Новыя союзники -- и новыя бѣды.
За девятнадцатымъ вѣкомъ нельзя не признать значительныхъ заслугъ въ сферѣ прогресса. Я уже не говорю о громадности этого прогресса въ области точныхъ и естественныхъ наукъ, но обращаю вниманіе читателя только на нравственные успѣхи человѣчества.
Освобожденіе Италіи отъ духовнаго господства -- одинъ изъ такихъ успѣховъ. Хотя дѣло это еще не вполнѣ осуществилось, но оно быстрыми шагами приближается къ своему концу.
И сами патеры больше всего содѣйствуютъ скорому приближенію этого конца.
Кто можетъ вычислить, на сколько могло бы усилиться папство, еслибы Пій IX продолжалъ начатое имъ нѣкогда дѣло реформы? Но Провидѣніе для блага Италіи ослѣпило честолюбиваго старика -- и онъ очутился на пути своихъ предшественниковъ. Онъ сошелся съ чужеземцами и продаетъ имъ кровь своихъ единоплеменниковъ!
Итальянскій народъ, при солнечномъ свѣтѣ увидалъ, валъ папскіе слуги, съ распятіемъ въ рукахъ, появляются во главѣ чужеземныхъ войскъ {Я самъ видѣлъ монаховъ впереди австрійскихъ войскъ, шедшихъ противъ насъ. Прим. Гарибальди. }, какъ они повсюду поддерживаютъ раздоры и возбуждаютъ разбойничество, отъ котораго уже столько пострадали наши южныя провинціи; какъ они не останавливаются ни передъ какимъ преступленіемъ, ради безповоротнаго противодѣйствія единству Италіи, начало котораго такъ счастливо достигнуто нами.
Сближеніе аристократіи съ народомъ -- тоже великое знаменіе прогресса нашего времени.
Хотя между высокорожденными и попадаются еще и въ наши дни люди злые и сильные, подъ масть средневѣковымъ баронамъ, готовые давить народъ безъ пощады и вздыхающіе объ утерянномъ "правѣ первой ночи", но ихъ едва-ли осталось еще много и большая часть такъ-называемыхъ благородныхъ -- дѣйствительно благородны по своему образу мыслей и дѣйствій. Они съ нами, они за народъ и часто наши стремленія тѣ же, что и ихъ стремленія.
Къ числу послѣднихъ принадлежалъ и князь Т. Если онъ и предпринялъ осаду замка, то, какъ мы уже говорили, на основаніи ложнаго предположенія, что Ирена попала въ руки убійцъ. Когда же онъ узналъ, что люди, противъ которыхъ онъ шелъ, были людьми совершенно инаго рода, и вдобавокъ римляне, то онъ почувствовалъ гордость, что его земляки такъ смѣлы и храбры. Обязанный, сверхъ того, жизнью великодушію Ораціо, онъ сразу призналъ въ немъ достойнаго мужа своей любимой сестры. Ирена, увидя своего двоюроднаго брата, напомнившаго ей отца, много плакала и просила у него прощенія; князь нѣжно обнялъ сестру и просилъ не вспоминать прошлаго, поздравляя ее съ удачнымъ выборомъ мужа.
Ораціо, находившійся при этой сценѣ, возвратилъ князю шпагу, со словами: "Люди храбрые и подобные вамъ, не должны быть лишаемы оружія". Князь съ благодарностью пожалъ жесткую руку гордаго сына лѣсовъ.
Во время этой сцены появились въ замкѣ Аттиліо, Муціо и Сильвіо съ семью своими товарищами. Десять храбрецовъ, появившихся такъ кстати и неожиданно въ лѣсу -- были именно они. Сильвіо зналъ отлично замокъ Лукулла, и прежде часто бывалъ гостемъ Ораціо, такъ-какъ онъ былъ посредникомъ между городскими и сельскими друзьями свободы. Поэтому онъ сталъ проводникомъ небольшаго числа римскихъ гражданъ, узнавшихъ о бѣдѣ, грозившей замку и Ораціо, и съ ними вмѣстѣ явился въ лѣсу во время осады, какъ мы видѣли -- съ огромной удачей.
