1-го іюня.
Въ четыре часа дня я, согласно условію, у M. А. Стаховича.
Новое двухъ-этажное зданіе на углу среди строящихся, застроенныхъ и еще незастроенныхъ пустырей. На каждомъ шагу слѣды постройки -- груды разбросанныхъ матеріаловъ, запахъ дерева, краски, свѣжей извести.
На улицѣ передъ домомъ -- столъ, на немъ самоваръ, нѣсколько сестеръ пьютъ чай. Чистая скатерть, блестящій самоваръ, домовитость -- всѣ признаки присутствія жещины, безъ которой все это скоро пріобрѣтетъ тотъ невкусный и грязный отпечатокъ, который такъ умѣютъ придавать всему всѣ эти очень симпатичные, очень милые, но большіе пачкуны и неряхи -- денщики.
Я поднимаюсь по деревянной лѣстницѣ во второй этажъ и вхожу въ большую комнату съ обѣденнымъ столомъ, за которымъ сидитъ очень много народа. Это англійскій файвъ-о'клокъ -- часъ чаепитья -- и пьютъ его вмѣстѣ всѣ представители сосѣднихъ общинъ. Тутъ представители и "Краснаго Креста", и всероссійскаго дворянства, и земства, и городовъ.
-- Всѣ дворянства?
-- Нѣтъ,-- угріомо отвѣчаетъ какой-то мрачный на видъ господинъ и смотритъ въ упоръ напряженнымъ взглядомъ своихъ большихъ, красивыхъ глазъ.
Онъ молчитъ нѣкоторое время и нехотя продолжаетъ:
-- Здѣсь вы можете наблюдать довольно странное явленіе: всѣ такъ называемые либералы -- всѣ какъ одинъ здѣсь на работѣ, а тѣ, которые кричатъ о сочувствіи, о святомъ дѣлѣ роднны, объ охранѣ устоевъ, благоразумно дома сидятъ. Пожертвованія деньгами, личнымь трудомъ -- все это... Они сочувствуютъ родинѣ, и это сочувствіе такъ цѣнно, что они еще не подобрали того сосуда, который достоиинъ, былъ бы... Тьфу!
-- Да бросьте вы...
-- Я ни бросилъ, не глотать же: муха, да еще дохлая, попала...
-- Сегодня наше собраніе не полное: доктора на работѣ; пора и намъ. Хотите посмотрѣть?
Мы переходимъ изъ дома въ домъ. Вездѣ кипитъ работа, и снаружи и внутри. Радостныя, возбужденныя лица. Привѣтлиныя лица докторовъ, сестеръ. Бѣлыя стѣны, ряды желѣзныхъ кроватей подъ чистыми лѣтними одѣялами; на чистомъ бѣльѣ лежатъ раненые. Удовлетвореніе, покой, радость отъ этой человѣческой обстановки. Еще бы! Полтора мѣсяца не мылись въ банѣ. Теперь вымытые, съ перевязанными ранами.
Въ свѣтлой комнатѣ, окруженный своимъ штатомъ, осматриваетъ, перевязываетъ больныхъ докторъ Постниковъ. Безъ всякихъ прерогативъ власти -- добровольно признанная всѣми власть и сила. Эта сила, избытокъ силы, энергія, радость жизни и дѣла чувствуется во всемъ, лучами распространяется на все окружающее: свѣтлѣе комната, рельефнѣе это сильное, красивое, теперь обнаженное тѣло, насквозь въ грудь пробитое пулей.
-- Видите, только черныя точки съ входной и выходной стороны: черезъ недѣлю хочетъ уже шагать въ строй. Такъ?
-- Такъ точно, такъ что товарищи тамъ.
-- Ну, съ Богомъ... Слѣдующій!
На чистой рубахѣ у многахъ раненыхъ новенькіе георгіевскіе кресты.
-- А этотъ,-- говоритъ докторъ,-- бѣдняжка, не получилъ,-- ему надо было пойти и записаться, а онъ не зналъ.
-- Это ваша палата?
-- Да. У каждаго изъ насъ по палатѣ, и мы хозяева у себя.
Ищешь глазами солдатика, который хотѣлъ бы поговорить. Многіе читаютъ, большинство загадочно смотритъ, и какъ угадать, что у него тамъ подъ черепомъ, когда такъ смотрять на васъ эти глаза на темномъ загорѣломъ лицѣ.
-- Больно было?
-- Нѣтъ, не больно: щелкнуло, упалъ и не помню ничего.
-- Гдѣ ранены?
-- Вафангоу, Саймадцы, Сюянь.
-- Японцы хорошо дерутся?
-- Ловко!.. Какъ изъ земли вырастаютъ.
-- Куда ни повернись -- десять на одного всегда...
-- Побѣдимъ ихъ?
-- Что не побѣдить! Мало въ Россіи солдатъ? Вотъ привезутъ, уравняемся.
-- А штыка не принимаютъ?
-- Не принимаютъ: палятъ и палятъ.
Солдатъ этотъ раненъ навылетъ въ лицо около глазъ насквозь. Четыре сквозныхъ раны. Рана въ лопатку сквозная, съ выходомъ у бедра: какъ стрѣлялъ, наклонившись, такъ и пронзила его пуля.
А это отдѣленіе уже не раненыхъ -- у этого ревматизмъ, у того легкія, лихорадка. Ну, этихъ и спрашивать не о чемъ. Но такъ внимательно смотрятъ на меня маленькіе голубые глазки тщедушнаго солдатика, скрюченнаго ревматизмомъ.
-- Обозный, изъ-подъ Вафангоу.
-- До боя?
-- Нѣтъ, послѣ ужъ.
-- Видѣлъ бой?
-- Нѣтъ, за горой стояли,-- послѣ видѣли. 18 лошадей отобрали. Вмѣсто потника два одѣяла,-- одно, значитъ, спать ляжетъ, разстелетъ, а другимъ укроется. Три перемѣны бѣлья, консервы, двѣ тарелочки свинченныя, между ними -- рисъ вареный. Пальто длинное, теплое: имъ шутя воевать. Опять всѣ грамотные: у всѣхъ карты, записныя книжки. У нашихъ офицеровъ и половины нѣтъ противъ ихняго солдата: теперь вотъ только, которые запаслись изъ того, что подобрали послѣ нихъ. Кричатъ нашимъ казакамъ,-- многіе у нихъ по-русски говорятъ: "Вы что съ оглоблями, какъ при Ермакѣ,-- у насъ и палачи уже бросили,-- у насъ, видите, какія пули?" Ну, точно -- совѣстливыя пули. Которому непремѣнно умереть бы -- живетъ. Только кому въ лобъ да въ сердце,-- ну, сразу, безъ мученія.
Мы молча слушаемъ, слушаетъ вся палата; солдатикъ разсказывающій вздыхаетъ и берется опять за свою книжку,-- какой-то морской разсказъ Станюковича.
-- А тамъ вонъ заразный баракъ,-- говоритъ Николай Сгепановичъ.
-- Есть кто-нибудь?
-- Нѣтъ никого. Приносили одного китайца -- что-то въ родѣ солнечнаго удара -- два дня полежалъ, потребовалъ за это по рублю въ день поденной платы и ушелъ.
Всѣ сыѣются. Я смотрю на всѣ эти удовлетворенныя лица взявшихся за эту тяжелую, но благородную работу: Николай Степановичъ, Гучковъ, Стаховичъ, князь Долгорукій, графъ Олсуфьевъ, Скадовскій, всѣ эти милыя лица докторовъ, сестеръ.
-- Двадцать четыре рубля въ сутки стоила доставка раненаго до желѣзной дороги -- на рукахъ.
-- Всѣхъ такъ?
-- Ну... Пѣшкомъ, на двуколкахъ: это самое слабое наше мѣсто... Это только еще и напоминаетъ турецкую кампанію.
-- А въ остальномъ?
-- Небо и земля: на пятьдесятъ тысячъ кроватей приготовлено здѣсь, а подъ Систовонъ нѣсколько тысячъ раненыхъ лежали на землѣ, въ грязи, подъ трехдневнымъ дождемъ. Я видѣлъ тогда самъ, какъ пріѣхалъ докторъ: походилъ, походилъ и расплакался. Въ турецкую кампанію солдать приходилъ на ногахъ, приходилъ изнуренный уже, кормили дорогой тоже плохо, а вы видите пріѣзжающихъ сюда солдатъ,-- они подъѣзжаютъ къ самому мѣсту сраженія. За мѣсяцъ дороги онъ отдыхалъ, ѣлъ прекрасно. Вы пробовали пищу на этапахъ?
-- Нѣтъ.
-- Прекрасная: щи, каша безъ выгреба и два фунта мяса въ день, и результаты налицо: въ турецкой кампаніи десятки тысячъ заразныхъ больныхъ черезъ мѣсяцъ послѣ войны, а здѣсь четыре мѣсяца уже -- и заразныхъ нѣтъ.
XXXI.
2-го -- 5-го іюня.
Я выѣзжаю изъ Харбина въ Манчжурію. Эти дни я провожу въ сбществѣ инженеровъ. Большинство изъ нихъ -- строители этой линіи, пережили китайскіе безпорядки и сообщаютъ много интересныхъ свѣдѣній.
Такъ, между прочимъ, я узнаю, почему мѣста отъ Харбина и выше къ Манчжуріи пустынны, можно было приписать это солончаковатой почвѣ, слѣды которой, въ видѣ выжженныхъ бѣлесоватыхъ мѣстъ, кое-гдѣ мелькаютъ въ окнахъ вагона. Но оказывается причина другая. Большинство земель принадлежитъ здѣсь кочевымъ племенамъ монголовъ. До прихода русскихъ они слегка занимались еще хлѣбопашествомъ, сѣяли просо, гречиху, но съ приходомъ русскихъ бросили, такъ какъ затраты на хлѣбопашество не оправдались въ сравненіи съ тѣмъ заработкомъ, который получили они отъ русскихъ. Такъ было во время постройки. Теперь же монголы совсѣмъ откочевали отъ линіи желѣзной дороги и ушли въ таинственную глубь своихъ, совершенно еще не изслѣдованныхъ нѣдръ. Такъ закончилась начавшаяся было кратковременная дружба, и вся мѣстность отъ Харбина до ст. "Манчжурія", за немногими исключеніями, теперь пустыня. Теперь монголы одинаково не любятъ ни русскихъ ни китайцевъ, но менѣе враждебны все-таки къ китайцамъ.
