III.

Признаніе Цинціи.

-- Вы мнѣ сказали, чтобы я зашла къ вамъ, начала Молли:-- вы обѣщались мнѣ все разсказать.

-- Да вы, кажется, все знаете, нехотя проговорила Цинція: -- то-есть вы, можетъ быть, не знаете обстоятельствъ, могущихъ служить мнѣ извиненіемъ, но знаете, въ какомъ я ужасномъ положеніи.

-- Я уже много передумала, сказала Молли робко и нерѣшительно: -- и мнѣ кажется, что еслибы вы все сказали папа...

Но Цинція перебила ее на первомъ словѣ.

-- Нѣтъ, сказала она:-- ни за что; развѣ только, еслибы мнѣ пришлось уйти отсюда, а вы знаете, что мнѣ некуда идти, то-есть, не предупредивъ никого. Я полагаю, что дядя бы меня принялъ; вѣдь онъ мнѣ близкій родственникъ, и болѣе или менѣе обязанъ былъ бы держать мою сторону, какъ бы я ни была осрамлена передъ свѣтомъ. А можетъ быть, мнѣ бы удалось получить мѣсто въ гувернанткахъ -- отличная была бы гувернантка, нечего сказать!

-- Пожалуйста, прошу васъ, Цинція, не говорите такъ дико; я не вѣрю, чтобы вы поступили до такой степени дурно. Вы же говорите, что все это вышло какъ-то само собой, а я вамъ вѣрю. Этотъ противный человѣкъ какъ-нибудь ухитрился оплести васъ и запутать. Но я увѣрена, что папа все дѣло могъ бы нсправать, еслибы вы только обратились къ нему, какъ къ другу, и при знались ему во всемъ.

-- Нѣтъ, Молли, возразила Цинція: -- не могу, и конецъ. Скажите сами, коли хотите, только дайте мнѣ сперва уйти изъ дома. Повремените хоть на столько.

-- Вы знаете, что я неспособна ничего сказать, чего вы не желаете, Цинція, сказала Молли, глубоко огорченная.

-- Такъ не скажете, милочка? спросила Цинція, взявъ Молли за руку: -- обѣщаете ли вы мнѣ это? Даете ли мнѣ честное слово. Потому что для меня было бы такимъ утѣшеніемъ сказать вамъ все теперь, когда вы ужь такъ много знаете.

-- Да, я вамъ обѣщаю не говорить; вамъ не слѣдовало сомнѣваться во мнѣ, отвѣчала Молли, все еще немного грустно.

-- Хорошо же, я вамъ довѣрюсь. Я знаю, что вамъ можно повѣрить.

-- А все-таки, подумайте хорошенько, не лучше ли сказать пап а, и упросить его помочь вамъ, настаивала Молли.

-- Никогда, сказала Цинція рѣшительно, но уже спокойнѣе прежняго: -- неужели вы думаете, что я забыла все, что онъ говорилъ, когда этотъ несчастный мистеръ Коксъ вздумалъ за мною ухаживать, и какъ долго я послѣ того была у него въ немилости -- если только онъ и теперь помирился со мною. Я принадлежу къ числу тѣхъ людей, какъ иногда говоритъ мама, которые не могутъ жить съ лицами, имѣющими о нихъ невыгодное мнѣніе. Это, можетъ быть, и слабость, или даже грѣхъ -- право, не знаю, да и не думаю объ этомъ. А только я, въ самомъ дѣлѣ, не могу быть счастлива, живя въ одномъ домѣ съ человѣкомъ, который знаетъ мои недостатки, и считаетъ ихъ превышающими мои хорошія качества. Ну, а вы сами знаете, что отецъ вашъ именно такъ и сталъ бы смотрѣть на меня. Я вамъ часто говорила, что у него (и у васъ тоже, Молли) болѣе возвышенныя, нравственныя понятія, нежели какія когда-либо внушались мнѣ. О, я бы не вынесла, еслибы онъ все узналъ; онъ бы такъ былъ недоволенъ мною, что никогда не простилъ бы мнѣ. А я его такъ любила! такъ люблю его и теперь!

