Похожденія князя Т.

Въ то время, когда убійцы стерегли князя Т., а друзья наши разыскивали его съ Ченчіо, чтобы предупредить объ ожидавшей его опасности, онъ, ничего не предчувствуя, находился далеко отъ площади св. Марка, въ отдаленномъ концѣ Венеціи.

Князь Т., какъ я уже говорилъ, былъ человѣкъ не дурной, и способный ко всякому благородному порыву, но выросши среди развращенной аристократіи, онъ также легко подчинился и всякому дурному вліянію, увлекался на каждомъ шагу, былъ легкомысленъ и любилъ сильныя ощущенія.

Былъ онъ также очень влюбчивъ, въ чемъ я, впрочемъ, не вижу почти ничего дурнаго при его молодости, принявъ въ соображеніе, что въ наши дни отъ подобной слабости не свободна даже и б о льшая часть стариковъ, нѣкоторые изъ которыхъ, несмотря на это, заслуживаютъ всякаго уваженія за свои достоинства.

Въ прежнее время, при существованіи "права первой ночи", для итальянскихъ аристократовъ, удовлетвореніе самыхъ утонченныхъ прихотей сластолюбія было донельзя удобно. Мало того, чуть не каждая плебеенка, удостоенная ихъ вниманіемъ, считала себя осчастливленною, и не была въ состояніи понимать своего позора и униженія.

Въ наши дни дѣло это нѣсколько измѣнилось, и хотя и теперь нерѣдкость встрѣчать могущественныхъ аристократовъ, для которыхъ все достижимо, такъ-какъ подъ маской либерализма они едва-ли еще не сильнѣе своихъ достойныхъ предшественниковъ, но большая часть изъ нихъ и въ любви, какъ во многомъ другомъ, стараются согласовать нѣсколько свои дѣйствія съ требованіями духа времени. Простолюдинки для нихъ тоже представляются женщинами, въ которыхъ можно влюбляться, за которыми можно ухаживать, которымъ можно отвѣчать чувствомъ на чувство, а не приказывать просто любить себя.

Князь Т. принадлежалъ въ лучшимъ представителямъ аристократической молодежи, а потому и въ своихъ любовныхъ похожденіяхъ отличался нѣкоторою деликатностью.

Это, однако же, не мѣшало ему предаваться времяпрепровожденію этого рода съ излишествомъ.

Въ Венеціи онъ былъ въ первый разъ, и исполнивъ то, что считалъ своею обязанностью, явиться къ отшельнику съ привѣтствіемъ тотчасъ послѣ его пріѣзда и даже нанять себѣ помѣщеніе въ той же гостиницѣ Викторіи, гдѣ остановился отшельникъ и его друзья, онъ почувствовалъ, что онъ совершенно свободенъ и можетъ даже нѣсколько пожуировать.

Онъ слышалъ такъ много прежде о красотѣ венеціанокъ, видъ ихъ -- женщинъ, приходившихъ къ гостиницѣ Викторіи изъ любопытства взглянуть на отшельника, толпилось у дверей этой гостиницы не мало -- такъ на него сильно подѣйствовалъ, что онъ рѣшился посвятить первый же вечеръ своего пребыванія въ Венеціи поискамъ за какою-нибудь счастливою встрѣчею.

Не имѣя, впрочемъ, никакого опредѣленнаго плана на этотъ счетъ, онъ нѣсколько времени ходилъ между толпами, собравшимися на площади св. Марка. Многія венеціанки нравились ему, но ни одна не заставляла забиться сердце. Вдругъ замѣтилъ онъ молодую дѣвушку ослѣпительной красоты, только что отдѣлившуюся отъ группы, стоявшей подлѣ самой гостиницы. Очевидно, она приходила взглянуть на отшельника и теперь возвращалась домой.

Не думая, не разсуждая ни о чемъ, вѣтреный князь инстинктивно пошелъ, вслѣдъ за нею. Но дѣвушка шла не оглядываясь и такъ быстро, что за нею трудно было поспѣвать. Пройдя нѣсколько улицъ, она остановилась у одного изъ каналовъ, гдѣ ждала ее гондола. Князь со всѣхъ ногъ бросился къ мѣсту, гдѣ она останавливалась, но легкая гондола уже мчала ее по каналу.

Подозвать гондольера, нанять другую гондолу и отправиться въ догонку за дѣвушкой, было для князя дѣломъ одной минуты.

