Теклу отвели въ полицейское управленіе. Сержантъ тотчасъ же допросилъ ее. Послѣ неудавшейся попытки Ика подкупить полисмэна она какъ-то вдругъ присмирѣла. Полисмэнъ схватилъ ее за шиворотъ и потащилъ по темнымъ пустыннымъ улицамъ. Она съ дѣтства инстинктивно боялась полиціи. Она ясно до мельчайшихъ подробностей вспомнила арестъ своего отца. Когда ее привели въ присутственную комнату и она очутилась лицомъ къ лицу съ сержантомъ, она вспомнила, какъ допрашивали ея отца, какъ грубы были съ нимъ, когда онъ медлилъ съ отвѣтомъ и какъ толкалъ его полисмэнъ. Послѣ допроса отца увели изъ комнаты и съ тѣхъ поръ она не видѣлась съ нимъ. Мысль, что ее засадятъ куда-нибудь, возбуждала въ ней безотчетный страхъ. Тогда прощай свобода. Она не спускала широко раскрытыхъ глазъ съ равнодушнаго лица сержанта, разинула ротъ и дрожала отъ нетерпѣнія, желая поскорѣе отвѣтить на его вопросы.
-- Сколько вамъ лѣтъ?
-- Скоро минетъ шестнадцать.
-- Говорите правду. Вы гораздо старше. Не смѣйте мнѣ лгать въ лицо.
-- Нѣтъ, нѣтъ, увѣряю васъ, я не лгу. Прошу васъ, отпустите меня домой.
-- Отведите ее въ Общество Джерри, -- сказалъ сержантъ, дѣлая знакъ полисмэну.
Какъ это ни странно, но это гуманное общество, первоначальной цѣлью котораго была защита дѣтей отъ жестокаго обращенія, сдѣлалось какимъ то пугаломъ именно для тѣхъ, кого оно должно было защищать. Было бы весьма интересно разслѣдовать причины, создавшіе подобное отношеніе къ учрежденію, безусловно симпатичному по преслѣдуемымъ имъ задачамъ. Какъ это ни грустно, но несомнѣнно, что общество это является какимъ то страшилищемъ. Теклѣ казалось, что общество Джерри, полиція и исправительныя заведенія -- это все одно и тоже. Когда она вошла въ высокую, со сводами прихожую, ей показалось, что она попала въ тюрьму, и что прежняя, вольная, веселая жизнь осталась гдѣ-то далеко позади и совершенно недоступна ей теперь. А она такъ любила скверъ, поѣздки за городъ на велосипедѣ, прогулки въ паркѣ, морской берегъ, танцы, катанья на лодкахъ на взморьѣ, работу ихъ залитой солнцемъ мастерской и пѣсни, и смѣхъ, оглашавшіе воздухъ въ звѣздныя ночи. Она любила свою однообразную, скучную работу, дававшую ей вѣрный заработокъ, который весь она отдавала своей матери. Весь же вечеръ и ночь были въ полномъ ея распоряженіи и вознаграждали ее за тяжелый трудовой день. Всѣ ея желанія и стремленія были чисты и невинны. Она неспособна была сдѣлать что нибудь скверное, злое, она могла только любить и радоваться жизни. Но зло таилось, прячась въ самомъ обществѣ, которое не постѣснялось покрыть ее позоромъ, арестомъ и привести сюда. Она позволила себѣ нарушить по незнанію и природному великодушію житейское правило нравственности, выработанное вѣками. Но мыслимо-ли осуждать и преслѣдовать молодую дѣвушку за непониманіе тѣхъ принциповъ, которые еще такъ туманны для всего человѣчества?
Теклу заставили принять ванну, это было обязательно для всѣхъ поступающихъ; бѣлье оставили ея собственное, такъ какъ оно было совершенно чисто. Ей отвели узенькую кровать въ большой комнатѣ, которая была полна несчастными дѣвушками, полуодурѣвшими отъ страха. Теклѣ сдѣлалось дурно при видѣ длиннаго ряда кроватей. Рыданія дѣвушекъ и устремленные на все со всѣхъ сторонъ взоры смущали ее. Она съ трудомъ раздѣлась и легла въ кровать. Она всю ночь проворочалась въ постели, ее тянуло къ матери, подъ ея охрану и она невольно застонала, вспомнивъ убитое горемъ лице старушки.
На слѣдующее утро ее и еще третъ дѣвушекъ отвели въ Джеферсенъ Mapкетъ Кортъ. Тамъ ей пришлось дожидаться очереди въ боковой комнатѣ. Она чувствовала себя совершенно пришибленной. По дорогѣ въ судъ встрѣчные съ любопытствомъ поглядывали на нее. Одна изъ ея спутницъ рыдала. Остальныя двѣ держали себя вызывающе. Текла чувствовала себя совершенно одинокой и смутно чего то боялась. Ее преслѣдовало воспоминаніе объ улицѣ съ ея любопытной толпой. У дверей стоялъ молчаливый, равнодушный стражъ. За дверью находился залъ судій въ которомъ она вскорѣ предстанетъ передъ судьею въ качествѣ обвиняемой. Все было ново и чуждо для нея, она не знала, что ей предстоитъ, и испытывала одинъ только страхъ передъ неизвѣстностью.
Дверь отворилась и полисмэнъ вызвалъ ее по фамиліи. Она сорвалась съ мѣста и пошла изъ комнаты быстрой, неувѣренной походкой. Полисмэнъ провелъ ее въ залъ и указалъ мѣсто, гдѣ она должна встать. Смутно, точно сквозь туманъ, замѣтила она, что въ залѣ масса народу. Безотчетный, гнетущій страхъ напалъ на нее. Вдругъ по залѣ разнесся раздирающій душу крикъ знакомаго ей голоса. Она быстро обернулась и увидѣла мать, которая торопливо бѣжала къ ней съ распростертыми объятіями.