-- Ну, полноте, не тревожьтесь, милая, вѣдь я не скажу, успокоивала ее Молли, потому что Цинція опять приходила въ истерическое состояніе: -- по крайней-мѣрѣ, не станемъ говорить объ этомъ теперь.

-- Да и никогда, никогда! Дайте мнѣ слово, добивалась Цинція, въ волненіи схвативъ ея руку.

-- Никогда, пока вы сами не разрѣшите мнѣ. А теперь дайте мнѣ пообсудить, не могу ли я помочь вамъ. Лягте на постель, а я сяду около васъ, и поговоримъ.

Но Цинція опять сѣла на стулъ передъ уборнымъ столикомъ.

-- Когда все это случилось? спросила Молли послѣ долгаго молчанія.

-- Давно, года четыре назадъ. Молода я была, чтобы быть предоставленной совсѣмъ самой себѣ. Были праздники; мама гостила гдѣ-то, а Дональдсоны пригласили меня съѣздить съ ними на празднество въ Уорстеръ. Вы не можете себѣ представить, какъ все это было заманчиво, особенно для меня: я такъ долго просидѣла взаперти, въ этомъ большомъ, скучномъ домѣ, въ Ашкомбѣ, куда мам а забралась со своею школою; онъ принадлежалъ лорду Комнору, а мистеръ Престонъ, въ качествѣ его управляющаго, долженъ былъ позаботиться, чтобы его выкрасили и оклеили новыми обоями; да и кромѣ того, онъ очень сблизился съ нами. Кажется, мама думала... впрочемъ, нѣтъ; я въ этомъ не увѣрена; и я безъ того имѣю ужь такъ много основательныхъ поводовъ пѣнять ей, что не стану говорить вамъ ничего, основаннаго на однихъ предположеніяхъ.

Она умолкла, и нѣсколько мгновеній припоминала прошедшее. Молли поразило старообразное и глубоко озабоченное выраженіе, изобразившееся на этомъ прекрасномъ, обыкновенно сіяющемъ лицѣ. Она поняла изъ него, сколько Цинція выстрадала втайнѣ, благодаря своему сокровенному горю.

-- Однимъ словомъ, мы съ нимъ сблизились, продолжала она наконецъ: -- онъ сталъ приходить очень часто, и лучше кого бы то ни было зналъ всѣ дѣла мам а, и всѣ обстоятельства ея жизни. Я говорю вамъ это для того, чтобы вы поняли, какъ естественно для меня было отвѣчать на его вопросы, когда онъ однажды засталъ меня, не то, чтобы въ слезахъ, потому что я, какъ вы знаете, не очень-то легко плачу, несмотря на мою сегодняшнюю глупость, но въ сильныхъ хлопотахъ и сердцахъ: это было со мною потому, что мама въ это время написала мнѣ, что позволяетъ мнѣ ѣхать съ Дональдсонами, однако, не сказала ни слова о томъ, откуда мнѣ взять деньги на дорогу, нетолько что на туалетъ; а между тѣмъ, я выросла изъ всѣхъ прошлогоднихъ своихъ платьевъ; что же касается перчатокъ и ботинокъ... ну, однимъ словомъ, у меня едва былъ на столько приличный нарядъ, чтобы явиться въ немъ въ церковь.

-- Почему же вы ей не написали и не объяснили всего этого? спросила Молли нерѣшительно, какъ-бы опасаясь, чтобы этотъ весьма естественный вопросъ не показался Цинціи чѣмъ-нибудь въ родѣ порицанія.

-- Жаль, что нѣтъ у меня ея письма; я бы вамъ показала его. Впрочемъ, вамъ, вѣроятно, случалось же читать какія-нибудь ея письма. Вамъ неизвѣстна ея манера всегда пропускать именно самое важное? Въ этомъ случаѣ, она много распространялась о томъ, какъ ей хорошо и весело, какъ къ ней всѣ добры и внимательны, и какъ бы она желала имѣть меня при себѣ; наконецъ, выразила свою радость, что и мнѣ предстоитъ кое-какое удовольствіе. Но единственное, что мнѣ дѣйствительно нужно было знать, о томъ она не упомянула: не написала, куда отправляется дальше. Она замѣтила только, что уѣзжаетъ изъ того дома, гдѣ въ то время гостила, на слѣдующій же день, послѣ отправленія своего письма, и возвратится домой къ такому-то числу. Но я получила ея письмо въ воскресенье, а празднество начиналось во вторникъ.