"Зачѣмъ я ѣду и куда я ѣду?" мелькнуло въ головѣ князя: "можетъ быть, эта женщина даже и не стоитъ за собою ухаживанія. Но нѣтъ, это было бы слишкомъ страшно! Дѣвушка эта такъ прекрасна и способна вселить такую глубокую къ себѣ страсть, что необходимо разузнать прежде всего, кто она, гдѣ она живетъ, а тамъ... будь, что будетъ!"

Гондола дѣвушки остановилась у небогатаго дома, безъ всякихъ украшеній. Дѣвушка взошла на лѣстницу, и легкая, какъ серна, стала по ней взбираться. У дверей втораго этажа стояла женщина со свѣчою, очевидно видѣвшая изъ окна ея прибытіе. Князь безсознательно тоже поднялся на лѣстницу. Женщина, встрѣтившая дѣвушку, повидимому, мать незнакомки, нѣжно ее поцаловала, и обѣ онѣ вошли въ комнаты, забывъ, очевидно впопыхахъ, затворить дверь на лѣстницу, и князь инстинктивно вошелъ вслѣдъ за ними...

Войдя въ комнату и очутившись съ глазу на глазъ съ двумя женщинами, изъ которыхъ одна видомъ своимъ внушала невольное къ себѣ уваженіе, а другая при вечернемъ освѣщенія казалась еще ослѣпительнѣе по своей красотѣ, князь сразу почувствовалъ всю неловкость своего положенія, и чтобы выйти изъ него по возможности съ меньшими затрудненіями, обдумывалъ уже почтительную фразу для оправданія своего внезапнаго появленія ошибкою въ домѣ... какъ вдругъ сильная рука юноши, въ гарибальдійской рубашкѣ, схватила его сзади за плечи.

Это былъ женихъ дѣвушки, догонявшій ее въ третьей гондолѣ.

-- Вы, кажется, г. волокита, сказалъ юноша: -- не туда попали, куда думали. Убирайтесь-ка по добру по здорову на улицу, пока цѣлы, или я васъ вышвырну на лѣстницу...

Аристократическая гордость не позволила князю выслушать эту горькую правду безъ возраженій.

-- Я никого здѣсь не думалъ оскорблять, но если вы считаете себя вправѣ говорить мнѣ дерзости, то я ихъ даромъ вамъ не спущу. Вотъ моя карточка. Я не прочь обмѣняться съ вами пистолетными выстрѣлами, и завтра до 12-ти часовъ буду ждать въ гостиницѣ Викторіи вашихъ посредниковъ.

-- Такъ долго я дожидаться ихъ не заставлю, отвѣчалъ юноша, и заперъ дверь за уходившимъ княземъ.

Не особенно веселымъ послѣ такой неудачи возвращался князь домой, какъ у самаго входа остановленъ былъ нашими друзьями. Имъ уже удалось удалить убійцъ, такъ-какъ Ченчіо сказалъ имъ, что онъ получилъ изъ Рима отмѣну приказанія. Они, проискавъ понапрасну всюду князя, рѣшили, что они все-таки успѣютъ увидать его, когда онъ будетъ возвращаться домой, чтобы разсказать ему весь замыселъ противъ его жизни.

Князь старался казаться веселымъ въ обществѣ друзей и не сообщилъ имъ ничего о случившемся. Онъ не хотѣлъ подвергать ихъ опасности изъ-за своей неосторожности, а они, конечно, еслибы узнали о дуэли, то всѣ захотѣли бы быть его секундантами. Исключеніе сдѣлалъ онъ для одного Аттиліо, которому во время общаго разговора незамѣтно лепнулъ, чтобы онъ оставался ночевать, такъ-какъ у него до него есть дѣло. Когда пріятели стали прощаться, то Аттиліо, подъ предлогомъ необходимости сказать князю нѣсколько словъ по одному частному дѣлу, остался у него въ нумерѣ.

На зарѣ слѣдующаго утра легкій стукъ въ двери нумера показалъ князю, что наступила минута переговоровъ о дуэли. Когда дверь была полуотперта, въ комнату вошелъ незнакомый ему молодой человѣкъ и вѣжливо передалъ ему карточку съ письмомъ Морозини, на которой было написано: "Я принимаю вашъ вызовъ и жду васъ близь гостиницы въ гондолѣ. Со мною оружіе для двоихъ, но, пожалуй, захватите съ собою и ваше. Условія дуэли будутъ зависѣть отъ нашихъ секундантовъ".

