XVI.

Мистрисъ Гибсонъ дома.

Въ числѣ "окрестной знати", явившейся засвидѣтельствовать свое почтеніе новой мистрисъ Гибсонъ, находились и два молодые Гамлеи. Самъ сквайръ принесъ свои поздравленія мистеру Гибсону, на сколько намѣревался то сдѣлать, въ собственномъ домѣ, когда тотъ его навѣстилъ. Что же касается до мистрисъ Гамлей, то, не будучи въ силахъ сама отправиться съ визитомъ, но желая оказать учтивость супругѣ своего добраго доктора, а отчасти и движимая исполненнымъ сочувствія любопытствомъ узнать, какъ Молли устроилась съ своей мачихой, послала въ Голлингфордъ сыновей съ извиненіями и съ своей карточкой. Они явились во вновь отдѣланную гостиную, свѣжіе и раскраснѣвшіеся отъ верховой ѣзды. Первый вошелъ Осборнъ, по обыкновенію безукоризненно одѣтый и съ той небрежной, изящной поступью, которая такъ къ нему шла; за нимъ слѣдовалъ Роджеръ, похожій на здороваго, веселаго, но умнаго фермера. Мистрисъ Гибсонъ, одѣтая такъ, чтобъ принимать гостей, произвела на нихъ впечатлѣніе, какое всегда желала производить, а именно -- показалась имъ очень красивой женщиной, уже не первой молодости, но съ такими пріятными манерами и такимъ ласкающимъ слухъ голосомъ, что всѣ невольно забывали ея года. Молли была одѣта лучше прежняго; ея мачиха позаботилась о томъ. Мистрисъ Гибсонъ не любила видѣть вокругъ себя ничего стараго или поношеннаго; это ей непріятно кололо глаза. Она преслѣдовала Молли замѣчаніями на счетъ ея одежды, обуви и перчатокъ, и съ цѣлью улучшить ея смуглый цвѣтъ лица совѣтовала употребленіе разныхъ умываній и притираній. Но противъ этого Молли, постоянно, или открыто возставала или ссылалась на свою забывчивость, а мистрисъ Гибсонъ не могла же сама каждый вечеръ приходить къ ней въ комнату и лично наблюдать за тѣмъ, чтобъ молодая дѣвушка натирала себѣ лицо и шею разными косметическими средствами, нарочно для нея приготовленными. Тѣмъ не менѣе наружность ея во многомъ измѣнилась къ лучшему, даже на критическій взглядъ Осборна. Роджеръ гораздо болѣе старался заключить по ея виду и обращенію, счастлива она или нѣтъ: мать поручила ему обратить на это особенное вниманіе.

Осборнъ и мистрисъ Гибсонъ занялись другъ другомъ по правиламъ, предписываемымъ свѣтомъ, когда молодой человѣкъ является съ визитомъ къ только что вышедшей замужъ женщинѣ среднихъ лѣтъ. Они говорила о разныхъ событіяхъ дня и соперничали въ своемъ знаніи на счетъ лондонскихъ увеселеній. До Молли доходили отрывки изъ ихъ разговора въ тѣ минуты, когда наступало молчаніе между Роджеромъ и ей самой. Ея герой представлялся ей въ совершенно новомъ свѣтѣ; въ немъ не было болѣе ничего литературнаго, поэтическаго, романическаго или критическаго; онъ съ одушевленіемъ толковалъ о послѣдней театральной, пьесѣ и объ оперныхъ пѣвцахъ. Онъ въ этомъ имѣлъ преимущество надъ мистрисъ Гибсонъ, которая въ сущности говорила о подобныхъ вещахъ только по наслышкѣ, потому что о нихъ часто шла рѣчь въ Тоуэрсѣ. Осборнъ, напротивъ, не разъ ѣздилъ изъ Кембриджа въ Лондонъ послушать ту или другую знаменитость, взглянуть на то или другое чудо. Но за то мистрисъ Гибсонъ превосходила его смѣлостью, изобрѣтательностью и искуствомъ, съ какимъ давала своей рѣчи такой оборотъ, что ее можно было принять за выраженіе ея собственныхъ мнѣній и наблюденій, тогда какъ на дѣлѣ она только повторяла чужія слова. Такъ напримѣръ, говоря о манерничаньѣ и кривляньѣ одной знаменитой итальянской пѣвицы, она спросила:

-- Замѣтили ли вы, какъ она постоянно поднимаетъ плечи и сжимаетъ руки передъ тѣмъ, чтобъ взять высокую ноту? И это было сказано такимъ тономъ, что всякій непремѣнно подумалъ бы, будто мистрисъ Гибсонъ сама видѣла движеніе, которое порицала. Молли, уже успѣвшая составить себѣ идею о томъ, какъ ея мачиха провела послѣдній годъ своей жизни до замужества съ ея отцомъ, слушала этотъ разговоръ съ изумленіемъ. Наконецъ она порѣшила, что вѣроятно ошибается, такъ-какъ, находясь въ необходимости отвѣчать на вопросы и замѣчанія Роджера, не можетъ слѣдить безъ перерыва за возбуждавшей ея любопытство бесѣдой. Осборнъ казался ей совсѣмъ не тѣмъ, какимъ она его видѣла въ Гамлеѣ съ матерью.

Роджеръ уловилъ взглядъ Молли, когда онъ былъ устремленъ на его брата.

-- Вы вѣроятно находите, что у него болѣзненный видъ? спросилъ онъ, понизивъ голосъ.

-- Нѣтъ, не то...

-- Онъ нездоровъ; мы отецъ и я, сильно безпокоимся о немъ. Поѣздка на континентъ сдѣлала ему болѣе вреда, чѣмъ пользы, а неудача на экзаменѣ, я боюсь, сильно на него подѣйствовала.

-- Онъ мнѣ не кажется именно больнымъ, а какъ будто измѣнившимся.

-- Онъ говоритъ, что скоро долженъ возвратиться въ Кембриджъ. Можетъ быть, оно и принесетъ ему пользу. Я тоже уѣзжаю черезъ недѣлю, и это мой прощальный визитъ вамъ въ то же время, какъ поздравительный для мистрисъ Гибсонъ.

-- Я думаю, вашей матушкѣ тяжело будетъ вдругъ разстаться съ вами обоими? Впрочемъ, молодымъ людямъ рѣдко приходится жить дома.

-- Да, отвѣчалъ онъ.-- Тѣмъ не менѣе она тоскуетъ, да и здоровье ея не мало тревожитъ меня. Вы будете иногда навѣщать ее, неправда ли? Она васъ такъ полюбила!

-- Если мнѣ позволятъ, отвѣчала Молли, безсознательно взглянувъ на мачиху. Она инстинктино чувствовала, что мистрисъ Гибсонъ, несмотря на нескончаемый потокъ собственной рѣчи, слышала всякое слово, исходящее изъ устъ Молли.

-- Не нужно ли вамъ еще книгъ? спросилъ онъ.-- Если нужно, то составьте имъ списокъ и пришлите его матушкѣ до моего отъѣзда, то-есть до слѣдующаго четверга. А то, когда я уѣду, ихъ некому будетъ достать изъ библіотеки.

Лишь только они ушли, мистрисъ Гибсонъ, по обыкновенію, принялась перебирать качества и недостатки своихъ гостей.

-- Мнѣ очень нравится этотъ Осборнъ Гамлей. Что за славный малый! Не знаю сама почему, но мнѣ всегда нравятся старшіе сыновья. Онъ наслѣдникъ имѣнья, неправда ли? Я попрошу вашего дорогаго папа, чтобъ онъ пригласилъ его почаще здѣсь бывать. Это очень хорошее и пріятное знакомство для васъ и для Цинціи. Что касается до другого, то онъ съ виду настоящій хомякъ; въ немъ нѣтъ ничего аристократическаго. Онъ вѣрно пошелъ въ мать, которая не что иное, какъ выскочка, такъ по крайней-мѣрѣ говорятъ въ Тоуэрсѣ.

Молли съ злобной радостью поспѣшила сказать:

-- Я слышала, ея отецъ былъ купецъ и торговалъ въ Россіи саломъ и пенькой. Мистеръ Осборнъ Гамлей похожъ на нее какъ двѣ капли воды.

-- Въ самомъ дѣлѣ? Никогда не слѣдуетъ слишкомъ скоро выводить заключеній! Какъ бы то ни было, онъ настоящій джентльменъ по наружности и манерамъ. А имѣніе ихъ -- майоратство или нѣтъ?

-- Я ничего объ этомъ не знаю, отвѣчала Молли.