-- Бѣдная Цинція, сказала Молли:-- а все же, еслибы вы написали, письмо ваше вѣроятно было бы доставлено къ ней. Я не хочу васъ огорчать; только мнѣ такъ не по сердцу, что вы довѣрились этому человѣку.

-- Ахъ! вздохнула Цинція:-- какъ легко правильно разсудить дѣло, когда имѣешь уже предъ глазами наличное зло, которое произошло отъ ошибочнаго сужденія! Я была въ то время совсѣмъ молоденькая дѣвочка, почти еще ребенокъ, а онъ бывалъ у насъ на правахъ друга. За исключеніемъ мамй, онъ былъ моимъ единственнымъ другомъ; Дональдсоны были только хорошими знакомыми.

-- Простите меня, смиренно сказала Молли: -- я была такъ счастлива съ папа, что едва могу себѣ представить, какъ тяжело вамъ было при столь различныхъ условіяхъ.

-- Различныхъ! Я думаю! Изъ за денежныхъ дрязгъ мнѣ просто жизнь опротивѣла. Нельзя было говорить, что мы бѣдны, это повредило бы школѣ; но я бы съ радостью терпѣла всякія лишенія и даже голодъ, еслибы только мы съ мама жили такъ дружно, какъ слѣдовало, какъ, напримѣръ, вы съ мистеромъ Гибсономъ. Не бѣдность смущала меня, а то, что она какъ будто всегда тяготилась мною и старалась не имѣть меня при себѣ. Лишь только наступали праздника, она отправлялась куда нибудь гостить; а я теперь понимаю, что въ мои года не совсѣмъ прилично было возсѣдать хозяйкой въ гостиной и принимать визиты. Молодыя дѣвушки того возраста, въ которомъ я была тогда, удивительно какъ любопытствуютъ узнавать побужденія, руководящія близкими ими людьми, и удивительно какъ неловко выдаютъ себя въ разговорѣ, не имѣя вѣрнаго понятія ни объ истинахъ, ни о неправдахъ свѣтской жизни. Во всякомъ случаѣ, я сильно мѣшала мама и сознавала это. Мистеръ Престонъ какъ будто тоже это видѣлъ и жалѣлъ обо мнѣ; а я была ему очень признательна за его добрыя слова и сочувственные взгляды, хотя это такія крохи, которыя упали бы незамѣченными съ вашего стола. Въ тотъ день онъ пришелъ посмотрѣть, что подѣлываютъ рабочіе, и засталъ меня въ пустой классной, гдѣ я осматривала мою полинялую лѣтнюю шляпку, какія-то старыя ленты, которыя я только что вымыла губкою, да полуизношенныя перчатки, однимъ словомъ цѣлый тряпичный базаръ, разложенный на сосновомъ столѣ передо мною. Я была совершенно взбѣшена отъ одного вида всей этой дряни. Онъ началъ говорить, какъ онъ радъ, что я поѣду на празднество съ Дональдсонами; ему, кажется, сказала служанка наша, старуха Сэлли; но я была въ такомъ горѣ насчетъ денегъ, а самолюбіе мое такъ страдало отъ неимѣнія порядочнаго платья, что я въ сердцахъ объявила, что не поѣду. Онъ сѣлъ на столъ и мало-по-малу заставилъ меня разсказать ему всѣ мои затрудненія. Мнѣ и теперь иногда кажется, что онъ въ то время былъ очень милъ. Мнѣ почему-то и въ голову не пришло, что будетъ неблагоразумно и даже неприлично принять отъ него деньги. Онъ объявилъ мнѣ, что у него какъ разъ въ карманѣ двадцать фунтовъ, которые онъ рѣшительно не знаетъ куда дѣвать, такъ-какъ они ему богъ-знаетъ когда понадобятся; я же могу ихъ отдать, или вѣрнѣе, мамѣ можетъ отдать ихъ ему, когда ей это будетъ удобно. Она, конечно, знала, что мнѣ понадобятся деньги, увѣрялъ онъ меня, и по всей вѣроятности такъ и сообразила, что я обращусь къ нему. Двадцати фунтовъ немного будетъ на экипировку -- толковалъ онъ -- заставляя меня взять у него всѣ деньги. Я знала или, по крайней-мѣрѣ, воображала,, что никакъ не издержу всѣхъ двадцати фунтовъ, но подумала, что могу отдать ему, что у меня останется, и такимъ образомъ... вотъ такъ-то оно и началось. Вѣдь а еще не богъ-знаетъ, какъ тутъ виновата; какъ вы скажете, Молли?

