Получивъ извѣщеніе, Адамсъ на слѣдующій же день принялся изучать документы, относящіеся къ дѣлу Карла Фишера. Вскорѣ онъ убѣдился, что дѣло ведется кое-какъ, что назначеніе защитника чистѣйшая формальность.
Его кліента изловили на мѣстѣ преступленія въ тотъ самый моментъ, когда онъ хотѣлъ сбытъ съ рукъ въ магазинѣ кредитку. Онъ чистосердечно признался, что давно уже занимается поддѣлкой кредитокъ, а при обыскѣ въ его комнатѣ нашли всѣ приспособленія для ихъ фабрикаціи. Преступленіе было доказано, улики на лицо. Если бы дѣло шло о невинно заподозрѣномъ человѣкѣ, Адамсъ вложилъ бы всю свою душу въ защиту. Онъ отложилъ въ сторону бумаги, выяснявшія ему очевидную виновность его кліента, тяжело вздохнулъ, застегнулъ пальто и, выйдя изъ комнаты клерка, направился къ подъемной машинѣ въ глубинѣ прихожей. Онъ шелъ, глубоко задумавшись, устремивъ глаза на каменные квадраты пола. Какъ защитникъ, онъ обязанъ повидаться со своимъ кліентомъ, но торопиться съ этимъ нечего. Онъ не станетъ добиваться, чтобы дѣло отложили, не станетъ, придравшись къ какой нибудь мелочи, требовать освобожденія своего кліента. Обходитъ законъ казалось ему невозможнымъ. Онъ находилъ многіе законы лживыми и жестокими, находилъ, что ханжество, тиранническая власть и невѣжество часто надѣваютъ на себя личину правосудія, но вмѣстѣ съ тѣмъ не допускалъ возможности для защиты прибѣгать къ различнымъ уверткамъ и обману. Правда -- вотъ единственный вѣрный путь къ правосудію. При выходѣ изъ зданія онъ мысленно формулировалъ это положеніе.-- "Непремѣнно использую эту мысль въ одной изъ моихъ рѣчей", -- подумалъ онъ.
Было всего десять часовъ и до двѣнадцати оставалось еще цѣлыхъ два часа. Утромъ за завтракомъ, Лу, поймавъ его взглядъ, подняла брови, давая ему понять, что она отправится за покупками и затѣмъ въ одиннадцать съ половиной встрѣтится съ нимъ въ столовой Масея, гдѣ они вмѣстѣ позавтракаютъ. Проходя мимо почтампта по Бродвею, онъ вынулъ часы изъ кармана, машинально взглянулъ на нихъ и рѣшилъ немедленно сбыть съ рукъ неизбѣжный визитъ къ кліенту. Онъ сѣлъ въ вагонъ трамвая и поѣхалъ въ тюрьму, помѣщавшуюся на улицѣ Ладло.
Ровно въ одиннадцать съ половиной въ столовую Масея вошла Лу. Лакей провелъ молодую дѣвушку къ ея излюбленному столику въ уголкѣ столовой у окна. Онъ, улыбаясь, взялъ у нея ея мѣховую накидку и муфту, положилъ всѣ вещи на широкій подоконникъ, прислонилъ къ столу широкій стулъ и удалился. Она откинулась на спинку стула и поставила на отоманку свои маленькія, аккуратно обутыя ножки, которыя съ трудомъ кончиками касались пола. Она медленно снимала перчатки, окидывая посѣтителей спокойнымъ критическимъ взглядомъ. Ея красивые голубые глаза ни разу не дрогнули, не опустились, встрѣтившись со взорами не только женщинъ, но и мужчинъ. Казалось, она позабыла все на свѣтѣ и всецѣло была поглощена своими наблюденіями и предположеніями. Взоры мужчинъ не волновали ее. Иногда, когда она, случалось, ловила устремленный на нее то пристальный, то выразительный, то вызывающій, то вопросительный взглядъ, она улыбалась и думала: "Ну, и что же? Дальше то что будетъ?" Но какъ то никогда ничего не случалось. Быть можетъ, ее спасалъ ясный, спокойный взглядъ, которыхъ она окидывала всѣхъ, или безмятежное выраженіе ея розоваго нервнаго личика. Такъ прошло пятнадцать минутъ. Лу, увлеченная своими наблюденіями, совершенно забыла о назначенномъ ею свиданіи съ Адамсомъ. Наконецъ, она встрепенулась и, увидя, что его все еще нѣтъ, нетерпѣливо забарабанила ногой по отоманкѣ. Черезъ десять минутъ въ залѣ появилась высокая фигура Адамса. Онъ направлялся къ Лу, лавируя среди массы столиковъ, разставленныхъ по всей комнатѣ. Онъ шелъ, не спуская съ нее глазъ, и смущенно улыбался.
-- Мнѣ такъ досадно, Лу, что я опоздалъ, -- сказалъ онъ.
-- Ахъ, оставьте, -- перебила она его насмѣшливо.
-- Если бы вы только знали какого труда мнѣ стоило выбраться изъ тюрьмы, чтобы поспѣшить сюда.
Адамсъ отдалъ лакею пальто и шляпу и усѣлся за столикомъ. Лу молча смотрѣла на него. Она чувствовала себя сегодня поразительно хорошо въ его присутствіи и недоумѣвала почему? Онъ взглянулъ на нее, его глаза горѣли какимъ то сдержаннымъ, затаеннымъ чувствомъ. На губахъ была улыбка. Во всемъ его лицѣ было розлито нѣчто такое, что невольно наталкивало на мысль, что онъ созданъ для болѣе серьезныхъ и важныхъ думъ, нежели мысли о ней. На его мужественномъ лицѣ еще свѣжи были слѣды только что пережитого потрясенія, того волненія, которое охватило его при мысли о предстоящемъ ему великомъ и необычайномъ дѣлѣ.
Лу облокотилась на столъ, оперлась щекой на руку и внимательно наблюдала за нимъ, пока онъ заказывалъ лакею завтракъ. Покончивъ съ этимъ дѣломъ, онъ окинулъ ее быстрымъ взглядомъ, глаза ихъ встрѣтились. Она улыбнулась ему и спросила:
-- Что случилось, Эдъ? Гдѣ вы пропадали такъ долго!
-- Вы ни за что не отгадаете, -- отвѣтилъ онъ.-- Вы помните, Лу, того старика нѣмца, который нашелъ кошелекъ вашей матери и принесъ его назадъ. Его теперь засадили въ тюрьму и предаютъ суду за поддѣлку кредитныхъ билетовъ.
