Никогда еще въ жизни не переживалъ Карлъ такого томительно скучнаго и тяжелаго лѣта и осени, какъ въ этомъ году. Онъ скучалъ по своимъ цвѣтамъ, какъ любящій отецъ тоскуетъ по отсутствующимъ дѣтямъ. Мысленно онъ постоянно уносился въ желтенькій домикъ и прилегающій къ нему садикъ. Онъ часто сидѣлъ у окна дома или на скамейкѣ въ паркѣ, поглощенный мрачными мыслями, преслѣдовавшія его опасенія относительно будущаго воплощались въ реальные, грозные образы. Листья вяли и осыпались съ деревьевъ и старикъ почувствовалъ, какъ на него вдругъ откуда-то пахнуло холоднымъ дыханіемъ зимы. Что, кромѣ несчастія, могла принести съ собою зима? Карлу приходилось теперь еще больше просиживать за работой у себя въ мастерской, такъ какъ его зрѣніе съ каждымъ днемъ становилось все слабѣе, а руки тряслись все сильнѣе. Скоро онъ ни на что не будетъ уже годенъ, а дѣло было далеко еще не окончено. Будущее перестало пугать и терзать его измученное сердце съ тѣхъ поръ, какъ онъ застраховалъ свою жизнь и обезпечилъ этимъ свою семью. Но неотвязчивая мысль о смерти угнетающе дѣйствовала на него. Одинъ мѣсяцъ проходилъ за другимъ и Карлу становилась все яснѣй неизбѣжность близкой смерти. Конечно, и онъ, не задумываясь, готовъ, хоть сейчасъ, умереть ради Катрины и дѣтей, но у него слезы навертывались на глаза при мысли объ ихъ горѣ и ужасѣ и о своей вѣчной разлукѣ съ семьею. Въ декабрѣ онъ убѣдился, что его конецъ не за горами. Глаза ему совсѣмъ измѣнили. Онъ не могъ болѣе гравировать. Руки окончательно отказывались ему служить, и онъ только все портилъ, когда принимался за работу. Въ теченіе нѣсколькихъ дней послѣ этого открытія, онъ почти ни на шагъ не отходилъ отъ Катрины. Если она была чѣмъ-нибудь занята на кухнѣ, онъ просиживалъ такъ же; если она шла въ комнату, онъ, какъ тѣнь, плелся за нею.
Цѣлыми часами старики сидѣли молча вдвоемъ. Вечеромъ, сидя въ креслѣ рядомъ съ мужемъ, Катрина часто начинала дремать. Карлъ осторожно наклонялся къ ней, бралъ ее за руку и держалъ ее въ своей, низко опустивъ голову и закрывъ глаза, чтобы сдержать слезы. И эти тихія минуты прощанія съ женой сдѣлали свое дѣло: изстрадавшаяся, измученная душа Kapлa успокоилась. Наконецъ, онъ назначилъ день, когда покончитъ съ собою. Теперь онъ не колебался болѣе.
При поступленіи въ мастерскую Текла выговорила себѣ одно свободное утро разъ въ мѣсяцъ для того, чтобы ходить съ отцомъ за покупками. Карлъ не любилъ ходить одинъ по магазинамъ, а для Теклы это было большимъ удовольствіемъ. На другой день послѣ своего геройскаго рѣшенія онъ вооружился четырьмя громадными корзинами и отправился съ Теклою на Шестую авеню.