-- Н... нѣтъ, нерѣшительно отвѣчала Молли. Ей не хотѣлось принять на себя роль строгаго судьи, а между тѣмъ она чувствовала глубокое отвращеніе къ мистеру Престону.

Цинція продолжала.

-- Ну, а какъ купила ботинки, да перчатки, шляпку, да мантильку, да бѣлое кисейное платье, которое я себѣ сшила до моего отъѣзда, наконецъ шолковое платье, которое должны были переслать мнѣ къ Дональдсонамъ, изъ двадцати фунтовъ осталось очень немного, тѣмъ болѣе, что въ Уорстерѣ мнѣ приходилось купить себѣ еще бальное платье, такъ-какъ мы всѣ собирались на балъ, и къ тому же мистрисъ Дональдсонъ хотя и подарила мнѣ билетъ, но сдѣлала очень недовольную мину, когда я сказала ей о моемъ намѣреніи ѣхать въ бѣломъ кисейномъ платьѣ, которое уа;ь два раза было надѣто на мнѣ у нихъ въ домѣ. Господи, какъ должно быть пріятно быть богатой! Вы знаете -- продолжала Цинція, немного улыбаясь, несмотря на свое горе: -- что вѣдь не могу же я не знать, что я хорошенькая, и не замѣчать, что всѣ почти мною восхищаются. Въ первый разъ я въ этомъ убѣдилась у Дональдсоновъ. Я стала думать, что, должно быть, я хороша въ моихъ изящныхъ, новенькихъ нарядахъ, и видѣла, что другіе тоже такъ думаютъ. Я, безспорно, была общимъ баловнемъ въ домѣ, и мнѣ пріятно было сознавать мою власть. Подъ конецъ этой веселой недѣли, къ нашему обществу присоединился и мистеръ Престонъ. Въ послѣдній разъ онъ меня видѣлъ въ старомъ платьѣ, слишкомъ короткомъ и узкомъ для меня, доведенною почти до слезъ одиночествомъ и безденежьемъ; у Дональдсоновъ же я была маленькой царицею. Отъ красивыхъ перьевъ -- какъ я уже говорила вамъ -- и вся птица красива; всѣ домашніе и гости носили меня на рукахъ; а на балу, бывшемъ въ первый вечеръ послѣ его пріѣзда, у меня было столько кавалеровъ, что я не знала, куда дѣваться съ ними. Я такъ думаю, что въ этотъ-то вечеръ онъ по настоящему и влюбился въ меня. Мнѣ кажется, до тѣхъ поръ онъ не былъ собственно влюбленъ. Тутъ я съ своей стороны начала чувствовать, какъ неловко мнѣ быть у него въ долгу; съ нимъ я не могла задавать такого тона, какъ съ другими, и это ужасно мнѣ было непріятно и неловко. Но онъ мнѣ нравился, и все время я смотрѣла на него, какъ на друга. Въ послѣдній день я гуляла въ саду вмѣстѣ съ другими и все собиралась сказать ему, какъ мнѣ было весело, благодаря его двадцати фунтамъ (я начинала ощущать нѣчто въ родѣ того, что должна была чувствовать Циндерелла, когда на часахъ било полночь), и объявить ему, что они будутъ уплачены ему, какъ только можно будетъ скорѣе, хотя у меня сердце замирало при одной мысли, что придется сказать о нихъ мама; притомъ я настолько знала положеніе нашихъ дѣлъ, что вполнѣ предвидѣла, какъ трудно будетъ ей собрать такую сумму. Но этотъ разговоръ, когда я улучила время начать его, пришелъ къ неожиданному концу: мистеръ Престонъ вдругъ, почти къ ужасу моему, началъ въ самыхъ горячихъ выраженіяхъ объясняться мнѣ въ любви и просить меня, чтобы я обѣщалась выдти за него замужъ. Я такъ испугалась, что убѣжала къ другимъ; но въ тотъ же вечеръ я получила отъ него письмо, въ которомъ онъ извинялся за неожиданность своего объясненія, возобновлялъ свое предложеніе и снова умолялъ меня дать ему слово выдти за него, предоставляя мнѣ исполнить его, когда сама назначу; однимъ словомъ, это было самое пылкое любовное посланіе, въ которомъ онъ, между прочимъ, упоминалъ и о моемъ несчастномъ долгѣ, и говорилъ, что это будетъ считаться не долгомъ, а задаткомъ изъ денегъ, имѣющихъ принадлежать мнѣ впослѣдствіи, если только... да вы сами, Молли, лучше можете вообразить все это, нежели я могу припомнить и разсказать вамъ.