Наступило короткое молчаніе. Затѣмъ мистрисъ Гибсонъ сказала:

-- Знаете ли что? Я думаю, мнѣ слѣдуетъ уговорить вашего дорогого папа, чтобъ онъ далъ обѣдъ и пригласилъ мистера Осборна Гамлея. Я хотѣла бы, чтобъ онъ чувствовалъ себя у насъ, какъ дома. Это служило бы ему развлеченіемъ послѣ скучной и однообразной жизни, какую ведутъ въ Гамлеѣ. Старики, кажется, нигдѣ не бываютъ.

-- Онъ на слѣдующей недѣлѣ уѣзжаетъ въ Кембриджъ, сказала Молли.

-- Въ такомъ случаѣ мы отложимъ нашъ обѣдъ до пріѣзда Цинціи. Я желала бы для нея, бѣдняжки, составить общество изъ молодыхъ людей.

-- Когда она пріѣдетъ? спросила Молли, которая съ тревожнымъ любопытствомъ ожидала возвращенія Цинціи изъ Булони.

-- Я и сама не знаю; можетъ быть, послѣ новаго года, а можетъ быть, не прежде пасхи. Сначала мнѣ надо совсѣмъ отдѣлать эту гостиную, а потомъ я намѣреваюсь одинаково омеблировать ея и вашу комнату; онѣ одной величины и раздѣляются только корридоромъ.

-- Развѣ вы хотите снова передѣлывать эту комнату? спросила Молли, удивленная нескончаемыми измѣненіями, производимыми въ домѣ.

-- Да, и вашу комнату тоже, моя милочка; слѣдовательно, вамъ нечего завидовать.

-- О, мам а, прошу васъ, не трогайте мою! воскликнула Молли, теперь только понявъ, что дѣло шло и о ней также.

-- Непремѣнно трону, моя милая; небольшая французская кровать, новые обои, хорошенькій коврикъ и туалетный столикъ съ зеркаломъ дадутъ вашей комнаткѣ совсѣмъ другой видъ.

-- Но я не желаю, чтобъ она получала другой видъ; я ее люблю въ ея настоящемъ видѣ. Пожалуйста, не трогайте въ ней ничего!

-- Что за вздоръ, дитя! Я никогда не слышала ничего подобнаго. Многія дѣвушки порадовались бы тому, что ихъ избавляютъ отъ мёбели, годной развѣ только для кладовой.

-- Эта мёбель принадлежала моей матери, когда она еще не была замужемъ, сказала Молли очень тихо, неохотно приводя этотъ доводъ, но вполнѣ увѣренная, что ему нельзя противостоять.

Мистрисъ Гибсонъ съ минуту помолчала, потомъ сказала:

-- Конечно, такія чувства дѣлаютъ вамъ честь, но вѣдь и въ чувствахъ не годится излишекъ. Въ такомъ случаѣ намъ пришлось бы никогда не обновлять мёбели и всегда имѣть дѣло съ изъѣденнымъ червями старьемъ. Кромѣ того, моя милая, Голлингфордъ покажется очень скучнымъ Цинціи послѣ прекрасной, веселой Франціи, а мнѣ хочется, чтобъ по-крайней-мѣрѣ ея первое впечатлѣніе было пріятно. Я надѣюсь выдать ее замужъ здѣсь, по сосѣдству, и потому ее необходимо задобрить. Говоря между нами, она немного... немного своенравна. Но вамъ не слѣдуетъ передавать этого вашему дорогому папа.

-- Такъ передѣлывайте комнату Цинціи, а мою, прошу васъ, оставьте въ покоѣ.

-- Это невозможно! Я никогда на это не соглашусь! Подумайте только, что обо мнѣ заговорятъ! Скажутъ, что я балую собственную дочь и пренебрегаю дочерью моего мужа. Я не вынесу ничего подобнаго.

-- Но никто не будетъ знать.

-- Чтобъ въ такомъ вороньемъ гнѣздѣ, какъ Голлингфордъ, да никто бы не зналъ! Право, Молли, вы или очень тупы, или очень упрямы, или вамъ рѣшительно нѣтъ дѣла до того, что обо мнѣ могутъ говорить, и все это изъ-за эгоистическаго каприза съ вашей стороны! Нѣтъ! Мое достоинство требуетъ того, чтобъ я въ этомъ случаѣ поступила такъ, какъ мнѣ нравится. Пусть всякій знаетъ, что я не похожа на другихъ мачихъ. Каждый пенни, что я истрачу на Цинцію, будетъ въ то же время истраченъ и на васъ, слѣдовательно не о чемъ болѣе и говорить.