До Рождества оставалось менѣе двухъ недѣль, и улицы были полны предпраздничнаго оживленія и сутолоки. Снѣгъ былъ весь счищенъ съ тротуаровъ и сложенъ въ громадныя кучи, которыя тянулись вдоль всей улицы. Груды снѣга постепенно исчезали съ улицы: ихъ складывали на телѣги и увозили. Въ ясномъ морозномъ воздухѣ гулко раздавался лязгъ желѣзныхъ лопатъ, мягкій звукъ бросаемаго на возы снѣга, окрики кучеровъ на лошадей, которыхъ приходилось то осаживать назадъ, то подвигать впередъ. Никто не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на грохотъ мчавшейся по крышамъ желѣзной дороги, на трамваи, съ ихъ несмолкаемыми колокольчиками и гонгами, на монотонное дребезжаніе фургоновъ и на топогъ лошадиныхъ копытъ до гранитной мостовой. Всѣ были заняты лишь мыслями о предстоящихъ праздникахъ. Текла шла рядомъ съ отцомъ, безпрестанно оборачиваясь, чтобы мелькомъ взглянуть на витрины магазиновъ съ ихъ рождественскими выставками. Карлъ вошелъ въ большой магазинъ на Шестой авеню и купилъ, что ему нужно, на сумму въ пять долларовъ. Разложивъ покупки по корзинамъ, онъ далъ приказчику кредитный билетъ въ пятьдесятъ долларовъ. Приказчикъ тотчасъ же отправилъ кредитный билетъ вмѣстѣ съ чекомъ въ кассу. Кассирша пересчитывала въ это время находившіеся въ кассѣ кредитные билеты и время отъ времени смачивала о губку свой большой палецъ. Она взяла билетъ Карла и нечаянно провела мокрымъ пальцемъ по его поверхности. Къ ея ужасу, чернила тотчасъ расплылись. Она взглянула на билетъ и поняла, что онъ поддѣльный. Не теряя ни на минуту присутствія духа, она отослала сдачу приказчику. Затѣмъ она отошла отъ конторки и, какъ ни въ чемъ не бывало, прошла въ противоположный конецъ магазина, подошла къ управляющему и спокойно разсказала ему все происшествіе. Между тѣмъ Карлъ взявъ съ прилавка двѣ корзины, вышелъ изъ магазина вмѣстѣ съ Теклой. Слѣдомъ за нимъ вышелъ управляющій, съ намѣреніемъ сдать старика на руки первому полисмэну.
Не доходя до Четырнадцатой улицы, Текла остановилась, залюбовавшись выставкой изящной обуви. Подоконникъ былъ сплошь затянуть чернымъ бархатомъ и на этомъ фонѣ были разставлены бронзовыя туфли съ бисерными украшеніями и тутъ же красовались бѣлые, черные, красные атласные башмаки.
-- Эмелина пришла бы въ восторгъ отъ такихъ туфель, -- грустно проговорила Текла.-- Нельзя ли будетъ подарить ей на Рождество такую пару.
-- О, да, -- отвѣтилъ Карлъ. -- Эта можно будетъ сдѣлать. Что-то въ звукѣ его голоса наполнило счастьемъ все существо Теклы. Лично для себя, она ничего не желала. Но ее давно уже тяготило мрачное настроеніе Эмелины и тревожное состояніе отца. Страхъ, отравлявшій ему жизнь, невольно отражался и на Теклѣ. Теперь она вдругъ почувствовала, что отецъ, почему-то, вдругъ повеселѣлъ и, хотя и не знала причины, но спокойствіе отца отразилось и на ея настроеніи.
Подхвативъ съ тротуара свои корзины, они стали проталкиваться сквозь толпу. Двумя теченіями медленно двигалась толпа гуляющихъ по тротуару. Передъ витринами постоянно толкалась публика, двери магазиновъ безпрестанно открывались и закрывались.
Карлъ и Текла снова остановились передъ большой витриной посмотрѣть выставку куколъ. Было немыслимо пробраться къ самой витринѣ и имъ пришлось стать позади всѣхъ. Но медленно подвигаясь впередъ, имъ удалось наконецъ протиснуться въ первый рядъ. Очутившись передъ витриной, они поставили свои корзины на тротуаръ, рядомъ съ собою. Посреди витрины была изображена лужайка. Нарядныя куклы весело танцовали на ней. Нѣсколько отступя отъ лужайки, возвышался пригорокъ, поросшій тѣнистыми деревьями. Тутъ стояла группа куколъ, съ застывшими улыбками на устахъ; нѣкоторыя плели вѣнки изъ маргаритокъ и фіалокъ. На скамейкахъ возсѣдали солидныя мамаши, съ маленькими дѣтьми на рукахъ, а маленькія дѣтскія колясочки стояли около нихъ на дорожкѣ.
