VII.

Скандалъ и его жертвы.

По возвращеніи своемъ въ Голлингфордъ, мистеръ Гибсонъ нашелъ, что у него набралось большое количество работы. Онъ почти началъ сожалѣть о двухъ, сравнительно свободно проведенныхъ дняхъ, за которыми настали усиленные труды въ теченіе всей слѣдующей недѣли. Онъ едва успѣлъ поздороваться съ семействомъ, какъ уже принужденъ былъ отправиться къ больнымъ, требовавшимъ его немедленныхъ попеченій. Молли, однако, успѣла на минуту остановить его въ прихожей. Она стояла тамъ съ его теплымъ пальто въ рукахъ, подавая ему которое, шепнула:

-- Пап а! мистеръ Осборнъ Гамлей былъ вчера здѣсь. Онъ пріѣзжалъ нарочно для того, чтобъ съ вами посовѣтоваться. У него очень болѣзненный видъ, и онъ самъ сильно тревожится насчетъ своего здоровья.

Мистеръ Гибсонъ быстро къ ней обернулся.

-- Я сегодня же его навѣщу, сказалъ онъ.-- Не говори матери, куда я отправляюсь: надѣюсь, она еще ничего не знаетъ?

-- Нѣтъ, отвѣчала Молли. Она, дѣйствительно, сказала мистрисъ Гибсонъ только то, что Осборнъ былъ; но умолчала о причинѣ его посѣщенія.

-- Въ такомъ случаѣ пусть и не знаетъ: это совсѣмъ ненужно. Однако я не знаю, какъ мнѣ устроиться, чтобъ сегодня же попасть въ Гамлей? Тѣмъ или другимъ способомъ, а надо туда съѣздить, и поскорѣе.

Что-то въ тонѣ и въ манерѣ отца встревожило Молли. Она было-увѣрила себя, что уныніе Осборна и явные признаки нездоровья на его лицѣ происходили единственно отъ нервическаго разстройства. Ее не мало успокоивало воспоминаніе о веселомъ взглядѣ, какимъ онъ съ ней обмѣнялся при видѣ смущенія и недоумѣнія мисъ Фебе. Человѣкъ, дѣйствительно считающій себя въ опасности, думала она, не былъ бы въ состояніи смѣяться и шутить. Теперь же серьёзный тонъ отца опять пробудилъ въ ней сомнѣнія и то смутное ощущеніе страха, какое сжало ея сердце, когда она въ первый разъ замѣтила происшедшую въ Осборнѣ перемѣну.

Мистрисъ Гибсонъ, между тѣмъ, была занята чтеніемъ письма отъ Цинціи, которое мистеръ Гибсонъ привезъ изъ Лондона. Въ то время почта стоила очень дорого и всѣ старались, по возможности, посылать свои письма частнымъ образомъ. Цинція, при свеемъ поспѣшномъ отъѣздѣ изъ Голлингфорда, забыла взять съ собой много нуяіныхъ вещей, и теперь присылала длинный резстръ разныхъ туалетныхъ принадлежностей, въ которыхъ нуждалась. Молли удивилась, что письмо это было не ей адресовано. Она рѣшительно не понимала причины той сдержанности, какая внезапно появилась въ обращеніи съ ней Цинціи. Сама Цинція сильно боролась противъ возникшаго въ ея сердцѣ ощущенія, которое, съ цѣлью пристыдить самоё себя, нарочно называла "неблагодарностью". Дѣло въ томъ, что она полагала, будто понизилась во вниманіи Молли и невольно удалялась отъ особы, которая знала о ней кое-что, пеговорящее въ ея пользу. Цинція знала, съ какой твердостью Молли готова будетъ принять мѣры, необходимыя для ея успокоенія; она была увѣрена въ томъ, что Молли никогда не станетъ укорять ее за прошедшіе проступки; но, тѣмъ не менѣе, уже одинъ тотъ Фактъ, что доброй, прямодушной дѣвушкѣ извѣстны хитрыя уловки и отступленія отъ истины, въ какихъ она, Цинція, провинилась, охлаждалъ до нѣкоторой степени ея расположеніе къ Молли и возбуждалъ въ ней желаніе держаться въ сторонѣ отъ своей подруги. Какъ ни упрекала она себя въ неблагодарности, а все-таки не могла не радоваться тому, что была въ разлукѣ съ Молли. Ей казалось неловкимъ говорить съ ней теперь о постороннихъ предметахъ и писать о забытыхъ кружевахъ и лентахъ, тогда какъ ихъ послѣдній разговоръ былъ такого серьёзнаго свойства и вызвалъ такое порывистое изліяніе чувствъ.

Мистрисъ Гибсонъ читала вслухъ отрывки изъ письма дочери.

-- Еленъ не можетъ быть серьёзно больна, сказала Молчи наконецъ: -- иначе Цинція не заботилась бы такъ о своемъ розовомъ платьѣ и вѣнкѣ изъ маргаритокъ.

