V.

Обѣдъ мистрисъ Гибсонъ.

Все это произошло до первой встрѣчи Роджера съ Молли и Цинціей у мисъ Броунингъ, а слѣдовательно и до обѣда, устроеннаго мистрисъ Гибсонъ, преимущественно въ честь Осборна, и назначеннаго въ пятницу.

Мистрисъ Гибсонъ очень желала сдѣлать обѣдъ пріятнымъ для Гамлеевъ, и вполнѣ достигла этого. Мистеръ Гибсонъ былъ дружески расположенъ къ братьямъ -- вопервыхъ, ради ихъ родителей, вовторыхъ -- ради ихъ самихъ, такъ-какъ зналъ ихъ съ самого дѣтства; а въ своихъ сношеніяхъ съ тѣми, кто приходился ему по сердцу, докторъ умѣлъ быть просто очарователенъ. Мистрисъ Гибсонъ, съ своей стороны, приняла гостей очень любезно, а привѣтливость въ хозяйкѣ, какъ извѣстно, заставляетъ забывать и охотно прощать всякаго рода недостатки и упущенія. Цинція и Молли были прелестны, и это все, чего отъ нихъ, въ настоящемъ случаѣ, требовала мистрисъ Гибсонъ, намѣревавшаяся сама принять дѣятельное участіе въ разговорѣ. Осборнъ выпалъ на ея долю, и она долго съ нимъ болтала о томъ, о семъ, весьма ловко поддерживая пустой, свѣтскій разговоръ. Роджеру, по всѣмъ правиламъ приличія, слѣдовало бы заняться той или другой изъ молодыхъ леди; но все вниманіе его было поглощено словами мистера Гибсона объ одной статьѣ но предмету сравнительной остеологіи, которую тотъ недавно прочелъ въ иностранномъ журналѣ, доставляемомъ ему лордомъ Голлингфордомъ. Впрочемъ, время отъ времени взоръ Роджера какъ-бы невольно обращался въ ту сторону, гдѣ сидѣла Цинція между его братомъ и мистеромъ Гибсономъ, и подолгу останавливался на ея прелестномъ лицѣ. Ее, казалось, весьма мало интересовало то, что происходило и говорилось вокругъ нея. Она сидѣла съ опущенными глазами и, доложивъ руку на скатерть, играла крошками хлѣба. Длинныя рѣсницы ея отчетливо рисовались на нѣжномъ овалѣ ея щеки, она думала о чемъ-то другомъ. Зато Молли вся обратилась въ слухъ и всѣми силами старалась вникнуть въ смыслъ того, что говорилъ ея отецъ. Вдругъ Цинція подняла глаза и поймала взоръ Роджера, устремленный на нее съ такимъ восхищеніемъ, что не замѣтить его не было возможности. Она слегка покраснѣла; но когда прошла первая минута смущенія, вызванная его явнымъ восторгомъ, она поспѣшила дать другое истолкованіе и его взгляду и своему смущенію.

-- Это правда! сказала она Роджеру,-- Я не слушала васъ, но это потому, что я рѣшительно ничего не смыслю въ дѣлѣ науки. Однако, прошу васъ, не смотрите на меня такъ строго, хотя я въ сущности ничего болѣе, какъ совершенная невѣжда.

-- Я не думалъ... я не хотѣлъ на васъ строго смотрѣть; я въ этомъ увѣренъ, отвѣчалъ онъ, не зная, что ему сказать въ свою защиту.

-- Къ тому же Цинція совсѣмъ не невѣжда, вмѣшалась мистрисъ Гибсонъ, боясь, чтобъ дочери ея не повѣрили на слово.-- Но я не разъ замѣчала, что у однихъ людей способности къ одному, а у другихъ къ другому. Цинція талантлива, но имѣетъ мало склонности къ серьёзнымъ наукамъ. Помнишь ли, моя милая, какого труда мнѣ стоило выучить тебя употребленію глобуса?

-- Да; я и теперь не умѣю отличить долготу отъ широты и всегда въ затрудненіи, когда надо рѣшить, какая линія горизонтальная и какая паралелльная.

