XVIII.

Послѣдствія безсознательнаго кокетства.

На долю Молли тоже не замедлила выпасть честь имѣть претендента на ея сердце и руку. Только чести этой суждено было недолго длиться, такъ-какъ человѣкъ, явившійся съ твердой рѣшимостью сдѣлать ей предложеніе, кончилъ тѣмъ, что сдѣлалъ его Цинціи. То былъ не кто иной, какъ мистеръ Коксъ, возвратившійся въ Голлингфордъ съ цѣлью привести въ исполненіе намѣреніе, о которомъ объявилъ мистеру Гибсону еще два года тому назадъ. Онъ надѣялся убѣдить Молли сдѣлаться его женой, какъ только онъ встунитъ во владѣніе имѣніемъ своего дяди. Теперь онъ былъ богатый, хотя все попрежнему рыжеволосый молодой человѣкъ. Онъ остановился въ гостиницѣ Георга; съ нимъ были его собственныя лошади и при нихъ грумъ. Этихъ лошадей онъ привелъ съ собой ни чуть не для ѣзды, а единственно потому, что думалъ, будто бы столь осязательное доказательство его богатства непремѣнно окажется полезнымъ ему при сватовствѣ. Дѣлая очень скромную оцѣнку самому себѣ, онъ полагалъ, что для благополучнаго окончанія дѣла, за которымъ пріѣхалъ, нуждается въ разнаго рода вспомогательныхъ средствахъ. Онъ очень гордился своимъ постоянствомъ. И дѣйствительно, если принять въ соображеніе то, какъ онъ, вслѣдствіе обязанностей, приковавшихъ его къ постели больного дяди, отъ котораго ему надлежало получить богатое наслѣдство, рѣдко бывалъ въ обществѣ, а въ особенности въ женскомъ, то его вѣрность къ Молли должна казаться вполнѣ достойной похвалы, по крайней мѣрѣ въ его собственныхъ глазахъ. Мистеръ Гибсонъ былъ тоже тронутъ ею и счелъ себя обязаннымъ не стѣснять мистера Кокса въ его ухаживаніи за Молли, но, конечно, отъ всего сердца надѣялся, что дочь его не поддастся на нѣжныя нашептыванія юноши, который никогда не умѣлъ запомнить различія между самыми обыкновенными названіями медицинской номенклатуры. Своей женѣ онъ ничего не сказалъ о мистерѣ Коксѣ, кромѣ того, что онъ нѣкогда былъ его ученикомъ, теперь покинувшимъ медицину (или то немногое, что изъ нея зналъ), вслѣдствіе полученнаго имъ наслѣдства, дозволявшаго ему проводить жизнь въ праздности. Мистрисъ Гибсонъ, даже сознавшая, что тѣмъ или другимъ способомъ она впала въ немилость у своего мужа, вообразила себѣ, что можетъ стать на прежнюю съ нимъ ногу, если найдетъ хорошаго жениха для его дочери, Молли. Онъ, правда, положительно запретилъ ей хлопотать объ этомъ; но ея собственныя слова такъ часто находились въ разногласіи съ ея тайными мыслями и желаніями, что она совершенно естественно и въ другихъ предполагала то же самое. Все это побудило ее оказать мистеру Коксу самый радушный пріемъ.

-- Для меня такое удовольствіе знакомиться съ прежними учениками моего мужа! Онъ мнѣ такъ много говорилъ о васъ, что я, право, считаю васъ членомъ нашей семьи, какъ, безъ сомнѣнія, считаетъ васъ и самъ мистеръ Гибсонъ.

Мистеръ Коксъ чувствовалъ себя въ высшей степени польщеннымъ и принялъ слова эти за хорошее предзнаменованіе. "Мисъ Гибсонъ дома? спросилъ онъ, сильно покраснѣвъ.-- Я зналъ ее прежде, то-есть, я жилъ съ ней подъ одной кровлей болѣе двухъ лѣтъ и былъ бы очень радъ, еслибъ... когда бы...

-- Конечно, и она будетъ рада васъ видѣть. Я послала ее и Цинцію -- вы незнакомы съ моей дочерью Цинціей, мистеръ Коксъ, не правда ли? Она и Молли такіе друзья! Я послала ихъ прогуляться. Сегодня славный морозный день; я думаю, онѣ скоро возвратятся.

Она продолжала говорить разный любезный вздоръ, который пріятно щекоталъ слухъ молодого человѣка, въ то же время неперестававшаго ни на минуту прислушиваться къ хорошо знакомому стуку парадныхъ дверей, въ ожиданіи что вотъ-вотъ раздастся легкій шорохъ и быстрые шаги молодыхъ дѣвушекъ. Наконецъ, онѣ пришли. Первая въ дверяхъ показалась Цинція, цвѣтущая, свѣжая, съ яркимъ румянцемъ на щекахъ и блескомъ въ глазахъ. При видѣ посторонняго лица, она, какъ-бы пораженная неожиданностью, на мгновеніе остановилась на порогѣ. За ней вошла Молли болѣе тихой поступью, улыбающаяся, веселая, съ ямочками на щекахъ, но не сіяющая такой ослѣпительной красотой, какъ Цинція.

-- Неужели это вы, мистеръ Коксъ? сказала она, подходя къ нему съ протянутой рукой и привѣтствуя его съ большой простотой и дружелюбіемъ.