Стѣснила монголовъ и проведенная дорога. Она отрѣзала ихъ отъ водопоевъ. Такъ, напримѣръ, на 240 верстъ отрѣзана р. Аргунь. Эта Аргунь начинается со ст. "Чжалайноръ", слѣдующей отъ ст. "Манчжурія". Если стоятъ лицомъ къ югу, то Аргунь протекаетъ по лѣвую сторону. Преданіе говоритъ, что прежде Аргунь брала начало изъ озера Чжалай-норъ, расположеннаго во правую сторону полотна дороги, въ 27-ми верстахъ отъ Чжалай-норъ. Громадное озеро, которое кормитъ своей рыбой монголовъ. И сейчасъ еще сохранился протокъ, который пазывается Мутный протокъ, соединяющій это озеро съ Аргунью. Но вода въ немъ бываетъ только весной, и тогда образуется и теченіе то изъ озера въ рѣку, то обратно. Такимъ образомъ прежде впадавшая въ этомъ мѣстѣ по лѣвую сторону полотна р. Хайларъ была только притокомъ Аргуня, вытекавшей изъ озера Чжалай-норъ, а теперь Хайларъ, являясь продолженіемъ той же Аргуни, называется уже Аргунью. И Аргунь такимъ образомъ дѣлаетъ около этого мѣста крутой заворотъ и вмѣсто запада течетъ уже на сѣверо-востокъ. Безконечные песчаные желтые бугры, виднѣющіеся изъ окна вагона, указываютъ слѣдъ Аргуня-Хайлара. Иногда она сама синѣетъ между ними. Туда къ сѣверу, гдѣ громоздятся горы, виднѣются уже нашъ берегъ Аргуни и первый русскій поселокъ. Въ томъ углу, между Аргунью и Шилкой, такой же невѣдомый еще край, какъ и вглубь Монголіи.
Я жадно ищу слѣдовъ монголовъ. Никакихъ почти слѣдовъ. Ни одного прирученнаго монгола на всемъ пути не сохранилось. Одинъ богатый монголъ, очень вліятельный среди своихъ, сдѣлался-было подрядчикомъ, но съ приходомъ отряда генерала Орлова бѣжалъ, испугавшись. Все имущество его погибло. Когда миръ былъ возстановленъ, строители помогли въ степи разыскать его. Нашли и привели, нищаго, оборваннаго. Но такъ и не удалось его приручить -- ушелъ въ свою Монголію и больше не возвращался. Память оставилъ по себѣ прекрасную и былъ очень полезенъ при сношеніяхъ съ монголами.
Имѣется только одинъ слѣдъ отъ монголовъ и очень трогательный. На протяженіи до тридцати тысячъ десятинъ по самымъ песчанымъ мѣстамъ -- рѣдко разсаженный сосновый лѣсъ. Этому лѣсу около шестидесяти лѣтъ. Цѣль посадки -- укрѣпленіе почвы. Первое столкновеніе было изъ-за этого лѣса, изъ-за перваго срубленнаго дерева.
Они долго волновались и не хотѣли пускать дальше изыскателей.
-- Это священный лѣсъ, мы своими руками садили его. Безъ него всю нашу степь засыпалъ бы песокъ, а вы пришли и рубите,-- горько упрекали они:-- уходите; мы не хотимъ васъ.
Имъ предлагали деньги.
-- Намъ не нужны деньги; у насъ есть скотъ, есть юрта, есть хлѣбъ: зачѣмъ намъ деньги? Намъ этотъ лѣсъ нуженъ. Мы поклялись никогда его не рубить, а вы рубите.
Когда у изыскателей вышла мука, они отказались продать, но дали взаймы съ тѣмъ, чтобы потомъ возвратили. За остановки и кормъ они не брали денегъ.
Но время сдѣлало свое. Большинство монголовъ откочевало, отказавшись отъ земель и денегъ. Но родъ Солота продалъ свою землю за деньги, за шестьдесятъ тысячъ рублей, прелестную долину р. Яла, имѣющую протяженіе 300 верстъ въ длину.
Несмотря на заботы желѣзнодорожной администраціи, понемногу исчезаетъ и священный лѣсъ.
А между тѣмъ опасность отъ разрастанія передвижныхъ песковъ большая, и всѣ эти песчаныя степи могли бы быть сплошь засажены сосновымъ лѣсомъ. Два дождливыхъ мѣсяца очень благопріятствовали бы посадкамъ, являясь даровой поливкой въ самое критическое для растенія время.
Монгольское племя разбито на отдѣльные роды. Во глазѣ каждаго рода стоитъ князь. Около десяти такихъ родовъ имѣютъ во главѣ объединяющаго ихъ князя. Совѣтъ изъ князей и представитель отъ богдыхана, китаецъ, управляютъ краемъ. Китайцы, по законамъ, селиться на монгольскихъ земляхъ не могугь.
При новомъ хозяинѣ Манчжурской дороги, законъ этотъ не соблюдается, и дорога, ставъ наслѣдникомъ всѣхъ этихъ земель, разрешаетъ селиться при соблюденіи строго обусловленнаго аренднаго договора.
XXXII.
Между станціей "Манчжурія" и Харбиномъ.
5-го іюня.
Чѣмъ больше я знакомлюсь съ этой громадной и сложной организаціей Китайской дороги, тѣмъ больше поражаюсь ея размѣрами.
Побѣдителей не судятъ, и надо признать, что все это устройство пригодилось полностью при теперешнихъ сложныхъ обстоятельствахъ. Почти трехсоттысячная армія вмѣстилась со всей своей сложной организаціей въ зданіяхъ, складахъ и вагонахъ этого гиганта, заползла въ его щели и совершенно незамѣтно, при чемъ -- никакого напряженія, непосильности, суеты, нервности.
Помѣщенія для пограничной стражи удовлетворили бы даже требовательности англійскаго солдата.
Говорятъ, генералъ Надаровъ, командующій тыломъ арміи, осматривая одно изъ такихъ помѣщеній, спросилъ:
-- На сколько человѣкъ?
-- На тридцать семь.
-- Тридцать семь? Но при надобности здѣсь и тысяча помѣстится!
Отвѣтъ одного пограничнаго солдата С. Ю. Витте также характеренъ:
-- Сверхъестественно хорошо, ваше высокопревосходительство.
Если за норму "естественно" принять обычный типъ нашихъ солдатскихъ помѣщеній въ Россіи, то выраженіе солдата совершенно правильно.
Надо видѣть эту картину, когда въ столовыхъ въ два свѣта обѣдаетъ эшелонъ человѣкъ въ девятьсотъ.
Свѣтло, чисто, просторно, и, пришло бы еще столько людей, хватило бы мѣста.
Въ сосѣднемъ помѣщеніи -- рядъ котловъ, высокихъ, закрытыхъ, каждый съ самостоятельной топкой; въ нихъ -- щи, каша.
Въ помѣшеніи рядомъ печи для печенія хлѣбовъ. Цѣлый рядъ печей, могущихъ выпекать въ сутки по двѣсти пудовъ хлѣба.
Смотришь на весь этотъ широкій размахъ и недоумѣваешь: что это? Только случайнай размахъ, или предвидѣлось то, что случилссь?
Если острить, то вѣдь хватитъ помѣщеніи даже на двѣ арміи: русскую и японскую въ Дальнемъ.
Всѣ эти успѣхи я лично не случаю приписываю, а проницательности людей, ознакомившихся съ краемь и понявшихъ, къ чему клонится все это дѣло.
Во всякомъ случаѣ, безъ всѣхъ этихъ широкихъ затѣй нашей арміи пришлось бы считаться съ непредвидѣвными препятствіями.
Да и солдатъ былъ бы не тотъ, что теперь пріѣзжаеть. Отдохнувшій, сытый, упитанный,-- какъ говорятъ доктора.
Не чета изнуренному уже за дорогу турецкой кампаніи. Но тамъ вѣдь, приходя, люди прямо и ложились въ тифозные бараки.
А помѣщенія для больныхъ?
На 15.000 человѣкъ уже готово, а всего будетъ приготовлено на пятьдесятъ. Рядомъ со всѣми этими выстроенными строятся теперь еще цѣлые города. Это для зимы.
Въ общемъ такое впечатлѣніе: дорога -- это гиганть, мощный и сильный. Двадцатифунтовый рельсъ лежитъ на прекрасномъ балластѣ съ галькой. По этому рельсу громадной силы паровозъ тянетъ сорокъ груженыхъ вагоновъ. Этихъ вагоновъ и паровозовъ множество.
Забайкальскія, сибирскія дороги -- дѣти, карлики въ сравненіи съ этимъ гигантомъ. Случайно или нѣтъ, но, какъ видимъ, расчетъ оправдался, и будемъ справедливы: воздадимъ должное.
-----
Вчера, сегодня и завтра -- китайскій весенній праздникъ. На работахъ эти дни нѣтъ китайцевъ. Начинается, впрочемъ, время, когда и вообще мало будетъ рабочихъ изъ китайцевъ,-- ихъ все больше будутъ отвлекать полевыя работы. Уже и теперь выгрузка съ вагона дошла до 5 руб. 60 коп. за вагонъ.
Но въ праздникъ китаецъ ни за какія деньги не работаеть. И всего-то три праздника у нихъ въ году. Въ своихъ праздничныхъ одеждахъ они ходятъ другъ къ другу въ гости, смотрятъ на проходящіе поѣзда, играютъ въ карты и шахматы.
Есть предположеніе, что всѣ игры пошли отъ китайцевъ. Знатоки китайской жизни разсказываютъ мнѣ, что всѣ наши игры существуютъ и у китайцевъ, но у китайцевъ замыселъ шире и интереснѣе. Шахматы у нихъ безъ королевы,-- вмѣсто нея два пажа. Вмѣсто двухъ рядовъ фигуръ -- три: пѣшки, конннца и фигуры. Посреди доски -- рѣка. Однѣ фагуры могутъ переходить рѣку, другія нѣтъ. Пѣшка, перешедшая рѣку, нолучаетъ право ходить и вбокъ. Конница можетъ брать только черезъ препятствіе, а открытыхъ фигуръ брать не можетъ.
Китаецъ очень любить игры и очень азартенъ. Онъ очень бережливъ, годами будетъ копитъ, недоѣдать, недосыпать, но подойдетъ случай -- и въ азартѣ онъ сразу спустить все. Русскіе торговцы уже знаютъ эту слабую сторону китайцевъ, и аукціоны, распродажи всегда привлекаютъ толпу.