-- А почему бы и нѣтъ? нѣсколько рѣзко спросила мистрисъ Гибсонъ.-- Еленъ, безъ сомнѣнія, не такъ эгопстична, чтобы держать Цинцію прикованной къ своей постели. Еслибъ я могла ожидать, что Цинціи придется постоянно сидѣть въ душной атмосферѣ комнаты больной кузины, то я сочла бы себя обязанной не отпускать ея въ Лондонъ. Да и Еленъ, должно быть, очень пріятно слушать живые, веселые разсказы Цинціи, когда та возвращается домой. Даже, еслибъ дочь моя не любила выѣзжать и веселиться, то я и тогда посовѣтовала бы ей принести себя въ жертву и посѣщать балы и вечера, ради бѣдной Еленъ. Уходъ за больными въ томъ именно и состоитъ, чтобы мы какъ можно меньше думали о своихъ собственныхъ чувствованіяхъ и желаніяхъ, а по возможности дѣлали все, что въ нашихъ силахъ, для развлеченія страждущихъ. Таково, по крайнеймѣрѣ, мое мнѣніе; но и то правда, немногіе такъ глубоко, какъ я, разсматривали этотъ вопросъ.

Здѣсь мистрисъ Гибсонъ сочла нужнымъ испустить глубокій вздохъ, и потомъ снова принялась за чтеніе письма отъ Цинціи. На сколько Молли могла заключить изъ небольшихъ отрывковъ, какіе ей читались изъ нѣсколько безсвязно написаннаго посланія, Цинція съ любовью готова была ухаживать за Еленъ и по возможности облегчать ея страданія; но въ то же время она не отказывалась и принимать дѣятельное участіе въ увеселеніяхъ, какими изобиловалъ домъ ея дяди даже въ эту неблагопріятную для развлеченій пору года. Мистрисъ Гибсонъ внезапно наткнулась на имя мистера Гендерсона. Она тотчасъ же приняла таинственный видъ и начала читать про себя. Въ сущности Цинція ничего особеннаго о немъ не говорила. "Мать мистера Гендерсона, писала она, совѣтуетъ тётушкѣ обратиться къ доктору Дональдсону, очень опытному въ болѣзняхъ, подобныхъ той, отъ какой страдаетъ бѣдная Еленъ. Но дядюшка не соглашается.... и т. д." Затѣмъ слѣдовалъ нѣжный поклонъ Молли и выраженія горячей благодарности ей за хлопоты при снаряженіи Цинціи въ дорогу -- вотъ и все. Молли почему-то осталась неудовлетворенной, и ею овладѣло какое-то безотчетное уныніе.

Операція надъ леди Комноръ вполнѣ удалась, и семейство ея намѣревалось черезъ нѣсколько дней перевезти ее въ Тоуэрсъ для окончательнаго возстановленія силъ на свѣжемъ воздухѣ. Болѣзнь графини, какъ весьма рѣдкое явленіе, въ высшей степени интересовала мистера Гибсона. Съ другой стороны, такъ-какъ мнѣніе его, наперекоръ двумъ лондонскимъ знаменитостямъ, оказалось справедливымъ, то къ нему, пока длилось выздоровленіе миледи, безпрестанно обращались за совѣтами. Частые отвѣты, которые ему такимъ образомъ приходилось писать въ Лондонъ и которые требовали серьёзнаго обдумыванія, въ соединеніи съ голлингфордской практикой, до такой степени поглощали все его время, что онъ никакъ не мота, въ теченіе нѣсколькихъ дней, найти трехъ-четырехъ свободаыхъ часовъ, необходимыхъ для визита въ Гамлей. Мистеръ Гибсонъ, правда, написалъ Осборну записку, прося его немедленно и какъ можно точнѣе описать симптомы его болѣзни. Отвѣта вскорѣ пришелъ и показался мистеру Гибсону весьма успокоительнаго свойства. Осборнъ утверждалъ, что желаніе посовѣтоваться съ докторомъ насчетъ своего здоровья ни чуть не было исключительной цѣлью его послѣдней поѣздки въ Голлингфордъ. Все это побудило мистера Гибсона отложить свой визитъ въ Гамлей до болѣе удобнаго времени, которое, увы! часто настаетъ уже слишкомъ поздно.