Нужно ли разсказывать, какую радость въ замкѣ произвело появленіе нашихъ друзей. И Джулія и Клелія -- были на седьмомъ небѣ отъ восторга.
Радовался и Ораціо встрѣчѣ съ ними, радовался онъ также и сближенію съ княземъ, который въ новомъ для него обществѣ совершенно переродился. Великодушный и честный по своей натурѣ, князь въ душѣ давно уже страдалъ отъ униженія своего отечества и искренно желалъ увидѣть его свободнымъ отъ духовнаго и чужеземнаго господства, но воспитанный вдали отъ Рима, и при иныхъ условіяхъ, нежели либеральная римская молодежь, посвятившая себя дѣлу освобожденія, онъ силою обстоятельствъ оставался до этихъ поръ чуждымъ дѣлу національнаго движенія. Мало того, въ угоду отцу, онъ вступилъ въ папское войско, и этимъ загородилъ себѣ повидимому всякое сближеніе съ либеральными дѣятелями.
Но за то теперь, повязка спала съ его глазъ. Онъ понялъ, до какого героизма можетъ доводить страстное желаніе освобожденія своего отечества, сразу оцѣнилъ добрыя качества своихъ новыхъ друзей, увлекся ими и рѣшилъ самъ съ собою вознаградить потерянное время, и съ этихъ поръ вполнѣ посвятить себя святому дѣлу Италіи.
Богатый и сильный, онъ могъ быть весьма полезенъ новымъ своимъ друзьямъ, а они съ своей стороны гордились тѣмъ довѣріемъ, которое съумѣли вселить къ себѣ въ его сердцѣ.
Несмотря на успѣшное окончаніе дѣла, Ораціо однакоже не дремалъ. Онъ понялъ, что для правительства было важно открытіе существованія замка и что оно, конечно, узнавъ уже разъ его мѣстонахожденіе, не успокоится до тѣхъ поръ, пока не раззоритъ окончательно враждебнаго для него гнѣзда, хотя бы для этого пришлось высылать противъ замка значительное войско и даже артиллерію. Поэтому на домашнемъ совѣтѣ между Ораціо, княземъ и Аттиліо было рѣшено, что замокъ необходимо на время оставить, если и не тотчасъ, такъ-какъ на военныя приготовленія правительству необходимо было все-таки употребить нѣкоторое время, то все-таки по возможности въ скоромъ времени. Въ отношеніи князя было рѣшено, что онъ отправится въ Римъ обратно, гдѣ его присутствіе можетъ быть полезно для друзей во многихъ отношеніяхъ. Рѣшено было, что онъ подастъ въ отставку, заявивъ кардиналу, что онъ выпущенъ изъ плѣна на единственномъ условіи, скрѣпленномъ его честнымъ словомъ, что онъ не станетъ дѣйствовать противъ Ораціо. На просьбу князя -- признать его союзникомъ, Аттиліо отвѣтилъ небольшою записочкою (которую, въ случаѣ надобности, весьма удобно было проглотить) къ Регуло, гдѣ рекомендовалъ князя, какъ единомышленника. На обязанность князя возложили сообщеніе всѣхъ свѣдѣній, какія ему по его положенію удастся вызнавать, прежде другихъ -- Регуло.
Въ первый же день послѣ осады были погребены всѣ умершіе, а раненымъ оказана необходимая помощь. Замѣчательно, что всѣ убитые и тяжело раненые были изъ папскаго войска. Изъ защитниковъ замка только трое получили незначительные раны. Впрочемъ, кто знакомъ съ военною статистикою, тотъ не станетъ этому удивляться, такъ-какъ во всѣхъ сраженіяхъ количество раненыхъ и убитыхъ соотвѣтственно степени храбрости сражающихся; побѣдители обыкновенно теряютъ несравненно меньше людей, чѣмъ побѣжденные, а особенно вынужденные обратиться въ бѣгство.
