Прслѣ ареста Сильвана начались тяжелые дни для честнаго Эраста. Слухъ о большомъ унитаріанскомъ заговорѣ умышленно раздувался приверженцами церковнаго управленія и угрожалъ чести и жизни его противниковъ. Каждое воскресенье церковный совѣтникъ Олевіанъ ораторствовалъ съ каѳедры церкви св. Петра противъ нечестивыхъ и безбожниковъ противъ юристовъ и чиновниковъ, которые изъ гордости не хотятъ подчиниться церкви, Это былъ намекъ на Эраста и филолога Ксидандра. Отецъ Лидіи платился теперь за то, что слишкомъ далеко зашелъ въ борьбѣ противъ Олевіана и ради этого сблизился съ двуличнымъ инспекторомъ изъ Ладенбурга. Хотя подозрительныя совѣщанія въ домѣ священника въ Ладенбургѣ легко объяснялись пристрастіемъ Ксиландра къ хорошему вину Сильвана, но этому никто не хотѣлъ вѣрить. Правда, герцогъ пока еще крѣпко держался за своего совѣтника, но Эрастъ зналъ, какъ старательно со всѣхъ сторонъ подъ него подкапываются и стараются вооружить противъ него государя. Подавленный всѣмъ этимъ, Эрастъ обращалъ мало вниманія на свою дочь. Одиноко и задумчиво сидѣла Лидія за работой. Изрѣдка навѣщала она домъ гугенотовъ, гдѣ всегда встрѣчалъ ее радушный пріемъ г-жи Беліеръ, которая рада была послушать что-нибудь другое, а не безконечныя разсужденія своего супруга; но заботы и любовь, въ особенности же болтливость веселой француженки, были въ тягость тихой, задумчивой дѣвушкѣ. Къ тому же, ее раздражалъ пронзительный голосъ несноснаго попугая, повторявшаго имя, составлявшее и радость, и горе ея жизни. Часто встрѣчала она тамъ Феликса, по обыкновенію, весело шутившаго; онъ восхищался ея красотой и предлагалъ ей себя въ cavaliere servente. Она терпѣливо слушала, взглядывая изподтишка на красиваго художника и думая, насколько представительнѣе и красивѣе его серьезный магистръ. Съ г-жею Беліеръ она уже не пускалась въ откровенности. Слова веселой француженки дали ей только поводъ основательнѣе разобрать свои отношенія къ магистру, и чѣмъ строже та нападала на Паоло, тѣмъ болѣе Лидія была расположена его оправдывать. Что же, въ сущности, сдѣлалъ дурнаго молодой священникъ? Цѣловалъ ее? Но она сама не должна была этого позволять; что же касается обвиненія арестованныхъ священниковъ, то, въ концѣ-концовъ, оно, все-таки, не доказано. Правда лишь-то, что со времени горячихъ поцѣлуевъ неаполитанца ея глупое сердце не знаетъ покоя. Однажды послѣ обѣда, когда отецъ отправился въ одно изъ безконечно длинныхъ засѣданій церковнаго совѣта, Лидіи стало грустно отъ того, что она такъ давно не навѣщала доброй игуменьи. Она хорошо знала, что удерживало ее отъ исполненія этой тяжелой обязанности, и, все-таки, каждый день вспоминала, что уже давно пора. И сегодня, когда она собиралась идти, у нея замирало сердце, будто она дѣлала что-нибудь дурное; она шла вдоль рѣки въ безпрерывномъ страхѣ встрѣтить того, кого одного въ цѣломъ свѣтѣ боялась. Если бы она шла дремучимъ лѣсомъ, гдѣ за каждымъ деревомъ могъ бы спрятаться разбойникъ, ея сердце не могло бы биться сильнѣе. Тяжело дыша, поднялась она по послѣдней тропинкѣ, и лишь тогда почувствовала себя въ безопасности, когда, наконецъ, остановилась въ узкомъ корридорѣ и дрожащими пальцами постучалась въ дверь игуменьи. Старая пфальцграфиня горячо обняла ее, упрекнула за то, что такъ долго не приходила, тогда какъ другія, живущія гораздо дальше, всѣ уже давно, побывали у нея. Затѣмъ спросила, правда ли, что ея отецъ -- другъ и защитникъ арестованнаго священника, и увлеклась горячими разсужденіями о томъ, какъ постоянныя перемѣны въ церковныхъ установленіяхъ Пфальца все глубже и глубже вовлекаютъ страну въ несчастія.