При видѣ матери, испуганное выраженіе лица Теклы моментально исчезло, она вся преобразилась и просвѣтлѣла. На глазахъ у нея появились слезы и, забывъ все на свѣтѣ, она, рыдая и смѣясь, бросилась въ объятія старушки-матери. Ихъ тотчасъ же разлучили и полисмэнъ отвелъ м-ссъ Фишеръ на ея прежнее мѣсто. Встрѣча съ матерью успокоительно подѣйствовала на Теклу, и она смѣло встала теперь передъ судьею, не боясь ничего. Она оглянулась на мать и тотчасъ же перевела взоръ на судью, который спрашивалъ ее о чемъ то.
-- Что вы сказали? -- спросила она. Губы ея дрожали, глаза были полны слезъ, она не успѣла еще вполнѣ овладѣть собою. Она сказала судьѣ свое имя, возрастъ, сообщила гдѣ работаетъ и гдѣ живетъ. Голосъ судьи звучалъ очень мягко и ясно, выразительное лицо его, полное сочувствія къ ея горю, ободряло ее и придавало смѣлости.
-- Вашъ отецъ живъ?
-- Онъ не живетъ съ нами, сэръ.
-- Гдѣ онъ?
-- Онъ въ тюрьмѣ?
-- Вы знаете за что?
-- Да. За... за поддѣлку.
Судья посмотрѣлъ на потолокъ, видимо стараясь что то припомнитъ. Затѣмъ онъ опять взглянулъ на Теклу и спросилъ:
-- Его зовутъ Карлъ Фишеръ?
-- Да, сэръ.
-- Его дѣло слушалось прошлой зимою?
-- Въ январѣ.
-- Вы стало быть его дочь. Что же онъ былъ вамъ хорошимъ отцомъ, вы любили его?
Текла кивнула головой, она не могла произнести ни единаго слова. Судья задумчиво посмотрѣлъ сперва на нее, потомъ на ея мать. М-ссъ Фишеръ ломала себѣ руки, плакала и, поддавшись впередъ всѣмъ корпусомъ жалобно посматривала на судью и на дочь, бормоча что то себѣ подъ носъ на ломанномъ англійскомъ языкѣ.
-- Милая моя, -- мягко спросилъ Теклу судья, -- понимаете ли вы, за что васъ арестовали и привели сюда?
Текла опять кивнула головой, но не подняла опущенныхъ глазъ.
-- Развѣ вы не понимаете весь ужасъ подобнаго поступка. Поймите, вы губите свою душу и позорите себя такимъ поведеніемъ въ глазахъ другихъ.
Текла продолжала стоять неподвижно. Судья посмотрѣлъ на ея опущенную головку и дрожащую фигурку и продолжалъ свою рѣчь.
-- Вы, вѣдь, въ сущности не дурная дѣвушка, Текла, и мнѣ больно за васъ, за вашу мать и за вашего стараго отца, который сидитъ теперь въ тюрьмѣ. Грустно и тяжело становится, когда видишь, какъ распадается такая дружная, сплоченная соо, какъ ваша. Тяжело видѣть такую милую, молодую дѣвушку, покрытую позоромъ, въ рукахъ полиціи, выставленную на публичное посрамленіе, тяжело слышать какой грязью закидывается ея имя и какіе страшные упреки сыпятся на ея голову. Я не отдамъ васъ, Текла, въ исправительное заведеніе. Заключеніе не принесетъ вамъ пользы. Вамъ нужна любовь вашей матери, а ей -- ваша. Но, дитя мое, развѣ вы не понимаете, какія страданія и муки вы готовите себѣ и ей, подчиняясь страстямъ вашихъ друзей и давая волю своимъ. Сохраните чистоту не только душевную, но и тѣлесную. Помните, что люди неумолимо жестоки и никогда не прощаютъ падшихъ женщинъ. Вы дѣйствовали необдуманно, но пора же опомниться. Ваше будущее въ вашихъ рукахъ, только вы одна можете его отстоять. А теперь ступайте домой съ вашей матерью.
Текла вдругъ подняла голову и, понявъ, что она опять свободна, просіяла и покраснѣла. Она съ благодарностью взглянула на судью, быстро повернулась и бросилась къ матери.
-- Все уладилось, мама. Судья отпустилъ меня домой. Не плачь же.
Она помогла матери встать и повела ее изъ зала. Судья проводилъ ее глазами и грустно покачалъ головой. Спасти ее было немыслимо. Ея страстный темпераментъ долженъ былъ неминуемо погубитъ ее. Но, быть можетъ, онъ поступилъ опрометчиво, освободивъ ее отъ наказанія и отпустивъ домой къ матери, которая умѣетъ только любить и баловать свою дочь. Постоянный надзоръ и муштровка исправительнаго заведенія, можетъ быть, повліяли бы на нее благотворно. Но нѣтъ, онъ знаетъ, что подобныя учрежденія не имѣютъ никакого воспитательнаго значенія, они вносятъ лишь разладъ въ души своихъ питомицъ, не даютъ имъ серьезной подготовки къ жизни, а возбуждаютъ въ нихъ только смутныя стремленія ко всему высокому и прекрасному.