-- Не можетъ быть, Эдгаръ Адамсъ! Я не вѣрю вамъ. Какъ это могло случиться?
-- Какъ это не странно, но онъ дѣйствительно виновенъ. Если бы вы видѣли, Лу, съ какимъ выраженіемъ бѣдняга смотрѣлъ на меня и твердилъ: "я сдѣлалъ деньги". Такъ и не добился я отъ него ничего другого, кромѣ этой фразы. Послушайте: честный, добрый старикъ находить кошелекъ въ деньгами, отыскиваетъ его владѣльца и отдаетъ ему свою находку, причемъ наотрѣзъ отказывается отъ всякаго вознагражденія, а самъ тѣмъ временемъ зарабатываетъ себѣ на пропитаніе, фабрикуя фальшивыя кредитки. Что вы скажете на это? Увѣряю васъ, Лу, дѣло совсѣмъ не такъ просто, какъ кажется.
Въ его глазахъ заискрились веселые огоньки, лицо озарилось улыбкой,
-- Вы слыхали когда нибудь отвѣтъ Линкольна Эриксону, развивавшему ему свой проектъ монитора?
-- Нѣтъ. Что же онъ сказалъ?
-- Въ назначенный день Линкольнъ принялъ изобрѣтателя у себя въ кабинетѣ. При пріемѣ присутствовало два или три члена кабинета, которыхъ Линкольнъ пригласилъ выслушать докладъ Эриксона. Посреди комнаты стоялъ столъ, на которомъ примостился Линкольнъ, свѣсивъ одну ногу. Выслушавъ докладъ, президентъ попросилъ своихъ министровъ высказать свое мнѣніе относительно него. Послѣдовалъ цѣлый рядъ напыщенныхъ, ничего не значащихъ рѣчей. Линкольнъ соскочилъ со стола, пригладилъ рукой фалду сюртука и горячо заявилъ: "я думаю также, какъ Бриджетъ, когда она показывала свой чулокъ, что дѣло совсѣмъ не такъ уже просто".
Адамсъ разсмѣялся. Лу вопросительно посмотрѣла на него.
-- Неужели вы находите отвѣтъ Линкольна такимъ остроумнымъ, Эдъ?
-- Не въ этомъ суть, Лу. У меня волоса просто дыбомъ становятся отъ этого разсказа. Передъ нами человѣкъ, достигшій исключительно высокаго положенія и все еще сумѣвшій остаться простымъ и ненапыщеннымъ. Меня трогаетъ человѣкъ, а не разсказъ.
-- Понимаю, -- серьезно отвѣтила Лу. Ахъ, если бы она могла также широко и безпристрастно, какъ онъ, смотрѣть на вещи. Лу часто приходила въ ужасъ отъ своей неразвитости, не сознаніе это не сердило ее, а заставляло лишь сильно призадуматься.
Адамсъ смотрѣлъ въ окно, но мысли его были гдѣ то далеко, и онъ врядъ-ли видѣлъ высившіяся передъ нимъ зданія. Глаза его свѣтились мягкимъ свѣтомъ. На лицѣ то появлялась, то исчезала неуловимая меланхолическая тѣнь. Мечтательно улыбаясь, онъ съ чувствомъ повторилъ: "я сдѣлалъ деньги".
Она нѣжно посмотрѣла на него, въ настроеніи обоихъ царила теперь полная гармонія.
-- Его зовутъ Карлъ Фишеръ. Годъ тому назадъ онъ переселился на Вашингтонъ-скверъ, до этого онъ жилъ на улицѣ Ванъ Бюренъ въ Бруклинѣ. Дѣвушку зовутъ Теклой.
-- Я, вѣдь, знавала ихъ, Эдъ!
-- Давно?
-- Должно бытъ лѣтъ шесть -- семь тому назадъ.
-- Ну, тогда онъ не поддѣлывалъ еще кредитокъ, онъ былъ гравёромъ. Не понимаю, что могло натолкнуть его на такой путь. Но, клянусь честью, я все разузнаю!
Онъ выпрямился и свирѣпо взглянулъ на Лу.
-- Во всякомъ случаѣ я то тутъ не причемъ, -- весело отвѣтила она.-- Пожалуйста, не вздумайте только обвинить меня въ этомъ.
-- Я долженъ непремѣнно все разузнать.
-- Позавтракайте сперва.
-- Не хочу. Это дѣло рѣшительно не даетъ мнѣ покоя, Лу.
Онъ отодвинулъ стулъ и взглянулъ на свое пальто и шляпу.
-- Вы посидите еще со мной, Эдъ?
-- Мнѣ, собственно говоря, пора.
Густой румянецъ залилъ лицо разгнѣванной дѣвушки. Она съ удивленіемъ посмотрѣла на него.
-- Развѣ вы не пойдете со мной на музыкальное утро?
-- Я право не въ состояніи. Этотъ старикъ не выходить у меня изъ головы.
-- Перестаньте дурить, Эдъ. Другой разъ разузнаете, если вамъ такъ ужъ любопытно. Неужели вы хотите заставить меня умолять васъ идти со мной. Очень немило съ вашей стороны.
-- Тутъ не одно только любопытство, -- сказалъ онъ, умоляюще глядя на нее.-- Мнѣ придется защищать этого человѣка.
-- Вотъ какъ, -- насмѣшливо перебила его Лу.-- Вы забыли сообщить мнѣ эту маленькую подробность.
-- Я совершенно позабылъ, -- отвѣтилъ онъ. Устремленный на него презрительный, мрачный взглядъ чрезвычайно смущалъ его.-- Я сперва не придавалъ дѣлу особаго значенія, но теперь я думаю иначе.-- Сознаніе неотложнаго долга всецѣло овладѣло имъ. Трогательный образъ добраго стараго Карла все отчетливѣе вырисовывался передъ нимъ. Онъ ясно видѣлъ его лицо съ испуганнымъ, недоумѣвающимъ выраженіемъ. Какое оно было грустное, задумчивое, покорное. Онъ все время твердилъ про себя: "Этотъ человѣкъ невиненъ и напуганъ. Онъ не преступникъ. Почему его посадили въ тюрьму! Онъ дѣлалъ фальшивыя кредитки. Несомнѣнно тутъ есть какая то тайна".
-- Что же вы не уходите, -- спросила его Лу, еле сдерживая раздраженіе.