О магистрѣ она не упомянула ни словомъ и, угостивъ свою ученицу кружкой монастырскаго молока, съ материнскимъ поцѣлуемъ отпустила Клитію домой. Весело пробѣжала она черезъ дворъ до воротъ, попросила привратницу передать поклонъ остальной прислугѣ монастыря и побѣжала внизъ по холму. При поворотѣ на сельскую дорогу ее остановилъ отвратительный мальчишка, съ огненно-красными волосами и замазаннымъ лицомъ. Она не успѣла еще заговорить съ нимъ, какъ онъ бросилъ ей что-то подъ ноги, крикнулъ: "вотъ, вы потеряли" и побѣжалъ черезъ поле къ виноградникамъ. Съ изумленіемъ подняла Лидія брошенный предметъ: то былъ шелковый платокъ, совершенно ей незнакомый. Когда она развернула его, изъ него выпала записка:
"Дорогая барышня, завтра, за часъ до захода солнца, будьте на Іольтерманѣ. Надо многое сообщить вамъ. Счастіе вашего отца зависитъ отъ этого".
Письмо было подписано "Л.". Лидія съ досадой смяла письмо въ кулакъ. Неужели она такъ низко пала, что ее зовутъ въ сумерки на свиданіе въ самое глухое мѣсто во всей странѣ? Она разорвала письмо въ мелкіе клочки и вмѣстѣ съ платкомъ сунула въ карманъ. За часъ до захода солнца. Ужасно! На Хольтерманѣ, за два часа разстоянія отъ дома отца... Это неслыханно! И съ пылающимъ лицомъ быстро шла она черезъ мостъ и городъ, пока крутой подъемъ къ замку не замедлилъ ея шаги.
Магистръ, разставшись съ Эрастомъ и Лидіей, былъ вечеромъ въ рѣдкомъ расположеніи духа. Онъ торжествовалъ, что прелестное созданіе позволило безъ сопротивленія обнять себя, и при воспоминаніи о блаженныхъ минутахъ кровь горячо закипала въ немъ; потомъ ему стало стыдно за свою слабость и его безпокоило негодованіе Лидіи, которое она ему подъ конецъ выказала. Что арестованные назвали его предателемъ, было также непріятно. Ударъ, нанесенный имъ изъ засады, до тѣхъ только поръ радовалъ его, пока онъ не увидалъ передъ собой обливающагося кровью звѣря.
Теперь, когда онъ видѣлъ несчастныхъ преступниковъ связанными и ожидающими тяжелаго наказанія, въ немъ внезапно исчезло раздраженіе, во время котораго онъ считалъ своею обязанностью покарать богоотступниковъ. Но онъ свободно могъ явиться ихъ открытымъ обвинителемъ; теперь же, когда онъ нанесъ смертельный ударъ тайно, изъ-за угла и долженъ скрываться, въ немъ вдругъ проснулись укоры совѣсти, усиливавшіеся еще отъ того, что онъ вездѣ слышалъ порицанія тайному обвиненію и нигдѣ ни слова сочувствія. Онъ самому себѣ казался теперь преступникомъ, который долженъ скрываться, потому что если поднять хоть немного покрывало, лежащее надъ его поступками, то неминуемо тотчасъ же откроется вся фальшь его положенія. Повсюду на улицахъ слышалъ онъ разговоры объ арестахъ, и ему казалось, что встрѣчающіеся кланяются ему не такъ привѣтливо, какъ прежде, или нарочно отворачиваются въ сторону.