Въ первую же ночь князь уѣхалъ въ Римъ и проводникомъ ему былъ... Гаспаро. Превращеніе стараго бандита въ искренняго либерала (и это Гаспаро доказалъ своими дѣйствіями во время осады) можетъ показаться для читателя страннымъ, но подобныя превращенія совершенно въ порядкѣ вещей. Я всего менѣе пессимистъ и глубоко вѣрую въ возможность исправленія самаго закоренѣлаго преступника. Я твердо вѣрю въ добрую природу человѣка, и если люди не улучшаются замѣтно съ ходомъ прогресса -- то вся вина въ этомъ падаетъ на неумѣнье правительствъ. Кроткія мѣры и снисходительность -- однѣ способны направить даже самаго злаго человѣка на хорошій путь, точно такъ же какъ ласкою можно укрощать даже дикихъ звѣрей.
Итальянскій народъ испорченъ, но чего же и ждать отъ народа, повергнутаго въ нищету чрезмѣрными податями, налогами и акцизами, когда онъ при этомъ хорошо знаетъ, что всѣ эти поборы идутъ вовсе не на защиту государства, въ видахъ поддержанія національной чести, какъ это ему говорятъ, а на утучненіе цѣлой массы паразитовъ всякаго рода, всякихъ наименованій, паразитовъ, играющихъ по отношенію къ народу роль -- насѣкомыхъ на растеніи, червей на трупѣ.
Кто станетъ отрицать, что населеніе южныхъ итальянскихъ провинцій было нравственнѣе въ 1860 году, при порядочномъ управленіи, нежели какимъ оно представляется теперь?
Тогда разбойничество почти не существовало, и во всей полицейской организаціи, какую мы теперь видимъ, тамъ не было даже и надобности. Теперь, при громадномъ количествѣ расходовъ, поглощаемыхъ содержаніемъ этой организаціи, тамъ и анархія, и нищета, и разбои. Такъ разсѣялись мечты населенія этихъ провинцій, которое, послѣ столькихъ вѣковъ тиранніи, послѣ блистательной революціи 1860 года, надѣялось имѣть наконецъ правительство, способное залечить ихъ вѣковыя раны, ждало отдохновенія, благосостоянія и прогресса!
Мудрено ли, что на прошлое Гаспаро, общество Ораціо взглянуло снисходительно и поручило ему сопровождать князя.
Опасенія Ораціо -- сбылись. Папское правительство рѣшило немедленно напасть на замокъ не только при помощи всего своего войска и артиллеріи, но и при содѣйствіи иностраннаго войска. Для командованія экспедиціей былъ приглашенъ французскій генералъ съ извѣстнымъ именемъ, и предпріятіемъ торопились, чтобы успѣть произвести осаду въ первому дню пасхи. Всѣ приготовленія велись конечно въ тайнѣ, но Вегуло и князь съумѣли все разузнать и своевременно предупредили Ораціо.
Ораціо воспользовался полученными свѣдѣніями, былъ наготовѣ встрѣтить всякую случайность, и имъ тщательно и прежде всего были осмотрѣны подземелья замка, хорошо зналъ которыя особенно Гаспаро, уже воротившійся изъ Рима.
Римскія подземелья и катакомбы вообще заслуживаютъ особеннаго вниманія.
Первые христіане, гонимые римскими инператорами-язычниками, весьма часто спасались въ катакомбахъ отъ ужаса преслѣдованія ихъ. Эти же мѣста служили имъ сборными пунктами для совѣщаній и совершенія обрядовъ ихъ новой религіи.
Подземелья давали также пріютъ всѣмъ гонимымъ и преимущественно рабамъ, съ жизнью и смертью которыхъ не церемонились чудовища въ родѣ Нерона, Каракаллы, Геліогобала и т. д.