-- Я сейчасъ уйду, если позволите.
Онъ одѣлся и ушелъ. Лу проводила его глазами. На душѣ у нея бушевала цѣлая буря чувствъ, въ которыхъ она не въ состояніи была разобраться и не могла подавить. Долго просидѣла она за столикомъ, не взглянувъ ни разу въ окно. Она вздохнула и выраженіе ея глазъ сдѣлалось мягче.
Замѣтивъ деньги рядомъ съ приборомъ Аламса, она улыбнулась. Затѣмъ Лу подозвала лакея, уплатила ему по счету, оставила на подносѣ мелочь на чай и весело направилась домой.
Всѣ пансіонеры уже кончили супъ, когда въ столовую вошелъ Адамсъ. Зрачки его глазъ были расширены, онъ казался глубоко взволнованымъ и потрясеннымъ. Онъ окинулъ присутствующихъ блуждающими, ничего не видящими глазами. Но поймавъ сверкающій взглядъ Лу, онъ вдругъ горячо заговорилъ:
-- Я просидѣлъ сегодня весь день въ тюрьмѣ, еле удалось вырваться оттуда. Я, кажется, не вынесу этого.
-- Что же вы натворили такого ужаснаго, мистеръ Адамсъ? воскликнула Елизабетъ, ломаясь и тараща глаза.
-- Что такое? спросилъ онъ, устремляя на нее блуждающіе глаза.
-- Вы только что сказали, что просидѣли весь день въ тюрьмѣ и понятно ваша Елизабетъ не могла скрыть своего удивленія, -- отвѣтила Орелія, шаловливо поглядывая на него.
-- Мистриссъ Сторрсъ, -- сказалъ Адамсь, круто отворачиваясь отъ своихъ собесѣдницъ, -- я веду теперь дѣло, которое, можетъ быть, заинтересуетъ и васъ. Помните того стараго джентельмена, Карла Фишера, который нашелъ вашъ кошелекъ? Какъ оказывается, онъ фабриковалъ фальшивыя кредитки.
-- Вотъ какъ, -- спокойно отвѣтила мистриссъ Сторрсъ, наливая ему чай и затѣмъ прибавила съ дѣланнымъ интересомъ.
-- Вы говорите онъ воръ? Я уже тогда подумала, что онъ вѣрно дурной человѣкъ. Вы подумайте только, мистриссъ Винтропъ, я приняла его у себя въ гостиной!
-- Вы, кажется, говорили, что онъ принесъ вамъ потерянный вами кошелекъ?
-- Да. Представьте себѣ, въ кошелькѣ было довольно много денегъ и, несмотря на это, онъ отказался отъ награды.
-- Онъ, вѣроятно, воспользовался случаемъ, чтобы высмотрѣть расположеніе комнатъ и отказался отъ награды съ цѣлью отклонить отъ себя подозрѣніе въ случаѣ, еслибы васъ обворовали, -- сказалъ мистеръ Трюсдель.
-- Считаю долгомъ сдѣлать маленькую поправку, -- сказалъ мистеръ Адамсъ, -- повторяю: старикъ поддѣлывалъ кредитки.
-- Не вижу особенной разницы между воровствомъ и поддѣлкой, -- сказала мистриссъ Сторрсъ.-- Я нахожу, что можно быть и тѣмъ, и другимъ одновременно.
-- Удивляюсь, какъ вы можете брать на себя защиту подобной личности, -- сказала Макъбларенъ.
-- Вы ничего не понимаете, моя милая, въ этихъ дѣлахъ, -- успокаивающимъ тономъ произнесъ мистеръ Макъбларенъ.-- Адвокатъ обязанъ защищать любого кліента, разъ тотъ въ состояніи ему заплатить. Таково ужъ его ремесло.
-- Если бы я была адвокатомъ, -- сурово отвѣтила его жена, -- я ни за какія деньги не согласилась бы защищать преступника.
-- Среди адвокатовъ много хорошихъ людей, щедрыхъ благотворителей и вѣрныхъ членовъ церкви, которые считаютъ себя обязанными вести всякое порученное имъ дѣло, -- сказалъ мистеръ Трюсдель.
-- Что значитъ по вашему слово "защищать", мистриссъ Макъбларенъ?-- спросилъ ее Адамсъ.
-- По моему, у него только одно значеніе.
-- Но его, вѣдь, употребляютъ въ разныхъ смыслахъ.
-- Разъ вы взялись защищать подсудимаго, вы становитесь его сторонникомъ, вы дѣлаете все возможное, чтобы обѣлить своего кліента, не гнушаетесь прибѣгать для этого къ завѣдомой лжи и стараетесь его выгородить при помощи всяческихъ уловокъ и обмана.
-- Съ другой стороны, -- сказалъ Адамсъ, -- мы можемъ ближе узнать человѣка, познакомиться съ мотивами, заставившими его пойти на преступленіе, и путемъ возстановленія истины мы можемъ добиться оправданія нравственно чистаго человѣка. Какъ вы находите: должно ли общество карать людей за невѣжество или же оно обязано просвѣщать ихъ?
-- Если бы мы придерживались подобной теоріи, то всюду воцарился бы полнѣйшій хаосъ, -- сказалъ мистеръ Трюсдель.-- Только мягкосердные люди или теоретики способны оправдывать преступниковъ. Порядокъ возможенъ только при наличности строгихъ мѣръ. Незнаніе закона не можетъ служитъ поводомъ для оправдательнаго приговора.
-- Предположимъ, что вы правы, но въ такомъ случаѣ вамъ придется признать, что общество взяло на себя непосильную задачу. Оно само невѣжественно и потому вынуждено прибѣгать къ строгимъ мѣрамъ. Всѣмъ хорошо извѣстно, что единственный рессурсъ невѣжества -- сила.
-- По вашему, мы не должны заставлять уважать законы? Мы не должны карать ихъ нарушителей?
-- Мнѣ кажется, разъ мы беремся рѣшать судьбу другихъ мы должны, сознавъ сперва собственную неподготовленность, приступать къ дѣлу съ благоговѣніемъ, съ любовью, мы должны стремиться достичь истины и правосудія.
Онъ говорилъ, а передъ его глазами, какъ живой, стоялъ старый Карлъ. Сердце Адамса мучительно сжималось при одномъ воспоминаніи объ утреннемъ разговорѣ въ тюрьмѣ и горькихъ рыданіяхъ старика. Онъ замолчалъ и разговоръ перешелъ на новыя темы.