-- Что же вы отвѣчали? напряженно спросила Молли.

-- Я совсѣмъ не отвѣчала, пока не получила еще письма, умоляющаго объ отвѣтѣ. Но на этотъ разъ мамй ужь возвратилась домой, а вмѣстѣ съ нею снова водворился обычный гнетъ постоянныхъ жалобъ и безденежья. Мери Дональдсонъ часто ко мнѣ писала, восхваляя мистера Престона такъ восторженно, какъ будто была подкуплена имъ. Я видѣла, что онъ былъ очень любимъ въ ихъ кружку, онъ мнѣ нравился, и я была ему благодарна. Итакъ, я написала ему и дала требуемое слово, съ тѣмъ что выйду за него, когда мнѣ минетъ двадцать лѣтъ, не прежде, и чтобы все это до тѣхъ поръ оставалось тайною. Затѣмъ я старалась забыть, что занимала у него деньги, но, странно, лишь только я почувствовала себя связанною съ нимъ, онъ мнѣ сталъ противенъ. Мнѣ была невыносима его пылкая манера обращаться со мною, когда онъ заставалъ меня наединѣ, и кажется, что мама начала о чемъ-то догадываться. Я не въ состояніи описать, какъ это все было; я, по правдѣ, и сама въ то время хорошенько не понимала, и теперь не помню, какъ оно случилось. Но я знаю, что леди Коксгевенъ прислала мама сколько-то денегъ "на мое воспитаніе", какъ она выражалась; мама все это время была особенно не въ духѣ, и мы совсѣмъ съ нею не ладили. При такихъ условіяхъ, я, разумѣется, не рѣшилась говорить ей объ этихъ ненавистныхъ двадцати фунтахъ, а только старалась убѣдить себя, что если выйду замужъ за мистера Престона, то мнѣ никогда не нужно будетъ отдавать ихъ. Конечно, это былъ очень гадкій разсчетъ, но, Молли, я страшно наказана за него -- я теперь ненавижу этого человѣка.

-- Но, за что же? Съ чего онъ началъ дѣлаться вамъ противнымъ? Вы все это время какъ будто весьма терпѣливо сносили свое положеніе.

-- Не знаю; это чувство возникло и начало усиливаться во мнѣ еще прежде, чѣмъ я отправилась въ Булонь, въ этотъ пансіонъ. Онъ мнѣ давалъ чувствовать, какъ будто я въ его власти, и слишкомъ частыми напоминаніями о моей помолвкѣ съ нимъ такъ надоѣлъ мнѣ, что я стала невольно придираться къ его словамъ и пріемамъ. Къ тому же, онъ какъ-то дерзко обращался съ мамѣ. Конечно, вы при этомъ думаете въ душѣ, что я и сама-то не очень почтительная дочь. Можетъ быть, и такъ; но я не выносила его скрытныхъ насмѣшекъ надъ нею, а главное, мнѣ былъ ненавистенъ способъ, которымъ онъ изъявлялъ мнѣ то, что называлъ своею любовью ко мнѣ. Наконецъ, когда я пробыла съ полгода у мадамъ Лефебръ, пріѣхала новая воспитанница, англичанка, какая-то его родственница, знавшая весьма немного обо мнѣ. Она... только, Молли, вы должны забыть какъ можно скорѣе то, что я вамъ сейчасъ скажу: она то и дѣло толковала о своемъ кузенѣ Робертѣ -- онъ очевидно былъ главнымъ лицомъ въ семействѣ: и о томъ, какъ онъ хорошъ собою, и какъ въ него влюбляются всѣ дамы, въ томъ числѣ одна аристократка...

