Вся компанія перешла Ponte Vecchio и направилась вдоль Via de Bardi.
-- Я думаю, Ромола жила въ этомъ домѣ,-- сказала Эвелина, указывая на домъ по лѣвую руку отъ нихъ,-- а Беатриса утверждаетъ, что въ слѣдующемъ... Вы какого мнѣнія, синьоръ Гуго? Вѣдь вы читали эту книгу?
-- Да, въ итальянскомъ переводѣ; но я почему-то вынесъ впечатлѣніе, что она жила по другую сторону улицы.
-- Что вы,-- въ романѣ именно упоминается, что она смотрѣла изъ оконъ на рѣку!
-- И то правда. Я и позабылъ.
-- А Эвелина непреложно вѣритъ, что Ромола дѣйствительно жила!-- сказала Беатриса,-- это ея любимая героиня.
-- А миссъ Дугласъ отыскала въ Duomo даже могилу Ромолы!-- улыбнулась Эвелина,-- и что-же оказалось? Тамъ похороненъ Ромоло, первый епископъ фіезольскій; онъ умеръ еще тогда, когда Флоренція и городомъ не считалась. Гвидо, прочли вы книгу, которую я вамъ рекомендовала?
-- Пощадите, синьорина,-- я было умеръ отъ тоски, на первыхъ-же страницахъ.
-- Отъ тоски?-- переспросила Эвелина,-- книга показалась вамъ скучной?
-- Сухая исторія,-- оправдывался Гвидо,-- какіе-то ученые разговоры, я половину не понялъ даже. И что за герои! Тито -- отъявленный негодяй, сама Ромола -- холодная, безсердечная педантка... Тесса -- это страдалица, на которую обрушиваются всѣ невзгоды!
-- О, Гвидо!
-- Вы со мной не согласны?-- спросилъ онъ, нѣжно глядя ей въ глаза.
-- Конечно, нѣтъ! Вдругъ Ромола,-- холодная, безсердечная... Да вѣдь она его любила!.. О, какъ любила!
-- Не особенно прочно, повидимому. Она первая заподозрила его и осудила.
-- Вы сами сказали, что онъ былъ негодяй.
-- Но въ ея глазахъ онъ не долженъ бы быть таковымъ. Любовь должна быть слѣпа, иначе это не любовь. Да и онъ не палъ бы такъ низко, еслибъ надѣялся на ея поддержку.
-- Такъ вы находите, что она должна была вѣрить лжи и обману? Да онъ бы самъ не могъ уважать ее послѣ этого!
-- Вѣра въ любимаго человѣка цѣнится выше разума!-- тихо сказалъ Гвидо. Эвелина промолчала, но Беатриса рѣзко возразила -- она подмѣтила его нѣжные взгляды и разсердилась.
-- Ромола вѣрила въ Тито до послѣдней крайности. Однако, это не исправило его.
-- Вѣрно автору нужно было изобразить его безнадежнымъ негодяемъ!-- улыбнулся Гвидо,-- но въ дѣйствительной жизни абсолютныхъ мерзавцевъ не бываетъ.
-- Я, кажется, останусь при особомъ мнѣніи,-- заговорилъ Гуго:-- начиная съ того, что Тито отъ природы вовсе не мерзавецъ, а просто человѣкъ со слабой волей, легко поддающійся соблазну и увлекающійся. Его скорѣе можно жалѣть, а не осуждать. Его паденіе идетъ незамѣтно и постепенно. Трагизмъ правдоподобный.
-- Ну, положимъ, мерзавецъ-то онъ безусловно!-- стоялъ на своемъ Гвидо,-- дурные задатки въ немъ, очевидно, сидѣли...
Гуго пожалъ плечами.
-- А можно-ли въ точности опредѣлить моментъ, съ котораго человѣкъ дѣлается мерзавцемъ?
Они спускались по крутой дорогѣ въ San Miniato; темныя очертанія кипарисовъ рѣзко выступали на ясномъ небѣ и бросали длинныя тѣни. При лунномъ свѣтѣ, у дороги виднѣлась часовня, съ блестѣвшимъ образкомъ.
Проходя мимо, Джіусто благоговѣйно снялъ шляпу; Гвидо послѣдовалъ его примѣру.
-- Знаешь ты преданіе объ этой часовнѣ, Джіусто?-- спросила Беатриса.
-- Еще бы, синьорина!
-- Разскажи-ка его намъ.