Князь представилъ незнакомца Атилліо, и въ двѣ минуты все было рѣшено. Рѣшили стрѣляться на пистолетахъ. Сходиться съ двадцати шаговъ разстоянія и стрѣлять по произволу. Мѣсто дуэли назначалось за городской стѣной, и противникъ просилъ только одного, чтобы дуэль не откладывать, а стрѣляться, если только это князю возможно, тотчасъ же.

Это условіе было весьма раціональнымъ: оно избавляло противниковъ отъ непріятнаго ожиданія. Въ самомъ дѣлѣ, какъ бы ни былъ рѣшителенъ и твердъ человѣкъ, но если ему предстоитъ убить другаго или самому быть убитымъ, мысль о чемъ одинаково тяжела для человѣка, то самое лучшее -- дѣйствовать уже безъ отлагательства, сокращая время ненужныхъ предварительныхъ страданій.

Я не сторонникъ дуэлей. По моему -- неумѣнье людей рѣшать дѣла чести безъ кровопролитія -- дѣло позорное, но какъ итальянецъ, и поэтому рабъ и илотъ,-- я полагаю, что не имѣю даже права проповѣдывать общій миръ между людьми. Прощеніе обидъ -- дѣло почтенное, но какъ можемъ мы ихъ прощать, когда насъ обижаютъ всѣ и каждый, на каждомъ шагу, когда мы обидно лишены нашихъ правъ, поруганы въ нашей чести и сознаніи -- поддонками нашего же народа? Намъ не до прощенія обидъ, когда мы самое право жизни должны покупать цѣною униженія. Разумѣется, Италія отвергнетъ дуэли, когда она составитъ свободный народъ, и мы вступимъ въ прямое пользованіе нашими правами, которыя признаютъ за нами и другія страны, но въ наши дни угнетенія, произвола и привилегій -- я стою за дуэли -- при рѣшеніи частныхъ споровъ.

Когда гондолы дошли до условленнаго мѣста, то противники и ихъ секунданты вышли на песчаное прибрежье. Шаги были отмѣрены, пистолеты осмотрѣны секундантами и вручены князю и Морозини. Оставалось только Атилліо подать знакъ троекратнымъ ударомъ въ ладоши, и противники могли сходиться и стрѣлять.

Уже два раза ударилъ въ ладоши Атилліо, какъ вдругъ съ мѣста, гдѣ стояли гондолы, послышался крикъ: остановитесь! и вслѣдъ за нимъ между соперниками появился сѣдой какъ лунь гондольеръ, и обратился къ нимъ со словами увѣщанія и скорби, не проливать безъ нужды дорогую итальянскую кровь, которая можетъ еще понадобиться отечеству. Старикъ говорилъ горячо и настойчиво, но слова его оказались безполезны. Его попросили удалиться, и условные сигналы снова были повторены. При третьемъ сигналѣ послѣдовали выстрѣлы: пуля князя задѣла плечо Морозини съ правой стороны; показалась кровь, но рана была легкая и поверхностная. Противникъ его, очевидно обладавшій большею долею хладнокровія, выстрѣлилъ послѣ, на весьма близкомъ разстояніи, и пуля поразила князя въ самое сердце, такъ что онъ тотчасъ же, какъ снопъ, свалился на песокъ.

Когда слухъ о его смерти достигъ до Рима, это конечно доставило немало удовольствія куріи.

Смерть и погребеніе, всегда напоминаютъ извѣстную поэму нашего великаго Уго Фосколо, представляющую торжественный гимнъ въ честь умершихъ. Прославлять доблести мертвыхъ -- дѣло полезное для возбужденія въ живыхъ желанія имъ подражать. Но я въ то же время врагъ той роскоши и помпы, какими окружаютъ патеры церемоніалъ погребенія людей богатыхъ или могущественныхъ. Эта роскошь похоронъ противна самой идеи смерти -- равенства бѣднаго и богатаго, одинаково обращающихся въ прахъ. Тщеславіе и пышность похоронъ возмутительны и даже смѣшны (хотя смерть не должна бы была ни въ какомъ случаѣ давать поводъ къ смѣху), особливо въ тѣхъ случаяхъ, когда смерть погребаемаго доставляетъ только удовольствіе для жадныхъ наслѣдниковъ и съ общимъ равнодушіемъ принимается посторонними.