Карлъ и Текла стояли, не отрывая глазъ отъ витрины, и трудно было рѣшить, кто изъ нихъ больше увлеченъ куклами. Карлъ стоялъ неподвижно, вытянувъ по швамъ руки въ грубыхъ вязанныхъ перчаткахъ. Какъ всегда, на немъ было его старое, полинявшее, коричневое пальто, оттягивавшее ему плечи; старая шляпа была надвинута на самый лобъ, длинные волосы и борода растрепались отъ ходьбы. Старикъ очень напоминалъ своимъ видовъ придурковатаго нѣмецкаго крестьянина. Но стоило только заглянуть подъ широкополую шляпу Карла, чтобъ каждому бросилась въ глаза добрая улыбка, съ которой онъ смотрѣлъ на куколъ, его старческое, сморщенное отъ удовольствія лицо и свѣтящіеся радостнымъ блескомъ глаза. Текла стояла рядомъ съ отцомъ, наклонивъ голову на бокъ. Лицо ея и улыбка дышали безотчетною грустью. Эта здоровая, грубоватая дѣвушка, очень походившая своей фигурой и многими стремленіями на мужчину, не могла равнодушно видѣть куклу или ребенка. Какъ бы ей хотѣлось имѣть такое же крошечное, безпомощное созданіе.
Вдругъ публика неожиданно заволновалась, началась давка. Сзади на толпу немилосердно напиралъ, прокладывая себѣ дорогу къ витринѣ, высокій человѣкъ въ синемъ мундирѣ, а за нимъ вслѣдъ шелъ худощавый, нервный управляющій.
-- Вотъ они стоятъ, рядомъ съ корзинами.
Карлъ медленно повернулъ голову и въ ту же минуту чья-то тяжелая, костлявая рука схватила его за воротникъ пальто и больно придавила ему шею возлѣ самаго уха.
-- Забирайте ваши корзины, -- сказалъ полисмэнъ, силою пригибая старика къ тротуару.-- Живѣе поворачивайтесь, слышите, что я вамъ говорю.
Карлъ обезумѣлъ отъ страха. У него закружилась голова и потемнѣло въ глазахъ. Онъ долго шарилъ по тротуару, отыскивая ручки своихъ корзинъ и, наконецъ нащупалъ ихъ. Онъ оглянулся вокругъ дикимъ, растеряннымъ взглядомъ и увидѣлъ цѣлое море удивленныхъ, испуганныхъ лицъ, съ любопытствомъ смотрѣвшихъ на него. Неожиданное появленіе полисмэна и его грубое обращеніе съ отцомъ поразили Теклу. Она впилась глазами въ полисмэна и, какъ вкопанная, простояла на мѣстѣ нѣсколько минутъ, затѣмъ быстро сняла перчатки и со сжатыми кулаками набросилась на охранителя порядка. Текла горько плакала, ободряла отца и такъ и сыпала нелестными эпитетами по адресу полисмэна, нанося ему по лицу ударъ за ударомъ.
Она тамъ стремительно налетала на колосса въ синемъ мундирѣ, что тотъ даже пошатнулся и чуть было не свалился въ снѣгъ. Управляющій кинулся ему на помощь и съ трудомъ оттащилъ въ сторону обезумѣвшую дѣвушку, наградившую его за непрошенное вмѣшательство увѣсистымъ ударомъ въ переносицу. Публика волновалась; нѣкоторые спѣшили поскорѣе уйти отъ этой безобразной сцены, другіе, напротивъ, энергично проталкивались впередъ. Толпа все увеличивалась, со всѣхъ сторонъ сыпались вопросы, слышался смѣхъ и остроты по адресу полисмена и управляющаго. Полисмэнъ бросился къ Теклѣ и потащилъ за собою Карла. Онъ схватилъ Теклу за кисть и изо всѣхъ силъ принялся крутитъ ей руку. Боль была невыносима и черезъ нѣсколько минутъ дѣвушка упала на колѣни передъ своимъ мучителемъ.
-- Я васъ обоихъ отколочу, если ты только посмѣешь еще драться, вѣдьма этакая.
-- Не тронъ его, Текла,-- дрожа отъ страха умолялъ ее Карлъ. -- Онъ прибьетъ тебя. Все уладится, пойдемъ по хорошему. Ахъ, Боже мой, Текла, оставь его въ покоѣ.
-- Забирайте же ваши корзины, -- закричалъ полисменъ, подталкивая къ нимъ Теклу. Голосъ отца нѣсколько успокоилъ Теклу, она послушалась грознаго окрика полисмена, покорно нагнулась и подняла свою ношу. Она продолжала плакать и жалобно причитать, проклинала полисмена и жадную до скандаловъ публику. Толпа отхлынула, полисмэнъ воспользовался удобнымъ моментомъ и повелъ своихъ плѣнниковъ по образовавшемуся узкому проходу, щедро награждая ихъ тумаками въ спину.