Между тѣмъ, толки о встрѣчахъ Молли съ мистеромъ Престономъ, о ея тайной съ нимъ перепискѣ, о свиданіяхъ въ уединенныхъ мѣстахъ, принимали все болѣе и болѣе серьёзный характеръ и, наконецъ, произвели въ полномъ смыслѣ слова скандалъ. Простодушная, невинная дѣвушка, проходя по тихимъ улицамъ маленькаго городка, и не подозрѣвала, что была предметомъ всеобщаго вниманія и сдѣлалась на время черной овцой въ стадѣ любившихъ посплетничать голлингфордскихъ обитателей. Слуги слышали, что говорилось въ гостиныхъ, переносили это въ кухню, и толковали тамъ объ этомъ съ преувеличеніями и замѣчаніями, свойственными этому классу людей. До свѣдѣнія мистера Престона дошло, что имя ея произносится въ соединеніи съ его; онъ втайнѣ посмѣивался надъ ошибкой, по ничего не предпринималъ для разъясненія ея. Подѣломъ ей, говорилъ онъ самому себѣ: зачѣмъ она вмѣшивается въ то, что до нея не касается. И онъ чувствовалъ себя отмщеннымъ за то смущеніе, какое она ему причинила угрозой обратиться съ жалобой на него къ леди Гарріегѣ. Вдобавокъ, она не пощадила же его самолюбія и съ неумолимой откровенностью передала ему сущность своихъ разговоровъ о немъ съ Цппціей, разговоровъ, выражавшихъ, съ одной стороны, личное къ нему отвращеніе, а съ другой -- явное презрѣніе. Еще одна важная причина побуждала мистера Престона къ молчанію: онъ боялся, чтобы въ случаѣ, если онъ начнетъ опровергать возникшіе толки, не сдѣлалось кое-что извѣстно объ его тщетныхъ усиліяхъ принудить Цинцію сдержать данное ему нѣкогда слово. Онъ самъ на себя сильно досадовалъ за то, что продолжалъ любить Цинцію, къ которой дѣйствительно питалъ извѣстнаго рода страсть. Онъ не разъ самъ себѣ говаривалъ, что многія женщины, тоже красивыя и, вдобавокъ, гораздо богаче и лучшаго происхожденія, чѣмъ она, съ радостью приняли бы его предложеніе. И снова онъ задавалъ себѣ вопросъ, что заставляло его бѣгать за дѣвушкой, непостоянной, какъ вѣтеръ, и у которой не было ни гроша за душой? Отвѣтъ являлся самъ собой, логически слабый, хотя фактически вполнѣ основательный. Цинція была Цинціей и замѣнить ее не могла бы сама даже Венера. Въ этомъ отношеніи мистеръ Престонъ оказывался честнѣе многихъ другихъ, болѣе достойныхъ людей, съ беззаботной легкостью переходящихъ отъ недосягаемаго къ досягаемому, отъ одной женщины къ другой, до тѣхъ поръ, пока не найдутъ такую, которая согласится сдѣлаться ихъ женою. Не такъ было съ мистеромъ Престономъ: для него никакая другая женщина не могла быть тѣмъ, чѣмъ была Цинція; а между тѣмъ, онъ въ иныя минуты охотно бы убилъ ее. Молли, ставъ между нимъ и предметомъ его страсти, совершенно естественно не возбуждала въ немъ никакого пріятнаго къ себѣ чувства и не могла ожидать отъ него дружескихъ услугъ.

Наконецъ, настало время, вскорѣ послѣ вечеринки мистрисъ Дамесъ, когда Молли пришлось замѣтить, что въ городѣ начинаютъ на нее смотрѣть искоса. Мистрисъ Гуденофъ безъ церемоніи отвела въ сторону свою внучку, когда та, встрѣтясь съ Молли на улицѣ, остановилась съ ней поговорить. Кромѣ того, она подъ самымъ неловкимъ предлогомъ не пустила ту же внучку гулять съ Молли, послѣ того, какъ молодыя дѣвушки было-сговорились вмѣстѣ совершить какую-то отдаленную прогулку. Мистрисъ Гуденофъ слѣдующимъ образомъ изъясняла свой поступокъ нѣкоторымъ пріятельницамъ:

-- Я, видите ли, ни чуть не становлюсь худшаго мнѣнія о молодой дѣвушкѣ, которая тамъ и сямъ встрѣчается со своимъ возлюбленнымъ. Пусть она это дѣлаетъ, только не слѣдуетъ заходить слишкомъ далеко и давать поводъ къ толкамъ. Имя Молли Гибсонъ ходитъ по всему городу... Я считаю себя обязанной въ отношеніи Бесси, довѣрившей мнѣ свою Аннабеллу, не позволять ея дочери гулять съ дѣвушкой, которая такъ дурно вела свои дѣла, что сдѣлалась предметомъ городскаго любопытства. Я строго придерживаюсь правила -- и могу васъ увѣрить, это очень мудрое правило, что женщины должны быть осторожны и никогда не подавать повода къ толкамъ. Когда же такой грѣхъ случится, друзьямъ и пріятельницамъ подобной женщины лучше держаться въ сторонѣ отъ нея, пока не замолкнутъ слухи и не прекратятся суды и пересуды. Поэтому Аннабелла до поры до времени не должна имѣть ничего общего съ Молли Гибсонъ.