Нa одной станціи я видѣлъ мальчика-китайца, въ парадномъ расшитомъ платьѣ, въ шляпѣ въ родѣ шлема, съ краснобурымъ хвостомъ и cъ стекляннымъ шарикомъ наверху. Это капитанъ: отецъ купилъ ему этотъ чинъ, стоящій 500 рублей. Отецъ бѣдно одѣтый китаецъ, въ голубомъ халатѣ, ведетъ за руку своего капитана лѣтъ семи. И какое счастье на лицѣ отца! Мальчикъ тупо смотрить на проходящій теперь мимо нашъ воѣздъ.
На 441-й верстѣ было сегодня ночью покушеніе на пограничнаго солдата, караулившаго мостъ. Выстрѣломъ онъ раненъ въ руку. Виновный скрылся.
-- Какая цѣль?
-- Кто жъ это покушался? Китаецъ?
-- Нѣтъ. Китайцы теперь мирно настроены. Доказательство -- нашь курсъ: ланъ -- 1 рубль 40 копеекъ, а въ началѣ войны былъ 1 рубль 80 копеекъ.
-- А до войны?
-- До первой 1 рубль 12 копеекъ, а передъ этой войной 1 рубль 25 копеекъ.
-- Можетъ-быть, монголъ покушался?
-- Можетъ-быть. У монголовъ какое-то броженіе идетъ, но противъ насъ или китайцевъ -- еще не выяснено. Вотъ въ полѣ, верстахъ въ шестидесяти отъ Хайлара, будетъ ихъ ярмарка, тогда кое-что узнаемъ.
XXXIII.
Харбинъ, 6-го іюня.
Сегодня я опять въ Харбинѣ. Я узналъ рядъ непріятныхъ новостей съ юга. Послѣ удачнаго дѣла генералъ Штакельбергъ и его первый корпусъ отступаютъ все время къ сѣверу, все время съ боемъ, съ большими потерями.
Въ "Харбинскомъ Вѣстникѣ" -- увѣдомленіе, что пять санитарныхъ поѣздовъ везутъ сюда раненыхъ. Вытребовано отсюда 60 офицеровъ для комплектованія выбывшихъ изъ строя. Раненъ генералъ Гернгроссъ, и это печальное обстоятельство ввергло почитателей его въ большое уныніе. У генерала Гернгросса почитателей много, и ему предсказываютъ блестящую будущность.
-- Во всякомъ случаѣ,-- утѣшаютъ себя его почитатели,-- если и раненъ, то въ строю останется.
Слухи разнорѣчивы: одни говорятъ -- остался, другіе,-- что не могъ остаться.
Какъ ни печальны на первый взглядъ дѣла на югѣ съ первымъ корпусомъ, но военные люди видятъ и хорошую сторону во всемъ этомъ: три дивизіи какъ-никакъ отвлечены отъ Портъ-Артура. Теперь опасносль грозитъ первому корпусу со стороны арміи Куроки съ востока. Если Далинскій перевалъ, находящійся въ нашихъ рукахъ и представляющій собою ключъ въ Хайчену, будеть взять Куроки или обойденъ, то дорога на Хайченъ открыта, и тогда первый корпусъ будетъ отрѣзанъ. Но тогда и отрядъ японскій очутится между двумя нашими: первымъ корпусомъ и правымъ корпусомъ арміи геперала Куропаткина. Какъ все это произойдетъ въ дѣйствительности, покажеть близкое будущее, если, конечно, не помѣшаетъ періодъ дождей. Говорятъ, впрочемъ, что врядъ ли въ этомъ году дождливый періодъ будетъ опасенъ: дожди все время идуть понемногу, а это признакъ хорошій, такъ какъ средняя норма выпадающей влаги здѣсь довольно постоянна.
Сегодня я случайно встрѣтилъ въ Харбинѣ одного хоротаго знакомаго, котораго давно потерялъ изъ виду. Оказывается, онъ здѣсь уже семь лѣтъ и собралъ богатый матеріалъ по исторіи колонизаціи нами этого края. Уже судя по отрывочнынъ фразамъ, матеріалъ этотъ дѣйствительно представляетъ большую цѣнность, и я обѣщаю ему пріѣхать еще разъ въ Харбинъ и познакомиться съ его матеріаломъ, со многими интересными людьми этого города, со всей наконецъ широкой организаціей дѣятельности желѣзгой дороги. Какихъ сторонъ жизни ни касается здѣсь дорога! Начальникъ дороги въ то же время и губернаторъ. Начальникъ ремонта -- онъ же и предсѣдатель городского совѣта, который началъ съ того, что создалъ совершенно особый уставъ законовъ для города Харбина, примѣнимый къ мѣстнымъ условіямъ.
Въ Харбинѣ существовалъ, между прочимъ, особый поселокъ -- еврейскій. Самый дисциплинированный поселокъ между прочими. Евреи очень зорко слѣдили за своими сочленами и неподходящихъ сама выдавали въ руки правосудія. Теперь, какъ извѣстно, евреямъ воспрещенъ пріѣздъ въ Манчжурію.
Въ вѣдѣніи дороги -- и совмѣстный судъ съ китайцами. Но слѣдственная часть -- въ рукахъ китайцевъ, и подсудимый является на судъ уже измученный пытками,-- по законамъ Китая слѣдователь судья долженъ во что бы то ни стало открыть истину, и, пока пытки не вынудятъ несчастнаго принять на себя какую угодно вину, самолюбіе судьи не удовлетворится.
Въ дѣятельности же дороги относится и сельскохозяйственная часть на полосѣ отчужденія. Для этого имѣеіся спеціальный, особый помощникъ.
Кстати. Я писалъ о монгольскомъ племени Солота, которое владѣло долиною рѣки Ялъ (не Ялу, а Ялъ -- къ сѣверу отъ Харбина), протяженіемъ 300 верстъ. Оказывается, что всего отчуждено земли по этой долинѣ свыше шестисотъ тысячъ десятинъ и не за 60 тысячъ, а за 12, т.-е. по двѣ копейки за десятину.
Въ вѣдѣніи же дороги находятся и дипломатическія сношенія съ китайцами и монголами.
Завтра пріѣдетъ съ визитомъ одинъ крупный монгольскій князь. Его земли -- около станціи "Монголъ" (сто верстъ сѣвернѣе Харбина). Онъ пріѣдетъ къ начальнику дороги съ визитомъ, благодарить за содѣйствіе. У этого князя вышли какія-то недоразумѣнія съ пограничной стражей. По просьбѣ начальника дороги, командующій пограничной стражей приказалъ сдѣлать разслѣдованіе, и князю возвратили отнятыя оружіе и имущество. Завтра онъ пріѣзжаетъ, чтобы поблагодарить и командующаго пограничной стражи и начальника дороги.
Это -- первый визитъ со стороны монголовъ. Я буду присутствовать на немъ и завтра напишу.
Завтра же я буду присутствовать при отвѣтномъ визитѣ новому китайскому дзянь-дзюню (губернаторъ).
Только-что мнѣ сообщили, что въ Харбинъ пріѣхалъ офицеръ, пробившійся съ тремястами солдатъ изъ Портъ-Артура черезъ весь Квантунскій полуостровъ, чрезъ всю японскую армію. Говорятъ, онъ потерялъ при этомъ 80 солдатъ. Сегодня меня обѣщаютъ познакомить съ этимъ офицеромъ.
ХХXIV.
6-го іюня.
Чтобы достигнуть единства дѣйствій, при сношеніяхъ по вопросамь отчужденія и другимъ вопросамъ, было предложено дорогой назначить отдѣльнаго дзянь-дзюня для сношеній. Для его житья было отведено мѣсто и даны деньги. На эти деньги и выстроился прежній дзянь-дзюнь. Теперь онъ переведенъ цицикарскимъ дзянь-дзюнемъ, и это считается большимъ повышеніемъ. Мы же дѣлали визитъ новому.
Надо было пройти три двора. Передъ первыми воротами выстроенъ щитъ. Это противъ злыхъ духовъ. Злые духи летаютъ только по прямымъ направленіямъ, и такимъ образомъ щитъ являлся преградой и защитой всего помѣщенія отъ такихъ злыхъ духовъ.
У первыхъ воротъ лежалъ китайскій часовой, тутъ же лежало и его ружье.
Въ воротахъ во обѣимъ сторонамъ стояли алебарды, мечи на палкахъ, серповидные мечи. Сзади нихъ на насъ смотрѣла стража въ длинныхъ черныхъ халатообразныхъ костюмахъ съ желтыми рисунками ниже пояса.
У вторыхъ воротъ, красныхъ (первыя черныя), стояли два европейскихъ кресла.
Изъ третьихъ воротъ къ намъ навстрѣчу шелъ дзянь-дзюнь, высокій, худой, съ усами, съ розовымъ шарикомъ на шляпѣ. Немного сзади шелъ за нимъ чиновникъ, маленькій, плотный, съ синимъ шарикомъ.
Лицо старшаго -- умное, ласковое. Лицо его спутника -- смышленое, подвижное. Онъ всегда насторожѣ, и называютъ его "дипломатъ". Человѣкъ себѣ на умѣ и, вѣроятно, умѣющій усладить свою жизнь. Изъ тѣхъ, которымъ по-русски, лаская, говорятъ: шельма.
Мы двумя руками жмемъ другъ другу руки и идемъ сперва въ переднюю, а затѣмъ налѣво, въ столовую. Обыкновенный длинный столъ застланъ бѣлой схатертью. Вѣнскіе стулья. Въ углу японская ширмочка.
Насъ усаживаютъ за столъ, капитаны намъ прислуживаютъ.
Подаютъ чай, мармеладъ, печенья.
Немного погодя изъ-за ширмочки выносять три полубутылки шампанскаго.
Съ бокаломъ въ рукахъ, китайскій генералъ говоритъ рѣчь.
Я слѣжу за выраженіемъ лицъ его молодыхъ капитановъ: неподдѣльное удовольствіе и даже восторгь. Очевидно, генералъ мастеръ говорить, недаромъ онъ юристъ и недавній предсѣдатель китайскихъ законовъ. Но переводчикъ передаетъ только экстрактъ его рѣчи: генералъ желаетъ намъ всего дучшаго.
-- Долго ли продолжится война?
-- Этого никто не знаетъ, но, конечно, война наноситъ неисчислимые убытки всѣмъ. И развѣ только китайцамъ? Всему міру, и веселый дипломатъ смотритъ на всѣхъ насъ своими рачьими глазами; его щеки надуваются, и не поймешь, хочетъ ли онъ быть веселымъ или грустнымъ. Только въ одномъ мѣстѣ онъ не выдержалъ: когда заговорили о томъ, что желѣзная дорога оживила какой-то ихъ городъ.
