IX.

Вдовецъ и вдова.

Мистрисъ Киркпатрикъ приняла приглашеніе леди Комноръ съ великой радостію. Это было именно то, чего она желала, но на что не смѣла надѣяться, такъ-какъ думала, что Комноры на нѣсколько времени поселились въ Лондонѣ. Тоуэрсъ былъ прекрасное, богатое жилище, въ которомъ можно было съ большимъ удовольствіемъ провести каникулярное время. Къ тому же Клеръ, хотя она и не отличалась особенной предусмотрительностію, однако, сознавала, какую, выгоду могла принести ея школѣ и на сколько должна была возвысить ее въ глазахъ многихъ добрыхъ людей возможность сказать: "я гостила въ Тоуэрсѣ, у милой леди Комноръ". Итакъ она съ восторгомъ начала собираться въ дорогу, чтобъ 17-го числа уже присоединиться къ ея сіятельству. Ея гардеробъ не требовалъ большихъ хлопотъ, а еслибъ и требовалъ, то это все-равно ни къ чему не повело бы, такъ-какъ у бѣдной леди не водилось лишнихъ денегъ. Она была очень хороша и граціозна, а это, какъ извѣстно, придаетъ приличный видъ даже самой истасканной одеждѣ. Не столько изъ глубины чувства, сколько по внушенію своего вкуса, она отдавала предпочтеніе не слишкомъ яркимъ цвѣтамъ, лиловому и сѣрому, которые, въ соединеніи съ чернымъ, составляютъ полутрауръ. Всѣ полагали, что она это дѣлала изъ уваженія къ памяти мистера Киркпатрика; на дѣлѣ же это къ ней шло и было дешевле. Ея густые волосы имѣли тотъ каштановый оттѣнокъ, который никогда, или рѣдко, сѣдѣетъ и, частью изъ сознанія ихъ красоты, частью отъ того, что мытье чепчиковъ дорого стоитъ, она никогда ничего не носила на головѣ. У нея былъ блестящій цвѣтъ лица, какой часто сопровождаетъ волосы, нѣкогда бывшіе рыжими, и единственная перемѣна, какую произвело въ немъ время, заключалась въ томъ, что румянецъ ея сталъ менѣе нѣженъ и болѣе ярокъ и не такъ быстро, какъ прежде, исчезалъ и появлялся на ея лицѣ. Она болѣе не умѣла краснѣть, тогда какъ въ восемнадцать лѣтъ эта способность составляла ея гордость. Ея блѣдноголубые, большіе глаза имѣли мягкій взглядъ, но не отличались особенной выразительностію, что, можетъ быть, отчасти происходило отъ блѣднаго цвѣта рѣсницъ. Станъ ея съ лѣтами сдѣлался нѣсколько полнѣе, но въ движеніяхъ ея было еще много граціи. Вообще она имѣла видъ гораздо моложавѣе своихъ лѣтъ. Голосъ у нея былъ въ высшей степени пріятный и она хорошо, внятно читала, что весьма нравилось леди Комноръ. Какъ это ни странно покажется, она, по какой-то неизъяснимой причинѣ, была любимицей леди Комноръ болѣе, нежели другихъ членовъ семейства, которые, однако, всѣ оказывали ей большее или меньшее расположеніе. Весьма пріятно было имѣть у себя въ домѣ особу, такъ хорошо знакомую со всѣми его привычками, всегда готовую вести живой разговоръ или слушать чужія рѣчи, если предметомъ ихъ были не слишкомъ серьёзные вопросы литературы, науки, политики и общественной экономіи. О новыхъ произведеніяхъ легкой литературы, о событіяхъ дня, объ извѣстныхъ личностяхъ она могла говорить на столько, чтобы прослыть пріятной собесѣдницей. Если же разговоръ касался предметовъ, ей не вполнѣ доступныхъ, она ограничивалась коротенькими восклицаніями удивленія, восторга или одобренія, которыя могутъ значить много или ничего.