Текла вышла сіяющая изъ зала суда. Она была свободна! По дорогѣ домой она наслаждалась яркимъ солнечнымъ свѣтомъ, съ восторгомъ смотрѣла на проходящихъ и невольно ускоряла шагъ, стремясь поскорѣе попасть въ дорогой ей скверъ. Она горѣла нетерпѣніемъ разсказать Эмелинѣ объ удачномъ исходѣ своего дѣла, но сестра, по обыкновенію, должна быть теперь на работѣ и не вернется домой раньше вечера. На углу сквера Текла разсталась съ матерью и поспѣшно направилась въ мастерскую. Она и такъ опоздала сегодня на цѣлыхъ три часа.
При входѣ въ мастерскую на Теклу напалъ страхъ; ей, навѣрное, сдѣлаютъ выговоръ за опозданіе. Она незамѣтно проскользнула на свое мѣсто и принялась за работу.
-- Здорово же мнѣ влетитъ, -- шепнула она своей сосѣдкѣ.
Та обмѣнялась многозначительнымъ взглядомъ со своей vis-а-vis и, ни слова не отвѣтивъ Теклѣ, продолжала усердно работать. Вся мастерская точно не замѣтила присутствія Теклы. Никто не отвѣчалъ на ея вопросы. Текла вскорѣ замѣтила враждебное настроеніе окружающихъ. Она совершенно терялась въ догадкахъ, не зная чѣмъ объяснить такую рѣзкую перемѣну отношеній. Съ удивленіемъ и безпокойствомъ всматривалась она въ лица товарокъ. Въ полдень, во время перерыва работъ, она отправилась домой, но была не въ состояніи съѣсть что нибудь. Она подсѣла поближе къ матери, положила руку на спинку ея стула, прижалась къ матери и съ нѣжностью смотрѣла на нее, осыпая ее поцѣлуями и ласками. М-ссъ Фишеръ, озадаченная внезапной нѣжностью дочери, приставала къ ней съ разспросами:
-- Что же ты не ѣшь, Текла? Скушай кусочекъ, моя крошка.
-- Мнѣ тяжело, мама. Хочется побыть съ тобою. Если бы ты только знала, какъ тяжело у меня на душѣ, сама не понимаю отчего.
Какъ только она явилась въ мастерскую послѣ обѣда, м-ръ Розенталь вызвалъ ее въ свою крошечную контору.
-- Вотъ вашъ разсчетъ. Я не могу держать васъ дольше у себя.
Текла съ недоумѣніемъ посмотрѣла на деньги, которыя онъ держалъ въ рукѣ. Она покраснѣла, затѣмъ вся похолодѣла и стала мертвенно блѣдной.
-- Но... но за что же вы меня разсчитываете?-- запинаясь спросила она.
-- Да, вотъ, дѣвушки объявили мнѣ, что не будутъ работать у меня, если я васъ не разсчитаю. Вѣдь васъ арестовали вчера вечеромъ, не такъ ли?
Текла растерянно смотрѣла ему въ лицо.
-- Берите ваши деньги. Мнѣ некогда терять съ вами время.
Она взяла деньги и отправилась за шляпой. Когда она шла черезъ мастерскую, у нея закружилась голова. Она чувствовала себя униженной, смущенной. Выйдя на улицу, она принуждена была присѣсть на ступеньки: ноги сильно дрожали, въ глазахъ потемнѣло. Нѣсколько успокоившись, она поднялась и пошла домой. Матери не оказалось дома и Текла отправилась посидѣть въ скверъ. Долго просидѣла она съ закрытыми глазами, подавленная только что пережитымъ униженіемъ. Ясный, солнечный день, крики дѣтей, веселый уличный грохотъ вывели ее наконецъ изъ забытья и успокаивающе подѣйствовали на ея разстроенные нервы. Она сразу оживилась и стала съ нетерпѣніемъ ожидать возвращенія матери или Эмелины. Скоро наступитъ вечеръ и въ скверъ явятся ея друзья. Они, конечно, обрадуются ей и страшно разозлятся, узнавъ про ея увольненіе изъ мастерской. Первое острое впечатлѣніе отъ непріязненнаго отношенія товарокъ успѣло уже нѣсколько сгладиться. Она ощущала теперь только тупую боль въ сердцѣ, но мысль, что она лишилась заработка и не сможетъ помогать матери, нестерпимо мучила ее. Было уже шесть часовъ, когда она наконецъ увидѣла Эмелину, которая направлялась въ скверъ съ Пятой авеню. Текла поспѣшно бросилась ей навстрѣчу.
-- Ахъ, Эмми, -- закричала она.-- Я вернулась домой. Они отпустили меня.
Эмелина грубо оттолкнула ее отъ себя.
-- Не смѣй разговаривать со мной, -- сказала она рѣзко.-- Я не хочу, чтобы меня видѣли съ тобою.
Она быстро прошла черезъ скверъ и вошла въ подъѣздъ, ни разу не оглянувшись назадъ.
Пораженная рѣзкостью сестры, Текла молча пошла за нею. Когда она вошла въ комнату, все лицо ея было въ слезахъ.
-- Эмми, Эмми! -- рыдала она, -- не сердись на меня. Мнѣ такъ тяжело. Я осталась безъ мѣста, м-ръ Розенталь отказалъ мнѣ. Меня просто прогнали изъ мастерской. Ахъ, какъ мнѣ тяжело!
-- Вполнѣ понятно, что тебя выгнали вонъ. Ты не имѣла никакого права ожидать, что съ тобой поступятъ иначе.
-- Что такое случилось, Эмми? Зачѣмъ ты такъ говоришь съ нею?-- спросила м-ссъ Фишеръ.
