Въ домикѣ гугенота при базарной площади лежалъ Паоло, справляясь отъ своихъ тяжелыхъ ранъ, при заботливомъ уходѣ Эраста и г. Беліеръ.
-- Обжоги,-- говорилъ докторъ господину Беліеръ, когда больнаго устроили въ комнатѣ, отдаленной отъ уличнаго шума,-- ужасны, но не смертельны. Если двѣ трети кожи не повреждены, то больной обыкновенно выздоравливаетъ. Суставы вывихнуты, но не сломаны; онъ молодъ и перенесетъ это, но, все-таки, ему, вѣроятно, долго еще придется быть вамъ въ тягость.
-- Несправедливо претерпѣвшій не можетъ быть въ тягость гугеноту,-- отвѣтилъ французъ.-- Мы по опыту знаемъ, къ чему обязываетъ долгъ но отношенію въ ближнему.
Г-жа Беліеръ въ первый разъ со дня смерти попугая бросила на Феликса дружескій взглядъ и сказала:
-- Мы поставимъ на ноги этого несчастнаго юношу.
-- У меня будетъ время помогать вамъ, уважаемая г-же Беліеръ,-- возразилъ молодой художникъ,-- у меня отняли работу въ замкѣ.
-- Какая неблагодарность!-- вскричали г-жа Беліеръ и всѣ остальные въ одинъ голосъ.
-- Курфюрстъ, вѣроятно, узналъ, кому почтенный проповѣдникъ Нейсеръ, благодаря ошибкѣ, обязанъ своимъ освобожденіемъ. Онъ передалъ мнѣ жалованье и приказалъ немедленно возвратить всѣ планы, причемъ мнѣ было сообщено, что всѣ иностранцы будутъ удалены изъ замка.
-- Я не могу порицать за это нашего- добраго государя,-- сказалъ Эрастъ.-- Онъ правъ въ томъ, что не допускаетъ ничьего вмѣшательства въ свои дѣла; но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ необыкновенно милостивъ, и вамъ, Феликсъ, только потому легко сошла съ рукъ ваша продѣлка, что слишкомъ тяжело и безвинно пострадалъ вашъ братъ.
-- Такъ что онъ поплатился одинъ за двоихъ, -- отвѣчалъ Феликсъ, съ улыбкой взглянувъ на хозяйку.-- Если бы я уже не выместилъ своей злобы на попугаѣ, то или Гартманъ Гартмани, или палачъ Ульрихъ, или Пигаветта приказали бы долго жить.
-- Предоставьте правосудію управляться съ ними, милый другъ, -- отвѣчалъ Эрастъ.-- Пигаветта подвергнется судебному преслѣдованію, начальникъ полиціи отставленъ и другихъ негодяевъ ожидаютъ строгія наказанія за ихъ злодѣянія.
-- Отъ этого не легче будетъ Паоло, -- отвѣчалъ Феликсъ со вздохомъ.
-- Оставайтесь у насъ, художникъ Лауренцано, -- сказалъ Беліеръ,-- и ухаживайте за братомъ. Вы можете занять комнату рядомъ съ больнымъ и приготовить тамъ планы для перестройки моего дома. Сочините мнѣ фасады, могущіе соперничать съ постройкой покойнаго пфальцграфа, конечно, настолько, насколько домъ бюргера можетъ соперничать съ замкомъ герцога.
-- По рукамъ,-- воскликнула г-жа Беліеръ.-- Вотъ моя рука въ знакъ примиренія. Не должно больше быть между нами крови; несчастный попугай прощается вамъ.
Архитекторъ схватилъ ея маленькую кругленькую ручку съ комически-сокрушеннымъ видомъ.
-- Я не могу заказать паннихиды по преждевременно погибшемъ,-- сказалъ онъ,-- на я увѣковѣчу его въ обѣщанномъ фасадѣ.
Въ то время, какъ общество шутило такимъ образомъ и строило планы будущаго, Лидія незамѣтно скрылась. Набожной дѣвушкѣ непріятно было это веселье послѣ столькихъ тяжелыхъ испытаній послѣднихъ дней, и она тихонько вошла въ комнату няньки, чтобы изъ сосѣдней комнаты слышать дыханіе и лихорадочный бредъ больнаго. Душа Паоло витала еще далеко, далеко отъ дѣйствительности- его глаза горѣли, щеки разрумянились отъ лихорадочнаго жара и неземная красота лежала на его идеальномъ лицѣ. Его губы, не переставая, шевелились и казалось, что въ продолженіе годовъ стѣсненная заключеніемъ потребность говорить разрушила въ бреду всѣ преграды. Давнишнія воспоминанія дѣтства всплыли наружу. Онъ большею частью разговаривалъ съ матерью въ самыхъ трогательныхъ выраженіяхъ.