Для бѣдной, преслѣдуемой неудачей содержательницы школы предстоявшая перемѣна обѣщала много удовольствія. Съ какою радостью покинула она свое бѣдное и некрасиво меблированное жилище (ея предшественница вмѣстѣ со школой передала ей и свою мебель), стоявшее посреди мрачной, убогой обстановки, какою нерѣдко отличаются маленькія улички провинціальныхъ городовъ! И какъ пріятно было катиться по тоуэрскому парку въ мягкомъ экипажѣ, высланномъ къ ней на встрѣчу. По выходѣ ея изъ кареты, учтивые слуги взяли ея мѣшки, зонтикъ и бурнусъ. Ей не надо было тащить ихъ самой, какъ утромъ, въ Ашкомбѣ, когда она шла въ почтовую контору. По мягкимъ коврамъ поднялась она на лѣстницу и вступила въ собственную комнату миледи, прохладную, несмотря на знойный день, и наполненную тонкимъ ароматомъ розъ всевозможныхъ цвѣтовъ и оттѣнковъ и разставленныхъ въ большомъ количествѣ вазъ. На столѣ лежало три новыхъ неразрѣзанныхъ романа, газеты, журналы. Повсюду стояли мягкія, удобныя кресла и кушетки, покрытыя ситцемъ съ узоромъ, изображавшимъ цвѣты не менѣе яркіе, чѣмъ тѣ, которые пестрѣли внизу въ саду. Черезъ нѣсколько времени горничная леди Комноръ провела ее въ комнату, носившую названіе ея спальной. Въ ней мистрисъ Киркпатрикъ чувствовала себя гораздо болѣе дома, чѣмъ въ скучномъ, неуютномъ мѣстѣ, которое она только что покинула. Она питала большую слабость къ красивымъ занавѣсямъ, къ хорошо подобраннымъ цвѣтамъ, къ тонкому бѣлью и вообще къ изящной обстановки. Она опустилась въ кресло, около постели, и погрузилась въ размышленія, въ родѣ слѣдующихъ:

-- Казалось-бы чего легче, какъ вонъ тамъ убрать туалетъ кисеей и розовыми лентами. Но никто не знаетъ, пока самъ не испробуетъ, какъ трудно поддерживать ихъ въ надлежащей свѣжести. Когда я впервые поселилась въ Ашкомбѣ, я не хуже этого убрала свое зеркало. Но что же? Кисея загрязнилась, ленты полиняли, а денегъ нѣтъ, чтобы возобновить ихъ. Если же и удастся иногда заработать достаточную для того сумму, то не хватаетъ духу разомъ истратить ее. Думаешь, да передумываешь, какъ бы извлечь изъ нея побольше пользы? Купишь себѣ новое платье, или оранжерейный плодъ, или какую нибудь изящную вещицу для гостиной, и поневолѣ придется сказать прощай нарядно убранному зеркалу. Здѣсь иное дѣло: деньги для нихъ все равно, что воздухъ, которымъ они дышатъ. Никто не заботится о цѣнѣ стирки кисеи или о томъ, что стоитъ ярдъ розовыхъ лентъ. Вотъ кабы имъ пришлось, подобно мнѣ, заработывать каждый пенни, что онѣ тратятъ, тогда онѣ разсчитывали бы такъ же, какъ и я. Неужто мнѣ придется всю жизнь такъ трудиться и маяться? Это не въ порядкѣ вещей. Замужество, вотъ настоящее благо: тамъ мужъ исполняетъ черную работу, а жена сидитъ въ гостиной, какъ важная леди. И я такъ сиживала, когда бѣдный Киркпатрикъ былъ живъ. Увы! грустно быть вдовой.

А еще какая рззница въ столѣ! Въ Ашкомбѣ она обѣдала съ своими воспитанницами, и ѣла битое мясо, жареную баранину, картофель и пудинги изъ тяжелаго мѣста. Въ Тоуэрсѣ она, вмѣстѣ съ графомъ и графиней, вкушала только самыя тонкія яства, подаваемыя на старинномъ, дорогомъ фарфорѣ. Она страшилась окончанія каникулъ не менѣе той изъ своихъ воспитанницъ, которая наиболѣе была привязана къ дому. Но теперь у нея оставалось въ распоряженіи еще нѣсколько недѣль, и Клеръ, не думая о будущемъ, вполнѣ наслаждалась настоящимъ. Спокойствіе прекрасныхъ лѣтнихъ дней было нарушаемо только нездоровьемъ леди Комноръ. Мужъ ея возвратился въ Лондонъ, а она и мистрисъ Киркпатрикъ отдались мирному теченію уединенной жизни, которая въ настоящую минуту приходилась какъ нельзя болѣе по вкусу миледи. Несмотря на свою болѣзнь, она, однако, по обыкновенію, съ достоинствомъ принимала въ Тоуэрсѣ голлингфордскихъ дамъ, сама всѣмъ распоряжалась, назначала часы прогулокъ, завтрака и отъѣзда. Она оставалась въ комнатахъ съ двумя дамами, которыя осмѣлились не пойдти въ садъ, опасаясь жары и утомленія. Нѣкоторымъ изъ гостей лордъ Комноръ показывалъ новыя постройки при фермѣ, а остальныя гуляли съ мистрисъ Киркпатрикъ. Дамы, остававшіяся съ леди Комноръ, разсказывали послѣ, что она "съ величайшей снисходительностью" передавала имъ разныя подробности о хозяйствѣ своихъ дочерей, о ихъ занятіяхъ и о ихъ системѣ воспитанія дѣтей. Но все это очень утомило ее, и когда гости разъѣхались, она, по всѣмъ вѣроятностямъ, прилегла бы отдохнуть, еслибъ лордъ Комноръ, движимый, впрочемъ, добрымъ намѣреніемъ, не испортилъ дѣла весьма неловкимъ замѣчаніемъ. Онъ подошелъ къ ней, и съ лаской положивъ ей на плечо руку, сказалъ:

-- Я боюсь, вы очень устали, миледи?

Она сдѣлала надъ собой усиліе, мгновенно выпрямилась и холодно отвѣчала:

-- Когда я устану, то сама вамъ о томъ скажу, лордъ Комноръ. И весь вечеръ она сидѣла прямѣе обыкновеннаго, упорно отказывалась отъ подушекъ и скамеекъ, и съ негодованіемъ отвергла предложеніе пораньше лечь спать. И такъ продолжалось до тѣхъ поръ, пока лордъ Комноръ оставался въ Тоуэрсѣ. Мистрисъ Киркпатрикъ была этимъ вполнѣ обманута, и не переставала увѣрять лорда Комнора, что никогда не видѣла миледи такою бодрой и свѣжей. Но если его голова была нѣсколько слаба, зато сердце его отличалось многими качествами. Самъ не зная почему, онъ теперь былъ увѣренъ, что его жена нездорова. Однако, онъ такъ ее боялся, что безъ ея разрѣшенія не осмѣливался послать за мистеромъ Гибсономъ. Уѣзжая въ Лондонъ, онъ сказалъ Клеръ:

-- Я такъ радъ, что оставляю миледи на вашихъ рукахъ! Только, прошу насъ, не обманывайтесь наружностью. Доколѣ она будетъ въ силахъ скрывать, она и виду не подастъ, что больна. Посовѣтуйтесь съ Брадлей (горничной леди Комноръ); я, на вашемъ мѣстѣ, подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ, послалъ бы за Гибсономъ. И тутъ ему опять пришла мысль, уже разъ посѣтившая его въ Лондонѣ, о томъ, какъ было бы выгодно для Клеръ замужество съ докторомъ. Онъ не могъ удержаться, чтобъ не прибавить: пригласите его къ себѣ: онъ весьма пріятный человѣкъ. Лордъ Голлингфордъ говоритъ, что здѣсь во всемъ околоткѣ нѣтъ другого ему равнаго. Разговаривая со всѣми, онъ можетъ наблюдать за миледи, и узнать, дѣйствительно ли она больна. Напишите мнѣ, что онъ о ней скажетъ.

Но Клеръ не менѣе лорда Комнора боялась сдѣлать что-либо такое, на что не получила приказанія отъ самой леди Комноръ. Она знала, что пославъ за мистеромъ Гибсономъ, предварительно не испросивъ на то согласія миледи, она можетъ лишиться ея расположенія, а вмѣстѣ съ тѣмъ и приглашеній въ Тоуэрсъ, тогда какъ тамошняя жизнь, несмотря на свое однообразіе, приходилась ей вполнѣ по сердцу. Она въ свою очередь попробовала свалить на Брадлей обязанность, которую возложилъ на нее лордъ Комноръ.

-- Мистрисъ Брадлей, сказала она однажды: -- васъ нисколько не безпокоитъ здоровье миледи? Лордъ Комноръ вообразилъ себѣ, что она больна.

-- Право, мистрисъ Киркпатрикъ, мнѣ кажется, что миледи не по себѣ. Не знаю только, что съ ней, и допрашивайте меня хоть до ночи, я не съумѣю вамъ сказать ничего болѣе.

-- Нельзя ли вамъ зачѣмъ-нибудь побывать въ Голлингфордѣ? Тамъ вы можете повидаться съ мистеромъ Гибсономъ и попросить его заѣхать навѣстить леди Комноръ.