-- Это старинный городъ, и никакого вліянія дорога не произвела на него.
-- На торговлю не произвела?
-- И торговля, какой была, такой и осталась.
Говорилось это голосомъ безразличнымъ, но чувствовалось какое-то пренебреженіе и къ дорогѣ и къ нашему самомнѣнію. Воображали, что дорога могла имѣть какое-нибудь вліяніе: никакого, такъ и запишите.
-- Мы когда-то владѣли вами двѣсти лѣтъ.
-- Когда?
-- А Чингисъ-ханъ?
-- Да, но Чингисъ-ханъ -- монгодъ.
-- Да, но мы владѣли монголами. Русскіе и косы носили.
-- Когда?
-- Онъ, говоритъ, видѣлъ картинки -- русская царица, а кругомъ солдаты съ косами.
-- А, да. Это Екатерина II.
Мы ѣдемъ домой и читаемъ свѣжія телеграммы. Предполагавшійся бой подъ Гайчжоу отмѣняется: позиціи у Хайчена лучше.
-- Значитъ, Куропаткинъ тянеть ихъ еще на сѣверъ. Я совершенно раздѣляю и понимаю его политику.
Это говоритъ полковникъ Хорватъ, начальникъ Восточно-Китайской желѣзной дороги. Это крупная фигура,-- спокойная и увѣренная, съ большимъ административнымъ тактомъ, кумиръ всѣхъ своихъ сослуживцевъ.
-- Я знаю текинцевъ, бухарцевъ, персовъ, кавказцевъ, вижу теперь китайцевъ, видѣлъ японцевъ, знаю нашихъ русскихъ. Ѣдешь на дрезинѣ: всѣ они, кромѣ русскаго, рванутъ горячо, но проѣхали пять верстъ, и вся сила вышла.
Полковникъ показываетъ на животъ.
-- Все зависить отъ этой машины. Большая машина -- надолго хватитъ, а если туда положить горсточку рису, что жъ выйдетъ? Вспышка! А стануть за дрезину русскіе и попрутъ. И пять верстъ и тридцать. Правда, духъ будетъ, но прутъ и пругь,-- только задайте въ машину, а машина большая,-- прямая кишка длиннѣе на полъ-аршина противъ другихъ народовъ. Вотъ Куропаткинъ, зная эту машину, и вымариваетъ на всѣ лады японца: всѣ соки выжметъ изъ него, изнервиничается онъ вконецъ, и тогда начнетъ бить. Линію онъ свою выводитъ твердо; недаромъ говорилъ, уѣзжая: терпѣнье, терпѣнье. И войска отлично понимаютъ эту тактику. Вы видѣли духъ солдатъ? Всѣ эти раненые назадъ рвутся, а повѣрьте, не вѣрили бы въ дѣло, только бы ихъ и видѣли.
Вѣра въ дѣло у всѣхъ внѣ сомнѣнья: точно по насъ бьютъ.
-- Вотъ только что у насъ не въ соотвѣтствіи,-- говорить полковникъ, возвращаясь къ дѣламъ своей дороги.-- Идетъ воинскій поѣздъ, а по количеству груза онъ везетъ только половину того груза, который могъ бы везти. Всѣ эти телѣги на колесахъ завимаютъ массу мѣста, а весь вѣсъ вмѣсто 750 пудовъ выходитъ 150 пудовъ. Относительно платформъ я уже предложилъ загружать ихъ рельсами, а сверху ставить эти телѣги. Но и относительно крытыхъ вагоновъ: восемь лошадей, вѣдь это всего 200 пудовъ: надо и тамъ какія-нибудь приспособленія придумать. Вѣдь въ каждомъ поѣздѣ мы не довозимъ такимъ образомъ двѣнадцать тысячъ пудовъ. Вотъ и считайте: восемь поѣздовъ -- сто тысячъ пудовъ въ сутки, въ мѣсяцъ три милліона, въ четыре мѣсяца, что возимъ,-- двѣнадцать милліоновъ. Это весь интендантскій грузъ, весь нужный намъ для дороги грузъ, всѣ нужныя здѣсь для новыхъ дорогъ рельсы. А такъ вѣдь и до зимы не дождемся.
Конечно, это очень вѣрная мысль. Слѣдовало бы и сейчасъ ею заняться, а во всякомъ случаѣ -- обсудить этотъ вопросъ для будущаго насущно необходимого. И несомнѣнно, что комбинаціей разныхъ грузовъ, двойныхъ половъ, можно много лишняго груза перевозить тѣми же поѣздами.
-----
Харбинъ, 7-го іюня.
Сегодня состоялся визитъ монгольскаго князя. Старикъ боленъ и прислалъ сына.
Это двадцатидвухлѣтній юноша, слегка обрюзгшій, безъ усовъ и бороды, съ добродушными черными, довольно большими глазами, въ формѣ генерала китайской службы. На головѣ у него конусомъ соломенная шляпа, которая заканчивается розовымъ шарикомъ. Заднюю половину шляпы закрываетъ родъ гривы краснаго цвѣта. Эта грива спускается немного ниже полей шляпы. Все генеральство и заключается въ этомъ розовомъ шарикѣ. Бѣлый шарикъ -- чинъ капитана. Синій среднее между бѣлымъ генераломъ и капитаномъ. Спутникъ князя съ сухимъ, умнымъ лицомъ, бритый, лѣтъ сорока, имѣлъ синій шарикъ.
Остальной костюмъ обыкновенный китайскій: короткая изъ коричневаго шелка кофта на застежкахъ сбоку, выпущенная ниже этой кофты изъ свѣтлаго шелка одежда -- родъ подрясника до икръ, наконецъ обычныя китайскія туфли,
Третьимъ былъ переводчикъ.
Всѣ пожали другъ другу руки и сѣли.
Подали чай, мармеладъ, печенье.
Я забылъ упомянуть о подполковникѣ пограничной стражи Хитрово, пріѣхавшемъ съ княземъ. Это тотъ самый подполковникъ, которому было поручено разслѣдованіе и благодаря которому истина открылась и князь все свое добро получилъ обратно.
Молодой князь сидѣлъ, добродушно и слегка осовѣло посматривая на насъ, улыбался, курилъ предложенную ему папиросу и лаконически отвѣчалъ на вопросы.
Кое-что интереснаго узнаёмъ о ихъ управленіи. При каждомъ князѣ состоятъ выборные отъ народа -- они называются старшинами. Они собственно и управляютъ, а князья царствуютъ. Въ главномъ совѣтѣ тоже старшины и при представителяхъ китайской власти они же.
Главная распря кктайскихъ властей съ князьлми изъ-за земель. Пахотныя земли подлежатъ большому обложенію со стороны китайскаго государства. Поэтому князья предпочитаютъ сдавать землю негласно, безъ заключенія формальнаго договора, о которомъ узнаютъ китайцы. Но такъ какъ народъ противъ уменьшенія пастбищъ, то практикуются доносы на такихъ князей. Въ результатѣ слѣдствіе, а иногда смѣщеніе князя. Его родовыя права остаются, но власти онъ лишается.
-- Спросите, гдѣ князь остановился, гдѣ отдать ему визитъ? -- просили мы переводчика.
-- Князь сейчасъ же уѣзжаетъ, потому что, если остановиться, то надо дѣлать тогда визиты и китайскимъ властямъ, а это не входило въ его планы,-- отвѣтилъ тотъ, поговоривъ съ княземъ.
Визитъ продолжался съ полчаса. Мы проводили гостей до калитки. Это было оцѣнено ими, они очень сердечно жали намъ руки.
У монголовъ одно большое достоинство: они никогда не врутъ.
Общее впечатлѣніе въ пользу гостей: безъ рисовки, очень скромные, простые. Молодой князь красивъ и даже изященъ въ своемъ костюмѣ. Надо умѣть носить его, надо умѣть ходить въ немъ. И можно ходить красиво и съ достоинствомъ. Такъ и ходилъ князь. Такъ ходили, вѣроятно, наши сановитые предки.
Проводивъ монгольскаго князя, мы поѣхали съ визитомъ къ дзянь-дзюню.
XXXV.
Отъ Харбина до Ляояна.
8-го іюня.
Громадное большинство раненыхъ солдатъ вполнѣ сознаютъ значеніе гуманныхъ пуль японцевъ, но встрѣчаются и исключенія.
Доктора разсказывали мнѣ, что попадаются солдатики, которые мечтаютъ о напильникахъ, чтобы подпиливать пули и усиливать такимъ образомъ ихъ силу. Въ общемъ это явленіе исключительное, желаніе людей исключительно невѣжественныхъ, неграмотныхъ. Они ссылаются на солдатъ изъ какого-то вольнаго отряда: только бы начальство не узнало...
Пишу объ этомъ не для того, чтобы передавать сплетни, а чтобы предупредить самое начальство для борьбы путемъ увѣщаній со зломъ. Начальство и духовенство.
Сегодня мы ѣдемъ дальше. Монгольскія земли позади. Слѣдовало бы въ удобное время помочь монголамъ создать самостоятельное государство, выговоривъ за это свободную колонизацію ихъ пустующихъ земель русскими всѣхъ націовальностей, путемъ вольной покупки земель, минеральныхъ богатствъ, съ такой же свободой этихъ колоній, какой пользовался Харбинъ при своемъ устройствѣ. Какъ ярко бы вспыхнула здѣсь жизнь: прекрасная почва, соленыя озера, залежи охры, каменнаго угля.
На станціи Джалайпоръ уже разрабатываются желѣзной дорогой каменноугольныя кори. По всей линіи въ четырехъ мѣстахъ уже идетъ такая разработка. Есть уголь выше японскаго. Въ ближайшемъ будущемъ будетъ вырабатываться 24 милліона пудовъ въ годъ. Дорога снабдитъ и себя и флотъ.
Чѣмъ больше вникаемъ, тѣмъ больше удивляешься разнообразной дѣятельности желѣзнодорожной администраціи здѣсь. Вотъ ужъ піонеры цивилизаціи!
Да это цѣлое государство, начальникъ дороги -- глава государства.
Врядъ ли что-нибудь другое можно было бы и создать, разъ Манчжурія со своимъ Мукденомъ,-- та же наша Москва,-- принадлежитъ другому государству. Для жителей этого государства постановленія нашего правительства будутъ и непонятны и незаконны. И, напротивъ, вполнѣ понятны и законны права хозяина предпріятія и вытекающія отсюда полномочія приказчиковъ этого предпріятія на полосѣ отчужденія, по размѣрамъ своимъ составляющей государство большее, чѣмъ, напримѣръ, Бельгія.