-- Ужь не леди ли Гарріета? съ негодованіемъ перебила ее Молли.

-- Не знаю, отвѣчала Цинція усталымъ голосомъ: -- меня въ то время это не интересовало, а теперь и подавно:-- еще говорила она объ одной... хорошенькой вдовушкѣ, дѣлавшей будто бы отчаянныя усилія, чтобы влюбить его въ себя. Онъ, какъ оказывалось, часто съ родными поднималъ на смѣхъ ея маленькія вниманія къ нему, тогда какъ она воображала, что онъ ихъ и не замѣчаетъ. Господи, и за этого-то человѣка я обѣщалась выдти замужъ, и была у него въ долгу, и писала къ нему любовныя письма! Ну, вотъ теперь вы все понимаете, Молли.

-- Нѣтъ, еще не совсѣмъ. Что вы сдѣлали, когда узнали, какъ онъ говорилъ о вашей матери?

-- Одно только и оставалось, что я и сдѣлала: написала ему, что ненавижу его, и никогда, ни за что не выйду за него замужъ, а заплачу ему занятыя деньги съ процентами, лишь только буду имѣть къ тому возможность.

-- Ну, и что же?

-- А вотъ что: мадамъ Лефебръ принесла мнѣ мое письмо назадъ, правда, нераспечатанное, и объявила мнѣ, что она не позволяетъ своимъ воспитанницамъ посылать письма къ мужчинамъ иначе, какъ лично удостовѣрившись въ ихъ содержаніи.

Я ей объяснила, что онъ другъ нашего семейства, управляетъ дѣлами мам а.... поневолѣ ужь пришлось нѣсколько отступить отъ истины. Но все это не помогло: она при мнѣ же сожгла письмо, и я должна была дать ей слово, что не стану больше писать, лишь бы она согласилась не говорить мама. Итакъ, мнѣ пришлось успокоиться на время и дождаться моего возвращенія домой.

-- Но вы же его не видали, когда пріѣхали сюда, по крайней-мѣрѣ, первое время.

-- Нѣтъ, но я могла написать къ нему, и начала копить деньги, чтобы расплатиться съ нимъ.

-- Какъ онъ принялъ ваше письмо?

-- Сначала онъ показалъ видъ, какъ будто не вѣритъ, что я говорю серьёзно, а считаетъ все это ребячествомъ, пикою, или временнымъ неудовольствіемъ, послѣ котораго можно помириться съ помощью объясненій, извиненій и страстныхъ увѣреній; а потомъ... потомъ онъ изволилъ прибѣгнуть къ угрозамъ, и что всего хуже, я струсила. Мнѣ была невыносима мысль, что все это будетъ извѣстно и сдѣлается предметомъ толковъ и пересудъ, и что будутъ показываться мои глупыя письма. Ахъ, Молли, еслибы вы знали, какія это инсьма! Я и подумать не могу о нихъ, какъ вспомню, что они начинаются словами: "мой дорогой Робертъ!"

-- Но, Цинція, какъ же вы послѣ этого могли рѣшиться помолвиться съ Роджеромъ? спросила Молли.