-- Да; я васъ очень давно не видѣлъ. Вы такъ выросли, такъ... но, я полагаю, этого не слѣдуетъ говорить, пробормоталъ онъ съ застѣнчивой поспѣшностью, все время держа ее за руку, къ немалому ея удивленію и неудовольствію. Затѣмъ мистрисъ Гибсонъ представила ему свою дочь, и обѣ молодыя дѣвушки заговорили объ удовольствіи, доставленномъ имъ прогулкой. Если для мистера Кокса и была когда нибудь возможность успѣха, то въ это первое свиданіе онъ испортилъ все дѣло упорствомъ, съ какимъ старался выказатъ свою любовь, а мистрисъ Гибсонъ усердно ему въ томъ помогала. Простота и дружелюбіе въ обращеніи Молли замѣнились сдержанностью, которую онъ нашелъ весьма дурной отплатой за двухлѣтнее съ его стороны постоянство. Къ тому же, она совсѣмъ не была такой необыкновенной красавицей, какою ему рисовали ее воображеніе и любовь. Мисъ Киркпатрикъ отличалась гораздо большей красотой, да и доступъ къ ней оказывался несравненно легче, Цинція, дѣйствительно, явилась передъ нимъ въ полномъ своемъ вооруженіи: она, о чемъ бы онъ ни говорилъ, съ напряженнымъ вниманіемъ слушала его рѣчи, какъ будто бы онѣ въ высшей степени интересовали ее, выказывала полное уваженіе ко всѣмъ его мнѣніямъ и сужденіямъ, однимъ словомъ, по обыкновенію -- безсознательно, пустила въ ходъ все свое инстинктивное искуство пріятно щекотать самолюбіе мужчинъ. Такимъ образомъ, пока Молли такъ спокойно отталкивала его отъ себя, Цинція привлекала его къ себѣ, и постоянство его не замедлило пасть передъ неотразимой силой ея очарованія. Онъ внутренно радовался тому, что не успѣлъ еще слишкомъ далеко зайдти въ своемъ ухаживаніи за Молли, и мысленно благодарилъ мистера Гибсона, два года тому назадъ запретившаго ему всякія изъявленія своей привязанности. Теперь онъ ясно видѣлъ, что Цинція, и одна только Цинція, могла сдѣлать его счастливымъ. По истеченіи двухъ недѣль, произведшихъ окончательный переворотъ въ его чувствованіяхъ, онъ счелъ нужнымъ поговорить съ мистеромъ Гибсономъ. Онъ сдѣлалъ это съ нѣкоторымъ самодовольнымъ ощущеніемъ, возбужденнымъ въ немъ увѣренностью въ томъ, что поступокъ его, въ настоящемъ случаѣ, именно такой, какого слѣдовало ожидать отъ всякаго порядочнаго человѣка, находящагося въ одинаковыхъ съ нимъ обстоятельствахъ. Но, въ то же время, онъ не могъ отдѣлаться отъ чувства стыда, которое невольно овладѣвало имъ при мысли о предстоящемъ признаніи въ измѣнчивости своего сердца. Онъ могъ не выражать словами этого признанія; но оно само собой подразумѣвалось. Случилось, что въ двѣ недѣли, которыя мистеръ Коксъ почти безвыходно провелъ въ семьѣ мистера Гибсона, хозяинъ очень мало былъ дома. Только изрѣдка, видя на короткое время своего бывшаго ученика, онъ нашелъ его измѣнившимся къ лучшему, особенно съ тѣхъ поръ, какъ обращеніе съ нимъ Молли убѣдило его, что молодому человѣку нечего надѣяться на ея расположеніе. Но мистеръ Гибсонъ даже не подозрѣвалъ впечатлѣнія, какое произвела на мистера Кокса Цинція; не то, конечно, онъ не далъ бы развиться въ немъ этой новой склонности. Вообще, докторъ не допускалъ возможности, чтобъ молодая дѣвушка, хотя бы только отчасти связанная обѣщаніемъ въ отношеніи къ одному человѣку, могла принимать ухаживаніе другого и не поспѣшить объясниться съ нимъ.

Мистеръ Коксъ пожелалъ видѣть мистера Гибсона наединѣ. Оба джентльмена сидѣли въ комнатѣ, служившей нѣкогда мѣстомъ занятій для учениковъ доктора, а теперь предназначавшейся для пріема больныхъ, приходившихъ къ мистеру Гибсону на домъ, за совѣтомъ и медицинскимъ пособіемъ. Но комната эта еще на столько сохранила свой прежній видъ, что невольно внушала мистеру Коксу нѣкоторый страхъ и смущеніе. Онъ былъ красенъ до корня своихъ красныхъ волосъ и безпокойно вертѣлъ въ рукахъ новенькую, лоснящуюся шляпу. Наконецъ, онъ съ отчаяніемъ прямо приступилъ къ дѣлу, мало заботясь о связности и ясности своихъ словъ.

-- Мистеръ Гибсонъ, вы, безъ сомнѣнія, будете крайне удивлены... во всякомъ случаѣ, я самъ не могу придти въ себя отъ изумленія... отъ того, что намѣренъ объявить вамъ. Но я считаю прямой обязанностью всякаго честнаго человѣка, какъ и вы сами это говорили, сэръ, два года тому назадъ, обратиться сначала къ отцу; а вы, сэръ, замѣняете мисъ Киркпатрикъ отца. Я желалъ бы выразить мои чувства, мои надежды, или, лучше сказать, мои желанія, однимъ словомъ...

-- Мисъ Киркпатрикъ? съ изумленіемъ произнесъ мистеръ Гибсонъ.