Въ интересахъ успѣшной колонизаціи края я не вижу ничего въ этомъ дурного. Вольные казаки да бѣглые крѣпостные люди создали намъ Новороссію и все побережье Чернаго моря.
Вольный Ермакъ подарилъ намъ Сибирь, и не надо стѣснять и забывать этихъ нашихъ основныхъ историческихъ традицій вольныхъ поселеній.
Съ нами въ поѣздѣ ѣдетъ сегодня изъ Россіи очень интерееный человѣкъ -- инженеръ Николай Александровить Демчинскій. Онъ ѣдетъ корреспондентомъ отъ "Биржевыхъ Вѣдомостей" на прекрасныхъ условіяхъ.
Раньше мнѣ никогда не приходилось встрѣчаться съ H. А.
Это подъ машинку остриженный, плотный, 53 лѣтъ человѣкъ, съ небольшой, уже бѣлой бородкой. Первое впечатлѣніе -- какой-то сѣрый налетъ старика. Впечатлѣніе это, впрочемъ, быстро уступаетъ другому. Изъ этого сѣраго тумана ярко выступаетъ вполнѣ сохранившееся лицо, глаза, мозгъ, чувства человѣка, живущаго, волнующагося, отзывчиваго. Для такихъ старости нѣтъ, и предѣльный возрастъ, до котораго они достигаютъ въ жизни,-- молодость, вѣчная молодость чувства и полная зрѣлость ума. Можетъ-быть, гемороидальный чиновникъ и станетъ отвергать эту зрѣлость ума, но вѣдь и за такимъ чиновникомъ, можетъ-быть, не всѣ признаютъ его даже и внушенный канцеляріей умъ.
Сколько учился этотъ человѣкъ: два факультета -- математическій и юридическій -- и институтъ путей сообщенія; послѣ этого поступилъ въ горный, прошелъ три курса, но помѣшала турецкая война 1877 года. Прошелъ бухгалтерскіе курсы, основательно изучилъ сельское хозяйство, создалъ новую метеорологическую систему, въ которую вѣритъ и которую разрабатываетъ и для средствъ которой теперь ѣдетъ корреепондентомъ. Тутъ и сынъ его, астрономъ, такой же талантливый и увлекающійся, какъ и отецъ.
Я смотрю на Н. А., слушаю его живую рѣчь и думаю: отчего въ нашемъ обществѣ такое раздраженіе, такая нетерпимость ко всему выдающемуся? Демчинскій! Ха-ха, Демчинскій! И чѣмъ бездарнѣе человѣкъ, тѣмъ веселѣе смѣется. А умреть Демчинскій,-- и вдругъ окажется, что это была сила и, можетъ-быть, большая сила. Тогда воздадутъ должное. Хотя отъ этого должнаго человѣку ни тепло ни холодно: получивъ усиленную порцію клеветы и злобы, онъ не услышитъ добраго слова благодарноети.
Обижаются на него, что онъ не хочетъ думать и дѣйствовать по точнымъ и строгимъ прописямъ того или другого шаблона. Но любой шаблонъ не вмѣститъ въ себѣ жизни, а H. А. -- человѣкъ этой жизни прежде всего. И въ отношеніи такихъ людей необходимо помнить поговорку: "не всякое лыко въ строку". А при такой поправкѣ H. А. -- человѣкъ безусловно культурный и, какъ общественный дѣятель, заслуживаетъ всяческаго уваженія.
-- Откровенно говоря,-- не спѣша, разсказываетъ Н. А., сидя въ одномъ изъ креселъ вагона-фонаря,-- я, при всемъ уваженіи къ японской культурѣ, замѣчаю совершенное отсутствіе размаха, ширины выполненія. Сами они хвалились, что знали нашу неподготовленность. Хвалились удивить міръ разоблаченіемъ, насколько мы не готовы и дѣйствительно знали: благодаря четвертому измѣренію, какъ называютъ всѣхъ японцевъ и китайцевъ въ роли прачекъ, поваровъ, мастеровыхъ, парикмахеровъ и проч., имъ, дѣйствительно, всегда всѣ двери были открыты. и въ результатѣ что жъ? 4 мѣсяца покушеній съ негодными средствами. Даже тюренченскій бой, что это за побѣда, когда потери ихъ вдвое больше? Портъ-Артуръ 27-го января могли взять, могли взорвать весь флотъ, а вмѣсто этого три дырки, уже починенныхъ. Да и возьмутъ ли теперь Портъ-Артуръ? Торопились съ войной, пѣшкомъ для чего-то проходили всю Корею, войска вымучили, а за четыре мѣсяца отъ Ялу никуда не ушли: какой-то громадный дефектъ въ мобилизаціи, какая-то немощь въ выполненіи каждаго плана,-- хотя бы брандеры. Дали время собрать армію, несомнѣнно дадутъ возможность и удвоить ее, а если еще затянутся въ глубь Манчжуріи, то повторятъ исторію Наполеона, когда тотъ перешелъ Березину съ 600-ми тысячъ штыковъ, а черезъ два мѣсяца и шесть дней подъ Бородинымъ могъ выставить только 120 тысячъ. Что-то ограниченное и ученическое. Эти атаки густыми колоннами...
Мы постоянно встрѣчаемъ поѣзда съ свѣжеранеными подъ Гайчжоу, ихъ пришло уже около трехъ тысячъ.
Нѣкоторые раненые подтверждаютъ, что японскіе солдаты прикалывали нашихъ раненыхъ.
-- Озлились. И наши казаки другой разъ. Тутъ, какъ пойдетъ, и себя не помнишь, что и дѣлаешь. Всякій народъ попадается.
Изъ санитарныхъ поѣздовъ -- шесть здѣшней дороги, приспособленные въ началѣ января. Койки на канатахъ, въ родѣ люлекъ, подвѣшены въ товарныхъ вагонахъ. Раненые говорятъ, что не трясетъ.
Общій видъ раненыхъ, смотрящихъ въ окна, бодрый, веселый, и, не будь красныхъ крестовъ на вагонахъ, да не будь они всѣ въ халатахъ, трудно было бы и признать ихъ за раненыхъ.
-- Куда ранены? -- спрашиваю стоящаго на площадкѣ молодого солдата.
-- Въ грудъ навылетъ.
-- Когда?
-- Четыре дня тому назадъ.
-- Кровью кашляли?
-- Такъ что въ первый день только.
-- А вы? -- обращаюсь я къ другому, стоящему рядомъ, съ головой, обмотанной марлей.
-- Въ високъ.
-- Пробило кость?
-- Пробило, такъ точно.
-- Насквозь?
-- Такъ точно, насквозь,-- пуля тутъ вылетѣла, скользнула подъ глазомъ и вышла въ другую щеку.
-- И уже ходите?
-- Какъ видите.
-- Вылѣчитесь, домой поѣдете?
-- Никакъ нѣтъ, назадъ, въ часть свою.
-- Страшно?
-- Ничего не страшно.
-- Побѣдимъ японцевъ?
-- Гдѣ жь ему противъ насъ? Куражатся сгоряча до времени.
Солдатъ весело щурится.
-- Крѣпко бить будемъ: только далъ бы Богъ поспѣть во-время.
Я прислушиваюсь: нѣтъ ли хвастливыхъ нотъ? Нѣтъ. И всѣ ихъ отвѣты, всѣ разговоры таковы.
Все время мы объѣзжаемъ 10-й корпусъ. Прошли Пензенскій и Тамбовскій полки, идетъ Сѣвскій, за ними Брянскій, Орловскій.
Все это полки съ большимъ прошлымъ.
Полковой командиръ Сѣвскаго съ этимъ же полкомъ былъ и на Шипкѣ. Другой офицеръ, подполковникъ, тоже въ этомъ же полку былъ на Шипкѣ.
То ли жара, то ли сознаніе, что черезъ два-три дня уже вступятъ они въ бой,-- но лица солдать не веселыя. Большинство -- молодежь. Этт не такъ на одно лицо, какъ казаки. Встрѣчаются и очень интеллигентныя лица.
Полковникъ Хорватъ разсказываеть про убитаго командира 11-го полка подъ Тюренченомъ, полковника Майнинга.
-- Добродушный, ласковый, голоса его не услышишь. Мы прозвали его: "божья коровка". Приходимъ: "Позвольте занять подъ конюшню полка это зданіе безъ крыши,-- сами ужъ какъ-нибудь, а вотъ лошадей... даю вамъ слово, что по первому требованію очистимь". И вотъ, оказывается, не надо кричать, чтобы люди и сами дѣлали дѣло. Оказывается, что лаской, можетъ-быть, еще сильнѣе толкнешь людей впередъ, чѣмъ крѣпкимъ словомъ да зуботычиной.
Но благородный Майнингъ -- слуга своихъ солдатъ -- спитъ вѣчнымъ сномъ со своими товарищами и не слышить больше этихъ похвалъ. Да врядъ ли и при жизни онъ много ихъ слышалъ: аппараты, которыми опредѣляется благородный металдъ, не у современниковъ, а у потомковъ.
Сегодня ночью у Телина было покушеніе. Открылъ начальникъ станціи, шедшій навстрѣчу поѣзду. У стрѣлки онъ замѣтилъ китайца и бросился къ нему. Но китаецъ-силачъ ударомъ свалилъ его съ трехсаженной насыпи. Начальникъ станціи лежитъ больной. Нашли печатныя объясненія по-китайски и японски, какъ взрывать полотно, какъ обращаться съ патронами. Нашли и патронъ. Поймали и китайца: высокій, сильный, запыхавшійся отъ быстраго бѣга.
-- И вотъ всѣ покушенія въ такомъ родѣ -- съ негодными средствами,-- говоритъ начальникъ ремонта, князь Хилковъ.-- Эти покушенія доказываютъ только, что населеніе въ общемъ страшно миролюбиво настроено. Вы видите все время ихъ тысячи возлѣ дороги, со своими полевыми работами, ихъ всѣхъ восемь милліоновъ возлѣ полотна дороги, и японцы могли найти всего 5--6 человѣкъ за все время кампаніи. Положительно, покушеніе съ негодными средствами...
ХХXVI.
Воины.
9-го іюня. Между Телиномъ -- Дашичао.
Въ Телинѣ мы стоимъ часа два.
Это и природой, а теперь и искусствомъ очень укрѣпленная позиція.
Стоя по направленію къ югу, по правую сторону пути, я вижу въ верстѣ совершенно обнаженный, не то высохшій, не то червемъ съѣденный лѣсъ.
