Кошмарной лентой тянулись для Борьки дни болезни. Он приходил изредка в сознание и тогда видел себя в большой, светлой комнате, окруженным людьми в белых халатах. Казалось ему иногда, что он видит и отца, и мать, и даже Лидию, но он все никак не мог додуматься: на яву это или во сне... Большею же частью болезни он был без сознания и видел удивительные вещи... Ему казалось, например, что сидит он на верхушке большого дерева, и к нему, по ветвям, карабкается Авдотья Семеновна, в одной рубашке, с растрепанными волосами. И тянется к нему крючковатыми пальцами, а Борька с ужасом лезет все выше и выше. Но вот уже нет больше дерева, а остались наверху небо, от которого, если посмотреть на него, кружится голова, да земля, такая далекая и смутная... И вот, когда лезть было уже некуда, Борька, с полными ужаса глазами, бегал по палате, и его ловили сиделки и укладывали снова, наваливаясь на него, бившегося в их руках, телами...
А то, казалось, его обнимает Лидия... И было приятно чувствовать на своей шее ее пухлые руки, и пить огонь, идущий от ее губ, от которого так сладостно замирало сердце. Но только хотел сам приласкать Лидию, лицо ее уплывало куда-то в мутную даль, и, вместо Лидии он видел лицо мачехи, с горящими злобой глазами... И опять метался на кровати, и опять около него хлопотали сиделки...
Очнулся Борька в солнечное зимнее утро... С удивлением посмотрел кругом и увидел в палате несколько коек с лежавшими на них людьми и тихо скользивших по полу врачей и сиделок.
Стал припоминать и вспомнил ужасную ночь... Закрыл, от страха, глаза...
Подошла сиделка, заметившая, что Борька пришел в себя... Окликнула его. Борька слабо улыбнулся. И видел, как расцветилось улыбкой старое, морщинистое лицо сиделки, словно подарили ей что-нибудь. И сразу полюбил эту милую старуху.
От сиделки Борька узнал понемногу, что в больницу его привезли месяц назад, из участка, что разыскали его родителей, и они были уже у Борьки несколько раз, но тот был все в беспамятстве. Кроме них, приходила раза два какая-то барышня, очень плакала, но ее в палату к Борьке не пустили.
-- И сегодня родители твои опять придут! -- важно сказала сиделка, присев на табуретку. -- Потому что сегодня -- приемный день!
Вскоре в палату вошли доктора. Сначала лица их были серьезные и скучные, но как увидели Борьку, -- по лицам побежали улыбки... Один из них, молодой, курчавый, с золотыми очками, потрогал Борькин пульс, погладил юношу по коротко остриженной голове и заметил:
-- Ну, теперь быстро пойдет на поправку!
Часа через два в палате стали появляться посетители. Пришла какая-то старушка с целым свертком покупок, села в правом углу, у кровати бородатого, худого мужчины. Борька видел, как она, волнуясь, развязывала свертки и все говорила и говорила, а больной слушал ее, улыбаясь, потом поднес ее руку к своим губам.
Пришли еще двое -- мужчина и женщина, тоже со свертками. Сели у кровати соседа Борьки, седого старика с земляным лицом, и стали тихо трое разговаривать.
Наконец, вошел отец. Он немного осунулся, как-то сгорбился, но, увидя полусидевшего на высоких подушках Борьку, виновато улыбаясь, пошел к сыну. И Борька сразу простил ему все. Долго целовал красную от мороза руку, обливая ее слезами.
А отец, нагнувшись к Борьке, говорил дрожащим голосом и глаза его были влажны:
-- Ну, теперь хорошо... слава Богу, все хорошо!
Борька узнал от него много приятных новостей. Во-первых, отец был у директора реального, и тот обещал, после Рождества, взять Борьку обратно. Затем, самое главное, на мачеху так повлияла болезнь Борьки, что она дала клятву обращаться с пасынком ласковее и любовнее...
Отец говорил, а в глазах его, в которых еще дрожали слезинки, было столько любви, в голосе -- столько мягких ноток, что Борька опять расплакался, но уже от счастья.
Отец просидел до окончания визита и ушел, обещая прийти в следующий приемный день. И действительно пришел, но уже с мачехой, милой и приветливой.
В разговоре мачеха сказала:
-- Тут приходила какая-то женщина... Говорила, что ты ее знаешь, и еще что-то. Но, Боренька, она была такая... неприличная и раскрашенная, что я ей наговорила с целый короб и попросила в конторе, чтобы ее больше не пускали!
Борьке сделалось грустно, что так обошлись с Лидией. Но что он мог поделать сейчас, больной и слабый? И он промолчал.