Онъ нисколько не жалѣлъ о происшедшей стычкѣ, онъ сознавалъ что всё высказанное имъ тутъ ляжетъ въ основу его рѣчи.
-- Какъ хорошо было бы, если бы я сумѣлъ нарисоватъ имъ, какъ этотъ необразованный человѣкъ одиноко бoролся съ міровымъ зломъ и царящей въ мірѣ путаницей. Я увѣренъ, что они всѣ полюбили бы его тгда и оказали бы ему поддержку. Кто знаетъ, можетъ быть, такихъ людей, какъ онъ много за свѣтѣ? Когда же мы, наконецъ, перестанемъ быть судьями и будетъ стараться лишь познавать людей?
Вечеромъ онъ легъ спать съ тяжелымъ сердцемъ. Ему не спалось. Онъ чувствовалъ, что предстоящая задача не подъ силу ему. Въ теченіе всей недѣли онъ былъ какой-то странный, взволнованный. Онъ пересталъ дома обѣдать и возвращался очень поздно. Лу никакъ не удавалось переговорить съ нимъ наединѣ. За завтракомъ онъ теперь почти не смотрѣлъ на нее и не обращалъ никакого вниманія на ея таинственные знаки. Лу сначала обижало его невниманіе, но вскорѣ все было позабыто. Она стала тревожиться за него, ее мучили его ежедневныя таинственныя исчезновенія.
Настало воскресенье. За завтракомъ Лу наконецъ собрала все свое мужество и рѣшительно спросила его, пойдетъ ли онъ съ ними въ церковь.
-- Нѣтъ, -- отвѣтилъ онъ, -- завтра утромъ въ десять часовъ слушается дѣло Карла Фишера, а я еще не вполнѣ подготовился къ защитѣ.
-- Отчего вы не просили отложить дѣло?
-- Устроить это можно было бы, да не въ томъ сила.
Его угнетало и мучило сознаніе своей неопытности и неумѣніе убѣждать другихъ.
-- Гдѣ назначено засѣданіе суда? спросила Лу, стараясь казаться равнодушной.
-- Въ зданіи почтовой конторы -- въ Кругломъ залѣ.
Весь этотъ день и далеко за полночь Адамсъ проработалъ у себя въ комнатѣ. Онъ то присаживался къ столу, то шагалъ по комнатѣ. Мысль о Карлѣ не покидала его. Мысленно Адамсъ составлялъ рѣчь, правдивое изложеніе прошлаго подсудимаго. Онъ старательно подыскивалъ слова для лучшей характеристики высокой нравственности подсудимаго, тщательно отдѣлывалъ каждую фразу, каждое слово. Ему необходимо было возсоздать себѣ обвиняемаго такимъ, какимъ онъ жилъ среди тѣхъ силъ и того общества, которымъ онъ причинилъ такой явный ущербъ. Только возсоздавъ обликъ Карла до ареста, можно будетъ дать ему вѣрную характеристику. Нужно понять, доискаться истиннаго взаимоотношенія этого человѣка къ обществу и общества къ нему, сумѣть такъ использовать добытый матеріалъ, чтобы неповредитъ подсудимому, но добиться мудраго и справедливаго рѣшенія дѣла.
Онъ писалъ, задумывался и рвалъ затѣмъ исписанный листъ на мелкіе клочки. Наконецъ, измученный, онъ легъ спать, подавленный предчувствіемъ предстоящаго пораженія.
На слѣдующее утро онъ вполнѣ овладѣлъ собой и, рѣшивъ не придавать значенія своимъ опасеніямъ, онъ отправился въ судъ съ твердымъ намѣреніемъ сказать всю правду суду, изложить ему свои чувства и не терять вѣры въ могущество истины.
Въ залѣ засѣданія было почти пусто, когда дошла очередь до дѣла Карла Фишера. Боковыя скамьи были пусты: старикъ самъ сознался въ своей виновности и потому дѣло должно было слушаться безъ участія присяжныхъ засѣдателей. Передъ загородкой, за которой возсѣдали судья и клерки, стоялъ длинный столъ. По одну сторону стола заняли мѣста обвинитель, его помощникъ и стенографъ, съ другой -- лицомъ къ суду Карлъ и Адамсъ.
Къ разбору дѣла явилось нѣсколько человѣкъ и заняли мѣста въ глубинѣ залы. Они представленія не имѣли, какое дѣло будетъ сейчасъ слушать, они попали сюда случайно, не зная, какъ убить время. Процессъ никого не интересовалъ: преступникъ былъ самый заурядный человѣкъ, дѣло не представляло даже интереса общественнаго скандала. Какъ толпа ломилась бы на это самое дѣло, если бы дѣло зашумѣло, возбудило общественное вниманіе!
Въ десять часовъ въ залу засѣданія тихо вошла Лу, и вслѣдъ затѣмъ засѣданіе было объявлено открытымъ. На лицо дѣвушки была спущена коричневая вуаль. Лу не хотѣла, чтобы ее узналъ судья Престонъ или Адамсъ. Она усѣлась около самыхъ дверей, рядомъ съ какимъ то старымъ господиномъ.
Адамсъ молча поднялся съ своего мѣста и положилъ руку на плечо Карла. Глаза его были грустны и задумчивы, губы его замѣтно дрожали. Наконецъ онъ тихо заговорилъ, съ мольбой въ голосѣ.
"Ваша милость", -- началъ онъ съ неподдѣльной простотой, -- "недѣлю тему назадъ вы поручили мнѣ защиту по настоящему дѣлу и я равнодушно согласился. Въ то время я чувствовалъ лишь одно отвращеніе къ завѣдомому мошеннику, самая мысль о защитѣ была мнѣ глубоко несимпатична. Истекшая недѣля навсегда останется памятной моему кліенту и мнѣ. Въ теченіе этихъ немногихъ дней я впервые разъяснилъ ему, въ чемъ собственно заключается преступность его дѣянія, я же обязанъ ему болѣе правильнымъ представленіемъ о томъ, что принято называть человѣческой добродѣтелью.
"Мой кліентъ, Карлъ Фишеръ, обвиняется въ поддѣлкѣ и распространеніи фальшивыхъ кредитныхъ билетовъ. Я лично отъ себя, именемъ суда того общества, членами котораго мы являемся, именемъ Христа, котораго исповѣдуетъ нашъ народъ, ходатайствую о прекращеніи дѣла".