-- Да, сэръ! продолжалъ мистеръ Коксъ съ мужествомъ отчаянія.-- Я знаю, это можетъ показаться вамъ непостоянствомъ, измѣнчивостью; но увѣряю васъ, я пріѣхалъ сюда съ сердцемъ, вполнѣ преданнымъ вашей дочери. Я былъ твердо намѣренъ сдѣлать ей предложеніе. Но, сэръ, еслибъ вы видѣли, какъ она со мной обращалась всякій разъ, какъ я рѣшался оказывать ей нѣкоторое вниманіе! Это была не робость, а просто отвращеніе; увѣряю васъ, я не ошибаюсь, тогда какъ мисъ Киркпатрикъ... онъ скромно опустилъ глаза и слегка улыбнулся, приглаживая ворсъ на своей шляпѣ.

-- Тогда какъ мисъ Киркпатрикъ?... повторилъ мистеръ Гибсонъ такъ грозно, что мистеръ Коксъ, эсквайръ и богатый землевладѣлецъ, почувствовалъ себя смущеннымъ и испуганнымъ, какъ будто бы онъ попрежнему былъ ученикомъ, а мистеръ Гибсонъ его учителемъ.

-- Я только хотѣлъ сказать, сэръ, что, на сколько можно судить по манерамъ, по благосклонности, съ какой меня слушали, но привѣтливости, съ какой принимали... я... я могу вывести заключеніе... я могу выразить надежду на то, что мисъ Киркпатрикъ не совсѣмъ ко мнѣ равнодушна. Я готовъ ждать. Если вы только ничего противъ этого не имѣете, сэръ, то я желалъ бы переговорить съ ней, добавилъ мистеръ Коксъ, чувствуя нѣкоторую неловкость при видѣ выраженія, появившагося на лицѣ мистера Гибсона.-- Увѣряю васъ, я не имѣю никакой надежды на успѣхъ съ мисъ Гибсонъ, продолжалъ онъ опять, думая, что мистеръ Гибсонъ оскорбился его непостоянствомъ.

-- И впрямь не имѣете! Но вы напрасно себѣ воображаете, что это сердитъ меня. Что касается до мисъ Киркпатрикъ, то вы ошибаетесь на ея счетъ. Не можетъ быть, чтобъ она захотѣла поощрять ваше ухаживаніе!

Мистеръ Коксъ замѣтно поблѣднѣлъ. Если его чувствованія не отличались постоянствомъ, то они, во всякомъ случаѣ, было очень сильны.

-- Я думаю, сэръ, что еслибъ вы ее видѣли... Я не самонадѣянъ и, право, трудно объяснить, что именно въ ея обращеніи возбудило во мнѣ... Во всякомъ случаѣ, сэръ, вы мнѣ позволите попытать счастія и поговорить съ ней?

-- Конечно, если ничто другое не въ состояніи убѣдить васъ. Мой совѣтъ вамъ, лучше не подвергаться непріятности получить отказъ. Можетъ быть, я и дурно дѣлаю, но предупреждаю васъ, что ея сердце несвободно.

-- Нѣтъ! воскликнулъ мистеръ Коксъ.-- Тутъ должна быть ошибка. Мистеръ Гибсонъ, я, на сколько смѣлъ, выказывалъ ей любовь свою, и она всегда, какъ нельзя благосклоннѣе принимала выраженіе ея. Она не могла не понять меня и, можетъ быть, перемѣнила намѣреніе. Это даже весьма вѣроятно: она подумала, разсудила, и предпочла другого.

-- Подъ "другимъ" вы, конечно, подразумѣваете самого себя. Я, пожалуй, могу допустить возможность подобнаго непостоянства (онъ не могъ удержаться отъ легкой усмѣшки), но былъ бы очень огорченъ, еслибъ въ ней провинилась мисъ Киркпатрикъ.

-- Но вѣдь это могло случиться, и я все-таки желалъ бы поговорить съ ней. Не позволите ли вы мнѣ повидаться съ ней?

-- Конечно, позволю, мой бѣдный другъ.-- Вмѣстѣ съ презрѣніемъ, мистеръ Гибсонъ не могъ не чувствовать сожалѣнія и даже нѣкотораго уваженія къ простосердечію и искренности молодого человѣка.-- Я сейчасъ пришлю ее сюда.

-- Благодарю васъ, сэръ. Да благословитъ васъ Богъ за вашу доброту!

Мистеръ Гибсонъ пошелъ наверхъ въ гостиную, гдѣ надѣялся застать Цинцію. И дѣйствительно, она была тамъ, прекрасная и безпечная, какъ всегда. Она дѣлала шляпку для матери и болтала съ Молли.

-- Цинція, сдѣлайте мнѣ одолженіе, пойдите сейчасъ же въ мою пріемную. Мистеръ Коксъ желаетъ поговорить съ вами.

-- Мистеръ Коксъ? спросила Цинція.-- Что ему надо?

Она, безъ сомнѣнія, сама нашла отвѣтъ на свой вопросъ, потому что вдругъ вся вспыхнула и опустила глаза, чтобъ не встрѣтиться со взглядомъ мистера Гибсона. Лишь только она вышла изъ комнаты, мистеръ Гибсонъ сѣлъ и взялъ газету, чтобъ имѣть предлогъ къ молчанію. Прочелъ ли онъ тамъ что-нибудь такое, или его къ тому побудили собственныя размышленія, только минуты черезъ двѣ онъ сказалъ Молли, которая не могла придти въ себя отъ удивленія:

-- Молли, никогда не играй любовью честнаго человѣка. Ты и не подозрѣваешь, какую боль можешь этимъ причинить.