-- Что это?
-- Это мачты джонокъ на Ляохе.
-- Мачты?
Цѣлый лѣсъ мачтъ! Сколько же ихъ, этихъ джонокъ? Десятки тысячъ.
Въ Инкоу собирается больше сорока тысячъ. А кругомъ -- зеленыя поля съ поднявшимися хлѣбами: пшеница, ячмень, соя, бобы, чумиза, кукуруза, гаолянъ. Гаолянь имѣетъ очень высокій стебель, выше человѣка, и вслѣдствіе этого, чтобы не создавалось прикрытія, сѣять его запрещаютъ ближе двухсотъ верстъ отъ желѣзной дороги.
Встрѣчается много маку. Онъ уже цвѣтетъ. Здѣсь макъ сеютъ исключительно для собиранія опіума. Собираютъ надрѣзами три раза въ лѣто. Послѣдній, третій сортъ -- низкаго качества. Послѣ этихъ трехъ надрѣзовъ зерно получается мелкое -- пыль -- и никуда негодное. Въ Туркестанскомъ краѣ поступаютъ иначе. Надрѣзовъ не дѣлаютъ, а, собравъ зерно, скорлупу варять и наваръ пьютъ: тотъ же опіумъ, то же дѣйствіе.
Здѣсь десятина маку даетъ до пятисотъ рублей дохода. Въ этомъ году урожай на всѣ хлѣба обѣщаетъ быть хорошимъ. Много сѣютъ пшеницы и ячменя -- хлѣба, которыхъ до прихода руссккхъ сѣяли очень мало. Ошибки не будетъ въ этомъ году: пудъ ячменя 1 рублъ 80 копеекъ. А средній урожай до двухсотъ пудовъ при рядовомъ посѣвѣ, настолько широкомъ, что конная пропашка легкой сохой (родъ сохи) производится свободно. Китайцы прекрасно знаютъ свойства земли и пропахиваютъ междурядья по нѣскольку разъ въ лѣто, вслѣдствіе чего земля и съ сухое лѣто сохраняетъ влагу.
Д. П. Хорвать говоритъ, что культура текинца еще выше,-- тамъ, кромѣ изумительной обработки, еще и орошеніе полей.
Съ переходомъ рѣки въ вѣдѣніе русскихъ инженеровъ орошеніе очень упало, воды стало гораздо меньше въ оросительныхъ каналахъ. И туземцы говорятъ:
-- Гдѣ нога русскаго ступитъ, тамъ трава сохнетъ.
Инженеры тоже оправдываются: вода уменьшилась въ рѣкахъ. Въ 1891 году голодъ въ Россіи погналъ-было переселенцевъ съ Волги въ тѣ края, но черезъ годъ они ушли обратно.
-- Непривычное для насъ дѣло. Надо ночью поливать поля.
Къ тремъ часамъ подъѣзжаемъ къ Мукдену. Всѣ поля вокругъ Мукдена усѣяны буграми въ полсажени, сажень высотою. Это -- могилы. Первоначально лннія проходила въ сорока верстахъ отъ Мукдена, благодаря этимъ могиламъ и хребту Драконъ, котораго китайцы не позволяютъ пересѣкать. Но во время безпорядковъ 1900 года линію спрямили, и теперь она проходитъ и по могиламъ, и хребетъ Дракона пересѣкаетъ, и проходитъ въ 2--3-хъ верстахъ отъ самаго Мукдена. Изъ окна вагона въ пыльномъ туманѣ,-- сегодня жарко, душно и сильный вѣтеръ, обычное и очень надоѣдливое здѣсь явленіе,-- я вижу Мукденъ, его высокія стѣны, еще болѣе высокія, съ надстройками, городскія ворота. Ихъ, по странамъ свѣта, четыре. Вижу какія-то башни: старинныя, темныя, выше стѣны, выше воротъ, выше города.
На вокзалѣ -- рикши и на нихъ уѣзжающіе въ городъ офицеры. Въ самомъ городѣ, кромѣ служащихъ Китайскаго банка, никто изъ русскихъ не живетъ. Въ Мукденѣ стояли минутъ десять, на заказанный обѣдъ посмотрѣть только успѣли и, упавъ духомъ отъ разныхъ непріятныхъ новостей, поѣхали дальше. А хорошо было бы пообѣдать: обѣщали цыплятъ,-- въ этомъ году никто еще изъ насъ цыплятъ не ѣлъ. Нѣсколько человѣкъ сѣло новыхъ и ѣдутъ съ нами до Ляояна. Между прочимъ, начальникъ отдѣленія южной вѣтви дороги и сынъ H. А. Демчинскаго -- Юрій Николаевичъ, молодой кандидать университета. Они были и подъ Вафангоу 1-го и 2-го іюня.
О пріѣздѣ своемъ H. А. не извѣщалъ сына, и мы были свидѣтелями ихъ трогательной встрѣчи.
А затѣмъ засыпали разспросами про Вафангоу Ю. Н. и другихъ. Какъ всегда въ такихъ случаяхъ, вопросы сыпались со всѣхъ сторонъ, въ безпорядкѣ, и мѣшали какой бы то ни было связной передачѣ.
-- Сколько нашихъ пало?
-- Тысячи четыре съ ранеными.
-- А японцевъ?
-- До десяти.
-- Это вѣрно?
-- Вѣдь они шли густыми колоннами, побатальонно, плечо въ плечо. Общее мнѣніе, что не меньше десяти тысячъ.
-- Но что же они изъ себя бойню какую-то устраиваютъ?
-- Вы знаете, на ихъ плечахъ находятъ надписи: на груди -- "побѣда", а ниже -- "смерть".
-- Я, напротивъ, слыхалъ, что полторы тысячи всего японцевъ.
-- А кто ихъ считалъ?
-- А вотъ будутъ донесенія Куроки.
-- Развѣ этимъ донесеніямъ можно вѣрить?
-- Безусловно! У него только пріемъ сообщать не въ разъ, но лжи нѣтъ
-- Легкихъ ранъ Куроки тоже не считаетъ. Это и во флотѣ у нихъ ужъ: что можетъ быть починено, изъ строя, значитъ, не выбыло.
-- Ну, постойте... Что произошло 2-го іюня?
-- До трехъ часовъ дня сраженіе было безусловно въ нашу пользу. Лѣвый флангъ...
-- Кто командовалъ?
Спрашиваетъ князь С. Н. Хилковъ; я смѣюсь, потому что С. Н. отлично знаетъ, кто командовалъ, но ему просто пріятно услышать лишній разъ имя генерала, которому еще до сраженія онъ предсказывалъ блестящую будущность.
-- Генералъ Гернгроссъ.
-- Хорошо командовалъ? -- спрашиваю я.
-- Великолѣпно!
-- Онъ, кажется, былъ раненъ въ десну и остался въ строю? -- спрашиваетъ равнодушно С. Н.
-- Въ десну? На другой день только оказалось, что онъ былъ и въ спину контуженъ. И онъ молчалъ, чтобы не тревожать арміи.
-- Вотъ, вотъ, вотъ!..-- изступленно кричить С. Н. и бьетъ кулакомъ о столъ.
-- Ну, лѣвый флангъ перешелъ въ наступленіе?
-- Вы понимаете, что произошло? Японцы разстрѣляли всѣ патроны. Когда наши полѣзли на нихъ въ штыки, они стали бросать камни. Но въ это время приказъ отступить. Пришлось два раза повторить приказаніе солдатамъ.
-- Въ чемъ же дѣло?
-- Въ чемъ дѣло? Японская артиллерія засыпала буквально нашу батарею въ центрѣ,-- заставила ее замолчать. А затѣмъ японскія войска прорвались чрезъ центръ.
-- Кто составлялъ центръ?
-- Два батальона 4-го полка. Они подъ натискомъ отступили прямо въ горы, а японцы начали окружать наше лѣвое крыло и насѣдать на правое. Когда правое стало подаваться, несмотря на прекрасную работу 36-го полка, тогда было отдано приказаніе отступать. Но къ тому времени, когда пришло приказаніе, картина уже перемѣнилась: подоспѣлъ Тобольскій полкъ и такъ насѣлъ на японцевъ, что... Вотъ что произошло, понимаете? Лѣвый нашъ флангъ уже перешелъ въ атаку. Тобольскій лѣвый центръ поддерживаеть, правый нашъ отступаетъ, то-есть вся боевая лннія поворачивается на своей оси и должна стать перпендикулярно по прежнему положенію, открывъ на время станцію. Но въ это время началось отступленіе, и со станціи успѣли убрать всѣ вагоны. Во время отступленія и произошла самая сильная убыль.
-- Патроны же вышли у нихъ?
-- Ружейные и только на лѣвомъ флангѣ, а артиллерія стрѣляла до конца. Бой второго вышелъ почти артиллерійскій.
-- Ихъ артиллерія хорошо бьетъ?
-- Идеально! У нихъ такіе планы, что разстояніе они берутъ прямо съ плановъ и въ неподвижную цѣль, какъ, напр., артиллерія, бьютъ безъ промаха и всѣ вразъ. Одну батарею подобьютъ, къ другой переходятъ. Шрапнельная стрѣльба -- прямо адъ, обсыпаетъ. Впечатлѣніе угнетающее. Тѣ шестнадцать орудій, которыя мы оставили, говорятъ, все равно никуда не годятся.
-- Но при такихъ условіяхъ и наступленіе не поможетъ?
-- Именно поможетъ: разъ до штыковъ добрались -- причемъ тутъ тогда артиллерія? Самое пагубное ея дѣйствіе только до наступленія, пока не подошли. Или послѣ наступленія.
Въ Ляоянъ пріѣхали уже вечеромъ.
Въ Ляоянѣ пусто; главная квартира въ Дашичао. Тамъ и командующій арміей. Маленькій домикъ командующаго, занимающій центральное положеніе на площади; вся площадь темная, и только кое-гдѣ мерцаютъ фонари. Но во всѣхъ канцеляріяхъ по-прежнему огоньки, и все та же напряженная, безъ перерыва, работа тамъ. Кончилъ свой служебный докладъ, и выясняется, что сегодня же ночью въ томъ же обществѣ я ѣду дальше на югъ, въ Дашичао, Гайчжоу, а если можно, и дальше. Словомъ, туда, гдѣ теперь самое животрепещущее мѣсто, гдѣ все сосредоточено и напряжено. Въ два часа ночи мы кончаемъ всѣ дѣла въ Ляоянѣ и отправляемся спать въ вагоны. Изъ своихъ спутинковъ никого не видалъ.