Въ теченіе довольно долгаго времени мисъ Броунингъ оставалась въ полномъ невѣденіи того, что злые языки говорили о Молли. Старшая изъ сестеръ пользовалась репутаціей женщины "съ характеромъ", и всѣ, находившіеся съ ней въ болѣе или менѣе близкомъ столкновеніи, инстинктивно остерегались затрогивать въ ея присутствіи кого нибудь изъ тѣхъ людей, на которыхъ она распространяла свою любовь и покровительство. Сама она могла упрекать ихъ и порицать; она даже хвасталась тѣмъ, что не щадитъ ихъ: но никто другой не долженъ былъ позволять себѣ ни малѣйшаго намека противъ нихъ. Но мисъ Фёбе никому не внушала подобнаго страха, и если до нея еще не дошли ходившія по городу сплетни насчетъ Молли, то это единственно потому, что не будучи сама розой, она все-таки жила возлѣ розы. Къ тому же она отличалась такимъ нѣжнымъ, кроткимъ нравомъ, что даже сама, неспособная ни къ какимъ тонкостямъ и деликатностямъ, мистрисъ Гуденофъ не рѣшалась огорчать ее. Но мистрисъ Дауесъ, еще только недавно поселившаяся въ городѣ и потому незнавшая, что въ присутствіи мисъ Фёбе слѣдуетъ осторожно говорить о Молли, первая заговорила при ней объ этомъ предметѣ. Мисъ Фёбе со слезами начала утверждать, что ничему не вѣритъ; но тѣмъ не менѣе не преминула вывѣдать всѣ подробности дѣла. Въ теченіе четырехъ или пяти дней она все слышанное ею хранила въ тайнѣ отъ своей сестры. Доротеи, и это былъ для нея настоящій подвигъ. Наконецъ, въ одинъ прекрасный вечеръ, мисъ Броунингъ приступила къ ней съ слѣдующей рѣчью:

-- Фёбе! Или у тебя есть причина отъ меня прятаться, или у тебя ея нѣтъ. Если у тебя есть такая причина, то твоя прямая обязанность немедленно открыть мнѣ ее. Если же такой причины не существуетъ, то тебѣ слѣдуетъ теперь же отдѣлаться отъ дурной привычки, въ которую ты пачинаешь втягиваться.

-- О, сестра, ты въ самомъ дѣлѣ полагаешь, что моя обязанность все разсказать тебѣ? Это было бы для меня большимъ облегченіемъ! Но я думала, что мнѣ лучше молчать и не тревожить тебя.

-- Вздоръ. Я частыми размышленіями о разнаго рода несчастіяхъ такъ къ нимъ приготовлена, что извѣстіе ни объ одномъ изъ нихъ не можетъ быть выслушано мною иначе, какъ съ наружнымъ спокойствіемъ и дѣйствительною покорностью. Къ тому же, когда ты вчера за завтракомъ объявила, что не намѣрена, по обыкновенію, приступить къ очищенію и уборкѣ ящиковъ, я уже получила увѣренность, что намъ угрожаетъ опасность, хотя, конечно, не могла опредѣлить ея важности и значенія. Скажи, ужь не обанкрутился ли Гайчестерскій банкъ?

-- О, нѣтъ, сестра! воскликнула мисъ Фёбе, пересаживаясь со стула на диванъ около сестры.-- Неужели ты это думала? Въ такомъ случаѣ, я очепй сожалѣю, что съ разу всего не сказала тебѣ.

-- Пусть это тебѣ послужитъ урокомъ, Фёбе, впередъ отъ меня ничего не скрывать. По твоему лицу и манерамъ я думала, мы разорились: ты не ѣла мяса за обѣдомъ и то и дѣло вздыхала. Но, говори же, что случилось?

-- Я право не знаю, какъ тебѣ сказать это, Доротея. Я въ большомъ затрудненіи.

Мисъ Фёбе начала плакать, а мисъ Броунингъ взяла ее за руку и слегка потрясла.

-- Ты можешь сколько душѣ угодно плакать, когда мнѣ все разскажешь. Теперь же утри слезы, дитя, и не держи меня долѣе на горячихъ угольяхъ.

-- Молли Гибсонъ лишилась добраго имени, сестра.

-- Молли Гибсонъ не сдѣлала ничего подобнаго, съ негодованіемъ воскликнула мисъ Броунингъ.-- Какъ ты смѣешь произносить такую клевету на бѣдную дочь Мери? Никогда, никогда не повторяй этого болѣе.

-- Но чѣмъ же я виновата? Я слышала это отъ мистрисъ Дауесъ, которая утверждаетъ, что весь городъ толкуетъ о Молли. Я сказала ей, что ничему не вѣрю, но отъ тебя все скрыла. Мнѣ кажется, я, право, захворала бы, еслибъ еще нѣсколько времени промолчала. О, сестра! Что ты намѣрена сдѣлать?

Эти послѣднія слова были вызваны величавымъ движеніемъ, съ какимъ мисъ Броунингъ встала съ мѣста и направилась къ двери твердой, рѣшительной поступью.