-- За то, продолжала мать, преимущественно обращаясь къ Осборну:-- у нея необыкновенная память на стихи. Я слышала, какъ она говорила наизусть съ начала до конца всего "Шильонскаго узника".

-- Не думаю, чтобъ слушать ее было особенно пріятно, возразилъ мистеръ Гибсонъ, улыбаясь Цинціи, которая отвѣчала ему однимъ изъ самыхъ ясныхъ своихъ взглядовъ.

-- О, мистеръ Гибсонъ, я прежде знала, что вы лишены вкуса къ поэзіи, и Молли ваша истинная дочь. Она читаетъ все какія-то мудреныя, серьёзныя книги съ разными знаками и фигурами: она скоро совсѣмъ превратится въ синій чулокъ.

-- Мама, воскликнула Молли, вся вспыхнувъ: -- вы сочли эту книгу серьёзной, потому что въ ней есть рисунки восковыхъ ячеекъ, которыя дѣлаютъ пчелы; но, увѣряю васъ, она нисколько не серьёзная, а очень интересная.

-- Ничего, Молли, сказалъ Осборнъ.-- Я, съ своей стороны, стою за синіе чулки.

-- А я имѣю нѣчто сказать противъ различія, на которое намекаютъ ваши слова, замѣтилъ въ свою очередь Роджеръ.-- Вы говорите: она не серьёзна, ergo, очень интересна. Точно книга, въ одно и то же время, не можетъ быть и серьёзна и интересна.

-- О, если дѣло дошло до логическихъ выводовъ и до латыни, то, я думаю, намъ время встать изъ-за стола и удалиться, сказала мистрисъ Гибсонъ.

-- Неужто мы оставимъ поле сраженія, и обратимся въ бѣгство, мама? возразила Цинція,-- Пусть то, что сейчасъ сказалъ мистеръ Роджеръ Гамлей, логическій выводъ, я, тѣмънеменѣе, поняла его. Я сама читала нѣкоторыя изъ книгъ Молли: не берусь судить, на сколько онѣ серьёзны, но знаю, что онѣ очень интересны -- гораздо интереснѣе дня меня въ настоящее время "Шильонскаго узника". Я даже спрятала "Узника" и поставила на его мѣсто Джонни Гильпина, мою любимую поэму.

-- Какъ можешь ты говорить такой вздоръ, Цинція! сказала мистрисъ Гибсонъ, идя наверхъ въ сопровожденіи обѣихъ молодыхъ дѣвушекъ.-- Ну, какая ты невѣжда? Очень хорошо не быть синимъ чулкомъ: въ большомъ свѣтѣ это не принято; но зачѣмъ также унижать себя и противорѣчить каждому моему слову? Я говорю, что ты любишь Байрона, поэтовъ и поэзію, а ты опровергаешь это, да еще въ присутствіи Осборна Гамлея!

Мистрисъ Гибсонъ видимо сердилась.

-- Но, мама, отвѣчала Цинція: -- я или невѣжда, или нѣтъ. Если я невѣжда, то хорошо сдѣлала, что сама созналась въ томъ; если же я не невѣжда, то онъ сущій дуракъ, если не пойметъ въ моихъ словахъ шутки.

-- Какъ такъ? спросила мистрисъ Гибсонъ, нѣсколько озадаченная и желая дальнѣйшаго разъясненія.

-- А если онъ дуракъ, то мнѣніе его не имѣетъ никакой цѣны, продолжала Цинція: -- слѣдовательно, мое замѣчаніе ни въ какомъ случаѣ не можетъ сдѣлать мнѣ вреда.

-- Я совсѣмъ путаюсь въ пустякахъ, которыя ты городишь, дитя. Молли въ тысячу разъ лучше тебя.

-- И я совершенно съ вами согласна, мама, сказала Цинція, взявъ Молли за руку.

-- Но этому не слѣдовало бы быть, возразила мистрисъ Гибсонъ, раздраженіе которой еще не улеглось.-- Не забывай, какими преимуществами ты пользовалась!