Послѣдовала пауза, обвинитель пошептался со своимъ помощникомъ, загребъ со стола кипу бумагъ и неслышно вышелъ изъ залы. Дѣло не представляло для него интереса въ виду сознанія подсудимаго. У него были болѣе важныя дѣла, пускай судья и его помощникъ выслушиваютъ красивыя фразы молодого адвоката. Судья потянулъ къ себѣ кипу документовъ, относящиеся къ другому дѣлу, поправилъ на орлиномъ носу очки въ золотой оправѣ и принялся за изученіе, лежавшихъ передъ нимъ бумагъ.
-- "Судья", -- сказалъ Адамсъ, обращаясь лично къ нему. Тонъ и необычайное для защиты обращеніе заставили судью встрепенуться и оторваться отъ бумагъ. "Не знаю, сумѣю ли я въ короткихъ словахъ дать вамъ вполнѣ вѣрное представленіе объ этомъ человѣкѣ".
Взоръ судьи встрѣтился съ настойчивыми, умоляющими глазами молодого человѣка. Его поразила его прямая осанка, напряженность позы, его чрезвычайная серьезность. Судья откинулся на спинку кресла и приготовился слушать"
Въ теченіе цѣлаго часа въ мрачной залѣ раздавался страстный и мелодичный голосъ защитника. Онъ подробно излагалъ несложную жизнь Карла. Адаммсъ разсказалъ, какъ дружно, весело и безропотно работали Карлъ и Катрина, сколачивая себѣ и дѣтямъ копейку на черный день. Карлъ сидѣлъ неподвижно, только глаза его затеплились теплымъ блескомъ при упоминаніи о дорогомъ ему прошломъ. Молодой адвокатъ немногими, но сильными штрихами набросалъ картину преждевременной старости четы Фишера. Карлъ слушалъ и лицо его подергивалось отъ боли, казалось, онъ впервые постигъ здѣсь на судѣ всю тяжесть пережитыхъ съ женою невзгодъ, впервые замѣтилъ, какъ измѣнилась его жена. Адамсъ пространно говорилъ о крахѣ банка, поглотившемъ всѣ деньги несчастныхъ стариковъ, о поискахъ работы, о неудачѣ, о встрѣчѣ съ Абе Ларкинсомъ, о семилѣтней поддѣлкѣ кредитныхъ билетовъ, о нахожденія кошелька съ деньгами и возвращеніи его владѣльцу, о проектѣ застраховать свою жизнь и, если понадобится, покончить съ собой, объ арестѣ и добровольномъ признаніи своей виновности, но Карлъ ничего не слышалъ. Онъ сидѣлъ, опустивъ голову, онъ былъ всецѣло занять созерцаніемъ новаго, чуждаго ему образа жены, только что нарисованнаго Адамсомъ.
По мѣрѣ того, какъ говорилъ Адамсъ, лицо судьи становилось задумчивѣе. Въ началѣ рѣчи его взоръ перескакивалъ съ предмета на предметъ, но подъ конецъ онъ остановился на Карлѣ. Вмѣсто прежней суровости на лицѣ судьи проскользнуло что-то теплое, -- чувство жалости къ несчастному.
-- "Такова жизнь и характеристика Карла Фишера", закончилъ свое повѣствованіе Адамсъ.
-- "Въ глазахъ закона онъ является виновнымъ въ мошенничествѣ, и я ходатайствую о прекращеніи дѣла на слѣдующихъ двухъ основаніяхъ. Во первыхъ, хотя онъ и нарушилъ законъ, но все же онъ честный человѣкъ, основа каждаго его поступка, каждаго его импульса -- любовь. Тутъ не незнаніе закона, а лишь невѣдѣніе того зла, которое происходитъ вслѣдствіе нарушенія закона. Между этими двумя видами невѣдѣнія есть существенное различіе. Теоріи о наказуемости основываются на посылкѣ, что всѣ, нарушающіе законъ, являются угрозой для общества. Исходя изъ положенія, что попраніе закона вызывается злонамѣреннымъ желаніемъ или импульсомъ, намъ говорятъ, что незнаніе закона не служитъ оправданіемъ, что недостатокъ освѣдомленности относительно особыхъ запрещеній и наказаній нельзя истолковывать въ пользу ихъ нарушителей. Поэтому прошу оправдать его, основываясь не на невѣдѣніи закона, а на невѣдѣніи характера совершеннаго дѣянія. Этотъ человѣкъ въ помыслахъ не имѣлъ обманывать. Когда я пришелъ къ нему въ камеру, онъ сильно грустилъ о женѣ и дѣтяхъ, онъ былъ въ отчаяніи, что не смогъ вернуть имъ утерянное обезпеченіе. Совѣсть ни въ чемъ не упрекала его, онъ не сознавалъ, какъ онъ тяжко согрѣшилъ относительно другихъ. Помогать другимъ -- его единственное представленіе о правдѣ, вредить другимъ -- вотъ его представленіе о злѣ. Онъ былъ очень удивленъ и глубоко опечаленъ, когда мнѣ удалось разъяснитъ ему, что каждый поддѣланный имъ кредитный билетъ въ 52 доллара непремѣнно всплыветъ наружу и причинить другимъ не только одинъ убытокъ, но, быть можетъ, даже страданія. Для него теперь также немыслимо поддѣлывать и сбывать фальшивыя деньги, какъ оставить у себя кошелекъ съ чужими деньгами, собственника котораго можно было отыскать. Скажи ему кто нибудь семь лѣтъ тему назадъ то, что я сказалъ ему въ его камерѣ, его свобода не зависѣла бы теперь отъ вашей милости.
"Мнѣ кажется этого одного достаточно для его оправданія. Для безопасности общества совершенно излишне сажать этого человѣка въ тюрьму. Поступить съ нимъ сурово было бы преступленіемъ, единственнымъ во всемъ этомъ дѣлѣ. Все, что можно было сдѣлать, чтобы раскрыть ему глаза на послѣдствія его преступленія, уже сдѣлано. Дѣйствовать дальше противъ него было бы только проявленіемъ глупой, неразумно тираннической власти.
"Если бы его тогда не арестовали и останься онъ въ томъ же невѣдѣнія, онъ навѣрное совершилъ бы новый подлогъ и вдобавокъ сдѣлался бы самоубійцей. Еще не такъ давно этотъ человѣкъ, готовый пожертвовать своею жизнью ради жены и дѣтей, долженъ былъ бы быть ввергнутъ, по воззрѣніямъ избраннаго Богомъ народа, во вѣки въ адъ.