Вскорѣ затѣмъ бѣлая, канифасная постелька Молли, ея старомодный комодъ и другія сокровища, оставшіяся ей послѣ матери, были отнесены въ кладовую. А когда черезъ нѣсколько времени пріѣхала Цинція съ своими большими, французскаго происхожденія сундуками, то и остатки старой мёбели, которая занимала мѣсто, теперь понадобившееся для вновь прибывшихъ сундуковъ, были отправлены туда же.

Въ теченіе всего этого времени Тоуэрсъ оставался пустой. Леди Комноръ, по совѣту докторовъ, проводила первую половину зимы въ Батѣ и ея семейство находилось при ней. Въ скучные, дождливые дни мистрисъ Гибсонъ имѣла обыкновеніе жаловаться на отсутствіе "Комноровъ", какъ она начала ихъ называть съ тѣхъ поръ, какъ встала въ болѣе независимое отъ нихъ положеніе. Это намекало на ея дружескія отношенія къ знатному семейству и составляло рѣзкую противоположность тому уваженію, съ какимъ горожане всегда относились къ "графу и графинѣ". Леди Комноръ и леди Гарріета время отъ времени писали къ своей "милой Клеръ". Первая при этомъ всегда награждала ее порученіями то по Тоуэрсу, то по городу, и никто лучше Клеръ не умѣлъ исполнять ихъ, потому что никто не былъ такъ знакомъ съ привычками и вкусами графини. Эти порученія подали поводъ къ присылкѣ изъ гостиницы "Георгъ" счетовъ за кареты и за другіе экипажи. Мистеръ Гибсонъ однажды указалъ на неудобство подобныхъ послѣдствій графининыхъ порученій. Но его жена ему на это отвѣчала, что за удовлетворительнымъ выполненіемъ желаній леди Комноръ, безъ сомнѣнія, не замедлитъ явиться посылка съ дичью. Нельзя сказать, чтобъ это увѣреніе пришлось доктору по вкусу, однако онъ не возражалъ.

Письма леди Гарріеты были всегда коротки и забавны. Она питала къ своей бывшей гувернанткѣ на столько уваженія, чтобъ изрѣдка писать ей, но въ то же время и чувствовать маленькое облегченіе, когда выполненіе этой, не вполнѣ добровольно принятой на себя обязанности приходило къ концу. Она не повѣряла ей никакихъ тайнъ, а только передавала разныя подробности о семействѣ, болтала о томъ, что видѣла и что слышала, приправляя все это умѣренными, но искренними увѣреніями въ своемъ расположеніи, которыя должны были доказать Клеръ, что она не забыта своими бывшими воспитанницами. Но какъ часто ссылалась на эти письма мистрисъ Гибсонъ въ своихъ разговорахъ съ голлингфордскими дамами! Она помнила впечатлѣніе, какое они производили на ашкомбскихъ жителей, и теперь видѣла, что голлингфордцы точно также поддаются обаянію знатнаго имени. Но ее ставили въ тупикъ поклоны Молли и вопросы о томъ, понравился ли мисъ Броунингъ чай, который она, леди Гарріета, имъ послала. Молли сначала вкратцѣ объяснила въ чемъ дѣло, а потомъ подробно разсказала о всѣхъ событіяхъ дня, проведеннаго въ ашкомбскомъ Манор-гаузѣ и о посѣщеніи ея леди Гарріетой у мисъ Броунингъ.

-- Какія глупости! сказала мистрисъ Гибсонъ съ досадой.-- Леди Гарріета просто на просто хотѣла позабавиться. Она, конечно, смѣялась надъ мисъ Броунингъ, а тѣ станутъ теперь повсюду разглашать о томъ, въ какихъ она съ ними близкихъ отношеніяхъ.

-- Я не думаю, чтобъ она надъ ними смѣялась. Напротивъ, она, какъ мнѣ кажется, была очень мила и любезна.

-- А вы полагаете, что понимаете ее лучше меня, которая знаю ее около пятнадцати лѣтъ? Говорю вамъ, что она смѣется надъ всѣми, непринадлежащими къ ея обществу. Она всегда называла мисъ Броунингъ: "Некси и Флапси".