Сергѣй Ивановичь окончательно перешелъ въ наше управленіе и теперь гдѣ-то чинитъ грунтовую дорогу. Викторъ Петровичъ такую же дорогу устраиваетъ отъ Хайчена. Его я завтра увижу. Многихъ увижу въ Дашичао.
XXXVII.
Отъ Ляояна до Дашичао.
10-го іюня.
Просыпаемся мы въ Хайченѣ. Я еще не бывалъ здѣсь. Все иакая же мѣстность съ легкими измѣненіями,-- гдѣ меньше, гдѣ больше штриховъ. Такая же равнина съ разбросанными рощицами, но рощицъ меньше, почва песчана, солнце жгучѣе. Желтое солнце Востока. На горизонтѣ иззубрины горъ. Иззубрины острѣе, мельче. Точно карандашомъ по бумагѣ нервный зигзагъ. Отъ Хайчена къ Фынхуанчену строится вѣтка.
Строитъ ее, какъ я уже писалъ, общество Китайской дороги. И вполнѣ основательно, конечно, что строитъ мѣстное общество. Изъ громаднаго хозяйства въ три тысячи верстъ еще, можетъ-быть, можно осторожно выдѣлить матеріалъ для новыхъ двухсотъ верстъ, но со стороны достать этотъ матеріалъ совершенно невозможно. А самостоятельные строители именно и очутились бы въ такомъ положеніи.
Насъ встрѣчаеть строитель вѣтки, инженеръ H. H. Бочаровъ. Мы съ нимъ старые знакомые по Кавказу. Такой же простой, съ размахомъ и безукоризненной репутаціей.
Здѣсь наше общество на время раздѣляется.
Князь С. Н. Хилковъ, начальникъ отдѣленія Адамъ Ивановичъ Шидловскій и я ѣдемъ прямо и къ тремъ часамъ благополучно пріѣзжаемъ въ Дашичао, гдѣ теперь живетъ командующій. Узкая долина, и совсѣмъ близко пододвинулись къ ней горы. Уютно въ молодыхъ садахъ раскинулись изъ сѣраго кирпича и темныхъ крышъ постройки. Сравнительно ихъ немного. Но зато палатокъ очень много, и онѣ сѣрѣютъ во всей долинѣ. Палатки и лошадки, привязанныя къ коновязямъ. Недалеко протекаетъ небольшая рѣчка и вдоль нея -- множество солдатъ, стирающихъ свое бѣлье. Вагоны командующаго стоятъ съ одного конца станціи, вагонъ командира 1-го корпуса генерала Штакельберга -- съ другой. Въ центрѣ -- подходящіе съ войсками вагоны. Вся площадка вокзала занята простыми солдатами, и это придаетъ ей и всему какой-то демократическій характеръ. Люди держатъ себя такъ, какъ обыкновенно держатъ на дѣлѣ: просто, безъ выправки, безъ особо усерднаго отдаванія чести,-- на всемъ лежитъ отпечатокъ озабоченности, серьезности, сознанія, что отнынѣ теорія переходитъ въ практику. Отнынѣ всѣ эти маневры съ дистанціями, съ распредѣленіемъ мѣстности на участки, со связью участковъ, со стрѣльбой батарей, съ организаціей сигнализаціи, больше не маневры, а война. И война въ горахъ, намъ непривычныхъ, но привычныхъ для японцевъ, которые какъ козы въ нихъ: привычные, маловѣсные и по природѣ своей и по амуниціи: шинель, ранецъ, запасную одежду, пищу -- несетъ гдѣ-то тамъ, сзади, задыхаясь въ эту невыносимую жару и духоту подъ непосильной ношей кули. А самъ солдатъ идетъ легко, "шутя", какъ говорятъ раненые, потому что вѣсъ надѣтаго на немъ, не считая, конечно, ружья и патроновъ, не составитъ и 5-ти фунтовъ.
Въ маленькомъ буфетѣ, гдѣ убійственно кормятъ, берутъ безумныя по нашему обычному масштабу цѣны. Толпа офицеровъ, такихъ же сѣрыхъ и потертыхъ уже походомъ, какъ и ихъ солдаты (уже въ ста саженяхъ нельзя отличить солдата отъ офицера), ѣдятъ, пьють и разговариваютъ. Здѣсь и не падающіе духомъ оптимисты и мрачные пессимисты, но въ общемъ, общій фонъ -- люди, искренно желающіе разобраться, въ чемъ дѣйствительныя преимущества японцевъ. Они говорятъ:
-- Падать духомъ глупо, хотя бы потому, что тѣмъ скорѣе насъ побьютъ. Не сверхъестественной же силой или искусствомъ обладаютъ японцы. Почти все, что продѣлываютъ японцы, въ нашемъ воинскомъ уставѣ перечислено тоже; чего нѣтъ -- можно восполнить. Нѣтъ на свѣтѣ ничего непоправимаго, но надо знать, что исправлять. А чтобъ знать, надо прямо указывать, подмѣчать преимущества непріятеля, а не закрывать глаза на ихъ достоинства, на свои недостатки,-- это былъ бы прямой путь къ неудачамъ.
Какой-нибудь стараго закала офицеръ угрюмо слушаетъ и говоритъ:
-- Въ наше время не разсуждали, а шли и умирали.
-- Ну, отъ вашего времени,-- ядовито пускаеть изъ угла молодой офицеръ,-- мало чего ужъ и осталось, а что и осталось, то плохо.
-- И штыки плохи?
-- Плохи ли? Да слышите: штыки не принимаетъ... Не хочетъ...
-- Надо умѣть заставить.
-- Слышите: пушки не пускаютъ, -- Гернгросса пускаютъ...
-- А кстати: осадныя орудія были въ дѣлѣ подъ Вафангоу 2-го іюня?
-- Были: батареи центра забиты этими орудіями.
-- Неужели всѣ офицеры этой батареи или убиты, или ранены?
-- Всѣ до одного.
Я, профанъ, задаю вовросъ:
-- Можно и нашими пушками стрѣлять такъ, чтобы непріятелю не видно было ихъ?
-- То-есть навѣснымъ огнемъ? Отчего же! Для этого надо только знать направленіе и разстояніе, главное, разстояніе. Оно опредѣляется или непосредственно, чего въ сраженіи сдѣлать нельзя, конечно, или по картѣ. Если въ рукахъ у васъ такая вѣрная карта имѣется, то стрѣляйте. А если вмѣются при этомъ и сигнальщики, которые, стоя гдѣ-нибудь въ сторонѣ, даютъ вамъ возможность опредѣлить недолетъ, перелетъ, то вы будете и стрѣлять безошибочно, и, при бездымномъ порохѣ, непріятель никогда не опредѣлитъ ваше мѣсто. У японцевъ, напримѣръ, орудія не соединяютъ вмѣстѣ, каждое гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ.
-- А какъ же, вотъ говорятъ, всѣ ихъ орудія бьютъ въ одно мѣсто?
-- Какія-нибудь, очевидно, приспособленія имѣются.
-- Но вѣдь это совершенно такой же пріемъ, что и при стрѣльбѣ квадратами. Я былъ свидѣтелемъ такой стрѣльбы батарей по морской цѣли. Удивительно зффектно: несмотря на разныя разстоянія, разныя скорости полета -- всѣ спаряды попадаютъ въ одно и то же мгновенье. И такому квадрату спасенья нѣтъ. Если повторить такой же опытъ из сушѣ, гдѣ обстрѣливаемымъ квадратомъ будетъ батарея противника, то вопросъ сведется къ тому только, чья батарея первая начнетъ: первый выстрѣлъ -- и батарея противника уже не успѣваетъ развернуться.
-- И спасенье только въ томъ, значитъ, чтобы скрыть батарею, или, вѣрнѣе, орудіе?
-- Совершенно вѣрно.
-- Но вѣдь это все очень сложно.
-- Конечно: 1-го іюня японцы не успѣли всѣ эти манипуляціи продѣлать,-- продѣлали только 2-го. Если бы, напр., въ ночь передъ тюренченскимъ боемъ мы перемѣнили позиціи...
-- Значигь, не слѣдуетъ на ночь оставаться на тѣхъ же позиціяхъ?
Но я, очевидно, утомилъ своими вопросами профана, да и поѣздъ готовъ ѣхать дальше, на Гайчжоу.
XXXVIII.
Отъ Ляояна до Дашичао.
10-го іюня.
Мы трогаемся въ путь. Солнце склоняется къ вечеру. Утомленное зноемъ тѣло уже чувствуетъ начинающуюся свѣжесть. Свѣжесть и отдыхъ послѣ пытокъ дня. Этотъ отдыхъ, покой на всемъ.
-- Вонъ тамъ Инкоу, а въ пятнадцати верстахъ за тѣми горами -- уже море. За разъѣздомъ мы увидимъ его.
Поѣздъ плавно скодьзитъ по тяжелымъ гладкимъ рельсамъ.
-- Пшш... пшш...-- равномѣрно, гулко несется по стихшей округѣ.
-- На тѣхъ горахъ японцы: они видятъ насъ.
До тѣхъ горъ -- 10, самое большое 15 верстъ. Зазубренныя, онѣ застыли въ ясномъ покоѣ заката. Только золотистая пыль носится надъ ними, а еще выше одинокое и тоскующее въ своемъ одиночествѣ среди всѣхъ этихъ безчисленныхъ вершимъ облако.
Нашъ поѣздъ вьется во долинѣ, и вся она усыпана палатками, конными и пѣшими солдатами.
Тамъ штабъ перваго корвуса, а это дивизія Гернгросса.
-- Гернгроссъ! -- радостно вскрикиваетъ Степанъ Николаевичъ и останавливается, и кончаетъ, почесывая затылокъ:
-- Былъ бы вольный казакъ, побѣжалъ бы разыскивать его. Его и Алексѣева: гоже начальникъ дивизіи.
-- Это новаго еще героя вы хотите выдвинуть?
-- Помните! Не сомнѣваюсь, что угадаю такъ же, какъ угадалъ и Гернгросса. Тамъ пусть кто хочетъ спитъ въ кровати, въ вагонѣ: онъ -- подъ телѣгой. Хозяйственную часть понимаетъ такъ, что его не проведешь. Что солдату слѣдуетъ,-- получитъ все сполна. За такими солдатъ въ огонь и въ воду пойдетъ, и самъ онъ пойдетъ.