-- И затѣмъ лишиться мѣста, мистрисъ Киркпатрикъ. Миледи до послѣдняго дня своей жизни, если Провидѣнію угодно будетъ сохранить ее въ здравомъ разсудкѣ, не перестанетъ дѣлать все по своему. Только одна леди Гаріета умѣетъ справляться съ ней, да и то не всегда.

-- Въ такомъ случаѣ, будемъ надѣяться, что болѣзнь ея неопасна, я даже увѣрена въ этомъ. Она сама говоритъ, что здорова, а кому же знать лучше ея?

Но дня два спустя, леди Комноръ обратилась къ мистрисъ Киркпатрикъ съ слѣдующими словами, которыя ее не мало изумили и встревожили:

-- Клеръ, напишите записку мистеру Гибсону, и попросите его отъ моего имени пріѣхать сюда сегодня послѣ полудня. Я все думала, что онъ самъ заѣдетъ. И право, ему слѣдовало бы ужъ давно явиться къ намъ, и засвидѣтельствовать свое почтеніе.

Мистеръ Гибсонъ былъ слишкомъ занятъ для того, чтобъ тратить время на церемонные визиты, хотя и зналъ, что поступаетъ вопреки принятому обычаю. Въ городѣ и его окрестностяхъ свирѣпствовала злокачественная лихорадка; онъ не имѣлъ ни минуты отдыха, не разъ изъявляя свое удовольствіе по поводу того, что Молли была не съ нимъ, а подъ гостепріимной сѣнью Гамлея.

Его домашнія дѣла за это время нисколько не улучшились, но въ настоящую минуту его отвлекали отъ нихъ другія заботы. Послѣдней каплею въ чашѣ, послѣдней соломенкой на вѣсахъ было неожиданное посѣщеніе лорда Голлингфорда, который, находясь въ городѣ, зашелъ къ нему. Имъ многое надо было сообщить другъ другу о какомъ-то новомъ открытіи въ области науки. Лорду Голлингфорду были хорошо извѣстны малѣйшія подробности этого открытія, которымъ мистеръ Гибсонъ сильно интересовался, но о которомъ онъ зналъ весьма мало. Вдругъ лордъ Голлингфордъ сказалъ:

-- Гибсонъ, не можете ли вы мнѣ дать закусить? Я завтракалъ сегодня очень рано, въ семь часовъ; съ тѣхъ поръ много ходилъ и сильно проголодался.

Мистеръ Гибсонъ былъ очень радъ оказать гостепріимство человѣку, котораго такъ цѣнилъ и уважалъ, какъ лорда Голлингфорда, и пригласилъ его къ своему раннему обѣду. Но это случилось именно въ то время, когда кухарка сердилась за отказъ отъ мѣста Бетіи, и ей вздумалось быть безпечной и неакуратной. Къ тому же, Бетію еще никто не замѣнилъ, и некому было прислуживать за столомъ. Мистеръ Гибсонъ зналъ, что его обыкновенный, незатѣйливый обѣдъ, или даже просто хлѣбъ съ сыромъ и холодная говядина, показались бы на этотъ разъ весьма вкусными проголодавшемуся лорду. Но онъ не могъ ничего добиться, хотя безпрестанно прибѣгалъ къ звонку и выказывалъ сильный гнѣвъ. Наконецъ, обѣдъ былъ готовъ, но поданъ въ высшей степени небрежно, почти неопрятно. Грязныя тарелки, тусклые стаканы, смятая, нечистая скатерть, представляли весьма непривлекательное зрѣлище, особенно для гостя, который въ собственномъ домѣ привыкъ къ совершенно иному. Тамъ кусокъ чернаго хлѣба, и тотъ -- подавался такъ, что возбуждалъ невольный апетитъ. Мистеръ Гибсонъ, не извиняясь открыто, однако, сказалъ при прощаньи:

-- Вы здѣсь, у вдовца, дочь котораго не можетъ всегда бывать дома, и который самъ такъ занятъ, что не имѣетъ времени наблюдать за хозяйствомъ.

Онъ ни однимъ словомъ болѣе не намекнулъ на неудачный, только-что съѣденный ими обѣдъ, но думалъ о немъ, равно какъ и лордъ Голлингфордъ, который отвѣчалъ:

-- Да, это правда. Человѣкъ, столь занятой, какъ вы, непремѣнно долженъ быть свободенъ отъ хозяйственныхъ заботъ. Вамъ слѣдовало бы взять къ себѣ кого-нибудь для присмотра за домомъ. Сколько лѣтъ мисъ Гибсонъ?