Вслѣдъ за полисмэномъ шелъ управляющій. Они свернули на Тринадцатую улицу и вскорѣ вошли въ зданіе полиціи. Полисмэнъ пропихнулъ Карла и Теклу впередъ, къ длинному, высокому столу, за которымъ сидѣлъ сержантъ. Это былъ человѣкъ лѣтъ сорока, небольшого роста и очень полный. Его круглая голова, съ коротко подстриженными волосами покоилась на короткой, бычачьей шеѣ. Густые, черные усы полузакрывали чувственный ротъ. Носъ былъ маленькій, острый. Мутные, каріе глаза смотрѣли враждебно и подозрительно. Онъ не умѣлъ улыбаться, а только презрительно гримасничалъ. Быстрымъ взглядомъ окинулъ онъ вновь прибывшихъ, машинально взялъ въ руку перо и обмокнулъ въ громадную чернильницу.
-- Я арестовалъ его на улицѣ. Вотъ этотъ господинъ, -- полисмэнъ указалъ рукой на управляющаго, -- обвиняетъ его въ сбытѣ фальшиваго кредитнаго билета. Дѣвушка была со старикомъ.
Сержантъ въ упоръ посмотрѣлъ на Карла и сурово спросилъ:
-- Какъ васъ зовутъ?
-- Отвѣчайте, -- сказалъ полисмэнъ, -- скажите, какъ васъ зовутъ.
-- Карлъ Фишеръ.
-- Гдѣ вы живете?
Карлъ чувствовалъ себя очень нехорошо, мысли его путались. Онъ съ трудомъ улавливалъ вопросы сержанта. Полисмэнъ сильно встряхнулъ его за плечо и повторилъ вопросъ.
-- Васъ спрашиваютъ, гдѣ вы живете?
-- Въ Вашинггонъ скверѣ.
-- На какой улицѣ, какой номеръ вашего дома?
Карлъ медленно провелъ рукою по лбу, видимо стараясь что-то вспомнить. Текла отвѣтила за него.
-- Чѣмъ занимаетесь?
-- Отвѣчайте же, -- сказалъ полисмэнъ, -- чѣмъ вы занимаетесъ?
-- Онъ былъ прежде граверомъ, -- съ трудомъ выговаривала Текла, дрожащимъ отъ гнѣва и обиды голосомъ.-- Не смѣйте его такъ пихать! Что вамъ отъ него надо?
-- Вы бывшій граверъ? -- спросилъ сержантъ Карла, устремивъ на него пристальный взглядъ.
-- Да.
-- Вы не занимаетесь теперь этимъ дѣломъ? Давно бросили?
-- Лѣтъ пятъ, шестъ тому назадъ.
-- А что же вы дѣлали всѣ эти годы?
-- Я дѣлалъ деньги.
-- Будьте осторожнѣе въ вашихъ словахъ, -- рѣзко оборвалъ его сержантъ. Вы сами себѣ выдаете.
Онъ заполнилъ листъ, спросилъ у управляющаго его имя, гдѣ онъ служитъ, какое мѣсто занимаетъ. Затѣмъ онъ взялъ поддѣльный кредитный билетъ и вложилъ его въ конвертъ. Карла обыскали, отобрали всѣ имѣвшіяся при немъ деньги, ножъ и тутъ же завернули все въ пакетъ и приложили къ нему печать.
-- Отведите его въ камеру, -- сказалъ сержантъ, раскачиваясь на стулѣ и протягивая руку къ лежавшей на столѣ вечерней газетѣ.-- Дѣвушку освободите, отпустите домой. Къ ней не предъявлено никакого обвиненія.
Полисмэнъ толкнулъ Карла по направленію къ двери, въ глубинѣ комнаты.
-- Куда вы его ведете? -- спросила Текла.-- Папа, папочка! Отдайте мнѣ его!
Она побѣжала за отцомъ, но раздался строгій окрикъ полисмена и тотчасъ же другой великанъ-полисмэнъ преградилъ ей дорогу. Онъ схватилъ дѣвушку за голову и круто повернулъ ее назадъ.
-- Ну, это дудки, -- сказалъ онъ дерзко, но не безъ добродушія въ голосѣ.-- Лучше уходите отсюда по хорошему. Ступайте-ка себѣ домой.