-- Мнѣ никогда не слѣдовало браться за эту роль,-- шепталъ онъ.-- Я хочу служить ордену, но открыто. Я отдаю ему себя, чего же мнѣ скрываться?
Безпокойную ночь провелъ онъ въ душной комнатѣ. Обезумѣвшій, съ лихорадочными, дико блуждающими глазами поднялся онъ на слѣдующій день съ постели. Школа была закрыта и никакое занятіе не отвлекало его отъ гнетущихъ мыслей. Безцѣльно бродилъ онъ по лѣсамъ, окружавшимъ монастырь, или поднимался до бенедиктинскаго аббатства Шёнау и, послѣ короткаго отдыха, также печально и одиноко возвращался мимо старыхъ дубовъ въ свою комнатку въ монастырѣ. Его проповѣди въ дворцовой капеллѣ принимали все болѣе мрачный характеръ. А въ его жилахъ бушевала горячая кровь, требующая наслажденій, веселья и любви. Съ губъ Лидіи выпилъ онъ сладкій ядъ, кипящій въ его жилахъ, и день и ночь чувствуетъ онъ ея мягкія, полныя губы и горячія руки, его обвивавшія. Приходилъ вечеръ и онъ бѣжалъ въ "Олень", гдѣ его принимали холодной негостепріимно; съ отчанья выпивалъ онъ одну кружку за другою непривычнаго вина и уходилъ раньше, чѣмъ обыкновенно, бродить по пустыннымъ улицамъ города. Его разгоряченная фантазія была болѣзненно настроена. Въ каждой женской фигурѣ ему представлялась Лидія; ему казалось, что всѣ женщины манятъ его, что каждая, сворачивающая съ дороги, старается увлечь его въ дальнюю улицу. Тогда онъ стискивалъ зубы, въ вискахъ стучало и онъ спѣшилъ впередъ, пока, еле дыша, не добирался до своей комнаты. Какъ пойманный олень вырываетъ землю своими вѣтвистыми рогами и оглашаетъ лѣсъ дикимъ ревомъ, такъ связанный неразрывными цѣпями молодой человѣкъ требовалъ освобожденія отъ духовнаго ярма...
Въ такомъ мрачномъ расположеніи духа лежалъ Паоло у окна своей комнаты, когда увидалъ Лидію, входящую въ монастырскій дворъ. Въ его головѣ тотчасъ же сложилось убѣжденіе, что она пришла повидать его. Робкая серна, которую онъ думалъ пощадить, сама бѣжитъ въ его руки. Онъ долженъ видѣть ее, говорить съ ней, цѣловать... Быстро схватилъ онъ шляпу и побѣжалъ. Но какъ заговоритъ онъ на улицѣ, передъ глазами монастырской прислуги, съ дѣвушкой, ради которой онъ уже попалъ на язычекъ къ монахинямъ? Онъ въ нерѣшительности остановился; страсть мужчины и трусость священника вели въ немъ неравную борьбу. Въ монастырскомъ виноградникѣ рабочіе вырывали землю. Невозможно было и думать о встрѣчѣ здѣсь. Если Лидія хочетъ встрѣтиться съ нимъ,-- она, вѣдь, затѣмъ и пришла,-- то свиданіе должно произойти въ совершенно уединенномъ мѣстѣ. Второпяхъ никакое другое мѣсто не приходило ему въ голову, кромѣ пользующагося дурною славой и избѣгаемаго народомъ перекрестка, выше монастыря, на вершинѣ Хейлигенберга и Дахсбау. Тамъ ихъ уже ни чей глазъ не увидитъ. Что за дѣло священнику, забывшему свой долгъ, что молодая дѣвушка будетъ опозорена, если ее увидятъ въ этомъ подозрительномъ мѣстѣ, лишь бы онъ остался не замѣченнымъ. Поспѣшно написалъ онъ дѣвушкѣ записку, завернулъ въ шелковый платокъ и подозвалъ рыжеватаго мальчишку, повидимому, безъ всякаго дѣла стоящаго у дороги.
