На другой день стояла великолѣпная погода, а во Флоренціи въ ясный солнечный день улицы кишатъ самой разношерстной публикой; конки биткомъ набиты: цѣлыя семьи отправляются за городъ.
Четверо друзей, весело болтая, отправились по дорогѣ къ Болоньѣ. Беатриса рада была видѣть Гуго въ обычномъ настроеніи, а не въ томъ странномъ состояніи, въ которое повергло его злополучное появленіе Гэрри Плейделя въ картинной галлереѣ. Она понимала, что онъ ревнуетъ ее къ англичанину, а потому и дуется,-- но считала его ревность чисто профессіональной, зная, что Гуго не терпитъ вмѣшательства въ дѣла "его ученицы" -- какъ онъ привыкъ считать Беатрису. Ей хотѣлось объяснить ему, что ревность его неосновательна, что совѣты его, Гуго, не могутъ быть замѣнены для нея ничьими другими; но она не желала дѣлать перваго шага къ примиренію. А теперь онъ, повидимому, взялся за разумъ -- и слава Богу.
Беатриса сообщила ему зародившійся въ головѣ Эвелины планъ касательно самостоятельной квартиры.
-- Примѣръ Гвидо заразилъ и насъ,-- сказала она и улыбнулась юношѣ, который шелъ рядомъ съ Эвелиной.
-- Поздравляю, синьорина!-- отозвался тотъ,-- чтобы узнать всю прелесть независимости, надо ее испытать на себѣ самомъ! Встанешь поздно, некому разбудить тебя; начнешь разводить огонь, онъ упорно отказывается горѣть,-- ты весь въ поту и въ сажѣ; въ результатѣ наглотаешься холоднаго сырого кофе. За то независимъ!
-- Боже мой! Все это вы претерпѣли сегодня? Послушаешь васъ, такъ перетрусишь заранѣе!..
-- Но вѣдь у васъ, синьорины, будетъ прислуга. Кажется, есть подходящая квартирка въ Casa-San-Jacopo... Да вы, быть можетъ, ее знаете? Надъ входной дверью рельефъ Мадонны...
-- Ахъ, какое прелестное мѣстечко!-- воскликнула Эвелина,-- мы часто имъ любовались.
-- Только домъ въ довольно жалкомъ состояніи,-- прибавилъ Гвидо,-- не лучше ли поискать прежде въ новыхъ кварталахъ, на Piazza Cavour или d'Azeglio?
-- Ни за что на свѣтѣ!-- въ одинъ голосъ воскликнули молодыя дѣвушки.
-- Въ такомъ случаѣ давайте завтра же осмотримъ помѣщеніе!-- предложилъ Гуго.
-- Въ пансіонѣ Больдъ насъ, конечно, сочтутъ за сумасшедшихъ!-- сказала, смѣясь, Эвелина.
-- И меня возьмете съ собой?-- спросилъ Гвидо.
-- Какъ же обойтись безъ васъ!-- отвѣтила Беатриса,-- вы стали опытнымъ въ этихъ дѣлахъ. Вы проводите миссъ Грей изъ мастерской, а мы съ синьоромъ Вивальди вмѣстѣ выйдемъ изъ галлереи -- и всѣ сойдемся въ Casa-San-Jacopo.
Они свернули на тропинку, которая ведетъ въ Fiesoie, предпочитая окольную дорогу для возвращенія въ городъ.
Неподалеку отъ Badia сдѣлали привалъ.
Подъ ихъ логами, справа, тихо струилась рѣчка Mugnone, на окраинѣ города впадающая въ Арно. Флоренція, съ ея стариннымъ соборомъ и многочисленными куполами церквей, раскинулась по обѣимъ сторонамъ рѣки и со всѣхъ сторонъ защищена была горами. Слѣва между ними вилась пустынная долина, гдѣ протекаетъ верхняя часть Mugnone.
-- Эта долина особенно нравится мнѣ,-- заявила Эвелина,-- какая тишина, какая благодать вдали отъ человѣческаго муравейника!
-- Не понимаю вашего вкуса!-- возразилъ Гвидо,-- печальная, мертвая мѣстность, что тутъ хорошаго?
-- Вы врагъ всего печальнаго, Гвидо?
-- Правда, синьорина, сознаюсь. Я молодъ и... хоть не всегда веселъ, но грустить не люблю.
Отправились дальше. Гуго и Беатриса, разговаривая, ушли впередъ.
У края дороги шла низенькая каменная ограда; Эвелина присѣла на нее и сказала:
-- Я васъ печальнымъ никогда не видала, Гвидо...
-- Да,-- усмѣхнулся онъ,-- стараюсь въ этомъ не грѣшить. А случалось ли вамъ, синьорина, чего нибудь страстно желать... и думать, что если бъ жизнь ваша сложилась иначе, желаніе ваше могло бы исполниться?..
Эвелина съ удивленіемъ взглянула на него.
-- Я никакъ не думала, что вы недовольны своей жизнью, Гвидо.
-- Я недоволенъ прошлымъ, синьорина!-- съ горечью сказалъ юноша,-- вы вѣдь знаете, что я ничто! Я хотѣлъ бы быть "чѣмъ-нибудь"... Родныхъ у меня нѣтъ, я даже не знаю,-- кто были мои отецъ и мать, кто далъ мнѣ имя! Большинству людей воспоминанія дѣтства отрадны,-- а во мнѣ онѣ вызываютъ лишь стыдъ.