-- Я не намѣрена болѣе терпѣть всѣ эти безобразія и уѣду отсюда. Если успѣю, то завтра же уѣду...
-- Перестань, Эмми, перестань!
Текла стояла передъ сестрою и пристально смотрѣла на нее. Глаза ея были полны слезъ, рыданія подступили къ горлу и душяли ее. Она задыхалась.
М-ссъ Фишеръ опустилась на первый попавшійся стулъ и жалобно поглядывала то на одну дочь, то на другую.
-- Ни за что не останусь здѣсь. Мой отецъ въ тюрьмѣ! Сестра моя оказывается публичная женщина! Ее хватаетъ полиція и она едва не попадаетъ въ исправительное заведеніе! Да тамъ она была бы на своемъ мѣстѣ. Если мама не желаетъ разлучаться съ тобою, то съ Богомъ, но я здѣсь не останусь. Неужели ты думаешь, что кто нибудь отважится теперь разговаривать съ тобой по прежнему. Да въ твоемъ обществѣ стыдно показаться людямъ. Пока живешь въ такой семейкѣ нечего мечтать создать себѣ положеніе.
Текла опустилась на полъ у ногъ матери и спрятала лицо въ складки ея платья. Мать нагнулась и, нѣжно проводя рукою по волосамъ дочери, осыпала ее ласковыми эпитетами, изрѣдка испуганно поглядывая на разбушевавшуюся Эмелину.
Вдругъ старушка вся преобразилась. Она дрожала отъ охватившаго ее гнѣва.
-- Сейчасъ же замолчи, слышишь?-- закричала она на старшую дочь высокимъ, тоненькимъ голоскомъ.
-- И не подумаю замолчать. Буду говорить все, что мнѣ вздумается. Сегодня же вечеромъ уѣду отсюда.
-- Да, да, -- возбужденно отвѣтила ей мать. -- Убирайся, куда хочешь. Какъ ты смѣешь такъ орать на Теклу?
Эмелина вытащила откуда то старый истрепанный сундукъ и принялась укладывать свои вещи. М-ссъ Фишеръ моментально присмирѣла. Она гладила Теклу дрожащей рукой и съ недоумѣвающимъ видомъ озиралась по сторонамъ.
-- Эмелина, -- еле слышно спросила Текла, поднимая опущенную голову, -- неужели ты уѣдешь отъ насъ?
Эмелина еще плотнѣе стиснула зубы и ничего не отвѣтила. Она хотѣла уже запереть свой сундукъ на ключъ, но замокъ оказался испорченнымъ, и, подумавъ, она рѣшила купить новый. Не стоило, да и стыдно тащитъ съ собою такую рухлядь. Надо сейчасъ же отправиться на поиски комнаты, а завтра рано утромъ можно будетъ купить новый сундукъ. Эмелина одѣлась и ушла. Послѣ ея ухода Текла тотчасъ же поднялась съ пола и вытерла платкомъ слезы.
-- Намъ надо поѣсть чего-нибудь, -- сказала она. -- Ты не горюй, мама. Эмелина тяготится нами и рада устроиться отдѣльно. Для нея это лучше: она скорѣе выбьется въ люди. У тебя есть кое какія сбереженія, отдай ихъ ей. Они пригодятся ей, навѣрное. Какъ только она переѣдетъ, мы сейчасъ же отправимся повидаться съ отцомъ.
Эмелина вернулась домой очень поздно и, не проронивъ ни единаго слова, легла спать. На слѣдующій день она поднялась очень рано и, не позавтракавъ, ушла куда-то. Вскорѣ она вернулась, а вслѣдъ за него посыльный принесъ новый, только что купленный ею сундукъ, въ который она и принялась перекладывать свои вещи. Мать подошла къ ней, въ рукѣ у нея были деньги.
-- Вотъ сорокъ долларовъ. Я копила ихъ для тебя.
-- Мнѣ ихъ не надо. -- спокойно отвѣтила Эмелина.-- Сама сумѣю позаботиться о себѣ.
-- Я пришлю за сундукомъ, -- сказала она, когда всѣ вещи были уложены.
-- Прощай, Эмми, -- сказала Текла.
Она стояла въ дверяхъ кухни и съ грустью смотрѣла на сестру.
-- Прощай. Прощай, мама! Я буду изрѣдка навѣщать тебя.
-- Позволь мнѣ поцѣловать тебя, -- сказала Текла, направляясь къ сестрѣ.
Эмелина подставила ей щеку.
-- Ахъ, Эмми, прости меня. Я не хотѣла, я... я...
-- Перестань, -- сухо остановила ее Эмелина и торопливо вышла изъ комнаты.
Весь слѣдующій день Текла провела дома, занятая стиркой и глаженіемъ. Ей хотѣлось какъ нибудь развлечь убитую горемъ мать и потому она, не переставая, весело болтала и осыпала ее ласками.
-- Мы теперь непремѣнно повидаемся съ отцомъ, -- твердила она -- скоро отправимся въ путь дорогу. На будущей недѣлѣ, можетъ бытъ. Вотъ-то онъ обрадуется намъ!
Затѣмъ она часто заводила разговоръ объ Эмелинѣ, восхваляла ее и въ яркихъ краскахъ рисовала блестящее будущее, предстоявшее ей.
-- Мы не имѣли никакого права разсчитывать, что она всегда будетъ жить съ нами. Она стала теперь такая красивая и изящная.