Подземелья устроивались съ различными цѣлями: одни служили для храненія труповъ, другія прорывались для проложенія водопроводныхъ трубъ, несшихъ цѣлые потоки прѣсной воды въ метрополію, когда число ея жителей превышало двухмилліонную цифру. Въ послѣднемъ смыслѣ особенно замѣчательно подземелье, называемое Cloaca Maxima, идущее отъ Рима къ морю. Кромѣ того много частныхъ богатыхъ людей не жалѣли громадныхъ затратъ на прорытіе подземелій, чтобы спасаться въ нихъ отъ грабительства императоровъ. Въ болѣе близкое намъ время подобныя подземелья служили убѣжищемъ отъ набѣговъ и рѣзни варваровъ. Почва Рима и его окрестностей, состоящая изъ вулканическаго туфа, представляетъ соединеніе всѣхъ благопріятныхъ условій для прорытія подземелій. Она уступчива для раскопокъ и въ то же время достаточно тверда для того, чтобы возводимые изъ нея стѣны и своды представляли собою достаточную прочность. Мнѣ не разъ случалось видѣть, что подземелья служили убѣжищемъ для цѣлыхъ стадъ и жилищемъ для пастуховъ.
Ораціо хотѣлъ воспользоваться подземельемъ главнѣйше для того, чтобы этимъ путемъ препроводить незамѣтно въ Римъ тяжело-раненыхъ, которыхъ сопровождали раненые легко, также какъ и сосѣдніе пастухи.
Я уже сказалъ, что наиболѣе тяжело-раненыхъ было изъ числа папскихъ солдатъ, но всѣ они перешли на сторону Ораціо, такъ-какъ во всей Италіи едва-ли найдется сколько нибудь честный солдатъ, который охотно служилъ бы папѣ. Когда пробьетъ для Рима часъ освобожденія отъ духовнаго господства -- можно сказать навѣрно, что ни одинъ солдатъ не станетъ служить дѣлу папы. Защищать его останутся только чужеземцы-наемщики.
Удаливъ раненыхъ, помѣстивъ въ подземелье все, что только было болѣе цѣннаго и необходимаго въ замкѣ, запасшись провизіей на продолжительное время, разставивъ повсюду, гдѣ это было необходимо, часовыхъ и лазутчиковъ, Ораціо спокойно ожидалъ нападенія. Общество его значительно увеличилось съ приходомъ Аттиліо и его товарищей, съ присоединеніемъ къ бандѣ нѣкоторыхъ изъ папскихъ солдатъ и съ прибытіемъ изъ Рима нѣсколькихъ молодыхъ людей, которыхъ побудилъ къ этому слухъ о недавней побѣдѣ Ораціо. Всего въ бандѣ насчитывалось около 60 человѣкъ, разумѣется, не считая женщинъ.
Главное начальство надъ бандой принадлежало, по общему согласію, Ораціо, несмотря на то, что Аттиліо нѣкогда былъ во главѣ трехсотъ и считался главою римскаго движенія. Ораціо раздѣлилъ банду на четыре отряда, командованіе которыми было имъ поручено Аттиліо, Муціо, Сильвіо и Эмиліо, прозванному Антикваріемъ, который до прибытіи Аттиліо былъ первымъ лицомъ въ бандѣ послѣ Ораціо. Съ прибытіемъ Аттиліо, Эмиліо передалъ ему свою власть, хотя тотъ отъ нея и отказывался, и рѣшился наконецъ ее принять только по усиленнымъ настояніемъ Ораціо, который говорилъ, что въ случаѣ его отказа и онъ сложитъ съ себя главное начальствованіе.
Такимъ самоотреченіемъ отличались наши защитники свободы. Освободить отечество или умереть! было ихъ девизомъ, и они не обращали никакого вниманія на мелкія отличія, которыми обыкновенно деспотизмъ портитъ одну половину націи, къ крайнему ущербу и усиленному гнету другой.