-- И убьютъ,-- говоритъ загорѣвшій, какъ негръ, офицеръ, такой же сѣрый и темный съ лица, какъ и его рубаха.-- Почему же и бьютъ безъ счета у насъ офицеровъ: въ цѣпи всѣ лежатъ,-- онъ одинъ стоить: въ атаку -- на пятнадцать шаговъ впереди солдатъ. А стрѣляетъ каждый, какъ одинъ на выборъ...
-- А у японцевъ?
-- Всѣ въ рядъ.
-- А въ цѣпи?
-- Никого не видно.
-- А какъ же руководить?
-- А какое же руководство въ стоящемъ офицерѣ, если черезъ минуту онъ неизбѣжно упадетъ? Вѣдь шапку изъ-за бугорка покажите: моментально прострѣлятъ, а тутъ цѣль во всю рать.
-- Вотъ море!
Въ лучахъ между горами сверкнуло точно въ панцырь одѣтое, желто-грязное море.
-- Смотрите -- броненосецъ...
-- Гдѣ, гдѣ?
-- Да вонъ же, сѣрая махина!
-- Не вижу...
-- Да вонъ же!..
-- Это паруса какъ будто.
-- Какіе тамъ паруса? Броненосецъ или крейсеръ.
Море опять исчезаетъ. Долина шире. Все меньше и меньше палатокъ. То и дѣло проходятъ войска. Иныя останавливаются. Тамъ выпрягаютъ уже усталыхъ лошадей. Въ небольшой рощѣ ярко пылаетъ огонь, кипятятъ чайники, пока въ походныхъ кухняхъ варится ужинъ.
Этя кухни на колесахъ съ трубой, изъ которой валитъ дымъ, говорятъ, наводили на китайцевъ панику во время возстанія 1900 года.
Они принимали ее также за орудіе и орудіе особенно страшное, потому что пушку знали, а этого еще не знали.
Со станціи Гайчжоу мы пересаживаемся въ дрезину на тотъ случай, чтебы японцамъ, если попадемся, не достался нашъ подвижной составъ.
На восьмой версіѣ поѣздъ проходитъ нашъ послѣдній пограничный постъ.
-- Дальше уже сняты посты?
-- Такъ точно, сняты! Тамъ,-- солдать показываетъ въ темнѣющуіо даль,-- остались только разъѣзды Приморскаго драгунскаго полка.
-- Далеко?
-- Версты четыре.
Мы трогаемся дальше. Дрезина гулко шумить, проѣзжая большой желѣзный мостъ.
Въ дрезинѣ Степанъ Николаевичъ Шидловскій, я, сзади насъ черный, какъ негръ, офицеръ, четверо солдатъ, вертящихъ дрезину, и старшій.
Пять ружей со штыками сложены на полу дрезины. Въ сумеркахъ дня еще видны кое-гдѣ по сторонамъ на полахъ трудолюбивые китайцы. Идетъ усиленная пропашка и полка рядовъ.
Можетъ-быть, уже завтра потопчуть эти поля вонйска японцевъ, кровью зальютъ они, самъ китаецъ будетъ убитъ, подстрѣленъ, какъ шпіонъ, сигнальщикъ той или другой стороны. Женщины, дѣти, скотъ давно уже отправлены въ горы, и все пусто и тихо, и въ этой насторожившейся тишинѣ уже, какъ сонъ, мелькаютъ эти тоскливыя фигурки былой мирной жизни.
Взошла луна и нѣжно свѣтитъ сквозь легкую мглу на рощи, дома, горы. Запахъ черемухи. Тамъ назади, гдѣ-то далеко-далеко огоньки -- то наши войска на бивуакѣ.
Смотришь на всю эту мирную, красивую картинку прекраснаго луннаго вечера, и душой владѣетъ двойственное чувство: не можешь не отдаваться знакомымъ вліяніямъ красоты и въ то же время сознаёшь всю обманчивость, всю призрачность, все коварство этой обстановки.
Какіе-то всадники точно скачутъ въ разныя стороны и опять возвращаются.
Можетъ-быть, японцы? Теперь уже ясно видно, что это наши. Одни ѣдутъ въ деревню, другіе возвращаются, напоивъ лошадей. Они устали, спѣшиваются около сложенныхъ тюковъ сѣна и хлѣба. Это поѣздъ передъ этимъ развезъ провіанть, оставшійся въ арьергардѣ.
-- Много еще впереди войскъ.
-- Гдѣ?
-- Гдѣ-то тамъ.
Соддать устало показываетъ рукой въ сторону отъ дороги.
-- А по дорогѣ есть еще разъѣзды?
-- Можетъ, и есть: провизію развозили только до этого мѣста.
-- Дальше ѣдемъ?
-- Ѣдемъ...
XXXIX.
Отъ Ляояна до Дашичао.
10-го іюня.
Версты три проѣхали еще. Мертвая тишина. Луна ярче свѣтитъ, но и тѣней отъ земли много, и напрасно въ обманчивомъ проблескѣ ищешь отчетливыхъ образовъ. Такъ же неопредѣленны, такъ же неуловимы, какъ мысли, ощущенія.
Что-то какъ будто шевелится въ сторонѣ, въ группѣ изъ нѣсколькихъ деревьевъ.
-- Ну, этакъ и дѣйствительно пріѣдемъ къ японцамъ.
Всь мы сознаёмъ это, но, точно подъ какимъ-то очарованьемъ, дрезина катитъ дальше.
-- Кто?
-- Разъѣздъ приморскаго полка,-- отвѣчаетъ голось изъ темноты.
-- Старшій!
Изъ темной тѣня деревьевъ выходитъ рослый кавалеристъ. Онъ подходитъ къ намъ, видитъ офицера, прикладываетъ руку къ козырьку.
-- Опусти... Сколько васъ?
-- Такъ что шестеро...
-- Еще разъѣзды есть?
-- Никакъ нѣтъ: больше нѣтъ.
-- Гдѣ эскадроны?
-- Первый въ этой рощѣ, второй тамъ.
Онъ показываетъ въ бокъ отъ дороги по одну и по другую сторону.
-- Тутъ и ночевать будете?
-- Какъ придется: ужинать вотъ собираемся.
-- Что ужинать?
-- Еонсервы.
-- Покажи...
Онъ уходить и возвращается съ коробкой консервовъ, съ нимъ подходятъ еще трое и съ любопытствомъ прислушиваются. Мимо насъ проводятъ усталыхъ лошадей. И лошади и люди выглядятъ очень хорошо.
-- Это хорошіе консервы. Хорошіе?
-- Такъ точно.
-- Разогрѣваете?
-- Кто какъ воленъ.
-- Перестрѣлка была сегодня?
-- Только у охотниковъ тринадцатаго полка. Убили у нихъ четырехъ лошадей, двѣ равили.
-- Изъ людей никого?
-- Никакъ нѣтъ, никого. Онъ больше въ лошадь норовитъ: лошадъ, чтобъ убить, а человѣка, видно, хочетъ привести, въ плѣнъ взять. Ежели и попадетъ, такъ въ ноги все больше ранить.
-- А какъ 13-го полка охотники въ вамъ попали?
-- А это еще какъ подъ Бизвиво (Бицзыво) ихъ отрѣзали. Они ткнулись-было на Вафангоу, и тутъ ихъ не пущаетъ: такъ и остались, а тутъ къ намъ присоединились.
-- Второго въ дѣлѣ былъ?
-- Такъ точно: въ правомъ флангѣ.
-- Что жъ, вашъ правый флангъ отступилъ?
-- Никакъ невозможно было., артиллеріи много у нихъ. Горные люди, и артиллерія у нихъ такая же. Ужъ 36-й полкъ какъ рвался -- ничего не подѣлаешь.
-- А лѣвый флангъ дорвался?
-- Тамъ на лѣвомъ онъ ужъ и патроны всѣ разстрѣлялъ, наши лѣзутъ, а они ужъ камнями только сверху на нихъ. А тутъ отступленіе.
-- Солдаты не хотѣли уходить?
-- Два раза сигналъ подавали. Обидно, только и думки у всякаго -- дорваться.
-- Ну, а теперь какъ же? Когда опять бой?
-- Не можно знать... Здѣсь, главное, въ горахъ: несподручно... Ему всякая горка вѣдома, опять налегкѣ, лазитъ, какъ кошка, китаецъ ему дружка. Въ бою и то заберется на вышку и подаетъ сигналъ. Троихъ прогнали сегодня такихъ мимо насъ: косы связаны, имъ кричатъ.
-- Куда прогнали?
-- Въ штабъ.
-- Ну, такъ какъ же: скоро опять бой?..
-- На ровныя бы мѣста бы. Сказываютъ, тутъ городъ. Какъ городъ звать-то?
-- Ульяпновъ,-- несется изъ-подъ деревьевъ.
-- Да, Ульяновъ.
Мы смѣемся.
-- Ляоянъ.
-- Онъ самый: хорошее мѣсто!
-- Мѣсто хо-ро-шее.
-- Такъ точно: заманить туда его...
-- Заманивайте... Тебя какъ звать?
-- Степановъ.
-- Ну что жъ? Не къ японцамъ же, въ самомъ дѣлѣ, ѣхать: поворачивайте дрезину.
-- Японцевъ, ваше благородіе, сейчасъ нѣтъ: они воротились на станцію ночевать.
-- Въ Синюченъ?
-- Такъ точно.
-- И завтра, сказываютъ, не будутъ: дневка у нихъ назначена.
-- А вы откуда знаете это?
-- Китайцы сказываютъ.
-- Можно дать имъ папиросъ?
-- Конечно.
Мы раздаемъ наши папиросы повеселѣвшимъ солдатамъ.
-- Эхъ, вотъ лошадкамъ соломки бы только: нечего имъ, сердечнымъ взять.
-- Тамъ есть.
-- Ну, значитъ, привезутъ. Да вотъ и командиръ ѣдеть.
-- Кто командуетъ эскадрономъ?
-- Корнетъ...
Но фамиліи мы уже не слышали.
Черезь два часа мы опять въ Гайчжоу. Только въ одномъ окнѣ огонекъ, да осиротѣлая маленькая группа офицеровъ на площадкѣ.
-- А мы ужъ считали, что васъ взяли, и пари держали.
Нашъ поѣздъ отходитъ назадъ въ Дашичао. Мы съ грустью смотримъ на эту станцію, которая завтра уже будетъ, можетъ-быть, въ рукахъ японцевъ. Печать запустѣнія уже лежитъ на ней.
Мягко, точно отталкивая или выпуская изъ себя рельсы, уходитъ все быстрѣе и быстрѣе нашъ поѣздъ.
Прощай, Гайчжоу, и этотъ вечеръ необычныхъ ощущеній!