-- Я иду надѣть шляпу и салопъ, а затѣмъ отправлюсь къ мистрисъ Дауесъ обличить ее во лжи.

-- О, сестра! Не называй этого ложью, не употребляй такихъ рѣзкихъ, некрасивыхъ выраженій! Прошу тебя, назови все это какимъ-нибудь болѣе мягкимъ именемъ: я могу увѣрить тебя, что она не имѣла никакого дурнаго намѣренія. А если... если... слухи окажутся справедливыми? Вотъ что лежитъ бременемъ на моей душѣ, сестра! Многое изъ того, что говорятъ, очень похоже на истину.

-- Что говорятъ? спросила мисъ Броунингъ, все еще стоя посреди комнаты съ величавымъ видомъ судьи, готоваго произнести приговоръ.

-- Да что... Напримѣръ, разсказываютъ, будто Молли передала ему письмо.

-- Кому ему? Какъ я могу что-нибудь понять, когда ты такъ глупо говоришь? И мисъ Броунингъ опустилась на ближайшій стулъ, съ рѣшимостью быть терпѣливой, если только это окажется не свыше ея силъ.

-- Ему, то-есть, мистеру Престону. И это должно быть правда. Когда я обернулась къ ней въ магазинѣ, чтобъ спросить у нея совѣта на счетъ голубой матеріи, которая, я боялась, будетъ казаться зеленой при огнѣ, ея не было около меня. Она вышла изъ лавки и переходила на противоположную сторону улицы, а мистрисъ Гуденофъ въ эту самую минуту входила въ дверь.

Негодованіе мисъ Броунингъ уступило мѣсто тревогѣ. Она только могла сказать:

-- Фёбе, ты сведешь меня съ ума. Постарайся хоть разъ въ жизни говорить связпо. Что ты слышала отъ мистрисъ Дауесъ?

-- Я стараюсь, сестра, съ точностью передать тебѣ все, какъ случилось.

-- Что ты слышала отъ мистрисъ Дауесъ?

-- Молли и мистеръ Престопъ ведутъ себя, какъ будто бы онъ былъ садовникъ, а она простая служанка. Они назначаютъ другъ другу свиданія въ самые неприличные часы, встрѣчаются въ уединенныхъ мѣстахъ, она падаетъ въ обморокъ къ нему на руки. Кромѣ того, они въ перепискѣ, и тайкомъ, гдѣ ни попало, суютъ другъ другу въ руки письма. Послѣдняго я сама чуть-чуть что не была свидѣтельницей, сестра. Я собственными глазами видѣла, какъ она перебѣжала отъ меня на ту сторону улицы, гдѣ находится магазинъ Гринстеда, откуда мы только что ушли, а онъ вошелъ. Она держала письмо, но возвратилась назадъ съ пустыми руками, вся дрожа и краснѣя. Тогда я не обратила на это почти никакого вниманія; но теперь весь городъ толкуетъ объ этомъ и порицаетъ ее и говоритъ, что онъ непремѣнно долженъ жениться на ней.

Мисъ Фёбе опустила на столъ голову и начала громко всхлипывать. Вдругъ она почувствовала сильный толчокъ около самаго уха. Мисъ Броунингъ стояла надъ ней, буквально трясясь отъ гнѣва.

-- Фёбе, если ты осмѣлишься еще когда-нибудь произносить подобныя рѣчи, то я тебя выгоню изъ дому.

-- Я только повторяю слова мистрисъ Дауесъ, и ты сама требовала, чтобы я передала тебѣ все мною слышанное, кротко и покорно возразила мисъ Фёбе.-- Доротея, тебѣ не слѣдовало этого дѣлать.

-- Слѣдовало или нѣтъ -- не въ томъ дѣло. Я теперь думаю единственно о способѣ прекратить всѣ эти лживые слухи.

-- Но они не лживые, Доротея, хотя ты и упорствуешь такъ называть ихъ. Нѣкоторые изъ нихъ, по крайней-мѣрѣ, мнѣ кажутся справедливыми, несмотря на то, что я утверждала, будто не вѣрю имъ, когда мнѣ передавала ихъ мистрисъ Дауесъ.

-- Если я пойду къ мистрисъ Дауесъ и она повторитъ мнѣ то же самое, то я способна надавать ей пощочинъ: я не въ силахъ слушать, какъ клевещутъ на дочь бѣдной Мери и толкуютъ о ея дѣлахъ, какъ будто они служатъ новостью въ родѣ извѣстія о рожденіи у Джемса Гаррока поросенка о двухъ головахъ, сказала мисъ Броунингъ, размышляя вслухъ.-- Это надѣлало бы больше вреда, чѣмъ пользы. Фёбе, мнѣ очень жаль, что я ударила тебя; только я, право, повторила бы то же самое, еслибы ты вздумала съпзнова увѣрять меня въ томъ, что сейчасъ говорила.