На видъ Текла казалась очень веселой весь день, но въ дѣйствительности ее угнетало мрачное предчувствіе. Вечеромъ она вышла на улицу и медленными шагами направилась въ скверъ. Щеки ея горѣли, глаза были влажные. Она чего-то боялась, но чего, сама не знала. Черезъ нѣсколько минутъ все стало ей ясно. Перехедя черезъ улицу, она нагнала своихъ двоюродныхъ сестеръ, Анну и Алису. Какъ только она поравнялась съ ними и онѣ увидѣли ее, Анна и Алиса вдругъ круто остановились.
-- Не иди съ нами, Текла, -- спокойно проговорила Анна.
-- Папа сказалъ, что не будетъ пускать насъ гулять, если хоть одинъ разъ увидитъ насъ съ тобою.
Текла остановилась, какъ вкопанная, и только когда ея двоюродныя сестры скрылись въ скверѣ, она повернула наконецъ домой.
На слѣдующій вечеръ Текла снова рѣшилась выйти, она не въ состояніи была такъ легко и спокойно отказаться отъ веселаго общества многочисленныхъ друзей.
Молодые люди разговаривали съ Теклою, старались держаться съ нею попрежнему, но, видимо, имъ было не по себѣ въ ея обществѣ. Всѣ въ скверѣ знали о происшедшемъ скандалѣ и много судачили по этому поводу. Люди искоса посматривали на нее, когда она проходила мимо. Случалось даже, что дѣти кричали ей вслѣдъ:-- "Эй, ты, берегись, полисмэнъ идетъ" -- частенько по ея адресу отпускались самыя циничныя замѣчанія и остроты на счетъ ея поведенія. Ея двоюродныя сестры и Эмелина демонстративно избѣгали ее, но Мэли разговаривала еще съ нею, и когда Томъ предложилъ отправиться въ воскресенье за городъ, она и Пашъ согласились ѣхать вмѣстѣ съ Теклой. Но даже и Томъ относился къ ней теперь иначе, какъ то странно. Хотя онъ всегда былъ готовъ постоять за все и не дать въ обиду, ни Текла чувствовала, что при всемъ его мужествѣ это дается ему не легко. Прежняя ея непринужденность исчезла безслѣдно. Ей было стыдно за себя, становилось жутко при видѣ того, какъ относились къ ней прежніе друзья. Ей недоставало прежнихъ простыхъ, дружескихъ отношеній, радостныхъ привѣтствій при ея появленіи, а безъ этого не стоить и жить, казалось ей.
Она выдержала эту пытку цѣлыхъ четыре дня, но въ пятницу, вернувшись домой рано вечеромъ, она объявила матери, что завтра же онѣ отправятся въ Сингъ-Сиггъ. Всю ночь во снѣ ей мерещился старикъ отецъ. Городъ потерялъ для вся все свое прежнее обаяніе, она боялась его теперь. Она счастливо улыбалась во снѣ. Ей снились: мирный, тихій просторъ полей, уходящая вдаль дорога, тѣнистые лѣса.
На слѣдующій день, рано утромъ, мать и дочь отправились въ путь. Текла перекинула за спину узелокъ. Въ карманѣ у нея было пять долларовъ. Всѣ свои деньги, сорокъ пять долларовъ, мать зашила въ складку своей черной, нижней юбки.
Онѣ дошли до Бродвея и сѣли тамъ въ вагонъ трамвая. Текла втащила мать на имперіалъ и усѣлась рядомъ съ нею, на самомъ крайнемъ мѣстѣ.
-- Подвинься, не сиди такъ близко къ краю, -- забезпокоилась м-ссъ Фишеръ, вся дрожа отъ волненія.
Путешествіе въ Сингъ-Сингъ было для нея цѣлымъ событіемъ и она съ трудомъ собралась въ дорогу. Только надежда увидѣть Карла, да необходимость заботиться о дочеряхъ поддерживали въ ней до сихъ поръ нѣкоторую бодрость. Неожиданная разлука съ Эмелиной, и всѣ непріятности, сопряженныя съ ея отъѣздомъ, окончательно отняли послѣдній остатокъ силъ старушки. Она смотрѣла теперь на громадные многоэтажные дома, на широкія оживленныя улицы и поняла, что Эмелина навсегда ушла отъ нея. Ея старшая дочь никогда уже не вернется къ ней. Послѣдніе годы Эмелина причиняла матери одно только горе, была тяжелой обузой, но именно вслѣдствіе этого разлука съ дочерью была еще тяжелѣе для любвеобильнаго сердца доброй старухи. Она совершенно не понимала свою старшую дочь, счастья она не могла ей доставить и потому она невольно еще больше ее любила, заботилась о ней, надѣясь, что со временемъ между ними установятся простыя, близкія, родственныя отношенія. Но она ушла изъ родительскаго дома, и разорвавъ всѣ связи съ семьей, одинокая бродила теперь по этому громадному, ужасному городу.
Настроеніе Теклы было далеко невеселое. Съ какой бы радостью отправилась она къ отцу, еслибы дома все было попрежнему, если бы прежніе друзья не измѣнились къ ней. Впервые испытывала она чувство одиночества. У нея не осталось ни одного близкаго человѣка въ этомъ громадномъ городѣ, гдѣ, казалось бы, такъ легко завязать близкія знакомства. У нея никого не осталось теперь, кромѣ молчаливой, дряхлой старухи-матери и отца, который сидѣлъ въ тюрьмѣ, гдѣ-то тамъ, далеко, далеко. Солнце свѣтило ярко и разсѣяло вскорѣ грустное настроеніе Теклы.