-- А я, право, предпочитаю быть невѣждой, чѣмъ синимъ чулкомъ, замѣтила Молли, которую нѣсколько обидѣлъ этотъ эпитетъ.

-- Тише, они идутъ: я слышу стукъ столовой двери. Я ни чуть не считаю васъ синимъ чулкомъ, моя милочка; и потому не обижайтесь. Цинція, откуда ты достала эти прелестные цвѣты -- анемоны, кажется? Они, какъ нельзя болѣе, идутъ къ твоему цвѣту лица.

-- Ну, Молли, оставьте вашъ серьёзный, задумчивый видъ! воскликнула Цинція.-- Развѣ вы не видите? Мама желаетъ, чтобъ мы улыбались и были любезны?

Мистеру Гибсону надлежало ѣхать съ вечерними визитами къ больнымъ, а молодые люди были очень рады присоединиться къ дамамъ въ хорошенькой гостиной. Тамъ ихъ ожидали яркій огонь въ каминѣ, мягкія кресла, привѣтливая хозяйка и двѣ милыя дѣвушки. Роджеръ направился въ уголокъ, гдѣ стояла Цинція, играя вѣеромъ.

-- Въ Голлингфордѣ скоро будетъ данъ балъ съ благотворительною цѣлью? спросилъ онъ,

-- Да, въ четвергъ на Пасхѣ, отвѣчала она.

-- Я полагаю, вы поѣдете?

-- Да, мама хочетъ взять съ собой меня и Молли.

-- Я думаю, замъ будет, очень весело, особенно ѣхать вдвоемъ?

Въ первый разъ въ теченіе этого коротенькаго разговора она взглянула на него и въ глазахъ ея блеснуло искреннее удовольствіе.

-- Да; все веселье въ томъ именно и заключается, что мы ѣдемъ вмѣстѣ. Безъ нея мнѣ было бы скучно.

-- Вы, слѣдовательно, съ ней большіе друзья?

-- Я никогда не думала, что могу такъ полюбить кого нибудь, то-есть другую женщину, хочу я сказать.

Послѣднія слова были ею сказаны въ простотѣ души, и онъ точно такъ же принялъ ихъ. Онъ подошелъ ближе и нѣсколько понизилъ голосъ.

-- Я такъ этому радъ! Меня нерѣдко тревожилъ вопросъ о томъ, какъ вы обѣ сойдетесь?

-- Въ самомъ дѣлѣ? спросила она, и снова взглянула на него.-- Даже въ Кембриджѣ? Вы должны очень любить Молли!

-- Да, я очень люблю ее. Вы знаете, она долго у насъ жила, и еще въ какое время! Я смотрю на нее почти какъ на родную сестру.

-- И она, съ своей стороны, тоже очень любитъ всю вашу семью. Я какъ будто всѣхъ васъ знаю: такъ часто она о васъ говоритъ.

Она сдѣлала особенное удареніе на словѣ "всѣхъ", какъ-бы желая показать, что включаетъ сюда и живыхъ и умершую. Роджеръ съ минуту помолчалъ.

-- Я не зналъ васъ, даже по слухамъ, сказалъ онъ потомъ, и оттого неудивительно, если немного боялся васъ. Но лишь только я увидѣлъ васъ, всѣ мои опасенія разсѣялись, и это было для меня большимъ облегченіемъ!

-- Цинція! позвала мистрисъ Гибсонъ, находя, что младшій сынъ уже достаточно долго разговаривалъ наединѣ съ ея дочерью.

-- Пойди сюда и свои -- знаешь, ту французскую балладу, мистеру Осборну Гамлею.

-- Какую, мама? "Tu t'en repentiras, Colin?"

-- Да, она очень миленькая, живая и заключаетъ въ себѣ хорошее предостереженіе молодымъ людямъ, сказала мистрисъ Гибсонъ, лукаво улыбаясь Осборну.-- Припѣвъ ея слѣдующій:

Tu t'en repentiras, Colin,

Tu t'en repentiras,

Car si tu prends une femme, Colin,

Tu t'en repentiras *.