-- Я не буду больше лгать,-- говорилъ онъ искреннимъ тономъ ребенка.
Сама Клитія представлялась ему въ бреду сестрой.
-- Я не хотѣлъ сдѣлать Лидіи ничего дурнаго, я хотѣлъ только поцѣловать ее; развѣ это дурно?-- и затѣмъ онъ началъ метаться.-- Если бы можно только было не ходить въ эту отвратительную школу. Я представлюсь совсѣмъ, совсѣмъ глупымъ, какъ горбатый Бернардо, тогда они прогонятъ меня и скажутъ, что я никуда не годенъ.-- Черезъ минуту онъ снова восклицаетъ:-- Но мама говоритъ, чтобы я не притворялся больше!
Ужасы послѣднихъ дней какимъ-то удивительнымъ образомъ почти не оставили слѣдовъ въ его сознаніи. Только разъ онъ сказалъ:
-- Хорошо, что они меня такъ били; теперь это кончено и никто не смѣетъ меня упрекать.
Вообще всѣ тяжелыя впечатлѣнія смѣшались съ венеціанскою школой. Пигаветта былъ строгимъ учителемъ, палачъ Ульрихъ "братомъ"-исправителемъ, церковные совѣтники учительскою коллегіей. Воспоминанія дѣйствительности, повидимому, совершенно исчезли изъ его памяти. Только разъ, когда Феликсъ сидѣлъ около него, оно какъ будто возвратилось къ нему. Въ сильнѣйшемъ волненіи онъ вскричалъ:
-- Спаси проповѣдниковъ!
Феликсъ наклонился къ его уху и прошепталъ:
-- Я освободилъ Нейсера, остальные помилованы.
-- О!-- вздохнулъ больной, какъ будто освобожденный отъ тяжести, давившей его, и устремилъ на брата трогательно-благодарный взглядъ.
Съ этихъ поръ его волненіе постепенно уменьшалось. Исчезло напряженное состояніе; вмѣсто него явилась большая слабость. Едва онъ просыпался, нянька приносила ему пищу и перевязывала раны и послѣ этого онъ снова погружался въ дремоту.
Феликсъ устроилъ свою мастерскую рядомъ съ комнатой брата и прилежно сидѣлъ за своими планами для г. Беліеръ. Между ихъ комнатами часто садилась Лидія, и г-жа Беліеръ мучила ее вопросомъ, въ какую изъ этихъ двухъ комнатъ ее больше влечетъ сердце. Присутствіе Паоло наполняло мягкое сердце Лидіи прежнимъ тихимъ влеченіемъ, не уменьшавшимъ ея чувства благодарности и дружбы къ Феликсу. Она вмѣстѣ съ Феликсомъ ухаживала за его братомъ, не думая еще о томъ, что будетъ послѣ выздоровленія Паоло. Только Феликсъ все яснѣе сознавалъ, что онъ любитъ эту милую дѣвушку только какъ художникъ. Его смѣлой натурѣ нужна была подруга, равная ему по силамъ, обладающая большею живостью и способностью постоять за себя, чѣмъ нѣжная дочь Эраста. Шалости съ г-жею Беліеръ, когда они, какъ дѣти, боролись, ставя другъ друга на колѣна, волновали его больше, чѣмъ спокойныя бесѣды съ бѣлокурою красавицей. Онъ какъ художникъ восхищался Лидіей, когда она тихо сидѣла за работой, думая о прошедшемъ и настоящемъ. Задумчиво склоненная головка, сложенныя какъ бы для поцѣлуя губки и вся ея наружность, на которую природа щедрою рукой высыпала свои дары, представляла такую совершенную картину красоты, что художникъ не могъ устоять. Онъ незамѣтно принесъ глины и въ то время, макъ Лидія задумчиво сидѣла надъ работой, прислушиваясь въ дыханію больнаго, молодой художникъ трудился надъ мягкою массой и скоро создалъ вѣрный образъ задумчивой дѣвушки. Основаніемъ статуи служила цвѣточная чашечка, въ которую онъ помѣстилъ Клитію, какъ это онъ видалъ на античныхъ статуяхъ въ Римѣ и Флоренціи. Лидія замѣтила, что художникъ безпрестанно взглядываетъ на нее и, отходя въ сторону, дѣлаетъ какую-то непривычную работу. Она встала и на ея дѣтскомъ лбу показалась строгая складка при видѣ вѣрнаго изображенія своей красоты.
-- Фу, какъ нехорошо!-- пролепетала она, краснѣя.
Но художникъ просилъ ее такъ трогательно, чтобы она сѣла на свое мѣсто и позволила продолжать, что она согласилась.