-- Она мнѣ обѣщалась не называть ихъ такъ болѣе, возразила Молли.

-- Обѣщалась вамъ!-- Леди Гарріета? Что вы хотите этимъ сказать?

-- Она назвала ихъ при мнѣ Некси и Флапси и затѣмъ предложила навѣстить меня въ ихъ домѣ. Я отказалась и сказала, чтобъ она лучше не пріѣзжала, если намѣрена забавляться на ихъ счетъ.

-- Честное слово, несмотря на мое продолжительное знакомство съ леди Гарріетой, я никогда не осмѣлилась бы сказать ей подобную дерзость!

-- Я ничуть не намѣревалась сказать дерзость, отвѣчая Молли рѣзко:-- да и леди Гарріета не нашла ничего дурнаго въ моихъ словахъ.

-- Что вы знаете! Она принимаетъ на себя всякаго рода манеры.

Въ эту минуту вошелъ въ комнату сквайръ Гамлей. Это былъ его первый визитъ. Мистрисъ Гибсонъ встрѣтила его очень привѣтливо и уже приготовилась любезно отвѣчать на его извиненія въ медлительности, сказавъ ему, что вполнѣ понимаетъ, какъ трудно отлучаться изъ своего имѣнія землевладѣльцу, который самъ занимается управленіемъ. Но никакихъ извиненій не было сдѣлано. Сквайръ крѣпко пожалъ ей руку въ видѣ поздравленія съ тѣмъ, что ей удалось овладѣть такимъ сокровищемъ, какъ его другъ Гибсонъ, но ни слова не сказалъ о томъ, что до сихъ поръ у нея не былъ. Молли, которая привыкла по лицу узнавать его расположеніе духа, тотчасъ замѣтила въ немъ признаки сильнаго волненія и безпокойства. Онъ едва слышалъ, о чемъ говорила мистрисъ Гибсонъ, которая хотѣла, во что бы то ни стало, произвести пріятное впечатлѣніе на отца красиваго молодого человѣка -- наслѣдника помѣстья, не говоря уже о привлекательныхъ свойствахъ всей его особы. Но онъ вдругъ обратился къ Молли и сказалъ ей почти шепотомъ, какъ-бы повѣряя тайну, которая не предназначалась для ушей мистрисъ Гибсонъ.

-- Молли, у насъ прескверно идутъ дѣла! Осборнъ снова подвергся неудачѣ въ Trinity College -- и это послѣ всего того, что онъ говорилъ, и что говорила его мать! А я, какъ какой-нибудь дуракъ, всюду ходилъ и хвастался своимъ умнымъ сынкомъ.. Я тутъ рѣшительно ничего не понимаю. Отъ Роджера я никогда не ожидалъ необыкновенныхъ успѣховъ -- но Осборнъ! Жена моя съ печали захворала, и то и дѣло зоветъ васъ, дитя! Вашъ отецъ былъ у нея сегодня. Я боюсь, что она, моя бѣдная голубка, сильно больна. Она выразила доктору желаніе видѣть васъ при себѣ, и онъ позволилъ мнѣ взять васъ съ собой. Вы поѣдете, не правда ли, моя милая? Она не бѣдная женщина -- не одна изъ тѣхъ, которыхъ считаютъ исключительно достойными сожалѣнія -- но за совершеннымъ отсутствіемъ въ нашемъ домѣ женскаго общества, она до такой степени одинока, что, право, положеніе ея ни сколько не лучше, если не хуже, самыхъ бѣдныхъ женщинъ.

-- Я буду черезъ десять минутъ, поспѣшила сказать Молли, глубоко тронутая словами и обращеніемъ сквайра. Получивъ отъ отца позволеніе ѣхать, она и не подумала спросить на то согласія мачихи. Но когда она встала и направилась къ двери, мистрисъ Гибсонъ, только наполовину слышавшая рѣчь сквайра и обиженная тѣмъ, что онъ исключительно обращался къ Молли, сказала:

-- Куда вы, моя милая?

-- Мистрисъ Гамлей желаетъ видѣть меня и папа мнѣ позволилъ къ ней поѣхать, отвѣчала Молли, и почти въ то же самое время сквайръ сказалъ:

-- Моя жена больна. Она очень любитъ вашу дочь и поосила мистера Гибсона отпустить ее на нѣсколько дней въ замокъ. Онъ былъ такъ добръ, что охотно согласился и позволилъ мнѣ немедленно увезти ее.