Но она не хотѣла уходить, она хотѣла увидѣть, куда уведутъ ея отца. Тогда полисмэнъ вышелъ изъ себя, схватилъ Теклу за плечо и вытолкнулъ ее на улицу.
-- Ступайте домой или васъ отправятъ къ Джерри, -- предупредилъ онъ ее.
-- Что вы сдѣлаете съ моимъ отцомъ?
-- Запремъ его въ камеру. Вы его больше не увидите и вамъ нечего здѣсь оставаться. Ступайте домой. Ступайте же.
Онъ спустился со ступенекъ и направился къ ней. Текла поспѣшно отошла отъ него на нѣсколько шаговъ. Прошло нѣсколько часовъ, а Текла все еще стояла на углу, съ тревогою устремивъ взоръ на мрачное сѣрое зданіе полиціи. Наступила ночь и она, рыдая, пошла домой.
Карла вытолкнули черезъ дверь на маленькій, вымощенный дворикъ, окруженный съ четырехъ сторонъ цѣлымъ рядомъ каменныхъ камеръ, съ обитыми желѣзомъ дверьми.
Камеры перваго этажа предназначались для женщинъ. Карлъ по ступенькамъ спустился вслѣдъ за полисмэномъ въ подвальное помѣщеніе. Полисменъ грубо втолкнулъ его въ узенькую камеру и тотчасъ же заперъ за нимъ дверь на замокъ. Затѣмъ полисмэнъ отправился дѣлать обходъ своего участка. Не успѣлъ онъ удалиться, какъ изъ сосѣдней камеры послышался грубый голосъ:
-- Эй, кого тамъ привели?
Карлъ ничего не отвѣтилъ. Онъ опустился на деревянную скамейку, стоявшую у стѣны, закрылъ лицо руками и заплакалъ. Онъ думалъ о Катринѣ, Эмилинѣ, Теклѣ и очень боялся за нихъ.
Наступила ночь. Карлъ прислонился къ стѣнѣ въ уголкѣ камеры, и, скорчившись на скамейкѣ, вскорѣ заснулъ, измученный всѣми пережитыми за этотъ день волненіями. Но спалъ онъ неспокойно. Онъ часто просыпался, вскакивалъ и съ недоумѣніемъ озирался, не понимая, какъ и зачѣмъ онъ попалъ въ эту камеру. Стоило ему только проснуться и всѣ мысли его сосредоточивались на Катринѣ и дѣтяхъ, о себѣ онъ и не думалъ. Но усталость брала свое и онъ снова засыпалъ. Мирные, тихіе сны успокаивали его истерзанную душу и на губахъ его появлялась улыбка.
Ему снилось, что онъ и Катрина на родинѣ, въ Германіи, играютъ съ сестрами и братьями на зеленомъ лугу, позади отцовскаго дома. Онъ видѣлъ пухлую, краснощекую Fräulein, которую онъ такъ любилъ и съ которой потомъ повѣнчался и переселился въ Америку. Ему снились счастливые годы усиленной, напряженной работы, когда онъ по немногу откладывалъ деньги для своихъ дѣтей; видѣлъ онъ крошку Теклу, которая, весело смѣясь, карабкалась ему на плечи или набивала ему трубку. Но Карлъ просыпался и всѣ эти свѣтлыя картины невозвратимо утраченнаго прошлаго исчезали. Онъ вспоминалъ тотчасъ же объ обрушившемся на него несчастіи и ему становилось страшно. Сердце тоскливо ныло и сжималось.
Онъ не понималъ, за что его арестовали, въ чемъ онъ провинился передъ тѣмъ обществомъ, которое, вѣдь не постѣснялось обворовать его.
-- Смотри, не попадайся, а то тебя упекутъ въ тюрьму на десять лѣтъ, -- предупреждалъ его шесть лѣтъ тому назадъ Абе Ларкинсъ.
На слѣдующій день, въ девять часовъ утра, Карла отвезли въ каретѣ въ Джефферсонъ Маркенсъ Корнсъ, куда явился и владѣлецъ магазина. Карла помѣстили за рѣшеткой.
Послѣ снятія показаній съ потерпѣвшаго, клеркъ пристально посмотрѣлъ на Карла и предложилъ ему внимательно выслушать чтеніе протокола, объяснивъ предварительно важное его значеніе.