Фёбе сѣла поближе къ сестрѣ, взяла ея морщинистую руку въ свою и начала ее нѣжно гладить въ зпакъ того, что принимаетъ изъявленія сожалѣнія своей сестры.-- Завести объ этомъ рѣчь съ самой Молли, безполезно: дѣвочка отъ всего отречется, если она на половину такъ дурна, какъ о ней говорятъ. Въ противномъ же случаѣ, она будетъ мучиться и тосковать. Нѣтъ, это не годится. Мистрисъ Гуденофъ... но мистрисъ Гуденофъ сущій оселъ. Еслибы мнѣ и удалось убѣдить ее, то она не съумѣла бы убѣдить никого другого. Нѣтъ, надо обратиться къ мистрисъ Дауесъ. Она разскажетъ мнѣ все, что уже разсказала тебѣ. А я свяжу себѣ руки въ муфтѣ и какъ-нибудь постараюсь заставить себя молчать. Когда же мнѣ все сдѣлается извѣстно, я передамъ дѣло въ руки мистера Гибсона. Да, я такъ поступлю, а не иначе. Поэтому тебѣ безполезно мнѣ противорѣчить, Фёбе: я не стану слушать тебя.

Мисъ Броунингъ отправилась къ мистрисъ Дауесъ, и тамъ довольно учтиво приступила къ разспросамъ насчетъ ходившихъ въ Голлингфордѣ слуховъ о Молли и о мистерѣ Престонѣ. Мистрисъ Дауесъ вдалась въ обманъ и разсказала всѣ дѣйствительныя и вымышленныя подробности дѣла, которое привело въ волненіе жителей мирнаго городка. Добрая леди и не подозрѣвала, какая гроза собиралась разразиться надъ ней, лишь только она окончитъ говорить. Но въ качествѣ еще недавней жительницы Голлипгфорда, мистрисъ Дауесъ не была проникнута чувствомъ уваженія къ мисъ Броунингъ, которое вошло въ привычку у всѣхъ другихъ дамъ и не допустило бы ихъ передъ ней оправдываться. Мистрисъ Дауесъ, напротивъ, начала энергически защищаться и, въ подтвержденіе правдивости своихъ словъ, привела еще новый скандалъ, которому, однако, поспѣшила она прибавить, она не вѣритъ, хотя многія другія и не раздѣляютъ ея мнѣнія по этому поводу. Мисъ Броунингъ была почти побѣждена, и когда мистрисъ Дауесъ прекратила свой разсказъ и свои оправданія, она нѣсколько времени сидѣла молча и сознавая себя вполнѣ несчастной.

-- Хорошо! проговорила она наконецъ, поднимаясь со стула, на которомъ сидѣла.-- Мнѣ остается только сожалѣть, что я дожила до настоящаго дня. Это все равно, какъ еслибъ я услышала о дурномъ поведеніи кого побудь изъ своихъ родственницъ. Я полагаю, мнѣ слѣдуетъ передъ вами извиниться за мои рѣзкости, мистрисъ Дауесъ; но сегодня я не въ состояніи этого сдѣлать. Мнѣ, конечно, не слѣдовало бы съ вами говорить такъ грубо; но вѣдь это не имѣетъ ничего общаго съ настоящимъ дѣломъ.

-- Надѣюсь, вы отдадите мнѣ полную справедливость въ томъ, что я передаю вамъ только слышанное мною изъ весьма вѣрнаго источника, отвѣчала мистрисъ Дауесъ.

-- Милая моя, никогда не повторяйте зла, изъ какого бы вѣрнаго источника вы его ни слышали, исключая развѣ тѣхъ случаевъ, когда вы этимъ можете принести пользу, возразила мисъ Броунингъ, положивъ руку на плечо къ мистрисъ Дауесъ.-- Сама я далеко не добрая женщина, но знаю толкъ въ добрѣ, и потому рѣшаюсь дать вамъ совѣтъ. А теперь повторяю: прошу у васъ извиненія за то, что такъ накинулась на васъ; но одному Богу извѣстно, какую вы мнѣ причинили боль. Вы простили меня, не правда ли, моя милая?