Вскорѣ Цинція вернулась въ гостиную. Она казалась очень смущенной, и еслибъ могла предвидѣть, что еще застанетъ тамъ мистера Гибсона, то, безъ сомнѣнія, прошла бы прямо въ свою комнату. Видѣть его, сидящаго въ гостиной посреди бѣлаго дня и читающаго, было въ высшей степени необыкновенно. Онъ взглянулъ на нее, только что она показалась въ дверяхъ. Ничего болѣе не оставалось, какъ смѣло выдержать грозу.

-- Мистеръ Коксъ еще внизу? спросилъ мистеръ Гибсонъ.

-- Нѣтъ. Онъ ушелъ и просилъ меня передать вамъ свой поклонъ. Онъ, кажется, сегодня же отсюда уѣзжаетъ.

Цинція старалась говорить спокойно; но голосъ ея слегка дрожалъ и она не поднимала глазъ.

Мистеръ Гибсонъ еще нѣсколько минутъ продолжалъ смотрѣть въ газету. Цинція чувствовала приближеніе грозы и только желала, чтобъ она скорѣй разразилась. Суровое молчаніе невыносимо тяготило ее. Наконецъ, оно было прервано.

-- Я надѣюсь, это болѣе никогда не повторится, Цинція! сказалъ мистеръ Гибсонъ очень серьёзно.-- Я нашелъ бы предосудительнымъ поведеніе всякой свободной молодой дѣвушки, еслибъ она вздумала благосклонно принимать ухаживаніе молодого человѣка и заставила бы его тѣмъ самымъ сдѣлать себѣ предложеніе, котораго не намѣрена принять. Но что сказать о молодой дѣвушкѣ въ вашемъ положеніи, помолвленной, и все-таки "какъ нельзя благосклоннѣе" -- это слова самого Кокса -- принимающей выраженія любви другого мужчины? Подумали ли вы о совершенно безполезной печали, которую причинили ему вашимъ необдуманнымъ поведеніемъ? Теперь я говорю только "необдуманнымъ"; но, прошу васъ, не дѣлайте впередъ ничего подобнаго, не то я принужденъ буду дать всему этому болѣе строгое и сильное названіе.

Молли не могла себѣ представить, что бы также ея отецъ могъ сказать еще болѣе строгаго и сильнаго? Манеры и тонъ мистера Гибсона были суровы до жестокости. Цинція сначала вся вспыхнула, потомъ поблѣднѣла и, наконецъ, подняла на него глаза, полные слезъ, и бросила на него такой умоляющій взглядъ, что гнѣвъ его немедленно улегся. Но онъ рѣшился не поддаваться вліянію ея выразительной красоты и продолжалъ смотрѣть на нее съ прежней строгостью.

-- Прежде, чѣмъ произносить такой рѣзкій приговоръ, мистеръ Гибсонъ, я попросила бы васъ выслушать мое оправданіе. Я ничуть не намѣревалась... кокетничать. Я только хотѣла быть пріятной; удержаться отъ этого я не въ силахъ. Но глупецъ, мистеръ Коксъ, кажется, вообразилъ себѣ, что я поощряю его за мной ухаживать?

-- Вы хотите сказать, что не замѣчали его склонности къ вамъ?

Мистеръ Гибсонъ готовъ былъ дать убѣдить себя этому нѣжному голосу и прекрасному лицу, обращенному къ нему съ выраженіемъ мольбы и раскаянія.

-- Я полагаю, мнѣ слѣдуетъ сказать вамъ всю правду.

Цинція покраснѣла и едва замѣтно улыбнулась; но этого было достаточно, чтобъ снова ожесточить къ ней сердце мистера Гибсона.

-- Газа два-три я нашла, что онъ становится ужь черезчуръ внимателенъ. Но я ненавижу обрывать людей; да къ тому же, никакъ не могла себѣ вообразить, что онъ вздумаетъ серьёзно влюбиться въ меня и надѣлать столько хлопотъ, всего послѣ двухнедѣльнаго знакомства со мной.

-- Вы, повидимому, все время отлично видѣли, въ чемъ дѣло. Но не кажется ли вамъ, что вамъ слѣдовало бы подумать о послѣдствіяхъ вашей игры съ нимъ?

-- Можетъ быть, не знаю. Но я вижу, я во всемъ виновата, а онъ во всемъ правъ, сказала Цинція, обидѣвшись и немного надувшись.-- Мы во Франціи имѣли обыкновеніе говорить: les absents ont toujours tort, но здѣсь кажется... она остановилась. Ей не хотѣлось сказать дерзости человѣку, котораго она очень уважала и любила. Она избрала другой способъ защиты и совсѣмъ испортила дѣло:-- кромѣ того -- добавила она -- Роджеръ не хотѣлъ, чтобъ я считала себя связанной обѣщаніемъ. Я желала дать ему слово, но онъ отказался взять его.

-- Пустяки! Не станемъ говорить болѣе объ этомъ, Цинція. Я сказалъ все, что имѣлъ сказать. Бовторяю, я считаю вашъ поступокъ только необдуманнымъ и совѣтую вамъ никогда впередъ не приниматься за то же.

И онъ быстро вышелъ изъ комнаты, чтобъ разомъ положить конецъ разговору, продолженіе котораго ни къ чему другому не повело бы, какъ только къ тому, чтобъ усилить его раздраженіе.

-- Не виновна; но мы все-таки совѣтуемъ подсудимой больше не провиняться. Не правда ли, это такъ, Молли? сказала Цинція, улыбаясь сквозь слезы.-- Я думаю, вашъ отецъ еще могъ бы сдѣлать изъ меня хорошую женщину, еслибъ захотѣлъ за это взяться и не былъ бы такъ неумолимо строгъ. И какъ подумаешь, что всему виной этотъ рыжеволосый дуракъ! Онъ прикинулся огорченнымъ, какъ будто бы зналъ меня въ теченіе многихъ лѣта, а не нѣсколькихъ только дней, или, вѣрнѣе, даже часовъ.