Но верхомъ безобразія -- я считаю наемныхъ плакальщицъ, которыхъ я видѣлъ самъ въ Молдавіи на похоронахъ одного боярина, и которыя вѣроятно водятся и въ другихъ странахъ. Слезы за деньги -- что можетъ быть отвратительнѣе этого, слезы, когда въ душѣ нѣтъ никакой скорби, а между тѣмъ плакальщицы, которыхъ я видѣлъ, обливались слезами, захлебывались отъ рыданій. Онѣ напоминали мнѣ тѣхъ парламентскихъ одобрителей, которые за деньги, полученныя ими, считаютъ своимъ долгомъ выражать свой восторгъ и кричать браво, при каждой рѣчи министровъ или другихъ правительственныхъ ораторовъ, какую бы дребедень ни приводили они въ этихъ рѣчахъ.

На похоронахъ князя Т. тоже не обошлось безъ большой и равнодушной толпы. Званіе покойнаго послужило, какъ это всегда бываетъ, приманкою для зѣвакъ. Среди равнодушныхъ проводниковъ князя, были дѣйствительно разстроены только Муціо, Атилліо и Гаспаро (Ораціо и Ирена ничего не знали; друзья съумѣли скрыть отъ нихъ извѣстіе о его смерти). Гаспаро просто рыдалъ.

Плакалъ онъ потому, что успѣлъ въ послѣднее время привязаться всею душою къ покойному, и цѣнилъ въ немъ человѣческое къ себѣ отношеніе.

Какъ легко аристократіи привязывать къ себѣ народъ, при малѣйшемъ ея желаніи этого. Какъ легко богатымъ людямъ, помогая несчастнымъ и обойденнымъ, даже небольшими средствами, пріобрѣтать себѣ приверженцевъ и друзей. Я часто объ этомъ думаю и удивляюсь, почему есть еще столько знатныхъ и богатыхъ людей, которые просто изъ небрежности не заботятся о народной любви. Я знаю, что между богатыми въ наше время весьма много людей, а особенно женщинъ, отличающихся высокою степенью сострадательности и милосердія, но къ несчастію, число ихъ все-таки ничтожно сравнительно съ количествомъ нуждающихся. А сколько еще между богачами и такихъ, которые не только равнодушны къ страданіямъ бѣдняковъ, но еще съ какимъ-то злорадствомъ стараются ихъ обижать, угнетать, преслѣдовать.

Конечно, улучшать положеніе бѣдныхъ прежде всего дѣло правительства, но ему, какъ всѣмъ извѣстно, не до того...

Богатые классы могли бы пособить этому злу, еслибы жертвовали на это дѣло хотя какую ни будь часть своихъ излишковъ. И тогда бы не существовало того возмутительнаго контраста, какой на каждомъ шагу представляетъ современное общество, когда рядомъ съ человѣкомъ, нуждающимся въ самомъ необходимомъ, едва не умирающимъ съ голода, видишь человѣка, незнающаго что дѣлать съ своими избытками и впадающаго въ хандру отъ пресыщенія.

Погребальный поѣздъ приблизился къ кладбищу. Гробъ опустили въ могилу и не нашлось ни одного голоса, который сказалъ бы хоть слово въ память покойнаго. Бѣдный князь, при всемъ своемъ желаніи дѣлать добро, не успѣлъ еще ничего сдѣлать, сраженный преждевременной смертью... Что же можно было сказать о его добротѣ и доблестяхъ, проявить которыя онъ не имѣлъ даже и времени?

Иренѣ и Ораціо -- о смерти князя объявилъ отшельнввъ, когда Атилліо и Муціо уже вернулись съ похоронъ, объяснивъ имъ, что это было отъ нихъ скрыто для того, чтобы избавить Ирену отъ лишняго страданія. Новость эта поразила Ирену глубокою скорбью. Со смертью брата она дѣлалась наслѣдницею всѣхъ его богатствъ, но ни она, ни Ораціо объ этомъ даже и не вспомнили. А между тѣмъ въ Римѣ -- патеры, увѣдомленные телеграммою о случившемся, озаботились уже конфискаціею домовъ князя, находившихся на территоріи папской области. Поспѣшность ихъ, впрочемъ, весьма понятна, если взять въ соображеніе, что люди этого рода обязаны самымъ своимъ званіемъ особенно дорожить тѣми сокровищами, которыя не міра сего.