* Ты раскаешься, Колинъ, раскаешься; если женишься, то раскаешься.

Совѣтъ вполнѣ у мѣста, когда дѣло идетъ о французской женѣ; во я увѣрена, не имѣетъ ничего общаго съ англичаниномъ, который намѣренъ жениться на англичанкѣ.

Еслибъ мистрисъ Гибсонъ могла только знать, какъ неудаченъ былъ выборъ ея пѣсни! Осборнъ и Роджеръ, оба знавшіе, что жена перваго француженка, почувствовали себя очень неловко, а Молли пришла въ такое смущеніе, какъ будто бы она сама тайно обвѣнчана. Цинція, между тѣмъ, распѣвала задорную пѣсенку, а мать ея улыбалась въ совершенномъ невѣдѣкіи того, какое примѣненіе можно было сдѣлать изъ припѣва. Осборнъ машинально сталъ за стуломъ Цинціи, когда она сѣла за фортепіано, какъ-бы для того, чтобъ переворачивать ей листки нотъ. Но руки его были засунуты въ карманы, а глаза неподвижно устремлены на ея пальцы. Лицо его оставалось печально и задумчиво, несмотря на всѣ остроумныя шутки, и веселый тонъ пѣсни. Роджеръ тоже сохранялъ серьёзный видъ, хотя и не ощущалъ такого сильнаго смущенія, какъ братъ. Его даже до нѣкоторой степени забавляла нѣсколько комическая неловкость ихъ положенія. Онъ взглянулъ на Молли и по краскѣ, разлившейся по ея лицу, и по глазамъ, подернутымъ туманомъ, увидѣлъ, что она придавала всему этому болѣе значенія, чѣмъ слѣдовало. Онъ сѣлъ возлѣ нея и шепнулъ ей:

-- Слишкомъ позднее предостереженіе -- неправда ли?

Молли взглянула на него, когда онъ наклонился къ ней и такъ же тихо отвѣчала ему: -- Мнѣ такъ, такъ жаль!

-- Не тревожьтесь понапрасну. Онъ скоро позабудетъ. Когда человѣкъ ставитъ себя въ фальшивое положеніе, онъ совершенно естественно долженъ выносить послѣдствія его.

Молли не нашлась, что отвѣчать на это, и молча опустила голову. Но она чувствовала, что Роджеръ не измѣнялъ своего положенія и, въ то же время, не продолжалъ разговора. Движимая любопытствомъ узнать причину этой странной неподвижности, она взглянула на него и увидѣла, что взоръ его былъ пристально устремленъ на группу за фортепіано. Осборнъ что-то съ одушевленіемъ говорилъ Цинціи, а та смотрѣла на него, поднявъ кверху свои прекрасные глаза, и сидѣла съ полуоткрытыми розовыми губками, съ выраженіемъ нетерпѣнія во всей фигурѣ, какъ-бы желая, чтобъ онъ скорѣе замолчалъ и она могла возражать ему.

-- Они говорятъ о Франціи, сказалъ Роджеръ въ отвѣтъ на невысказанный вопросъ Молли.-- Осборнъ хорошо ее знаетъ, а мисъ Киркпатрикъ, какъ извѣстно, была тамъ въ пансіонѣ. У нихъ, кажется, завязался интересный споръ. Не подойти ли намъ поближе и послушать, о чемъ они толкуютъ.

Все это было сказано очень учтиво, но Молли полагала, что было бы еще учтивѣе подождать ея согласія на сдѣланное ей предложеніе. Вмѣсто того, Роджеръ немедленно направился къ фортепіано, облокотился на него, вмѣшался въ легкій, веселый разговоръ брата съ Цинціей, почти не спуская глазъ съ послѣдней. Молли вдругъ почувствовала, что у нея сжалось горло, а къ глазамъ подступили слезы. За минуту предъ тѣмъ онъ былъ возлѣ нея и говорилъ съ ней такъ дружески и откровенно, а теперь, кажется, совсѣмъ забылъ о ея существованіи. Но въ слѣдующее за тѣмъ мгновеніе ей стало стыдно за самое себя и она усердно принялась укорять свою особу за низость, эгоизмъ и дурной нравъ, допускавшій ее завидовать Цинціи. Однако, ничто не помогало и оскорбленное чувство попрежнему упорно щемило сердце.