"Mногіе найдутъ его планъ покончить съ собой самоубійствомъ -- преступленіемъ, для меня онъ окруженъ такимъ же сияніемъ, какъ и искупленіе Христа. Я объяснилъ ему, въ чемъ заключается мошенническая сторона его проекта, и онъ никогда въ жизни не прибѣгнетъ къ нему теперь. Но укажите только этому человѣку, какъ ему цѣною своей жизни обезпечить семью или искупитъ міръ и онъ съ благодарностью умретъ.
"Чего же большаго можно требовать? Чего мы въ правѣ ожидать отъ общества, которое берется судить другихъ и избѣгаетъ дѣлать различіе по существу между добромъ и зломъ. Мнѣ говорятъ, что нельзя оправдывать нарушителей закона изъ за такихъ сентиментальностей, что тогда повсюду водворится полнѣйшій хаосъ. Мнѣ говорятъ, невозможно освободить человѣка съ добрымъ, чистымъ и нѣжнымъ сердцемъ за то лишь, что онъ согрѣшилъ по недостатку пониманія. Мнѣ говорятъ, что, освободивъ его, мы установили бы весьма опасный прецедентъ, которымъ непремѣнно воспользуются злые и преступные люди въ своихъ личныхъ интересахъ.
"Вотъ мой отвѣтъ на всѣ эти возраженія. Справедливо-ли карать хорошаго человѣка за ошибки, главная причина которыхъ невѣдѣніе. Мы говоримъ, что краеугольный камень нашего законодательства законъ Божій, не должны ли мы поэтому руководиться въ нашихъ приговорахъ сужденіями того, кто читаетъ въ нашихъ сердцахъ. Имѣемъ ли мы право, спрашиваю я опять, карать человѣка, заблуждающагося по невѣдѣнію? Какъ мы должны поступать: карать его или просвѣщать? Вотъ въ чемъ вопросъ. Если вы находите, что умнѣе и благороднѣе покарать его, то приговорите его, ваша милость, къ принудительнымъ работать на наивысшій срокъ. Къ чему проявлять скаредность, разъ мы поступаемъ благородно. Если правда приводитъ къ правосудію, порождающему любовь и просвѣщеніе, то умоляю вашу милость заставить его соблюдать ихъ. Вотъ гдѣ былъ бы достойный примѣръ для состязующагося свѣта.
"Онъ былъ бы угрозой лишь для тиранніи, для ханжей, для лѣнтяевъ. Жалко то общество, которое опасается за послѣдствія собственной кротости и милосердія. Нѣжное сердце далеко не лучшее оружіе въ современной жизненной борьбѣ. Въ сложной борьбѣ нашей современной жизни вы найдете не мало увѣчныхъ и избитыхъ, отверженныхъ и нечистыхъ, не малое число слабыхъ душъ, сильныхъ только своимъ благородствомъ и любовью. Сколько изъ нихъ стало теперь жертвой человѣческаго соревнованія? Я не знаю, но я прошу васъ освободить теперь же подсудимаго, потому что онъ хорошій человѣкъ.
Адамсъ замолкъ, казалось, ему больше нечего говорить. Если бы онъ не продолжилъ свою рѣчь, онъ могъ бы выиграть дѣло. Судья слушалъ его болѣе часа, онъ, видно, былъ самъ взволнованъ. Судьѣ очень нравился молодой защитникъ и онъ думалъ что изъ него выйдетъ толкъ. Красивый чарующій голосъ глубоко потрясъ его душу, а только что выслушанная трогательная повѣсть о прошломъ Карла расшевелила въ судьѣ болѣе мягкое чувство къ подсудимому.
Согласись онъ удовлетворитъ ходатайство Адамса и прекратить дѣло, вопреки имѣющимся даннымъ и признанію самого подсудимаго, и торжество молодого адвоката было бы полное. Онъ уже порѣшилъ было посвятить день другой на пересмотръ дѣла, когда его вниманіе привлекла дальнѣйшая рѣчь защиты, задѣвавшей и возмущавшей его въ его лучшихъ вѣрованіяхъ и предразсудкахъ. Въ голосѣ и въ самыхъ манерахъ Адамса теперь проглядывала враждебность, исчезла прежняя нѣжность и убѣдительность тона. Судья насторожился.
"Я не коснулся еще одного пункта весьма существеннаго для защиты, ваша милость. Я уже говорилъ, что обществу нечего опасаться свободы этого человѣка. Но что намъ сказать относительно отношенія къ нему общества?
"Существуетъ цѣлый рядъ законовъ, оберегающихъ Соединенные Штаты отъ всякихъ посягательствъ со стороны Карла Фишера, но Карлъ Фишеръ ничѣмъ не огражденъ отъ посягательствъ со стороны Соединенныхъ Штатовъ. Освободивъ его, вернувъ ему ту свободу, право на которую находилось здѣсь подъ сомнѣніемъ. Но отказать въ которой подсудимому мы не въ правѣ, мы все же останемся въ долгу передъ нимъ и его женой Катриной за ихъ пропавшія 10 тысячъ долларовъ, за двухъ загубленныхъ когда то здоровыхъ, стройныхъ людей, за все, что ими утрачено, благодаря тѣмъ условіямъ и учрежденіямъ, которые мы поддерживаемъ и заставляемъ всѣхъ уважать. Въ законѣ нѣтъ обязательствъ, они существуютъ только въ этикѣ, на основаніи которой составляются законы. Быть можетъ, для этого дѣла такіе вопросы и не важны, во мнѣ кажется, что, разъ правительство является обвинителемъ индивидуума, то оно должно являться на судъ съ незапачканными руками. Мнѣ кажется, что, если съ одной стороны будетъ установлена виновность индивидуума относительно правительства и существуютъ законы для его удовлетворенія, а съ другой стороны будетъ установлена наличность преступнаго дѣянія правительства по отношенію къ индивидууму и нѣтъ способовъ удовлетворить потерпѣвшаго, то въ такомъ случаѣ передъ нами будетъ болѣе важная задача, нежели карать тѣхъ изъ нашей среды, которые спотыкаются и падаютъ.
"Развѣ правительство не является нравственно-отвѣтственнымъ передъ Карломъ и Катриной Фишеръ за ихъ 10 тысячъ долларовъ? Вѣдь они потеряли всѣ свои деньги только благодаря краху сберегательнаго банка. Истощенные и сгорбленные тяжелой борьбой за существованіе, кое-какъ сколотили они маленькій капиталъ на черный день, чтобы обезпечитъ свою старость отъ нужды. Они съ дѣтской довѣрчивостью вѣрили въ честность правительства и его учрежденій и, не задумываясь, положили въ банкъ всѣ свои сбереженія".