Доѣхавъ до конечнаго пункта обѣ женщины сошли съ имперіала и перешли Королевскій мостъ на Гарлемской рѣкѣ. Текла оглянулась на городъ и въ ней пробудилась вновь любовь къ нему и надежда на лучшее будущее. Прекрасный городъ разстилался передъ нею. Къ ея возвращенію, можетъ быть, все уладится и позабудется. Не могла же она вѣчно быть несчастной въ такомъ прекрасномъ свѣтломъ городѣ и съ облегченнымъ сердцемъ зашагала она по дорогѣ.
Немного спустя ихъ нагналъ огородникъ, возвращавшійся домой съ пустой повозкой. Текла взглянула на него и весело закричала ему:
-- Подвезите насъ, мистеръ.
Онъ оглянулся и остановилъ лошадей.
-- Влѣзайте, -- добродушно сказалъ отъ.-- Усадите поудобнѣй старушку на сидѣньѣ, а вы можете и постоять. Дайте, я помогу вамъ втащить ее.
Текла помогла матери взобраться на колесо, а затѣмъ въ телѣгу втащилъ ее самъ возница.
-- Вы куда идете?-- спросилъ онъ, трогая лошадей.
-- Въ Сингъ-Сингъ.
-- Пѣшкомъ хотите дойти? Трудновато для старухи-то!
-- Она никогда въ жизни не ѣздила по желѣзной дорогѣ и страшно боится. Я надѣялась, что найдутся добрые люди, которые согласятся подвезти насъ часть дороги.
-- Что же, можетъ быть, вамъ и удастся добраться. Я то живу въ пяти миляхъ отъ Королевскаго моста и довезу васъ до моихъ воротъ. Зачѣмъ это вы надумали отправиться въ Сингъ-Сингъ.
-- Захотѣлось повидаться съ отцомъ.
-- Что же онъ тамъ дѣлаетъ? Сидитъ лъ тюрьмѣ что-ли?
-- Да.
-- Вотъ оно что.
Онъ взглянулъ на крошечную старушку и на миловидное, нѣсколько грустное личико дѣвушки и покачалъ головой. Вскорѣ они доѣхали до дома огородника. Обѣ женщины вылѣзли изъ повозки и медленно поплелись по дорогѣ. М-ссъ Фишеръ шла опираясь на Теклу и съ трудомъ передвигала ноги. Въ полдень обѣ путешественницы присѣли отдохнуть подъ деревомъ у самой дороги. Текла развязала свой узелокъ и вынула изъ него нѣсколько бутербродовъ и бутылку молока. Онѣ еще ѣли, когда вдали, на дорогѣ показался двухмѣстный экипажъ, запряженный вороною лошадью въ богатой упряжи. Правилъ молодой кучеръ, съ добродушнымъ выраженіемъ лица. Теклѣ понравилось его симпатичное, нѣсколько грубоватое и насмѣшливое лицо ирландца. Она принялась махать рукою и какъ только экипажъ поравнялся съ ними, шутливо спросила его:
-- Вамъ, кажется, по дорогѣ съ вами, Майкъ?
-- Тпру, Биллъ, тпру, -- круто остановилъ онъ лошадь и, прищуривъ глаза, посмотрѣлъ на Теклу.
-- Какъ вы узнали мое имя?-- спросилъ онъ, подмигивая ей.-- Развѣ по лицу видно, что я ирландецъ?
-- Не подвезете-ли насъ?
-- Хорошо, согласенъ, только за плату.
-- Ахъ, я не знала, что это общественный экипажъ.
-- Экипажъ принадлежитъ моему хозяину, но законъ разрѣшаетъ брать на чай.
Текла разсмѣялась, понявъ по лукавому выраженію его лица, что именно онъ подразумѣвалъ подъ этими словами.
-- Вы куда ѣдете?-- дѣловито освѣдомилась она.
-- Далече, за Тарритоунъ.
-- Ахъ, мама, вотъ какъ хорошо, намъ останется пройти сущіе пустяки до Сингъ-Синга, -- весело проговорила она.
Она усадила мать въ экипажъ, затѣмъ быстро влѣзла сама и, наклонившись къ кучеру, поцѣловала его.
-- Вотъ вамъ и плата за проѣздъ.
-- Но васъ тутъ двое, а я съ утра ни разу еще не промочилъ себѣ горла, -- сухо сказалъ онъ.
Она вторично поцѣловала его, усѣлась рядомъ съ матерью и принялась доѣдать свой завтракъ.
-- Неправда-ли, какъ хорошо ѣхать?-- сказала она.-- Мы, вѣроятно, сегодня же вечеромъ будемъ на мѣстѣ.
-- Ахъ, да, великолѣпно.
Тусклые глаза старушки вспыхнули радостнымъ блескомъ, но тотчасъ же потухли.
Но обѣимъ сторонамъ дороги тянулись низенькіе плетни и каменныя ограды. Вязы и клены низко свѣшивали на дорогу свои могучія вѣтви и давали большую тѣнь.
Направо простирались покрытые травой холмы и овраги, виднѣлись зеленѣющія поля, на которыхъ кое-гдѣ росли деревья, громадные, красные сараи и домики фермеровъ.
Когда экипажъ въѣхалъ на холмъ, то налѣво показалась долина рѣки Гудсона, далѣе огромное, сверкающее на солнцѣ водное пространство, и на горизонтѣ пурпуровая линія Палисадъ. Они проѣзжали мимо маленькихъ городковъ и мимо небольшихъ поселеній, группировавшихся около церквей и кладбищъ. Параллельно съ дорогой тянулись огромныя помѣстья, при въѣздѣ въ которыя были выстроены красивыя каменныя или желѣзныя ворота. Изъ-за изгороди виднѣлись рощи съ расчищенными дорожками, необозримые луга со скошенной травой, а вдали изъ-за деревьевъ величественно возвышались великолѣпные дворцы.