Мистрисъ Гибсонъ внезапно дала другой оборотъ тягостному положенію, которому, думала Молли, не будетъ конца. Въ работѣ ея произошла какая-то путаница, и для приведенія въ порядокъ вышивки, потребовалась усиленная доза вниманія -- вотъ почему она на нѣсколько времени забыла о своихъ обязанностяхъ хозяйки и матери. Она особенно любила выѣзжать на безпристрастіи и справедливости, которыя будто бы побуждали ее всегда одинаково относиться къ падчерицѣ и къ своей родной дочери. Цинція играла и цѣла, теперь надлежало выказать таланты Молли. Игра и пѣніе Цинціи были легки и граціозны, но не отличались особенной вѣрностью. За то сама она была такъ прелестна, что надо было быть не менѣе, какъ музыкальнымъ фанатикомъ для того, чтобъ замѣчать ея фальшивыя ноты и неправильный размѣръ. У Молли, напротивъ, былъ тонкій слухъ, хотя она никогда не имѣла хорошаго учителя. Изъ любви къ дѣлу столько же, сколько по чувству совѣстливости, вообще въ ней сильно развитому, она останавливалась на трудныхъ мѣстахъ и твердила ихъ, пока не овладѣвала ими вполнѣ. И она была очень робка, не любила играть въ обществѣ; когда же ее къ тому принуждали, то садилась за фортепьяно неохотно и выполняла свою партію тяжело и безъ малѣйшаго оживленія.

-- Ну, Молли, сказала мистрисъ Гибсонъ: -- теперь за вами очередь: сыграйте намъ, душенька, прекрасную пьесу Калькбреннера.

Молли съ умоляющимъ видомъ взглянула на мачиху; но это только повело ко вторичному и болѣе настоятельному приказанію.

-- Идите и сейчасъ же садитесь за фортепьяно, моя милая. Вы можете сыграть пьесу не совсѣмъ правильно, я знаю, вы очень нервны, но теперь вы въ обществѣ однихъ друзей.

Маленькая группа у фортепьяно разступилась, и Молли сѣла за него съ видомъ жертвы.

-- Пожалуйста, отойдите подальше! сказала она Осборну, который стоялъ за ней и готовился переворачивать листы.-- Я и одна справлюсь. Ахъ, еслибы вы хоть говорили по крайней мѣрѣ!

Осборнъ, несмотря на ея просьбу, остался возлѣ нея и отъ него же одного, по окончаніи игры, получила она благодарность и похвалу. Мистрисъ Гибсонъ, утомившись считать стежки, задремала въ уголку дивана близь камина, а Роджеръ, начавшій сначала говорить изъ угожденія Молли, вскорѣ весь отдался удовольствію бесѣды съ Цинціей. Молли не разъ путалась въ своей игрѣ, бросая взгляды на Цинцію, сидѣвшую за работой, и на Роджера, который, стоя возлѣ нея, жадно вслушивался въ ея тихіе, односложные отвѣты на его рѣчи.

-- Ну, я кончила! воскликнула Молли, быстро вставая изъ-за фортепьяно, лишь только дошла до конца послѣдней изъ осьмнадцати скучныхъ страницъ.-- Никогда въ жизнь не стану болѣе играть!

Осборнъ засмѣялся ея пылкости, Цинція присоединилась къ нему, а Роджеръ незамедлилъ послѣдовать ея примѣру. Мистрисъ Гибсонъ съ обычной своей граціей пробудилась отъ дремоты и такъ ловко вмѣшалась въ общій разговоръ, что ей почти совсѣмъ удалось разсѣять подозрѣнія гостей на счетъ ея сна.