Мистрисъ Дауесъ почувствовала, какъ лежавшая у нея на плечѣ рука задрожала; она видѣла, какъ глубоко и искренно была опечалена мисъ Броунингъ, и потому безъ труда простила ее. Затѣмъ мисъ Броунингъ возвратилась домой и была очень молчалива съ мисъ Фёбе, которая, впрочемъ, ясно видѣла, что сестра ея встрѣтила подтверяіденіе неблагопріятныхъ для Молли слуховъ. Это достаточно объясняло ея односложные отвѣты, печальный видъ и дурной аппетитъ за обѣдомъ. Вечеромъ мисъ Броунпигъ сѣла къ письменному столу и написала коротенькую записочку, потомъ позвонила и приказала маленькой служанкѣ, явившейся на ея зовъ, отнести письмо къ мистеру Гибсону и вручить ему въ собственныя руки. Если же доктора не оказалось бы дома, то записку надлежало отдать ему немедленно по его возвращеніи. Сдѣлавъ всѣ эти распоряженія, она удалилась въ свою комнату и облеклась тамъ въ праздничный чепецъ. Мисъ Фёбе поняла, что сестра ея послала мистеру Гибсону приглашеніе съ цѣлью увѣдомить его о толкахъ, предметомъ которыхъ была его дочь. Мисъ Броунингъ казалась весьма пораженной дошедшими до нея слухами, а обязанность, которую она считала своимъ долгомъ выполнить, ее сильно смущала. Она чувствовала себя поставленной въ неловкое положеніе и была очень раздражительна съ сестрой. Спицы вязанья ея то и дѣло задѣвали одна о другую и издавали металлическій звукъ отъ дрожи, пробѣгавшей по пальцамъ, которые ихъ держали. Вдругъ раздался стукъ въ дверь, знакомый стукъ, какимъ обыкновенно возвѣщалъ свое прибытіе докторъ. Мисъ Броунингъ сняла очки; они выпали у нея изъ рукъ, и, падая на полъ, разбились. Она съ досадой обратилась къ мисъ Фёбе, какъ будто бы та была виновницей этого несчастія, и выслала ее изъ комнаты. Всѣ усилія ея казаться спокойной ни къ чему не вели; она даже не помнила, какъ имѣла обыкновеніе принимать мистера Гибсона, стоя или сидя?

-- Ну! весело проговорилъ онъ, подходя прямо къ огню и потирая озябшія руки:-- что у васъ такое случилось? Фёбе нездорова? Вѣрно, ея обычныя спазмы? Ничего, одинъ, другой пріемъ лекарства, и все пойдетъ снова гладко, какъ по маслу!

-- О, мистеръ Гибсонъ! Желала бы я, чтобъ дѣло шло о Фебе или о мнѣ! сказала мисъ Броунингъ, и еще сильнѣе задрожала.

Онъ сѣлъ около нея и, видя ея волненіе, дружески взялъ ее за руки.

-- Не торопитесь и постарайтесь оправиться. Я увѣренъ, что нѣтъ ничего очень дурнаго или опаснаго и все можетъ еще поправиться. Помните: какъ мы ни злоупотребляемъ нашими силами, а все-таки на свѣтѣ есть немало средствъ возстановлять ихъ.

-- Мистеръ Гибсонъ, сказала она:-- я печалюсь за вашу Молли. Теперь я высказала, что было у меня на сердцѣ, и да поможетъ Богъ намъ обоимъ, а также и ей, бѣдненькой. Я увѣрена, ее вовлекли во зло и она недобровольно поддалась ему.

-- Молли! воскликнулъ онъ, непріятно пораженный.-- Что такое сдѣлала или сказала моя маленькая Молли?

-- О, мистеръ Гибсонъ! Я право не знаю, какъ вамъ сказать! Повѣрьте, я никогда не начала бы, еслибъ не была убѣждена противъ собственной воли.

-- Во всякомъ случаѣ вы можете мнѣ повторить то, что слышали, сказалъ онъ, поставивъ локти на столъ и защищая рукой глаза отъ свѣта.-- Я ничуть не боюсь за дочь мою, продолжалъ онъ:-- но въ этомъ гнѣздѣ сплетенъ мало ли что могутъ выдумать, и всегда лучше знать, что о васъ говорятъ.

-- Говорятъ... О! какъ я вамъ передамъ это?...

-- Продолжайте, нетерпѣливо воскликнулъ онъ, отнимая руку отъ глазъ, въ которыхъ точно сверкнула молнія:-- я ничему не повѣрю, и потому не бойтесь!

-- Но вы должны будете повѣрить. Я сама охотно не вѣрила бы, еслибъ могла. Она вела тайную переписку съ мистеромъ Престономъ.

-- Съ мистеромъ Престономъ! воскликнулъ онъ.

-- Она встрѣчалась съ нимъ въ уединенныхъ мѣстахъ и въ самые неприличные часы, въ сумерки. Разъ она даже упала въ обморокъ къ нему... въ объятія, нечего дѣлать, надо все сказать. Весь городъ толкуетъ объ этомъ. Рука мистера Гибсона снова заслонила его глаза; но онъ сидѣлъ неподвижно. Мисъ Броунингъ продолжала:-- мистеръ Шипшенксъ видѣлъ ихъ вмѣстѣ. Они обмѣнивались записками въ магазинѣ Гринстеда, куда она за нимъ бѣгала.

-- Замолчите, или вы не можете этого сдѣлать? проговорилъ мистеръ Гибсонъ, отнимая руку отъ глазъ и показывая блѣдное, суровое лицо.-- Довольно я слышалъ. Молчите. Я сказалъ, что не повѣрю, и ничему не вѣрю. Мнѣ слѣдовало бы, конечно, поблагодарить васъ, но теперь я еще не могу.