Началось чтеніе. Судья откинулся на спинку кресла, оперся головой на руку и принялся внимательно изучать лицо обвиняемаго. Судьѣ было около шестидесяти лѣтъ. Онъ уже много лѣтъ занималъ мѣсто судьи и былъ очень непопуляренъ среди нью-іоркскихъ журналистовъ и адвокатовъ. Онъ слылъ за человѣка очень раздражительнаго, упрямаго, высокомѣрнаго, взбалмошнаго и не считавшагося съ чужимъ мнѣніемъ. Очень тщательно изучалъ онъ всегда всѣ поступавшія къ нему дѣла, находилъ, что всѣ полицейскіе -- воры и бездѣльники, и постоянно обвинялъ ихъ въ злоупотребленіи властью и въ вымогательствѣ денегъ.
Судья глядѣлъ на Карла и по выраженію его лица ему вскорѣ стало ясно, что подсудимый ровно ничего не понимаетъ изъ того, что такъ торжественно читаетъ клеркъ. Невинность подсудимаго казалась ему внѣ всякаго сомнѣнія.
-- Вотъ еще одна невинная жертва тупоголовой полиціи и человѣческой глупости, -- подумалъ судья.-- Если бы на Фишерѣ было хорошее платье, если бы пo внѣшнему виду онъ походилъ бы на маклера или проповѣдника, они никогда не тронули бы его, они постарались бы объяснить все простымъ недоразумѣніемъ, стали бы доказывать, что кто-нибудь обманулъ Фишера и подсунулъ ему фальшивый билетъ. Но онъ бѣденъ, невѣжественъ и потому они, не задумываясь, хватаютъ его, тащатъ въ тюрьму, бьютъ и оскорбляютъ его, до тѣхъ поръ, пока онъ не докажетъ всю лживость взведеннаго на него обвиненія.
Судья задумался. Клеркъ закончилъ чтеніе и въ строго юридическихъ выраженіяхъ объяснилъ Карлу, что онъ имѣетъ право не говорить того, что не соотвѣтствуетъ его интересамъ.
-- Вы слышали, въ чемъ васъ обвиняютъ? Что вы имѣете сказать?-- прибавилъ клеркъ.
Карлъ упорно молчалъ и растерянно смотрѣлъ на клерка.
-- Онъ васъ не понимаетъ?-- вмѣшался судья, смотря на Карла, который, услыхавъ дружескій голосъ, повернулъ голову въ его сторону. Каждая черта его лица дышала глубокой благодарностью къ сострадательному судьѣ.
-- Знали-ли вы, когда расплачивались въ магазинѣ, что билетъ сдѣланъ отъ руки? Вы вмѣсто право не отвѣтить мнѣ, если хотите.
-- Да, -- медленно проговорилъ Карлъ съ полными слезъ глазами.-- Я сдѣлалъ билетъ.
Его тронула доброта судьи. Прежній гнетущій страхъ исчезъ, его смѣнила тихая грусть.
Судья съ удивленіемъ взглянулъ на Карла, блѣдныя щект котораго покрылись румянцемъ. Онъ не вѣрилъ своимъ ушамъ и не могъ согласовать это признаніе съ тѣмъ, что онъ такъ ясно читалъ въ добрыхъ, карихъ глазахъ Карла.
-- Есть у васъ въ городѣ знакомые, родственники? -- спросилъ онъ, помолчавъ немного.
-- У меня есть кузенъ, Вильямъ Рётингъ.
Судья задумчиво крутилъ усъ, не сводя глазъ съ Карла. Онъ былъ очень взволнованъ неожиданнымъ признаніемъ Карла, любопытство его было возбуждено. Онъ жалѣлъ, что дѣло неподсудно ему, что нельзя будетъ подробно изучить его.-- Нельзя сухо и формально отнестись къ этому дѣлу, -- думалъ онъ.-- Тутъ нужно проявить мудрость и пониманіе человѣческой души, а не руководствоваться только извѣстной статьей закона. Только при такомъ отношеніи можетъ восторжествовать правда и правосудіе. Но что можетъ онъ сдѣлать? Онъ совершенно безсиленъ.
-- Я долженъ передать васъ въ руки федеративныхъ властей, -- сказалъ онъ.-- Совѣтую вамъ послать за вашимъ кузеномъ и сейчасъ же пригласить адвоката для веденія дѣла.