-- Почему бы и нѣтъ? рѣзко обернулась бъ ней Цинція: -- я была свободна, я и теперь свободна; я себѣ этимъ какъ будто доказывала, что я вполнѣ свободна; да притомъ же я въ самомъ дѣлѣ полюбила Роджера: мнѣ такъ отрадно было придти въ сношенія съ людьми, на которыхъ можно положиться. Не дерево же я была, не камень, чтобы остаться нетронутой его нѣжною, самоотверженной любовью, столь различной отъ любви мистера Престона. Я знаю, что вы не считаете меня достойной его, и конечно, когда все это выйдетъ наружу, онъ будетъ того же мнѣнія (эти слова Цинція произнесла особеннымъ жалобнымъ тономъ); мнѣ иногда кажется, что я сама отъ него откажусь, и пойду искать себѣ новой жизни въ чужихъ людяхъ, а иной разъ я даже думала, не выдти ли мнѣ замужъ за мистера Престона изъ одной мести, чтобы потомъ всю жизнь держать его въ своей власти. Только мнѣ же будетъ хуже, потому что онъ жестокъ до глубины души; онъ похожъ на тигра съ его красивымъ бархатнымъ мѣхомъ и безжалостнымъ сердцемъ. Я ужь такъ просила его, такъ просила развязать меня безъ скандала!

-- Не бойтесь вы скандала, сказали Молли: -- онъ скорѣе обрушится на его же голову, нежели повредитъ вамъ.

Цинція нѣсколько поблѣднѣла.

-- Но вѣдь я въ этихъ письмахъ кое-что говорила о мама. Я была на столько зорка, что замѣчала всѣ ея недостатки, но не понимала того, сколько ей представляется искушеній; а онъ говоритъ, что покажетъ эти письма вашему отцу, если я не соглашусь открыто признать нашу помолвку.

-- Онъ не посмѣетъ! воскликнула Молли, вскочивъ со стула въ сильномъ негодованіи и ставъ передъ Цинціею съ такимъ же видомъ суровой рѣшимости, какъ будто передъ нею самъ мистеръ Престонъ: -- я не боюсь его; мнѣ, по крайней мѣрѣ, онъ не посмѣетъ нанести оскорбленія, а если и осмѣлится, то мнѣ рѣшительно все равно. Я потребую отъ него эти письма, и посмотрите, осмѣлится ли онъ отказать мнѣ въ нихъ!

-- Вы его не знаете, возразила Цинція, качая головой: -- онъ нѣсколько разъ соглашался встрѣтиться со мною, какъ будто намѣреваясь взять деньги, которыя уже четыре мѣсяца лежатъ у меня готовыя, или возвратить мнѣ мои письма. Бѣдный, бѣдный Роджеръ! Не подозрѣваетъ онъ всего этого! Когда мнѣ хочется написать ему ласковое слово, я себя удерживаю, потому что такія же слова писала другому; а еслибы мистеръ Престонъ узналъ, что мы съ Роджеромъ помолвлены, онъ бы непремѣнно отмстилъ и мнѣ и ему, отдавъ ему эти несчастныя письма, написанныя, когда мнѣ не было еще шестнадцати лѣтъ, Молли! и всего-то ихъ только семь. Они составляютъ точно мину подъ моими ногами, которая можетъ каждый день взорваться, а тогда -- прощайся съ отцомъ, съ матерью, со всѣмъ!

Въ послѣднихъ словахъ ея звучало столько горечи, хотя она и произнесла ихъ какъ будто небрежно.

-- Какъ бы мнѣ достать ихъ? вслухъ раздумывала Молли: -- достану я ихъ непремѣнно. Еслибы папа взялся помочь мнѣ, тогда онъ не посмѣлъ бы отказать въ нихъ.

-- Да вѣдь въ томъ-то и дѣло, что онъ знаетъ, что я пуще всего боюсь, какъ бы отецъ вашъ не узналъ обо всемъ.

-- И при этомъ онъ смѣетъ говорить, что любитъ васъ?

-- Такая ужь у него манера любить. Онъ мнѣ сколько разъ говорилъ, что ни надъ чѣмъ не задумается, только бы заставить меня сдѣлаться его а:еною, а тамъ ужь онъ увѣренъ, что заставитъ меня полюбить его.

Цинція заплакала отъ тѣлеснаго и душевнаго изнеможенія. Молли крѣпко обвила ее обѣими руками, прижимала хорошенькую головку ея къ груди своей, прикладывалась къ волосамъ ея щекой и успокоивала ее самыми нѣжными словами, точно маленькаго ребёнка.