-- Видишь ли ты дѣвушку, выходящую изъ воротъ? Она потеряла этотъ платокъ. Я не хочу, чтобы она знала, кто его нашелъ. Ты бросишь его ей, не говоря ни слова, и сейчасъ же побѣжишь обратно. Когда ты вернешься и хорошо исполнишь то, что я сказалъ, то получишь грошъ.
Мальчикъ почесалъ рыжую голову и тупо улыбнулся, потомъ взялъ платокъ и побѣжалъ черезъ лугъ, а Паоло быстро пошелъ по дорогѣ къ виноградникамъ. Вернувшись, мальчикъ получилъ награду. Лауренцано былъ вполнѣ увѣренъ, что предупредилъ желаніе Лидіи; неопровержимымъ доказательствомъ этого казалось ему то обстоятельство, что Лидія прочла письмо.
-- Volenti non fit injuria,-- пробормоталъ онъ.
Паоло былъ доволенъ выборомъ мѣста. Онъ пройдетъ туда совершенно незамѣтно по одинокой тропинкѣ. О томъ, чѣмъ рискуетъ Лидія, если ее увидятъ, онъ не думалъ въ своемъ поповскомъ эгоизмѣ. Само собой разумѣется, что, прежде всего, онъ обязанъ беречь свою честь, репутацію священника, достоинство сана и церкви. Въ эту минуту онъ безъ негодованія припомнилъ слова Пигаветты относительно мнѣнія великаго учителя, что монахъ можетъ даже убить свою возлюбленную, если это окажется нужнымъ для огражденія доброй славы монастыря.
-- Я знаю, она придетъ,-- повторялъ онъ,-- она не можетъ не придти. Иначе къ чему бы она была околдованною дѣвой?-- и онъ весело засмѣялся.
Тутъ взглядъ его упалъ на "зеркало напоминанія", которое игуменья приказала изъ церкви перенести обратно въ его комнату, и ему вспомнился достойный отецъ Алоизъ. Его тянуло, точно невидимыми руками, взглянуть въ эту минуту искушенія въ круглое стекло. Изъ капюшона на него смотрѣло страдающее, возбужденное страстью лицо, съ темными кругами подъ глазами и съ жадно открытымъ ртомъ. Онъ видѣлъ лицо безумнаго монаха, отъ котораго однажды предостерегалъ его отецъ Алоизъ въ Шпейерѣ.
-- Сынъ мой, -- сказалъ тогда достойный старикъ, -- ты идешь въ свѣтъ въ мірской одеждѣ. Такъ отъ времени до времени смотри въ это стекло, подходитъ ли отраженіе души въ твоихъ чертахъ къ этой одеждѣ, съ которой ты связанъ священными обѣтами.
Въ первую минуту Паоло самъ даже испугался своего лица. Но страсть побѣдила въ немъ всѣ хорошія чувства; съ проклятіемъ подбѣжалъ онъ къ ящику и ударилъ его. Стекло и зеркало разлетѣлись въ дребезги. Быстро собралъ онъ ихъ и сдвинулъ все въ уголъ. Ему казалось, что теперь онъ избавился отъ страшнаго привидѣнія; напѣвая только что слышанную пѣсенку, онъ легъ въ постель и въ первый разъ послѣ нѣсколькихъ недѣль безсонницы заснулъ крѣпко и спокойно.
На слѣдующій день, проснувшись бодрымъ и свѣжимъ, онъ увидѣлъ свои вчерашніе поступки совсѣмъ въ другомъ свѣтѣ. Остатки разбитаго ящика съ упрекомъ смотрѣли на него: никогда еще "зеркало напоминанія" не исполняло лучше своего назначенія, какъ теперь, когда оно лежало разбитымъ. Смущенный и подавленный Паоло началъ готовиться къ вечернѣ. Онъ твердо рѣшилъ отказаться отъ свиданія съ Лидіей, раскаяться и навсегда разстаться съ любимой дѣвушкой.