Джіусто повернулся къ ней лицомъ и, отступая задомъ шагъ за шагомъ, разсказалъ слѣдующую легенду:
-- Вотъ какъ было дѣло. Жилъ однажды храбрый рыцарь, у котораго вѣроломно убили брата; онъ поклялся не знать покоя, пока не отомститъ убійцѣ. Но убійца былъ трусъ и старательно избѣгалъ встрѣчи съ нимъ. Прошло нѣсколько времени. Столкнулся рыцарь съ убійцей на этой самой дорогѣ, въ великую пятницу. Рыцарь былъ въ полномъ вооруженіи, у убійцы-же не было даже палки. Рыцарь выхватилъ мечъ и съ яростью бросился на врага, приказывая ему готовиться къ смерти. Несчастный упалъ къ его ногамъ, умоляя пощадить его, во имя Того, Кто на крестѣ простилъ врагамъ своимъ, именно въ этотъ день... Рыцарь былъ такъ пораженъ и тронутъ этимъ напоминаніемъ, что поднялъ убійцу брата, простилъ его и отпустилъ на всѣ четыре стороны. Часовня поставлена въ память великодушнаго поступка рыцаря, чтобъ и другіе, проходя мимо, смягчались сердцемъ при мысли о своихъ врагахъ.
-- Молодецъ!-- сказалъ Андреа,-- хорошо разсказываешь! Только забылъ упомянуть, кто былъ этотъ рыцарь, и когда онъ жилъ?
-- Не знаю, синьоръ, да это и не важно.
-- Ты правъ, это не важно,-- поддержала его Беатриса,-- суть въ христіанскомъ милосердіи, побудившемъ рыцаря, во имя Христа, отказаться отъ сладкой мести!
-- А вамъ это кажется труднымъ подвигомъ?-- спросилъ Гуго.
-- Ну, безоружнаго я бы тоже, пожалуй, не ударила, но простить его едва-ли смогла бы!
-- Я не думаю, чтобы и рыцарь особенно любилъ врага, хотя и простилъ его,-- сказалъ Гуго,-- онъ пощадилъ его жизнь, и больше отъ него требовать нельзя.
-- Мы обязаны прощать!-- тихо проговорила Эвелина.
-- Ахъ, синьорина, на словахъ это такъ легко! Но вы представьте себѣ, что кто-нибудь предательски убилъ вашего брата,-- даже посторонняго для васъ человѣка, развѣ вы могли бы попрежнему подать ему руку и относиться къ нему, какъ къ другу?
-- Постаралась-бы...-- смущенно отвѣтила Эвелина.
-- Ну, а я увѣренъ, что это вамъ бы не удалось!-- пылко вскричалъ Гуго,-- я вѣрю, что вы ко мнѣ относитесь дружески, и мысль эта доставляетъ мнѣ удовольствіе; но если бъ я зналъ, что вы тѣ-же чувства питаете... ну, хоть къ Титу Мелемму, напримѣръ,-- мнѣ было бы далеко не такъ пріятно
Эвелина подумала и сказала:
-- Мы говорили о томъ, какъ мы должны поступать, а не о томъ, какъ поступаемъ... Идеалъ христіанства -- любить всѣхъ людей... Хорошихъ мы уважаемъ, а дурныхъ... надо жалѣть!
-- Это только доступно ангеламъ,-- возразилъ Гуго.
-- Или ужъ вы такой человѣконенавистникъ, что не умѣете прощать?-- спросила Беатриса.
-- Смотря, что вы подразумѣваете подъ словомъ "прощать", синьорина. Месть не манитъ меня: я не вижу удовольствія и облегченія въ страданіи моего врага. Я бы только желалъ избавиться отъ его присутствія и попросилъ бы его не показываться мнѣ на глаза... такъ какъ чувствовалъ бы къ нему презрѣніе и отвращеніе!
Наступило молчаніе; Гвидо стало какъ-то жутко на душѣ, и онъ посмотрѣлъ на Гуго почти съ непріязнью.
-- И это говоритъ защитникъ Тита Мелеммы!-- сухо замѣтилъ онъ. Гуго засмѣялся.
-- Развѣ я защищалъ его? Я только отрицалъ тотъ фактъ, что онъ отъ природы негодяй. Но я вообще не краснорѣчивъ и вѣроятно недостаточно ясно выразился. Почему же вы не вставите словечко въ разговоръ, padre mio?
-- Я бы велѣлъ убійцѣ сходить домой за оружіемъ и потомъ задалъ бы ему трепку!-- съ такимъ азартомъ отвѣтилъ старикъ Вивальди, что всѣ дружно расхохотались.