-- Мнѣ не нужно благодарности, почти со слезами возразила мисъ Броунингъ,-- Я полагала, вамъ слѣдовало это знать, и поспѣшила предупредить васъ. Хотя вы и женились вторично, но я не могу забыть, что вы нѣкогда были мужемъ бѣдной, дорогой Мери; а Молли ея дочь.

-- Я предпочелъ бы въ настоящую минуту объ этомъ болѣе не говорить, сказалъ онъ, оставляя безъ вниманія послѣднія слова мисъ Броунингъ.-- Я не въ силахъ владѣть собой и мог.у наговорить такихъ вещей, о которыхъ послѣ буду сожалѣть. Желалъ бы я встрѣтиться съ Престономъ! Я до полусмерти избилъ бы его. Хотѣлось бы мнѣ также полечить отъ клеветы всѣ эти злые языки. Я заставилъ бы ихъ молчать! Мое бѣдное дитя, моя милая дѣвочка! Что она имъ сдѣлала, что они рѣшились пятнать ея доброе имя?

-- Къ сожалѣнію, мистеръ Гибсонъ, я боюсь, что во всемъ этомъ есть доля правды. Иначе я не рѣшилась бы послать за вами. Прежде чѣмъ приступать къ такимъ жестокимъ мѣрамъ, какъ побои и отрава, вамъ слѣдовало бы разобрать хорошенько, въ чемъ дѣло.

Съ непослѣдовательностью человѣка, который находится подъ вліяніемъ сильнаго гнѣва, мистеръ Гибсонъ разсмѣялся ей въ лицо:

-- Что я сказалъ о побояхъ и объ отравѣ? Вы думаете, что я какимъ нибудь неосторожнымъ поступкомъ рѣшусь сдѣлать Молли предметомъ уличныхъ толковъ и сплетень? Ни чуть не бывало. Пусть слухи прекратятся сами собой. Время докажетъ ихъ несправедливость.

-- Я на это не надѣюсь, и потому особенно печалюсь, сказала мисъ Броунингъ: -- вамъ необходимо что нибудь сдѣлать, но что именно -- я не знаю.

-- Я пойду домой и спрошу объясненія всего этого у самой Молли. Вотъ все, что я сдѣлаю. Это совершенная нелѣпость для всякаго, кто знаетъ Молли такъ, какъ я ее знаю, совершенная нелѣпость! Онъ всталъ и быстро зашагалъ по комнатѣ. Повременамъ онъ какъ-то неестественно, отрывисто смѣялся: -- интересно знать, о чемъ еще онѣ послѣ этого заговорятъ? Чортъ, безъ сомнѣнія, найдетъ новую работу ихъ языкамъ.

-- Прошу васъ, не упоминайте о чортѣ въ моемъ домѣ! Кто знаетъ, что можетъ случиться, если о немъ такъ легкомысленно отзываться, съ испугомъ проговорила мисъ Броунингъ.

Но онъ, не обращая на нее вниманіе, продолжалъ говорить съ самимъ собой:

-- Хотѣлось бы мнѣ отсюда немедленно уѣхать... То-то бы пошли толки! Нѣтъ, это былъ бы безразсудный поступокъ, который только доставилъ бы новую пищу скандалу. Онъ съ минуту помолчалъ, продолжая ходить по комнатѣ съ опущенными глазами и съ засунутыми въ карманы руками. Вдругъ онъ остановился очень близко отъ мисъ Броунингъ и сказалъ: -- я оказался виновнымъ въ непростительной неблагодарности въ отношеніи васъ: вы сдѣлали мнѣ самую дружескую услугу. Справедливы или ложны эти слухи, мнѣ, во всякомъ случаѣ, слѣдуетъ знать ихъ, а вамъ, конечно, нелегко было довести ихъ до моего свѣдѣнія. Отъ всего сердца благодарю васъ.

-- Еслибъ они были ложны, я, право, никогда не передала бы вамъ ихъ, мистеръ Гибсонъ; я оставила бы ихъ безъ вниманія.

-- Говорю вамъ, что все это вздоръ и ложь! угрюмо проговорилъ онъ, выпуская ея руку, которую было-взялъ въ порывѣ благодарности.

Она покачала головой.

-- Я всегда буду любить Молли, ради ея матери, сказала она, и это было большой уступкой со стороны строгой мисъ Броунингъ. Но отца Молли не такъ-то легко было удовлетворить.

-- Вамъ слѣдуетъ любить ее ради ея самой. Она не сдѣлала ничего дурного. Я теперь пойду домой, и тотчасъ же узнаю всю истину.

-- Какъ будто бѣдная дѣвочка, уже вовлеченная однажды въ ложь, посовѣстится сказать еще одну лишнюю неправду! было послѣднимъ замѣчаніемъ мисъ Броунингъ. Однако, у нея хватило на столько такта, что она произнесла его не прежде, какъ послѣ ухода мистера Гибсона.