была унесена куда-то духами, и всѣ поиски за ней, предпринятыя ея отцомъ, по всѣмъ направленіямъ лѣса, остались тщетными.
Едва вошли наши путники въ самый замокъ, какъ на встрѣчу имъ вышла молодая и красивая женщина, черноволосая и черноглазая, очевидно римлянка. Несмотря на присутствіе постороннихъ, она дружески поцаловалась съ Ораціо, и только послѣ этого Ораціо познакомилъ ее, какъ свою жену, съ Клеліей, Джуліей и Сильвіей.
Красота Ирены (такъ звали эту женщину) произвела на всѣхъ благопріятное впечатлѣніе, Джона же просто повергла въ восторгъ, который въ немъ усилился еще болѣе, когда глазамъ общества, приглашеннаго Иреной во внутреннія комнаты, открылся въ одной изъ комнатъ накрытый столъ, уставленный въ изобиліи разными блюдами.
-- Ты, значитъ, ждала меня сегодня? любовно обратился Ораціо къ Иренѣ.
-- Еще бы! Сердце мнѣ говорило, что ты, наконецъ, вернешься, отвѣчала она.
Было уже поздно. Въ залѣ зажгли огни, и Ораціо, приложивъ къ губамъ своимъ рогъ, подалъ такой же сигналъ, какимъ онъ позвалъ къ себѣ въ лѣсу сторожа. Въ отвѣтъ на этотъ звукъ въ комнату появилось пятнадцать человѣкъ, одѣтыхъ точно также, какъ Ораціо, молодыхъ и красивыхъ.
-- Это мои друзья и товарищи, сказалъ Ораціо, обращаю къ дамамъ:-- а теперь пора и за обѣдъ, или, вѣрнѣе, за ужинъ.
Всѣ усѣлись по мѣстамъ. Ораціо прежде всего приказалъ прислугѣ разлить гостямъ вермутъ и провозгласилъ тостъ за свободу Италіи. Начатый такимъ образомъ обѣдъ прошелъ незамѣтно и весело, все общество скоро перезнакомилось между собою, и Джонъ съ удивленіемъ обратилъ свое вниманіе на то, съ какимъ уваженіемъ и довѣріемъ люди, которыхъ Ораціо назвалъ своими товарищами, относились къ нему всякій разъ, когда онъ къ нимъ обращался.
Послѣ обѣда Ирена пригласила дамъ на свою половину, и пока служанка приготовляла для нихъ постели въ отведенныхъ для нихъ комнатахъ, успѣла имъ разсказать всю свою біографію.
Вотъ вкратцѣ ея исторія.
Дочь одного изъ богатѣйшихъ римлянъ, князя К., не щадившаго никакихъ средствъ на ея образованіе, она съ малолѣтства особенно полюбила серьёзныя занятія, и сдѣлавшись взрослою дѣвушкою, до того пристрастилась къ изученію римской исторіи и подвиговъ ея героевъ, что это сдѣлалось ея главнѣйшимъ жизненнымъ интересомъ. Сравнивая славное прошедшее Рима съ его безславнымъ настоящимъ, она отъ души возненавидѣла чужеземцевъ и патеровъ, все то, что обусловливало рабство ея роднаго народа.
Всякимъ развлеченіямъ и удовольствіямъ жизни въ столицѣ она предпочитала прогулки къ развалинамъ, которыхъ въ Римѣ такое обиліе. При этихъ прогулкахъ единственнымъ ей провожатымь былъ старый слуга -- защитникъ весьма плохой. За это ей дважды случилось весьма дорого поплатиться. Однажды ее оскорбили пьяные французскіе солдаты; въ другой разъ, когда она ночью любовалась Колизеемъ при лунномъ сіяніи, на нее напали воры, и ударомъ по головѣ свалили ея провожатаго. Въ оба раза ее спасалъ неизвѣстный человѣкъ, появлявшійся, какъ нарочно, подлѣ нея въ минуту опасности и исчезавшій прежде, чѣмъ она, придя въ себя, могла его отблагодарить. Привлекательный образъ этого незнакомца сильно подѣйствовалъ на ея воображеніе и запечатлѣлся въ ея сердцѣ. Однако, прошло весьма много времени прежде, чѣмъ ей удалось его встрѣтить. Встрѣча эта произошла случайно, и дѣвушка, несмотря на то, что происходила изъ самой развращенной аристократіи и принадлежала по рожденію къ самому развратному изъ дворовъ, чуждая всякой мысли объ опасностяхъ любви, и обрадованная встрѣчей, сама подошла къ незнакомцу. Это былъ, какъ читатели догадываются, Ораціо. Она высказала ему прямо, что его полюбила, но въ отвѣтъ Ораціо объяснилъ ей, что это чувство ей слѣдуетъ забыть, такъ-какъ ихъ общественное положеніе слишкомъ различно. "Знайте", сказалъ онъ, "что я сирота и плебей, мало того, я изгнанникъ и приговоренъ въ смерти. Я осужденъ вести бродячую жизнь въ лѣсахъ и сбирры за мною охотятся, какъ за звѣремъ. Конечно, я считаю себя счастливымъ, что могъ хотя однажды говорить съ вами и слышать отъ васъ слова, сдѣлавшія меня счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ. Но намъ остается только одно... разстаться! Прощайте же, и прощайте навсегда! Addio!..." Слова этого прощанія разбудили всю энергію въ дѣвушкѣ. "Знайте же", сказала она, "что я не могу разстаться съ вами... я найду въ себѣ довольно силы, чтобы въ своей привязанности не посмотрѣть ни на кого и ни на что. Я ваша, и ваша навсегда!" Послѣ этого, несмотря на то, что Орадіо ее всячески отговаривалъ, между ними было рѣшено, что онъ черезъ нѣсколько дней придетъ за ней и возьметъ ее съ собою въ свое жилище. "Съ тѣхъ поръ вотъ уже нѣсколько лѣтъ", окончила разскащица, "я могла бы считать себя счастливѣйшею женщиною въ мірѣ, еслибы не одно горькое воспоминаніе, отравляющее мою жизнь. Отецъ мой не перенесъ моего бѣгства и вскорѣ умеръ съ горя и... одинокій!".
Джулія и Клелія, по окончаніи разсказа, всячески старались утѣшить Ирену, и было уже далеко за полночь, когда ея новыя знакомки ушли въ свои комнаты, отведенныя имъ въ замкѣ для ночлега.