Текла искренно наслаждалась красотою деревенскихъ ландшафтовъ, но ей не приходила въ голову мысль завидовать богатымъ людямъ, владѣльцамъ этихъ обширныхъ, земельныхъ пространствъ. Она была теперь вполнѣ счастлива и совершенно забыла о только что пережитыхъ тяжелыхъ дняхъ и о предстоящемъ свиданіи съ отцомъ.
Былъ уже вечеръ, когда экипажъ въѣхалъ, наконецъ, въ ворота имѣнія и остановился передъ крылечкомъ маленькаго, каменнаго домика, въ которомъ жила привратница. На стукъ экипажа тотчасъ же выбѣжала на крыльцо жена кучера, толстая, вся въ веснушкахъ Молли.
Поговоривъ въ полголоса съ мужемъ, она предложила Теклѣ о ея матери переночевать у нихъ.
-- Все равно вамъ сегодня не дадутъ свиданія, -- сказала она. -- А завтра утромъ Майкъ попроситъ кого-нибудь свезти васъ въ Сингъ-Сингъ.
-- Придется вамъ завтра опять также расплачиваться со мною, какъ сегодня, -- сказалъ Майкъ, подмигивая Теклѣ.
-- Убирайся прочь, -- сказала ему Молли.
-- Я должна была поцѣловать его два раза за то, что онъ согласился подвезти насъ, -- сказала Текла.
-- Онъ всегда готовъ поухаживать, -- засмѣялась Молли, -- и хвастунъ же онъ!
Майкъ щелкнулъ кнутомъ и отъѣхалъ, весело посмѣиваясъ. М-ссъ Фишеръ почти что внесли въ домъ, она очень измучилась за дорогу и какъ будто бредила. Она совершенно не сознавала, гдѣ она находится, безпрекословно исполняла все, что ей говорили, шептала себѣ подъ носъ безсвязныя нѣмецкія слова, часто повторяла имя Карла и спрашивала Молли и Теклу о чемъ то, касающемся его. Молли дала старухѣ чашку чая и ломтикъ поджареннаго хлѣба, но она не стала ѣсть. Затѣмъ ее уложили въ постель и она моментально уснула.
Текла провела очень веселый вечеръ въ обществѣ Молли и Майка, которые держались съ нею такъ, какъ будто знали ее съ дѣтства.
-- Вы непремѣнно должны погостить у насъ на обратномъ пути, -- сказала Молли, -- и я попрошу м-ссъ Говардъ взять васъ къ себѣ на службу. Ей легко будетъ пристроить вашу мать въ какую-нибудь богадѣльню, гдѣ бы ей жилось хорошо и спокойно. Вамъ, навѣрное, найдется здѣсь работа, дѣвушки здѣсь всегда нужны.
-- Вотъ было бы хорошо, -- сказала Текла, -- но только я ни за что на свѣтѣ не разстанусь съ мамою, она умретъ одна съ тоски.
На слѣдующее утро Майкь остановилъ проѣзжавшаго по дорогѣ возницу, переговорилъ съ нимъ, потомъ позвалъ своихъ гостей и помогъ имъ усѣсться въ повозкѣ.
-- Смотрите, непремѣнно остановитесь у насъ на обратномъ пути,-- крикнула Молли въ догонку уѣзжавшимъ, стоя у воротъ. -- Хотъ не на долго, но зайдите ко мнѣ.
До Сингъ-Синга оставалось всего около шести миль и не прошло и часа, какъ они уже въѣзжали въ предмѣстье города. Возница объяснилъ имъ, какъ пройти въ тюрьму, и обѣ женщины, сойдя съ повозки, пересѣкли поле и вышли на узенькую улицу, которая пролегала вдоль рѣки. Итти осталось имъ недолго. За первымъ поворотомъ дороги предъ ними предстали длинныя, одноэтажныя постройки, обнесенныя высокою, каменною стѣною. Улица огибала пригорокъ, и, идя по ней, Текла и ея мать очутились вскорѣ у входа въ тюрьму. Мрачное зданіе изъ сѣраго камня, съ массивными колоннами, придававшими всей постройкѣ сходство съ римскимъ храмомъ, возвышалось передъ ними. Маленькія окна съ желѣзными рѣшетками еще болѣе усиливали общее унылое, гнетущее впечатлѣніе.
-- Онъ здѣсь? -- слабымъ голосомъ спросила Катрина, не рѣшаясь подойти къ тяжелымъ, массивнымъ дверямъ тюрьмы. Текла обняла мать и осторожно повела ее къ дверямъ. Она такъ волновалась, что не въ состояніи была говорить. Текла всегда боялась даже слова "тюрьма", но грозная дѣйствительность и сознаніе, что ея отецъ сидитъ за этими стѣнами произвели на нее свое подавляющее впечатлѣніе, что она совершенно лишилась всякаго самообладанія.
Торопливые, рѣзкіе вопросы служителя, открывшаго имъ двери, заставили Теклу нѣсколько пріободриться. Служитель повелъ ихъ въ тюрьму и черезъ нѣсколько минутъ онѣ очутились въ громадныхъ сѣняхъ, освѣщенныхъ горѣвшими лампами. Дрожа отъ волненія, озиралась Текла по сторонамъ. Сердце ея сильно билось, она съ трудомъ дышала. М-ссъ Фишеръ крѣпко ухватилась за руку дочери и продолжала всхлипывать.