-- Я боялась, чтобъ онъ очень не полюбилъ васъ, замѣтила Молли.-- Раза два я была поражена выраженіемъ его лица, и если ничего не сказала, то изъ боязни васъ опечалить; да къ тому же, и надѣялась на его скорый отъѣздъ. Теперь я очень сожалѣю объ этомъ!

-- Вы ни чуть не поправили бы дѣла, отвѣчала Цинція.-- Я знала, что нравлюсь ему; а мнѣ очень по сердцу вравиться. Во мнѣ врожденное желаніе производить пріятное впечатлѣніе на всякаго, кто ко мнѣ приближается; только со мной слѣдуетъ быть осторожнымъ и не заходить слишкомъ далеко, а не то я начинаю тревожиться. Я теперь до конца моей жизни буду ненавидѣть рыжеволосыхъ мужчинъ. И какъ подумаешь, что такой молодецъ навлекъ на меня неудовольствіе вашего отца!

У Молли на языкѣ вертѣлся вопросъ; она сознавала неловкость сдѣлать его, но онъ совсѣмъ невольно вырвался у нея.

-- Скажете вы объ этомъ Роджеру?

Цинція отвѣчала:

-- Я еще не подумала... нѣтъ! По крайней мѣрѣ, я полагаю, что нѣтъ... развѣ только въ случаѣ, если я за него выйду...

-- Если выйду! съ негодованіемъ воскликнула Молли. Но Цинція не обратила вниманія на ея восклицаніе, пока не кончила начатую фразу: -- и увижу по его обращенію и лицу, что ему можно сказать это. Но писать о подобныхъ вещахъ неудобно: онъ можетъ встревожиться.

-- Я увѣрена, что онъ встревожится, просто замѣтила Молли.-- Но, я полагаю, должно быть такъ пріятно говорить съ нимъ свободно обо всѣхъ своихъ затрудненіяхъ и печаляхъ!

Да, но я не хочу тревожить его. Гораздо лучше писать ему веселыя письма, которыя могли бы развлекать его и поддерживать въ немъ бодрость. Ему должно быть скучно посреди чорныхъ людей. Вы повторили, Молли, мои слова: "если я за него выйду". Знаете ли, мнѣ, право, кажется, что намъ никогда не бывать мужемъ и женой. Я не знаю -- почему, по не могу отдѣлаться. отъ этого предчувствія. А, въ такомъ случаѣ, лучше не повѣрять ему всѣхъ моихъ секретовъ; иначе, если мое предчувствіе сбудется, онъ очутится въ весьма неловкомъ положеніи.

Молли опустила работу и сидѣла молча, устремивъ глаза въ пустое пространство. Наконецъ она сказала:

-- Я боюсь, это разобьетъ его сердце, Цинція!

-- Пустяки! Вонъ мистеръ Коксъ пріѣхалъ сюда съ намѣреніемъ влюбиться въ васъ... да, нечего такъ сильно краснѣть. Вы и сами это видѣли не хуже меня и сочли нужнымъ оттолкнуть его отъ себя. Я сжалилась надъ нимъ и поспѣшила залечить его уязвленное самолюбіе.

-- Какъ вы можете, какъ вы смѣете сравнивать Роджера Гамлея съ мистеромъ Коксомъ! вспылила Молли.

-- Нѣтъ, нѣтъ, я ихъ и не думаю сравнивать. Они такъ различны, какъ только могутъ быть различны мужчины. Не принимайте такъ къ сердцу всякой бездѣлицы, Молли. Вы смотрите на меня съ такимъ упрекомъ, какъ будто я обидѣла васъ такъ же сильно, какъ меня обидѣлъ вашъ отецъ.

-- Меѣ кажется, что вы недостаточно цѣните Роджера, смѣло возразила Молли. Ей потребовалось немало мужества, чтобъ сказать эти слова, хотя она сама не могла бы опредѣлить чувства, заставлявшаго ее стыдиться ихъ.

-- Неправда, я цѣню его. Но не въ моемъ характерѣ приходить въ восторгъ и, я полагаю, мнѣ никогда не удастся быть тѣмъ, что называютъ "влюбленной". Тѣмъ не менѣе, мнѣ очень пріятно знать о его любви ко мнѣ. Я съ удовольствіемъ помышляю о томъ, чтобъ сдѣлать его счастливымъ, и считаю его самимъ лучшимъ и пріятнымъ изъ всѣхъ знакомыхъ мнѣ мужчинъ, исключая, впрочемъ, вашего отца, когда онъ на меня не сердится. Чего же вы еще отъ меня хотите, Молли? Или мнѣ непремѣнно слѣдуетъ признать его красивымъ?

-- Я знаю, многіе говорятъ, что онъ дуренъ собой, но...

-- Я одного мнѣнія съ этими многими. Тѣмъ не менѣе, мнѣ правится его лицо, несравненно, въ тысячу разъ болѣе изящной физіогноміи мистера Престона. Во все время, пока длился этотъ разговоръ, Цинція, казалось, въ первый разъ говорила серьёзно. ни Молли, ни она сама не знали, какимъ образомъ подвернулся сюда мистеръ Престонъ. Она упомянула о немъ по внезапному побужденію; но въ глазахъ ея блеснулъ зловѣщій огонь, а губы презрительно сжались. Молли не разъ и прежде замѣчала у ней этотъ взглядъ, когда произносилось имя мистера Престона.

-- Цинція, что заставляетъ васъ такъ ненавидѣть мистера Престона?