-- "По вашему мнѣнію сберегательный банкъ -- правительственное учрежденіе?" -- прервалъ его судья не въ силахъ болѣе сдерживать все увеличивающееся раздраженіе.
-- "Да, ваша милость. Сберегательные банки принадлежатъ къ тому типу учрежденій, за которыя правительство нравственно отвѣтственно, Но оно еще не достаточно мужественно, чтобы признать себя юридически отвѣтственнымъ на нихъ. Подъ наименованіемъ Общества и Правительства выступаютъ однѣ и тѣ же партіи, вся разница въ фирмѣ. Состоя членами правительства, мы дружно работаемъ всѣ вмѣстѣ; какъ члены общества, мы соперничаемъ другъ съ другомъ. Правительство находитъ, что рабочіе должны участвовать въ прибыляхъ предпріятія, что сильные должны защищать слабыхъ. Общество же находитъ, что каждый получаетъ по заслугамъ и что слабые люди должны падать жертвами сильныхъ и ловкихъ. Обществу легче избѣжать отчетности индивидууму, нежели правительству. Поэтому эгоистичные и хитрые люди постоянно настаиваютъ на сохраненіи различія существующаго между правительствомъ и обществомъ, они желаютъ сохранить раздѣльность фирмы и отъ имени общества руководятъ въ своихъ личныхъ интересахъ операціями и учрежденіями. Но, ваша милость, какъ нарушеніе закона не дѣлаетъ человѣка съ чистымъ сердцемъ преступникомъ, такъ и отсутствіе закона не оправдываетъ виновнаго. Мы уже стали признавать отвѣтственность нашего правительства за банковые крахи и кое что уже сдѣлано въ этомъ направленіи. Но, ваша милость, нравственная отвѣтственность не измѣряется размѣромъ той суммы, которую мы согласны гарантировать нашей подписью, дѣйствуя въ то же время въ этомъ дѣлѣ подъ другой фамиліей.
"Во время выборовъ правительство, не задумываясь, хвастается тѣми общественными учрежденіями, которыми оно гордится, и все, что въ нихъ есть хорошаго, все, что есть ободряющаго и достойнаго въ общественныхъ условіяхъ, оно приписываетъ исключительно только себѣ. Но стоитъ лишь указать на неправду и несправедливость, на страданія и притѣсненія, возникшія благодаря существующимъ общественнымъ условіямъ, какъ тотчасъ же всѣ закричатъ, что виновенъ самъ индивидуумъ; если же несправедливость или причиненный вредъ ужъ слишкомъ очевидны, тогда вину сваливаютъ иногда на общество, на призрачную, неотвѣтственную, ненадежную фирму. Правительство же всегда право.
"Можно было бы вернуть моему кліенту тѣ 10 тысячъ долларовъ, которые отняли отъ него, и близокъ часъ, когда подобные иски будутъ признаваться судомъ".
Адамсъ взглянулъ на Карла и, проведя рукой по его сгорбленной спинѣ, продолжалъ:
"Ничѣмъ не выпрямишь эту сгорбленную спину, нельзя влить свѣжія силы въ этотъ измученный тяжелой работой организмъ. Маленькая завядшая Катрина, послѣднія силы которой, быть можетъ, въ эту самую минуту уносятъ слезы, даже если и выживетъ, никогда уже не выпрямитъ свою согбенную спину, хотя бы и заговорила совѣсть у людей, стоящихъ во главѣ правительства. Вознаграждать ихъ теперь слишкомъ поздно, но мы обязаны обезпечить ихъ наслѣдникамъ и ближнимъ справедливыя и безопасныя условія жизни и труда, и всѣ, живущіе трудомъ, имѣютъ право требовать этого отъ правительства, которое они содержатъ. Правительству, обвиняющему теперь этого человѣка, не мѣшало бы обсудить, что оно сдѣлало для старика, какія оно дало ему блага, на основаніи которыхъ оно считаетъ себя въ правѣ требовать отъ него повиновенія.
"Съ того самого дня, когда вы поручили мнѣ защиту Карла Фишера, ваша милость, я постепенно пришелъ къ убѣжденію, что каждый заключенный, вырванный изъ безъимянной толпы, предстаетъ передъ нами не какъ преступникъ на судъ и осужденіе. Совсѣмъ нѣтъ. Онъ лишь плодъ существующихъ условій. Онъ не единичный преступникъ, котораго необходимо удалить изъ общества, онъ является лишь пятномъ на политическомъ тѣлѣ, болѣзнь котораго приняла такіе размѣры, что невозможно теперь ошибиться въ ея діагнозѣ. Не безуміе ли устранять нагноенія по мѣрѣ ихъ появленія, не стараясь въ корнѣ излѣчить болѣзнь, порождающую ихъ? Во всѣхъ этихъ случаяхъ намъ лишь устраиваютъ очную ставку съ грѣхами, взлелѣянными нами въ тихомолку. Мы всѣ такъ близки другъ другу, что представляемъ одно сплоченное цѣлое. Весъ міръ является соучастникомъ каждаго преступленія, каждаго проявленія страданія, каждаго проклятія; пѣсни, каждаго благороднаго воззванія, и тотъ, кто оформливаетъ ихъ, является лишь глашатаемъ своего поколѣнія. Когда мы посылаемъ жертву на висѣлицу, мы тѣмъ самымъ приносимъ невольную искупительную жертву за наши грѣхи.
"До тѣхъ поръ, пока возможно будетъ существованіе людей, болѣе несчастныхъ, нежели мы, ваша милость, мы не будемъ лучше худшаго представителя человѣчества. И вы, и я, мы оба принадлежимъ къ той части общества, которая требуетъ защиты отъ индивидуумовъ, готовыхъ на мошенничество, на убійство или кражу, наконецъ, отъ той массы, которая ежеминутно готова возстать. Я пришелъ къ убѣжденію, что то общество, которое само не совершитъ переворота при видѣ человѣка, выбивающагося изъ послѣднихъ силъ изъ за куска хлѣба, никогда не найдетъ себѣ защиты отъ мелкихъ нападокъ и въ концѣ концовъ будетъ свергнуто".