Карла отвезли въ главное полицейское управленіе на Мальберри стритъ. Здѣсь съ него сняли фотографію и посадили въ одну изъ подвальныхъ камеръ.
Карлъ, помня совѣтъ судьи, попросилъ полисмэна, отводившаго его въ камеру, послать за Вильямомъ Рётингомъ. Но на подобныя просьбы заключенныхъ, если они бѣдны и не имѣютъ вліятельныхъ связей, не обращаютъ вниманія. Законъ требуетъ немедленнаго исполненія подобныхъ просьбъ, но полиція ничего не дѣлаетъ безплатно.
Тщетно ждалъ Карлъ въ воскресенье появленіе Рётинга. Ночь онъ провелъ безъ сна, теряясь въ догадкахъ, что-то теперь съ нимъ сдѣлаютъ. Съ нетерпѣніемъ ожидалъ онъ двоюроднаго брата, надѣясь, что тотъ хоть нѣсколько успокоитъ его.
Въ девять часовъ его вывели изъ камеры и вмѣстѣ съ четырьмя другими арестантами выстроили въ рядъ передъ сыщиками, которые внимательно осмотрѣли его и объявили, что не знаютъ его. Въ это время въ комнату вошелъ шерифъ, взялъ Карла и повелъ въ зданіе почтовой конторы, къ засѣдавшему тамъ коммиссару. Здѣсь снова повторилась вся процедура, продѣланная уже разъ на судѣ: Карлу предъявили обвиненіе въ поддѣлкѣ кредитнаго билета и въ попыткѣ сбытъ его въ магазинѣ, а затѣмъ ему опять высокопарнымъ судейскимъ языкомъ пояснили, что онъ долженъ говорить осторожно, чтобы не наговорить на себя.
Молча стоялъ Карль передъ коммиссаромъ, вслушиваясь въ непонятныя для него слова.
-- О, да. Я самъ сдѣлалъ деньги, -- сказалъ онъ машинально, замѣтивъ, что коммиссаръ ждетъ отвѣта.
Итакъ, подсудимый самъ сознался въ совершенномъ имъ преступленіи, теперь оставалось только приговоритъ его къ принудительнымъ работамъ и разузнать, нѣтъ ли у него сообщниковъ. Послѣ допроса Карла отправили въ тюрьму на Ладло стритъ. Шерифъ же долженъ былъ произвести обыскъ на квартирѣ Фишера. Рано утромъ, во вторникъ, шерифъ отправился на квартиру старика. Дверь открыла ему Эмелина. Когда онъ показалъ ей свой значекъ и объявилъ, что пришелъ произнести у нихъ обыскъ, она тотчасъ же нахмурилась и хотѣла захлопнутъ дверь передъ самымъ его носомъ, но онъ оттолкнулъ ее отъ двери и прошелъ въ комнату, выходившую окнами на улицу.
-- Гдѣ ваша мать?-- спросилъ онъ.
-- Она больна и лежитъ въ постели.
-- Гдѣ? Тамъ?-- спросилъ онъ, подходя къ полуоткрытой двери сосѣдней комнаты. Онъ открылъ дверь и вошелъ къ Катринѣ.
На постели, вся скорчившись, лежала маленькая, худенькая старушка съ желтымъ, сморщеннымъ личикомъ. Щеки ея были мокры отъ слезъ, глаза ввалились и распухли. Она съ трудомъ различала предметы.
-- Слушайте, -- грубо заговорилъ шерифъ, -- вы обязаны разсказать мнѣ все, что вамъ извѣстно по этому дѣлу. Вѣдь я отлично знаю, что вы помогали вашему мужу поддѣлывать кредитные билеты и что у васъ здѣсь цѣлый складъ ихъ. Гдѣ спрятаны у васъ билеты? Отвѣчайте живѣе, не то плохо будетъ.
Услыхавъ незнакомый голосъ, старушка вздрогнула, приподнялась, опершись на локоть, и напрягла все свое зрѣніе, чтобы разглядѣть шерифа. Губы ея сильно дрожали и ей стоило большихъ усилій пролепетать:
-- Гдѣ онъ?
-- Онъ сидитъ въ тюрьмѣ. Признавайтесь во всемъ, а то и вы туда же попадете.
-- Да, да, -- простонала она, видимо волнуясь.-- Я должна быть съ нимъ.
Она попыталась встать съ кровати, но ноги ея подкосились и отказались служить ей. Она упала на кровать и заплакала.