-- А развѣ вы его любите? Къ чему вы мнѣ дѣлаете этотъ вопросъ? А между тѣмъ, Молли, сказала она, мгновенно впадая въ уныніе, выразившееся нетолько въ ея голосѣ и взглядѣ, но во всей фигурѣ, которая внезапно какъ-то опустилась и точно умалилась: -- Молли, что бы вы подумали обо мнѣ, еслибъ я въ концѣ-концовъ вышла за него замужъ?

-- Вышли за него? Развѣ онъ дѣлалъ вамъ предложеніе?

Но Цинція, вмѣсто отвѣта, продолжала, разсуждая вслухъ:

-- И болѣе странныя вещи случаются. Слышали ли вы когда-нибудь о томъ, какъ люди съ сильной волей подчиняютъ себѣ другихъ, болѣе слабыхъ, и заставляютъ ихъ дѣлать все, что имъ вздумается? Одна изъ воспитанинцъ мадамъ Лефебръ поступила въ гувернантки въ одно русское семейство, которое живетъ гдѣ-то около Москвы. Я иногда намѣревалась написать ей и попросить ее найдти мнѣ мѣсто въ Россіи только для того, чтобъ избавиться отъ возможности ежедневной встрѣчи съ этимъ человѣкомъ!

-- Но иногда вы кажетесь съ нимъ въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ, вы разговариваете съ нимъ...

-- Я не могу избѣжать этого, нетерпѣливо возразила Цинція. Потомъ, какъ-бы спохватясь, продолжала: -- мы были съ нимъ знакомы въ Ашкомбѣ, и это не такой человѣкъ, отъ котораго можно легко отдѣлаться. Я должна быть съ нимъ учтива; но ни чуть не изъ любви къ нему, и онъ это знаетъ изъ того, что я ему сказала. Но перестанемъ говорить о немъ. Я совсѣмъ не знаю, какъ у насъ и теперь о немъ рѣчь зашла: довольно того, что онъ живетъ на свѣтѣ, да еще вдобавокъ всего въ полмили разстоянія отъ насъ. О, какъ я желала бы, чтобъ Роджеръ былъ богатъ, чтобъ онъ никогда не уѣзжалъ, немедленно могъ бы на мнѣ жениться и увезти меня прочь отъ этого человѣка! Еслибъ я тогда обо всемъ подумала, то, право, кажется, приняла бы предложеніе рыжеволосаго мистера Кокса.

-- Я рѣшительно ничего тутъ не понимаю, сказала Молли.-- Мнѣ тоже не нравится мистеръ Престонъ; но я никогда и не подумала бы бѣжать изъ окрестностей, гдѣ онъ живетъ.

-- Нѣтъ, потому что вы благоразумная маленькая милочка, сказала Цинція уже съ обычной своей манерой и, подойдя къ Молли, поцаловала ее.-- Во всякомъ случаѣ, вы должны согласиться съ тѣмъ, что я умѣю ненавидѣть.

-- Да. Но я все-таки ничего не понимаю.

-- И не старайтесь понять. Это старое, сложное дѣло, которое началось еще въ Ашкомбѣ, Въ основаніи всего лежатъ деньги. О, ужасная бѣдность! Будемъ говорить о чемъ нибудь другомъ, или я, всего лучше, пойду кончать письмо къ Роджеру, а не то опоздаю къ отходу почты въ Африку!

-- Но вы уже опоздали. О, мнѣ слѣдовало напомнить вамъ! Развѣ вы не видѣли въ почтовой конторѣ объявленія о томъ, что письмамъ слѣдуетъ быть въ Лондонѣ десятаго числа утромъ, а не вечеромъ, какъ сначала предполагалось. О, какъ мнѣ жаль!

-- И мнѣ тоже, но вѣдь этимъ дѣлу не поможешь. Будемъ утѣшаться мыслію, что чѣмъ позднѣе до него дойдутъ извѣстія о насъ, тѣмъ больше удовольствія они доставятъ ему. Меня гораздо сильнѣе тревожитъ то, что вашъ отецъ на меня сердится. Я люблю его, и онъ изъ меня дѣлаетъ настоящую трусиху. Видите ли, Молли, продолжала она жалобно: -- мнѣ до сихъ поръ не случалось жить съ людьми, у которыхъ были бы такія высокія понятія о чести, и я совсѣмъ не знаю, какъ мнѣ держать себя съ вами.

-- Но вамъ слѣдуетъ научиться, нѣжно возразила Молли.-- Роджеръ не менѣе насъ строгъ въ своихъ понятіяхъ о добрѣ и злѣ.