-- О, я такъ рада, что все сказала вамъ, тихо промолвила Цинція, на что Молли отвѣчала:

-- Я убѣждена, что право на нашей сторонѣ; а это даетъ мнѣ увѣренность, что такъ или иначе, но онъ возвратитъ намъ письма.

-- И деньги возьметъ? прибавила Цинція, вопросительно глядя Молли въ лицо.

-- Надо непремѣнно, чтобы онъ и деньги взялъ.

-- О, Молли, никогда вамъ не устроить всего этого такъ, чтобы ничего не дошло до вашего отца. А я бы скорѣе согласилась ѣхать въ Россію гувернанткою, даже... но нѣтъ! все, только не это! заключила она, какъ-бы содрогнувшись отъ мысли, которую собиралась высказать.-- Только, пожалуйста, Молли, не говорите вы отцу, я положительно не вынесу. Не знаю, на что бы я тогда не рѣшилась. Вы обѣщаете мнѣ, что никогда не скажете ни ему, ни мам а?

-- Не скажу, не скажу; вы сами знаете, что не скажу, развѣ только ради...

Она хотѣла докончить "развѣ только ради того, чтобы спасти васъ и Роджера отъ огорченія", но Цинція перебила ее:

-- Никогда, и ни ради чего! Ничто не должно заставить васъ сказать вашему отцу. Если вамъ не удастся нечего дѣлать, во всякомъ случаѣ, я всіб жизнь буду любить васъ за то, что вы взялись за это дѣло, и мнѣ не будетъ хуже прежняго. Напротивъ, лучше, потому что теперь я всегда могу искать отрады въ вашемъ сочувствіи. Только обѣщайте мнѣ не говорить мистеру Гибсону.

-- Я уже дала вамъ слово, сказала Молли:-- и не беру его назадъ:-- а теперь ложитесь-ка и постарайтесь заснуть. Вы блѣдны, какъ полотно; еще заболѣете, если не отдохнете. Ужь болѣе двухъ часовъ, и вы вся дрожите отъ холода.

Онѣ простились, пожелали другъ другу доброй ночи; но когда Молли возвратилась въ свою комнату, вся ея бодрость вдругъ покинула ее, и она бросилась на кровать какъ была, одѣтая, потому что не въ силахъ была заняться чѣмъ бы то ни было. Еслибы Роджеръ когда нибудь услыхалъ обо всемъ этомъ случайно, она знала, какъ это смутило бы любовь его къ Цинціи; а между тѣмъ, хорошо ли было бы утаить отъ него подобную вещь? Она рѣшилась употребить всѣ старанія, чтобы уговорить Цинцію прямо разсказать ему все, лишь только онъ возвратится въ Англію. Полное, откровенное признаніе съ ея стороны непремѣнно бы значительно облегчило ему непріятное впечатлѣніе, какое, во всякомъ случаѣ, должно было произвести на него въ первую минуту подобное открытіе. Она терялась въ мысляхъ о Роджерѣ: что онъ почувствуетъ, что онъ скажетъ, да какъ пройдетъ первое свиданіе, да гдѣ онъ въ настоящее время и т. д., пока вдругъ не встрепенулась и не вспомнила своего обѣщанія Цинціи. Теперь, когда успѣлъ пройти первый пылъ ея негодованія, она ясно сознала всю трудность предстоявшаго ей предпріятія, и прежде всего представлялся ей вопросъ, какъ устроить ей свиданіе съ мистеромъ Престономъ? Какъ распоряжалась въ подобномъ случаѣ Цинція, и какимъ образомъ могла происходить между ними переписка? Противъ воли своей, Молли должна была сознаться, что подъ кажущейся откровенностью Цинціи таилась большая скрытность и умѣніе обманывать, и начала опасаться, какъ бы и ей не очутиться въ необходимости прибѣгать къ такимъ же мѣрамъ. Она утѣшила себя мыслью, что, во всякомъ случаѣ, будетъ стараться идти прямой дорогою, а если и уклонится отъ нея, то только ради того, чтобы спасти отъ огорченія дорогія ей существа.