-- Подождите, душенька, сказала мистрисъ Гибсонъ Молли, и лице ея подернулось облакомъ неудовольствія, несмотря на ласковые звуки ея голоса:-- я увѣрена, что вашъ дорогой папа совершенно забылъ о нашемъ намѣреніи ѣхать сегодня вечеромъ въ гости къ людямъ, съ которыми я совсѣмъ незнакома, продолжала она, и обращаясь къ сквайру, прибавила:-- врядъ ли мистеръ Гибсонъ возвратится во время, чтобъ сопровождать меня, слѣдовательно я не могу отпустить Молли.

-- Мнѣ это не приходило въ голову. Я зналъ, что новобрачные бываютъ застѣнчивы, но въ настоящемъ случаѣ не ожидалъ встрѣтиться съ затрудненіями. Моя жена, какъ и всѣ больные, впрочемъ, не можетъ успокоиться, пока не получитъ желаемаго. Нечего дѣлать, Молли, продолжалъ онъ, возвышая голосъ, такъ-какъ все предъидущее было сказано sotto voce: -- отложимъ до завтра. Потеря, какъ бы то ни было, не съ вашей, а съ нашей стороны, прибавилъ онъ, видя, какъ неохотно и медленно она возвращалась на свое мѣсто.-- Сегодня вечеромъ, вы, безъ сомнѣнія, будете веселиться...

-- Ничуть не бывало, перебила Молли.-- Я и прежде не хохотѣла ѣхать, а теперь и еще того менѣе.

-- Тс, моя милая! остановила ее мистрисъ Гибсонъ и, относясь къ сквайру, замѣтила: -- общество здѣсь не совсѣмъ такое, какого можно было бы пожелать для молодой дѣвушки; здѣсь нѣтъ ни молодыхъ людей, ни танцевъ, никакого веселья. Тѣмъ не менѣе, Молли, вамъ не слѣдуетъ дурно говорить о такихъ добрыхъ друзьяхъ вашего отца, каковы Кокерели. Не давайте сквайру повода невыгодно думать о васъ.

-- Оставьте, оставьте ее въ покоѣ! возразилъ онъ.-- Я ее понимаю. Она предпочла бы провести вечеръ въ комнатѣ моеи больной жены. Нельзя ли вамъ безъ нея обойдтись?

-- Никакъ нельзя! отвѣчала мистрисъ Гибсонъ.-- Обѣщаніе всегда остается обѣщаніемъ, вы сами это знаете; а она нетолько обѣщалась быть у мистрисъ Кокерель, но еще должна сопровождать меня въ отсутствіе моего мужа.

Сквайръ былъ озадаченъ. Когда ему что-нибудь приходилось не по сердцу, онъ имѣлъ обыкновеніе упираться руками въ колѣни и тихонько свистать. Молли хорошо знала эту привычку, и что она предвѣщала; она только могла надѣяться, что сквайръ ограничится безсловеснымъ выраженіемъ своего неудовольствія и ничего не скажетъ. Она слышала, какъ мистрисъ Гибсонъ продолжала говорить самымъ нѣжнымъ голосомъ, старалась вникнуть въ смыслъ ея рѣчи, но мысли ея невольно обращались въ сквайру и ясно виднѣвшейся на лицѣ его досадѣ. Наконецъ, послѣ непродолжительнаго молчанія, онъ всталъ и сказалъ:

-- Нечего дѣлать! Бѣдная жена: она очень опечалится! Но вѣдь и то правда, это только на одинъ вечеръ! На одинъ вечеръ! Вѣдь завтра она можетъ пріѣхать къ намъ, не правда ли? Если она слишкомъ устанетъ отъ удовольствія, которое ожидаетъ ее сегодня вечеромъ?

Онъ говорилъ запальчиво и съ ироніей, такъ что мистрисъ Гибсонъ испугалась и поспѣшила успокоить его своимъ согласіемъ.

-- Она будетъ готова къ такому часу, какой вы сами назначите. Мнѣ очень жаль: всему причиной моя глупая застѣнчивость. Но не можете же и вы не согласиться, что обѣщаніе, какого бы оно ни было рода, все-таки есть обѣщаніе.