-- Да, но онъ влюбленъ въ меня! сказала Цинція съ сознаніемъ собственной силы. Молли отвернулась и замолчала. Она знала, что Цинція говорила истину, а съ истиной безполезно, да и опасно вступать въ борьбу. Она старалась всячески заглушить опасенія, которыя мучили ее, и даже избѣгала анализировать ихъ. Во всю эту зиму ей казалось, будто солнце ея жизни все болѣе и болѣе подергивалось туманомъ, и она думала, что оно уже никогда снова не засіяетъ для нея ярко и весело. Она каждое утро просыпалась съ тяжелымъ сознаніемъ, что вокругъ нея все какъ-то не ладится, и она ничѣмъ не въ состояніи измѣнить установившагося порядка вещей. Какъ ни старалась она, а не могла не видѣть, что отецъ ея тяготился своей женой. Сначала она долго удивлялась его наружному довольству и была до того эгоистична, что даже мало радовалась его спокойствію. Но повременамъ природа брала свое, и тогда она сердилась и негодовала на то, что называла его слѣпотой. Теперь же въ немъ произошла какая-то перемѣна, и это со времени помолвки Цинціи. Онъ сдѣлался крайне чувствителенъ къ недостаткамъ своей жены; обращеніе его приняло рѣзкій, саркастическій оттѣнокъ, и нетолько въ отношеніи къ женѣ, но и въ отношеніи къ Цинціи, и даже -- хотя, правда, очень рѣдко -- въ отношеніи къ собственной дочери. Еслибы онъ былъ подверженъ гнѣвнымъ припадкамъ или вообще привыкъ выражать то, что тревожило или сердило его, то это, безъ сомнѣнія, облегчило бы его, хотя, можетъ быть, и унизило бы въ собственныхъ глазахъ. Въ настоящемъ случаѣ, обычная сдержанность не измѣнила ему; но онъ сталъ жестокъ въ обращеніи, а рѣчи его отличались какой-то горечью. Молли качала сожалѣть о "слѣпотѣ", въ которой, по ея мнѣнію, мистеръ Гибсонъ пребывалъ въ первый годъ послѣ своей женитьбы. Собственно говоря, домашній миръ ничѣмъ не нарушался; многіе сказали бы, что мистеръ Гибсонъ подчиняется тому, что неизбѣжно. Онъ самъ выражался гораздо картиннѣе, утверждая, что "нечего плакать о пролитомъ молокѣ". Онъ но принципу избѣгалъ всякой ссоры съ женой, предпочитая въ крайнихъ случаяхъ или уходить изъ комнаты, или зажимать ей ротъ насмѣшкой. Къ тому же, и мистрисъ Гибсонъ сама отличалась довольно спокойнымъ характеромъ и любила тишину и согласіе. Она нелегко понимала сарказмы своего мужа; они, правда, смущали ее; по она никогда не старалась добираться до ихъ смысла; ей было непріятно о нихъ думать, и она спѣшила забывать ихъ. Тѣмъ не менѣе она чувствовала, что находится въ опалѣ, и тревожилась. Въ этомъ отношеніи она походила на Цинцію: ей нравилось производить пріятное впечатлѣніе и очень хотѣлось возвратить къ себѣ уваженіе, которое, хотя она этого и не подозрѣвала, потеряла навсегда. Иногда Молли втайнѣ брала сторону мачихи. Ей казалось, что сама она не могла бы такъ кротко выносить рѣзкія выходки отца. Онѣ поражали бы ее до глубины души, и она или потребовала бы отъ него объясненія и доискалась бы до причины его неудовольствія, или же впала бы въ отчаянное и мрачное настроеніе духа. А мистрисъ Гибсонъ, вмѣсто того, всякій разъ, какъ мужъ ея выходилъ изъ комнаты послѣ непріятнаго разговора, произносила съ болѣе изумленнымъ, чѣмъ оскорбленнымъ видомъ:

-- Дорогой папа сегодня, кажется, не въ духѣ. Надо приготовить ему обѣдъ по вкусу. Я не разъ замѣчала, что все въ домашнемъ быту зависитъ отъ умѣнья доставлять мужчинѣ какъ можно болѣе удобствъ.

Итакъ она продолжала отыскивать способъ, который возвратилъ бы ей расположеніе мужа. Она даже усиленно объ этомъ заботилась и, по крайнему своему разумѣнію, прибѣгала къ тому или другому средству. Молли невольно сожалѣла ее, видя ея безполезныя и неудачныя попытки, хотя вполнѣ сознавала, что мачиха ея была причиной овладѣвшей ея отцомъ раздражительности. Онъ до нѣкоторой степени даже началъ преувеличивать недостатки своей жены. Они производили на него дѣйствіе, похожее на то непріятное ощущеніе, какое производитъ на нервныхъ людей безпрестанно повторяющійся около нихъ одинъ и тотъ же шумъ: замѣтивъ его разъ, они постоянно съ напряженнымъ вниманіемъ ожидаютъ его возобновленія.

Итакъ, Молли вообще провела не очень-то веселую зиму, не говоря уже о личныхъ тревогахъ и печаляхъ, какія у нея могли быть. Самое здоровье начинало измѣнять ей. Она не хворала; но жизненныя силы ея точно упали. Сердце ея билось медленнѣе и слабѣе. Она ни на что не надѣялась; ничего не ожидала впереди. Во всемъ мірѣ, казалось ей, не было средства, которое могло бы уничтожить разладъ, возникшій между ея отцомъ и его женой. Пройдутъ дни, мѣсяцы, годы, а Молли постоянно будетъ сочувствовать отцу, соболѣзновать мачихѣ, страдать за обоихъ, и гораздо болѣе, чѣмъ мистрисъ Гибсонъ страдала за самое себя. Молли не могла себѣ представить, какъ это она прежде желала, чтобы глаза ея отца открылись насчетъ недостатковъ его жены, и надѣялась на то, что онъ съумѣетъ исправить ихъ. Нѣтъ, въ ихъ положеніи все было безнадежно, и единственное лекарство противъ терзавшаго ихъ зла заключалось въ томъ, чтобы какъ можно меньше о немъ думать. Затѣмъ, отношенія Цинціи къ Роджеру тоже не мало тревожили Молли. Она не вѣрила въ любовь Цинціи къ нему, по крайней-мѣрѣ она казалась ей гораздо менѣе сильной., чѣмъ та, которую она, Молли, принесла бы ему въ даръ, еслибы была такъ счастлива -- нѣтъ, не то, еслибы она находилась на мѣстѣ Цинціи. Она пошла бы къ нему съ протянутыми руками, съ сердцемъ, преисполненнымъ любви и признательности за каждую ласку, за каждое слово довѣрія. Цинція же, вмѣсто того, получала его письма съ какой-то беззаботностью, и читала ихъ съ страннымъ равнодушіемъ, между тѣмъ, какъ Молли сидѣла у ея ногъ и смотрѣла ей въ глаза съ тѣмъ тоскливымъ видомъ, съ которымъ собака ожидаетъ крошекъ, случайно падающихъ со стола ея хозяина.