"Что могу я ему еще дать,-- печально думала она, -- когда моя душа принадлежитъ другому?"
Художникъ, не отрываясь, смотрѣлъ на ея черты.
-- Богъ не создалъ ничего прекраснѣе тебя,-- сказалъ онъ.
Окончивъ, онъ захлопалъ въ ладоши, восклицая:
-- Великолѣпно, великолѣпно!
Лидія тихонько подошла.
-- Что означаютъ эти листки?
-- Я изображаю тебя богиней цвѣтовъ, -- весело отвѣтилъ Феликсъ.
-- Придорожникомъ?-- и, грустно улыбнувшись, она посмотрѣла ему въ лицо.
Онъ поцѣловалъ ея чистый лобъ и сказалъ:
-- Клитіей, обращающейся къ своему богу солнца.
Она протянула ему руку и съ благодарностью посмотрѣла ему въ глаза, онъ пожалъ ее, какъ будто разставаясь. Ни одного слова больше не было сказано между ними, но они поняли другъ друга. Клитія была свободна; онъ самъ возвратилъ ей слово. Теперь она чаще, чѣмъ прежде, подходила въ постели больнаго, освѣжая его голову компрессами и нѣжными, искусными руками перевязывая его раны.
Такъ мирно протекли послѣдніе осенніе дни. Какъ мало ни измѣнились наружно всѣ дѣйствующія лица, Эрастъ, все-таки, замѣтилъ перемѣну въ Лидіи. Однажды послѣ обѣда Эрастъ съ дочерью, утомленные долгою ходьбой, сѣли у капеллы по ту сторону моста, наслаждаясь послѣдними солнечными дѣлми этого года. Передъ ними высились лѣса Гейдельберга, освѣщенные золотистыми лучами солнца, и утопали въ синевѣ осенняго тумана, отъ котраго горы казались еще выше, чѣмъ обыкновенно. Около скамьи, на которую они сѣли, цвѣлъ еще долговѣчный голубой придорожникъ, обративъ къ солнцу свою головку. Лидія сорвала его, думая, какъ много пережила она съ тѣхъ поръ, какъ Феликсъ разсказалъ ей сказку Овидія. Отецъ серьезно посмотрѣлъ ей въ глаза.
-- Думаешь ли ты исполнить данное тобою обѣщаніе художнику?-- спросилъ онъ.
-- Феликсъ остается папистомъ, -- отвѣчала Лидія уклончиво, -- онъ не можетъ согласиться на поставленное тобою условіе.
-- Я освобождаю его отъ него,-- сказалъ Эрастъ.-- Развѣ всѣ мы не паписты съ тѣхъ поръ, какъ Олевіанъ сдѣлался у насъ папой? Мы казнимъ еретиковъ, богословы присвоили себѣ власть не только герцогскую, но и хозяина дома и отца семейства. О свободѣ, проповѣдуемой Лютеромъ и Цвингли, едва осталось воспоминаніе.
-- Такъ ты разрѣшаешь, значитъ, чтобы я вышла замужъ за католика?
-- Какое право имѣлъ бы я запрещать? Всякій разъ, какъ я прохожу мимо площади, гдѣ пролита кровь моего друга, камни взываютъ ко мнѣ: "лицемѣры, чѣмъ вы лучше Караффа?* Поступки кальвинистовъ сдѣлали меня снисходительнымъ къ папистскимъ судамъ и ихъ инквизиціи.
-- И не измѣнишь своей снисходительности,-- спросила Лидія нерѣшительно,-- если я выйду и за Паоло?
Эрастъ взглянулъ на нее съ изумленіемъ.
-- Какъ, и послѣ того, какъ онъ причинилъ намъ столько несчастій?
-- Спросите этотъ цвѣтокъ, почему онъ слѣдитъ за ходомъ солнца?-- проговорила Лидія.-- Онъ не можетъ иначе.
-- Но какъ можешь ты предпочитать этого страшнаго священника, блѣдный призракъ человѣка съ разбитымъ здоровьемъ веселому, молодому художнику?
-- Я не знаю, -- отвѣтила дѣвушка задумчиво, -- на чемъ основана моя любовь? Именно на томъ, что я люблю его и не могу разлюбить. И не потому я люблю его, что онъ лучше, красивѣе, умнѣе другихъ, а потому, что я безъ него жить не могу;" онъ мое солнце, безъ котораго я завяну также, какъ этотъ цвѣтокъ зимою.
И она тихонько отерла глаза.
-- Онъ слишкомъ много пострадалъ за насъ, -- отвѣтилъ Эрастъ послѣ непродолжительнаго раздумья,-- и я не считаю себя въ правѣ сказать, нѣтъ. Если это опредѣленіе Божіе, то да будетъ Его святая воля.