-- Бѣдность и сиротство -- не позоръ, Гвидо,-- ласково сказала Эвелина.
-- Но не къ хорошему ведутъ!-- вздохнулъ юноша,-- ребенокъ я былъ гадкій, испорченный, шлялся, безпріютный, по улицамъ, выпрашивалъ милостыню и лгалъ. Помню, разъ я стащилъ съ лотка торговки каштановое пирожное,-- та поймала меня, но я тотчасъ же навралъ ей, что укралъ для больной, умирающей матери... и она простила меня, добрая душа!-- повѣрила, пожалѣла! А мнѣ ничуть не было совѣстно, напротивъ. Я убѣжалъ за уголъ и, посмѣиваясь, вонзилъ острые зубенки въ украденное пирожное. Если бы не Вивальди, изъ меня несомнѣнно вышелъ бы разбойникъ.
-- Бѣдный мальчикъ! Бѣдное дитя!-- прошептала дѣвушка.
-- Вы жалѣете его?-- радостно воскликнулъ Гвидо,-- жалѣете замарашку, лгуна, воришку? Съ годами онъ сталъ умнѣе, сдержаннѣе, но... едва-ли лучше... Сколько разъ, изъ разсчета и личныхъ выгодъ, я лгалъ самому маэстро!
-- Это, конечно, не похвально,-- кротко замѣтила Эвелина,-- но вѣдь вы сознавали, что дурно поступаете? У васъ натура не испорченная, иначе вы не могли-бы, послѣ такого прошлаго, возвыситься до...-- она не нашла слова и покраснѣла.
-- И вы вѣрите въ мою теперешнюю порядочность,-- тихо спросилъ Гвидо.
-- Да,-- твердо отвѣтила она и встала.
Они пошли дальше въ молчаніи. Кажется, ничего особеннаго не было сказано между ними, а сердца ихъ трепетно бились, новый огонь загорѣлся въ глазахъ. Солнце такъ ярко свѣтило косыми лучами; какъ хорошъ міръ Божій!..
Разговоръ между другой парочкой былъ въ иномъ родѣ.
-- Посмотрите, какое великолѣпіе!-- сказалъ Гуго своей спутницѣ,-- неправда-ли, какъ хороша наша Флоренція?
-- Восхитительна!-- горячо отозвалась Беатриса.
-- А между тѣмъ, иные утверждаютъ, что Неаполь красивѣе.
-- Неаполь ужасенъ! Онъ похожъ на красивую блудницу..
-- А Римъ?
-- Римъ это -- городъ чудесъ. Только кто-то сказалъ, что тамъ въ воздухѣ носится запахъ крови... И это вѣрно. Надъ нимъ тяготѣетъ атмосфера былыхъ преступленій и убійствъ...
-- Значитъ, наша Флоренція болѣе всего пришлась вамъ по вкусу?
-- Я ее люблю... да родной нашъ Лондонъ. Да, да, не изумляйтесь! Увѣряю васъ, что нашъ туманный Лондонъ милъ моему сердцу!
-- Я прожилъ въ Лондонѣ недѣлю и яснаго солнышка не видалъ ни разу.
Она засмѣялась и оглянулась назадъ.
-- Гвидо!-- крикнула она приближавшемуся юношѣ,-- если синьоръ Вивальди и я останемся еще минуту съ глазу на глазъ, то мы навѣрно поссоримся изъ-за Лондона! Идите къ намъ!
-- Иду, синьорина!-- Гвидо подошелъ къ ней со свойственной ему лѣнивой граціей,-- о чемъ прикажете вести съ вами разговоръ?
-- Хотя бы о вашей работѣ. Когда вы намѣрены приняться за картину?
-- Скоро... Завтра!
-- Вотъ какъ! Очень торопитесь написать ее?
-- Желалъ бы поскорѣе. Все дѣло за сюжетомъ.
-- Не придумали еще?
-- Нѣтъ... Не поможете-ли вы мнѣ?
-- Сцену изъ Бокаччіо...
-- Эпизодъ изъ отечественной войны,-- предложилъ Гуго.
-- А вы что посовѣтуете, синьорина?-- обратился Гвидо къ Эвелинѣ. Та вздрогнула. Въ воображеніи ея рисовалась картина: маленькій, бездомный оборвышъ, брошенный на произволъ судьбы въ городѣ...
-- Я бы взяла сцену изъ собственной жизни...-- робко намекнула она. Онъ понялъ и взглядомъ поблагодарилъ ее.
Подъ конецъ прогулки разговаривали почти исключительно Гуго съ Беатрисой. Гвидо и Эвелина погружены были въ свои думы.
Когда молодыя дѣвушки очутились вдвоемъ въ своей комнатѣ, Беатриса взглянула на подругу и ахнула отъ восхищенія:
-- Какая ты красавица, Эвелина!
-- Неужели?-- Эвелина вспыхнула и побѣжала къ зеркалу,-- я рада... очень рада, что я красива!-- сказала она, вся сіяя счастьемъ.