-- Семнадцать, самый опасный возрастъ для дѣвушки, у которой нѣтъ матери.

-- Да, и хотя у меня самаго только сыновья, но я, тѣмъ не менѣе, понимаю васъ. Извините меня, Гибсонъ, и позвольте мнѣ говорить съ вами, какъ съ другомъ. Вамъ никогда не приходила къ голову мысль вторично жениться? Конечно, второй бракъ не то, что первый. Но еслибъ вамъ удалось встрѣтиться съ доброй, красивой женщиной лѣтъ тридцати, отчего бы вамъ не жениться на ней? Это избавило бы васъ отъ многихъ хлопотъ и затрудненій, и доставило бы вашей дочери необходимыя въ ея лѣта попеченія и покровительство. Я знаю, это предметъ весьма щекотливаго свойства, но вы, безъ сомнѣнія, не станете сердиться на мою откровенность.

Съ тѣхъ поръ, какъ этотъ совѣтъ былъ данъ, мистеръ Гибсонъ не разъ о немъ думалъ. Но прежде надо было "поймать зайца". Гдѣ слѣдовало ему искать "доброй, красивой, тридцатилѣтней женщины?" Не въ лицѣ же мисъ Броунингъ, или мисъ Фёбе, или мисъ Гуденофъ. Въ числѣ его паціентовъ было два класса совершенно различныхъ людей: къ одному принадлежали фермеры, дѣти которыхъ отличались грубостью, неразвитостью; къ другому -- сквайры, дочери которыхъ подумали бы, что свѣтъ перевернулся, еслибъ имъ пришлись выдти замужъ за провинціальнаго доктора.

Но послѣ своего перваго посѣщенія леди Комноръ, мистеръ Гибсонъ сталъ подозрѣвать, что мистрисъ Киркпатрикъ могла бы быть именно тѣмъ "зайцемъ", котораго онъ ловилъ. Возвращаясь изъ Тоуэрса, онъ опустилъ поводья своей лошади и перебиралъ въ умѣ всѣ подробности, какія ему были извѣстны о ней. Онъ думалъ о нихъ гораздо болѣе, нежели о томъ, куда ѣхалъ и что ему слѣдовало прописать своимъ больнымъ. Онъ помнилъ ее хорошенькою мисъ Клеръ, у которой была скарлатина. Но это воспоминаніе относилось еще ко времени жизни его первой жены, слѣдовательно это было очень давно, такъ давно, что моложавость мистрисъ Киркпатрикъ казалась ему просто невѣроятной. Затѣмъ до него дошло извѣстіе о ея бракѣ съ викаріемъ, а на слѣдующій день (или около того; промежутокъ времени между первымъ и вторымъ слухомъ какъ-то сгладился въ его памяти) онъ услышалъ о смерти послѣдняго. Онъ зналъ, что съ тѣхъ поръ она жила гувернанткой въ разныхъ семействахъ и постоянно пользовалась расположеніемъ Комноровъ, которыхъ онъ, независимо отъ ихъ высокаго положенія въ свѣтѣ, искренно уважалъ. Годъ или два тому назадъ, онъ слышалъ, она завела школу въ Ашкомбѣ, городкѣ, сосѣднемъ съ другимъ имѣніемъ лорда Комнора въ томъ же графствѣ. Ашкомбское владѣніе было гораздо больше того, которое находилось близь Голлингфорда, но старый замокъ Маноргаузъ далеко не представлялъ тѣхъ удобствъ для житья, какъ Тоуэрсъ. Управленіе имъ, по этому случаю, было ввѣрено мистеру Престону; исключая нѣсколькихъ комнатъ, въ которыхъ жило семейство во время своихъ случайныхъ посѣщеній, весь Маноргаузъ былъ отданъ въ полное распоряженіе мистера Престона, красиваго холостяка. Мистеръ Гибсонъ зналъ еще, что у мистрисъ Киркпатрикъ есть дочь однихъ лѣтъ съ Молли. Состоянія у нея, по всѣмъ вѣроятностямъ, не было никакого, но онъ до сихъ поръ жилъ весьма разсчетливо и имѣлъ нѣсколько тысячъ, хорошо помѣщенныхъ на проценты. Кромѣ того, его практика доставляла ему порядочный доходъ, который годъ отъ году увеличивался. Съ этой послѣдней мыслью онъ остановился у дома одного изъ своихъ паціентовъ и на время отложилъ всякое попеченіе о супружествѣ и о мистрисъ Киркпатрикъ. Втеченіе дня она ему однако еще разъ пришла на память, и онъ не безъ удовольствія припоминалъ нѣкоторыя подробности несчастнаго задержанія Молли въ Тоуэрсѣ, когда, согласно съ мнѣніемъ, какое онъ себѣ составилъ изъ разсказовъ маленькой дѣвочки, мистрисъ Киркпатрикъ такъ ласково съ ней обошлась. На этомъ онъ пока остановился, по крайней мѣрѣ въ томъ, что касалось его лично.