-- Прошу васъ, мистеръ Адамсь, говорить по короче и не затягивать рѣчь, -- произнесъ судья холоднымъ почти угрожающимъ тономъ,
Пораженный враждебнымъ тономъ судьи, Адамсъ пристально посмотрѣлъ на него. Онъ понялъ, что проигралъ дѣло, и сердце болѣзненно сжалось у него. Онъ взглянулъ на Карла, затѣмъ опять на судью. Онъ былъ страшно блѣденъ. Казалось, сердце было парализовано. Онъ попробовалъ опятъ говоритъ, но произнесъ только нѣсколько неувѣренныхъ, безсвязныхъ фразъ. Онъ тотчасъ же остановился и сѣлъ, тупо глядя въ пространство. Какъ это случилось? Недавно еще онъ прочелъ въ глазахъ судьи, что Карлъ будетъ освобожденъ. Теперь же онъ былъ олицетвореніемъ холоднаго судейскаго гнѣва. Адамсу не долго пришлось ждать разгадки этой рѣзкой перемѣны.
-- Я все время слушалъ васъ, мистеръ Адамсъ, пока вы сами не погубили вашего дѣла софизмами. Вы заставили меня пожалѣть о томъ чувствѣ состраданія, которое возбудили во мнѣ къ этому несчастному, вы указали мнѣ тѣ дебри, въ которыхъ, благодаря вамъ, я могъ бы заблудиться. Нарушители закона должны нести заслуженную ими кару. Такими рѣчами, какъ ваша, если ихъ во время не осудить и не покрыть позоромъ, легко можно привести невѣжественные и злонамѣренные классы на путь къ анархіи.
Послѣ этого выговора всегда сдержаннаго судьи, раздосадованнаго рѣчью защитника, послѣдовалъ приговоръ, которымъ Карлъ Фишеръ приговаривался на шесть лѣтъ принудительныхъ работъ въ Сингъ-Сингѣ.
Затѣмъ засѣданіе было закрыто, судья и клеркъ покинули залъ, за ними удалились товарищъ прокурора и стенографь, все еще улыбаясь при мысли о строгомъ выговорѣ, сдѣланномъ молодому адвокату. Увели и Карла. Адамсъ, шатаясь, поднялся со стула и, обернувшись, проводилъ его глазами. Онъ нѣсколько минутъ простоялъ въ какомъ то столбнякѣ, онъ ощущалъ боль въ сердцѣ. Затѣмъ надѣлъ пальто и шляпу и вышелъ изъ залы.
При выходѣ на улицу, кто-то тронулъ его за рукавъ. Онъ оглянулся, передъ нимъ стояла Лу. Онъ видѣлъ ея оживленное, полное сочувствія личико неясно, точно сквозь какой-то туманъ.
-- Зачѣмъ вы здѣсь, чортъ побери?-- спросилъ онъ, не отдавая себѣ отчета въ своихъ словахъ. Дѣвушка моментально отшатнулась отъ него, какъ будто бы онъ ее ударилъ.
-- Я долженъ поѣхать куда-нибудь, -- промолвилъ онъ, дѣлая попытку извиниться за свою грубость, -- я не въ состояніи разговаривать съ кѣмъ бы то ни было теперь. Все кончено, Лу.
Онъ быстро зашагалъ и безцѣльно направился по Бродвей. Лу не спускала съ него глазъ. Гнѣвъ, сочувствіе и безпокойство боролись въ ея сердце за преобладаніе. Минуту спустя, она торопливо нагоняла его и, поровнявшись съ нимъ, заговорила съ нимъ, какъ ни въ чемъ не бывало:
-- Я не могу отпустить васъ одного въ такомъ состояніи. Я останусь съ вами. Не обращайте на меня никакого вниманія. Что означаютъ ваши слова: "все кончено"?
-- Конецъ снамъ и иллюзіямъ. Мой воображаемый міръ разрушенъ, реальный начинаетъ принимать очертанія и кажется такимъ мрачнымъ. Я не понимаю его.
Они шли нѣкоторое время молча. Лу поражалась своимъ поведеніемъ, она не понимала своего поступка. Адамсъ шелъ съ озабоченнымъ видомъ и, не переставая. твердилъ про себя:
-- Шестъ лѣтъ принудительныхъ работъ.
Дойдя до улицы Фультонъ, онъ вдругъ опомнился и сообразилъ, въ какомъ направленіи они идутъ.
-- Теперь двѣнадцать, -- сказалъ онъ.-- Можетъ быть, позавтракаете со мной?
-- Пойдемте домой, Эдъ. Тамъ думаютъ, что я въ школѣ Берлитца, и мнѣ непремѣнно надо вернуться домой къ завтраку.
-- Я провожу васъ, но не зайду. Я не въ настроеніи видѣть ихъ. Лу, я съѣду отъ вашей матери, -- неожиданно сообщилъ онъ ей, сидя въ вагонѣ трамвая.
-- Почему?-- удивилась она.
-- Я не желаю принимать никакихъ милостей отъ судьи Престона или Вандемера. Я не хочу работать для нихъ на верхахъ. Я найду себѣ работу по сердцу, которую они врядъ ли одобрятъ. Вашей матери навѣрно понадобится моя комната, какъ только она узнаетъ, что Вандемеръ охладѣлъ ко мнѣ. Въ ея глазахъ я восходящая луна и лишь отражаю его славу. Я не стану ждать, пока мнѣ откажутъ. Завтра же уложусь и переѣду на новую квартиру.
Лу молчала. Она съ холоднымъ выраженіемъ лица смотрѣла въ противоположное окно. Ея молчаніе обидѣло Адамса. Лу вышла изъ вагона трамвая на Восьмой улицѣ и простилась съ нимъ, холодно улыбаясь. Онъ доѣхалъ до конечнаго пункта линіи на 59-ой улицѣ и затѣмъ поѣхалъ обратно въ Баттери.
-- Пожалуй, надо приняться за поиски комнаты и рѣшить, гдѣ мнѣ поселиться, -- сказалъ онъ, выходя изъ вагона и разсѣянно озираясь по сторонамъ.
Онъ прошелъ весь Бродвей, раздумывая надъ прошлымъ Карла Фишера, стараясь разобраться въ странной смѣси нѣжности и равнодушія въ Лу, озабоченный своимъ будущимъ.
-- Какъ мраченъ этотъ старый хоръ, -- проговорилъ онъ.-- Но что бы тамъ ни случилосъ, я предпочту получать удары, чѣмъ наноситъ ихъ другимъ.