-- Да развѣ я когда-нибудь говорилъ, что обѣщаніе есть слонъ, сударыня? Не будемъ больше объ этомъ говорить, а то я совсѣмъ выйду изъ себя. Я, видители, старый тиранъ, а она, моя голубушка, которая теперь больна, всегда и во всемъ мнѣ давала потачку. Я надѣюсь, вы меня извините, мистрисъ Гибсонъ и отпустите со мной Молли завтра утромъ, въ десять часовъ.

-- Конечно, отвѣчала мистрисъ Гибсонъ, улыбаясь. Но лишь только онъ вышелъ за дверь, она сказала Молли:

-- Прошу васъ, моя милая, никогда болѣе не подвергать меня дурному обращенію этого человѣка. Онъ не сквайръ, а настоящій мужикъ! Вы впередъ никогда не должны принимать или отвергать приглашеніи, какъ будто бы вы были совсѣмъ независимая молодая особа, Молли. Въ другой разъ я васъ попрошу сдѣлать мнѣ честь и освѣдомиться о моихъ желаніяхъ на счетъ васъ, моя милая!

-- Пап а мнѣ позволилъ ѣхать, съ усиліемъ проговорила Молли.

-- А я ваша мам а теперь, и вы должны во всемъ спрашивать моего согласія. Но разъ, что вы ѣдете, вамъ слѣдуетъ быть прилично одѣтой. Я вамъ дамъ мою новую шаль и мой уборъ изъ зеленыхъ лентъ. Я всегда бываю снисходительна съ тѣми, кто мнѣ оказываетъ должное уваженіе. Въ такомъ домѣ, каковъ гамлейскій замокъ, мало ли кто можетъ встрѣтиться, даже и во время болѣзни хозяйки.

-- Благодарю васъ. Мнѣ ненужны ни ваша шаль, ни ваши лепты. Тамъ никого не будетъ изъ чужихъ. На сколько мнѣ извѣстно, тамъ никогда никто не бываетъ, а теперь, когда она больна... Молли чуть не плакала, думая о томъ, какъ ея добрый другъ лежитъ больной въ одиночествѣ и съ нетерпѣніемъ ожидаетъ ея пріѣзда. Кромѣ того ее мучила мысль, что сквайръ ушелъ съ убѣжденіемъ, будто она сама не хотѣла съ нимъ ѣхать и добровольно предпочла обществу мистрисъ Гамлей этотъ глупый, несносный вечеръ у Кокерелей. Мистрисъ Гибсонъ, со своей стороны, тоже была неспокойна. Она позволила себѣ разсердиться въ присутствіи посторонняго лица, да еще такого, на котораго она желала произвести пріятное впечатлѣніе. Къ тому же ее раздражалъ печальный видъ Молли.

-- Что я могу сдѣлать, чтобъ возвратить вамъ пріятное расположеніе духа? сказала она.-- Сначала вы настаиваете на томъ, что знаете леди Гарріету лучше меня -- лучше меня, которая знаю ее уже восемнадцать или девятнадцать лѣтъ. Затѣмъ вы принимаете приглашенія, не посовѣтовавшись даже со мной и ни мало не заботясь о томъ, какъ я одна войду въ чужую гостиную, вслѣдъ за провозглашеніемъ моего новаго имени, что всегда возбуждаетъ во мнѣ непріятное чувство. Это такая перемѣна къ худшему послѣ Киркпатрика! А когда я вамъ предлагаю лучшія изъ моихъ нарядовъ, вы отвѣчаете, что вамъ рѣшительно всеравно, какъ бы вы ни были одѣты. Скажите, что я могу вамъ сдѣлать пріятнаго? Для меня нѣтъ высшаго наслажденія, какъ видѣть мою семью спокойной и довольной, а вотъ тутъ сиди, да смотри на вашу илачевную физіономію.

Молли не выдержала. Она ушла наверхъ, въ свою обновленную, нарядную комнатку, гдѣ все теперь казалось ей такимъ чуждымъ. Она залилась слезами и плакала горько и долго, пока не выбилась изъ силъ. Она думала о мистрисъ Гамлей, которая ожидаетъ ея пріѣзда съ тоскливымъ чувствомъ одиночества -- о томъ, какъ самая тишина, царствующая въ домѣ, должна казаться ей томительной, о довѣріи, съ какимъ сквайръ обратился къ ней, Молли, съ просьбой немедленно съ нимъ ѣхать къ больной женѣ. Все это смущало и тревожило ее гораздо болѣе, нежели упреки и придирки мачихи.