Здоровье леди Комноръ было разстроено, но не до такой степени, какъ она опасалась. Для нея было большимъ облегченіемъ то, что мистеръ Гибсонъ теперь рѣшалъ за нее, что ей дѣлать, что ѣсть и пить и чего остерегаться. Подобная подчиненность чужой волѣ иногда имѣетъ своего рода привлекательность для людей, которые долгое время находились въ необходимости произносить рѣшенія нетолько за себя, но и за другихъ. Это случайное, временное послабленіе нравственныхъ силъ въ человѣкѣ, привыкшемъ постоянно ихъ напрягать, немало содѣйствуетъ его выздоровленію. Мистрисъ Киркпатрикъ въ глубинѣ души думала, что ей никогда не жилось такъ легко съ леди Комноръ, и заодно съ Брадлей восхваляла мистера Гибсона, "который такъ великолѣпно всегда умѣлъ справляться съ миледи").

Милорду акуратно посылались свѣдѣнія о состояніи больной, но ему и дочерямъ былъ строго запрещенъ въѣздъ въ Тоуэрсъ. Леди Комноръ соглашалась быть слабой тѣломъ и духомъ, но только не иначе, какъ вдали отъ глазъ семейства. Она въ настоящую минуту совсѣмъ не походила на свое обычное я, и безсознательно боялась потерять часть своей власти, еслибъ кто изъ домашнихъ видѣлъ ее въ теперешнемъ безсознательномъ состояніи. Иногда она сама писала ежедневные бюллетени, иногда поручала это Клеръ, но въ послѣднемъ случаѣ всегда ихъ просматривала. Отвѣты дочерей она читала сама и часть ихъ содержанія передавала "этой доброй Клеръ". Что же касается до привѣтливыхъ, но чрезвычайно безсвязныхъ писемъ милорда, то ихъ всѣ могли читать: въ нихъ нечего было опасаться открытія какой либо семейной тайны. Однако, однажды читая вслухъ одно изъ его посланій, мистрисъ Киркпатрикъ встрѣтила нѣчто такое, что охотно оставила бы про себя, еслибъ миледи не оказалась для нея слишкомъ проницательной. Въ ея глазахъ "Клеръ была доброе, но не очень-то умное существо". На дѣлѣ же мистрисъ Киркпатрикъ просто не отличалась находчивостью, хотя и не была разборчива на средства, какія могли привести ее къ желанной цѣли.

-- Читайте. Отчего вы остановились? Или тамъ дурныя вѣсти? Не объ Агнесѣ ли? Дайте сюда письмо.

Леди Комноръ прочла вполголоса: "Что подѣлываютъ Клеръ и Гибсонъ? Вы тогда съ презрѣньемъ отвергли мой совѣтъ принять участіе въ этомъ дѣлѣ, но, право, я думаю, сватовство доставило бы вамъ пріятное развлеченіе теперь, когда вы не можете выходить. По моему мнѣнію, это былъ бы самый приличный бракъ".

-- О, сказала леди Комноръ: -- конечно, вамъ неловко было это прочесть, и я понимаю, почему вы остановились. Тѣмъ не менѣе, вы меня очень напугали.

-- Лордъ Комноръ большой охотникъ до шутокъ, сназала мистрисъ Киркпатрикъ съ легкимъ смущеніемъ, но вполнѣ согласная съ его послѣдними словами: "Это былъ бы самый приличный бракъ". Ей очень хотѣлось знать мнѣніе леди Комноръ. Милордъ писалъ объ этомъ, какъ о вещи весьма возможной. Подобная мысль заключала въ себѣ немалую долю пріятности, и мистрисъ Киркпатрикъ не переставала улыбаться все время, пока сидѣла возлѣ леди Комноръ, которая предавалась своему обычному, полуденному сну.