Шерифъ равнодушно отвернулся и вышелъ изъ спальни. Эмелины не было видно, она спряталась въ чуланчикъ, за платьями. Теклы не было дома. Она отправилась хлопотать о свиданіи съ отцомъ, но всѣ ея хлопоты были безуспѣшны.
Шерифъ приступилъ къ обыску квартиры. Въ жилыхъ комнатахъ онъ ничего не нашелъ. Оставалось обыскать мастерскую Карла, помѣщавшуюся въ самомъ концѣ квартиры. Взломавъ замокъ, шерифъ проникъ въ мастерскую. Всѣ улики были здѣсь на лицо. Онъ отвинтилъ рамку отъ окна, забралъ перья, чернила и нѣсколько бумажекъ съ подозрительными рисунками и сложилъ все это вмѣстѣ. На полу, въ углу, стоялъ запертый на замокъ жестяной ящикъ. Онъ моментально сломалъ замокъ. Въ ящикѣ оказалось около 1000 долларовъ настоящими кредитными билетами и столько же поддѣльныхъ. Недолго думая, шерифъ спустилъ настоящія деньги за воротъ своей рубашки, а поддѣльныя оставилъ въ ящикѣ. Ящикъ вмѣстѣ съ остальными вещественными доказательствами онъ связалъ въ одинъ пакетъ. Десять минуть спустя, онъ радостно удалился, захвативъ съ собой этотъ пакетъ.
Карлъ просидѣлъ въ тюрьмѣ на Ладло стритъ шестъ недѣль. Федеративная обвинительная камера созывается только тогда, когда накопится достаточное количество дѣлъ. Карлу пришлось ждать ея созыва недѣли полторы.
Выслушавъ данныя, добытыя слѣдствіемъ, камера постановила предать Карла суду. Цѣлый мѣсяцъ просидѣлъ онъ еще въ тюрьмѣ, ожидая, когда, наконецъ, настанетъ очередь его дѣла.
Наконецъ, дѣло было назначено къ слушанію въ судѣ. Предсѣдательствовалъ судья Дежешуа Престонъ, краса и гордость всего судейскаго міра, такъ по крайней мѣрѣ думали о немъ въ обществѣ. Это былъ очень богатый человѣкъ, который съ честью несъ, сопряженное съ занимаемымъ имъ мѣстомъ, представительство. Онъ далъ превосходное образованіе своей дочери, единственной наслѣдницѣ всего его состоянія. Этимъ исчерпывались всѣ его заботы о дочери и интересъ къ общественной жизни. Но до сихъ поръ не было удовлетворено одно изъ пламеннѣйшихъ его желаній. Еще въ колледжѣ онъ твердо рѣшился достичь высшихъ судебныхъ почестей и всѣ его помыслы и старанія были направлены исключительно къ достиженію этой цѣли.
Пятидесятилѣтній судья пользовался репутаціей выдающагося юриста. Онъ былъ очень популяренъ среди представителей американской республиканской партіи, хотя никогда не принималъ активнаго участія въ политической жизни страны. Кромѣ того онъ стяжалъ себѣ громкую извѣстность крупными пожертвованіями на веденіе предвыборныхъ агитацій и многіе были увѣрены, что значительныя пожертвованія мистера Вандемера пополняются въ большой дозѣ изъ средствъ судьи. Онъ былъ чрезвычайно важенъ, строгъ, твердъ и неподкупенъ. Говорилъ онъ тихимъ, но яснымъ и ровнымъ тономъ. Рѣчи его отличались безпристрастностью и авторитетностью, исключавшей возможность возраженій.
Судья молча смотрѣлъ на несчастнаго Карла, печально стоявшаго передъ нимъ посреди большой мрачной комнаты, и прислушивался къ чтенію обвинительнаго акта. Затѣмъ онъ спокойно спросилъ:
-- Въ состояніи-ли вы заплатить адвокату за веденіе вашего дѣла?
Карлъ отрицательно покачалъ головой и устремилъ на судью свои грустные глаза, которые, казалось, молили вернуть ему дружеское расположеніе людей, безъ котораго ему было такъ нестерпимо тяжело.
-- Въ такомъ случаѣ, -- проговорилъ судья, равнодушно отворачиваясь отъ старика, -- я назначаю вашимъ защитникомъ м-ра Эдгара Адамса.