В течение лета изыскания технические и экономические были закончены. В декабре месяце в очередной сессии я должен был сделать доклад об этих изысканиях уже в губернском земстве.
В декабре же истекал срок полномочий дворянских представителей, и были назначены новые выборы.
Кандидатом в губернские предводители прочили Чеботаева.
Опять гостиницы города не вмещали съехавшихся, опять дворянская зала наполнилась дворянами в мундирах, запахом нафталина, гулом голосов.
Выглядывало из толпы сдержанное, но встревоженное лицо Проскурина, всегда уравновешенное, спокойное, умное Николая Ивановича Бронищева, угрюмое, сосредоточенное Нащокина, торжественное, бледное Чеботаева, отрешенное от мира, задумчивое, добившегося своего -- редактора и уездного предводителя -- Старкова.
На вопрос -- будет ли он баллотироваться -- Проскурин надменно, лаконически отрезал:
-- Не буду.
Со всех сторон залы кричали:
-- Чеботаева, Чеботаева! Просим, просим!..
Чеботаев, бледный, вышел и что-то сказал.
-- Просим, просим! -- заревела опять толпа.
Явственно донеслись слова Чеботаева о более достойных, чем он.
-- Вас хотим! Просим! Просим!..
Чеботаев отошел.
-- Отказывается!.. Депутацию!..
Публика разогревалась.
Кто-то предложил на подносе поднести все шары.
Проскурин со своей партией стоял у дверей и, по-наполеоновски скрестив руки, свысока наблюдал все эти волнения залы.
Около Чеботаева горячилась большая партия, тесной стеной окружали его сторонники, и воздух дрожал от криков:
-- Просим, просим!..
Протискивались к нему, порывисто жали ему руки, говорили:
-- Вперед, мы всегда с вами!
Громадный, в три обхвата дворянин, с сальными мешками вместо плеч, протискался, обнял Чеботаева и, смачно, слюняво целуя, сказал плачущим голосом:
-- Голубчик, дорогой, спаси нас от Проскурина и всех скверн его!
Это вызвало смех и испортило торжественность. Чеботаев стал энергичнее отказываться.
Но опять просили, опять стало торжественно, тепло.
Взвинтились и взвинтили Чеботаева. У него слезы выступили на глазах, и он, пересиливая себя, тихо сказал:
-- Согласен, но с условием, чтобы в кандидаты мне Нащокина.
Громовое "ура" пронеслось по залам. Нащокин тоже согласился, и началась баллотировка.
Из 112 голосов Чеботаеву положили 87 избирательных.
Зато Нащокину переложили и выбрали его 107 голосами.
Старый, заезженный прием удался Проскурину. Он торжествовал, а Чеботаев со своей партией ходили смущенные и растерянные.
Один Николай. Иванович был совершенно спокоен. Он говорил:
-- Хотя обычай утверждать предводителем того кандидата, который получил большинство голосов, но, в сущности, на утверждение представляются оба. Если Нащокин откажется...
-- Конечно, отказываюсь.
-- Но тогда ведь я не буду, собственно, выбран,-- уныло возразил Чеботаев.
-- Конечно,-- раздался резкий, злорадный голос графа Семенова.
-- Нет, вы будете выбраны,-- резко возразил Николай Иванович,-- и не дадите меньшинству терроризировать и парализировать большинство. Во всяком случае надо посоветоваться с губернатором.
Инцидент с губернатором об оскорблении все еще не был исчерпан, и губернатор на открытии не был.
Николай Иванович поехал к губернатору и скоро возвратился довольный. Губернатор уже телеграфировал министру и не сомневался в утвердительном ответе.
Собрание отложили до завтра. Опять Проскурин стал сумрачным, а партия Чеботаева решительна и сдержанна.
На другой день получен был ответ сб утверждении Чеботаева.
Проскурин и еще три уездных предводителя подали Чеботаеву заявление, в котором говорили, что ввиду неправильности выборов он не может рассчитывать на поддержку их в депутатском собрании.
Чеботаев прочел, посоветовался с друзьями и ответил в том смысле, что заявление их принял к сведению.
-- Дурак! Толстокожий! Благородство! -- ругался Проскурин.-- Играл в благородство до тех пор, пока выгодно было...
Граф Семенов, в камергерском мундире, язвительно говорил:
-- Собственно, единственный прецедент в истории российского дворянства,-- избранный волею своего друга.
В уездных Проскурин прошел подавляющим большинством панков, на этот раз в достаточном количестве в грязных фраках и нитяных перчатках явившихся в собрание; вместо Чеботаева уездным предводителем был выбран Нащокин; Старков отказался.
Он гудел над моим ухом:
-- Это связывает мне руки как редактору. Хотя я и дворянин и солидарен с князем Мещерским [Мещерский В. П. (1839--1914) -- князь, реакционный публицист и беллетрист, редактор-издатель журнала-газеты "Гражданин".], но все-таки нахожу неудобным такое совместительство. Вы, конечно, моего взгляда на князя Мещерского не разделяете, но я считаю, что самое большое мужество иметь право думать, как думаешь.
-- Конечно.
-- Необходимо прежде всего быть честным общественным деятелем, а остальное все приложится. Я так по крайней мере думаю и по мере сил действую.
-- Сколько у вас подписчиков?
-- Немного: триста пятьдесят.
-- С даровыми?
-- Несколько человек... Но есть объявления. Я устроил свою типографию: надеюсь концы сконцами свести... Много зависти, грязи. У нас ведь, если не либеральный орган, газеты вышутят и высмеют.
Я кой-что читал уже в выдержках: действительно, вышучивали за уездно-дворянскую точку зрения, установленную "Вестником" Старкова.
Над статьями Старкова смеялись, и дворяне говорили друг другу:
-- Ну, заговорил по-старковски!
Это значило на местном жаргоне: ерунда, непонятно!
Старков знал обо всем этом, но решил твердо держаться и говорил с горечью:
-- Это благодарность...
Выборы кончились, и все с интересом ждали, как поведет себя новый предводитель с губернатором.
Чеботаев запросил частным письмом губернатора, отдаст ли он ему визит, если он его сделает, как губернский предводитель. Губернатор ответил, что до получения удовлетворения, он, к сожалению, визита отдать не может.
"Я не сомневаюсь, -- писал губернатор,-- что если Вы мужественно снова поднимете этот вопрос в собрании, заявив ему, что я честно и открыто желаю получить удовлетворение, то представители благородного сословия, к которому принадлежу и я, не откажут мне в этом моем совершенно законном и справедливом требованиии".
-- Это на первых же порах повлечет за собой такое...-- замахали руками друзья Чеботаева.-- Это будет только на руку Проскурину.
И Чеботаев с друзьями прибегли к такому маневру: закрыли собрание, а перед губернатором Чеботаев извинился в позднем получении его письма, вследствие чего он не успел поставить вопрос, к тому же и не значившийся в программе намеченных занятий.
-- Точно он не мог испросить у меня этого разрешения?-- спрашивал обиженно губернатор и прибавлял иронически: -- Вот не ожидал, что и Чеботаев станет дипломатом...