Въ подобныхъ случаяхъ она всегда старалась быть терпѣливой, пока, наконецъ, не наставала удобная минута, когда она могла спросить: "Гдѣ онъ, Цинція? Что онъ пишетъ?" Цинція клала письмо на столъ я улыбалась, вспоминая нѣжныя выраженія, въ немъ заключавшіяся.

-- Гдѣ? О, я не могу сказать въ точности. Я не обратила на это вниманіе. Гдѣ-то въ Абиссиніи, кажется, въ Гуонѣ. Я не могу разобрать названія, да это ни къ чему бы и не повело, такъ-какъ не могло бы дать мнѣ ни малѣйшаго понятія о мѣстности.

-- Здоровъ онъ? заботливо спрашивала Молли.

-- Да, теперь. У него былъ легкій припадокъ лихорадки, говоритъ онъ, который, однако, благополучно прошелъ, и онъ теперь надѣется, чти совсѣмъ аклиматизировался.

-- Лихорадки!... Но кто же за нимъ ходилъ, кто о немъ заботился?... и въ такой дали отъ дома!... О, Цинціи!

-- Я не думаю чтобы за нимъ кто нибудь ухаживалъ, за бѣдненькимъ. Какой уходъ въ Абиссиніи? Тамъ и понятія не имѣютъ о госпиталяхъ. Но у него былъ съ собой порядочный запасъ хинины, которая, кажется, составляетъ лучшее специфическое средство.

Молли минуту или двѣ сидѣла въ раздумьѣ.

-- Отъ какого числа это письмо, Цинція?

-- Я не посмотрѣла... Оно писано въ декабрѣ -- 10-го декабря.

-- Почти два мѣсяца тому назадъ, замѣчала Молли.

-- Да; но когда онъ уѣзжалъ, я рѣшилась не терзать себя безполезными опасеніями. Еслибъ съ нимъ случилось... что-нибудь дурное, сказала Цинція, избѣгая произнести слово "смерть", все кончилось бы гораздо скорѣе, чѣмъ до меня успѣло бы дойдти извѣстіе о его болѣзни. Какую пользу могла бы я ему принести, скажите сами, Молла?

-- Никакой. Все это совершенно справедливо, только я полагаю, сквайръ не такъ благоразуменъ, какъ вы.

-- Я всякій разъ, какъ получаю письма отъ Роджера, нишу ему маленькую записочку. Какъ вы думаете, Молли, сказать ему о лихорадкѣ?

-- Право, не знаю, отвѣчала Молли.-- Нѣкоторые посовѣтовали бы вамъ сказать; но я почти предпочла бы остаться въ неизвѣстности на этотъ счетъ. Не пишетъ ли онъ еще чего-нибудь такого, что я могла бы узнать?

-- Письма влюбленныхъ всегда очень нѣжны, а это въ особенности, отвѣчала Цинція, еще разъ просматривая письмо.-- Вотъ вы можете прочесть отсюда и до сихъ поръ, продолжала она, отмѣчая нѣсколько строчекъ.-- Сама я пропустила это мѣсто: оно показалось мнѣ скучнымъ. Онъ толкуетъ объ Аристотелѣ, да о Плиніи, а я спѣшу докончить мою шляпку ко времени, когда мы отправимся дѣлать визиты.

Молли брала письмо. у ней мелькало въ головѣ, что онъ касался его, держалъ его въ своихъ рукахъ, въ такой отдаленной странѣ, гдѣ онъ могъ погибнуть, и никто бы о томъ и не зналъ. Ея тонкіе, смуглые пальчики нѣжно обхватили бумагу. Она начала читать. Въ отмѣченныхъ строкахъ, рѣчь, между прочимъ, шла о нѣсколькихъ книгахъ, которыя, она подумала, можно достать въ Голлингфордѣ. Ученыя подробности и ссылки на извѣстныя сочиненія, дѣйствительно, могли бы инымъ показаться скучными, по никакъ не ей, благодаря его прежнимъ урокамъ и назидательнымъ разговорамъ, возбудившимъ въ ней интересъ къ естествознанію. Въ заключеніе, онъ извинялся въ этихъ сухихъ подробностяхъ, говоря, что о чемъ иномъ могъ бы онъ писать изъ этой дикой страны, какъ не о своей любви, своихъ странствованіяхъ и развлеченіяхъ. Въ абиссинской пустынѣ нѣтъ ни общества, ни легкой литературы, ни произведеніи искуства.

Молли давно не чувствовала себя здоровой, и воображеніе ея, поэтому, вообще было болѣзненно настроено. Мысли ея днемъ и ночью, на яву и во снѣ, постоянно обращались къ Роджеру. Ей казалось, что онълежитъ больной, и некому о немъ позаботиться. Она то я дѣло молилась: "Господи, сохрани ему жизнь, хотя бы мнѣ болѣе никогда не пришлось увидѣть его! Будь милостивъ къ его отцу! Дай ему возвратиться домой невредимымъ и жить счастливо съ той, которую онъ такъ нѣжно -- о Боже, какъ нѣжно любитъ!" И бѣдняжка горько рыдала, пока не засыпала, со слезами на глазахъ, съ горячей молитвой на устахъ.