-- Идите сюда, скорѣе назадъ, -- закричалъ сторожъ, увидя, что онѣ направились вглубь сѣней.
Онъ стоялъ передъ узенькой дверью и жестомъ указалъ имъ на нее. Текла послушно вошла черезъ эту дверь въ комнату. Туманъ застилалъ ей глаза, она еле различала предметы находившіяся въ комнатѣ, и со страхомъ и нетерпѣніемъ ожидала появленія своего отца. Она остановилась посреди комнаты и сильною рукою поддерживала мать, которая, отъ волненія, чуть не лишилась чувствъ. Прошло нѣсколько минутъ и она увидѣла приближавшагося къ нимъ человѣка, въ полосатомъ, арестантскомъ костюмѣ, въ которомъ она только съ трудомъ признала отца. Онъ совершенно измѣнился, и только глаза и походка остались тѣми же. Карлъ превратился въ дряхлаго, согбеннаго старика. Онъ былъ аккуратно выбритъ, лицо было болѣзненно блѣдное и страшное. Морщинистыя щеки провалились, прежняя полнота исчезла, онъ болѣе походилъ на призракъ, чѣмъ на живого человѣка.
-- Катрина, проговорилъ онъ хриплымъ голосомъ, -- Текла, Катрина, неужели вы все еще не узнаете меня?
Катрина видѣла очень плохо, но все-таки видъ мужа такъ подѣйствовалъ на нее и потрясъ ее, что она не могла удержаться отъ душу раздирающаго крика. Глубокія морщины рѣзко выступали на его исхудаломъ лицѣ, большія торчащія уши казались еще больше на его обритой головѣ и придали всему лицу какое то каррикатурнее выраженіе. Но Катрина позабыла все на свѣтѣ, лишь только онъ обнялъ ее и она услышала дорогой, знакомый ей голосъ. Она обнимала его шею дрожащими отъ волненія руками.
Карлъ подвелъ ее къ скамейкѣ, стоявшей у стѣны, усадилъ жену, положилъ къ себѣ на грудь ея голову, ласково гладилъ по волосамъ и цѣловалъ ее съ нѣжностью молодого влюбленнаго. Текла усѣлась рядомъ съ отцомъ, обняла его обѣими руками за шею, смотрѣла ему въ глаза, нашептывала нѣжныя слова и цѣловала его провалившуюся щеку. Ей было тяжело и больно смотрѣть на его измѣнившееся лицо. Произошедшая въ немъ перемѣна до такой степени поразила ее, что она нѣсколько разъ принималась горько плакать. Почти все время отъ просидѣли молча. Изрѣдка только произносили они ласковыя, задушевныя слова. Онъ спросилъ объ Эмелинѣ. Текла объяснила ему, что она завалена работой и не могла пріѣхать повидаться съ нимъ. Они не успѣли еще поговорить о будущемъ, какъ къ нимъ подошелъ сторожъ и, дотронувшись до плеча Карла сказалъ:
-- Идемте, свиданіе кончено.
Карлъ привыкъ въ тюрьмѣ къ безпрекословному повиновенію и тотчасъ же всталъ. Катрина попыталась было также подняться, чтобъ итти вслѣдъ за нимъ: она надѣялась, что ей позволятъ остаться съ мужемъ въ тюрьмѣ. Текла обняла старушку за талію и повела ее изъ пріемной. Та послушно повиновалась, не сопротивляясь, и въ какомъ то полузабытьѣ переступила черезъ порогъ тюрьмы и очутилась на улицѣ. Текла хотѣла непремѣнно добраться до сторожки Молли за свѣтло. Тамъ можно будетъ переночевать, если никого не найдется, кто бы согласился подвести ихъ до самого города. Имъ не пришло даже въ голову поѣстъ. На окраинѣ города ихъ нагналъ молочникъ, возвращавшійся домой съ порожней повозкой, который охотно согласился подвести ихъ. Такъ проѣхали онѣ цѣлую милю, и, поблагодаривъ молочника, pacпрощались съ нимъ.
Къ четыремъ часамъ пополудни онѣ были уже въ двухъ миляхъ отъ Сингъ-Синга. Кое-какъ взобравшись на холмъ, Катрина остановилась.
-- Ты устала?
-- Да, мнѣ хочется заснутъ.
Текла подхватила старушку своими сильными руками и потащила ее на насыпь подъ тѣнь деревьевъ. Тутъ она осторожно опустила свою ношу на землю, усѣлась сама возлѣ нея, прислонясь къ изгороди, и бережно положила голову матери съ себѣ на колѣни. Прошло всего нѣсколько минутъ, и старуха спала уже крѣпкимъ сномъ. Прекрасный видъ разстилался передъ Теклой: широкой лентой тянулись поля, за ними лѣса, а дольше блестѣли воды Гудзоновскаго залива. Вдали, на пурпуровомъ фонѣ, у самой воды вырисовывались, однимъ большимъ, бѣлымъ пятномъ, городскіе дома. На противоположной сторонѣ дороги виднѣлась посреди полей небольшая рощица. Изъ рощицы вѣяло прохладой и нѣжный вѣтерокъ пріятно ласкалъ разгоряченныя щеки Теклы. До нея доносился слабый запахъ травы, лѣсныхъ фіалокъ, веселое щебетанье и пѣніе птицъ. Долго просидѣла она такъ, въ полномъ одиночествѣ, тщетно поджидая случайнаго попутчика. Царившая кругомъ тишина и мирный сельскій ландшафтъ успокоительно подѣйствовали на ея разстроенные нервы. Она съ нѣжною любовью вспоминала отца, представляя его себѣ такимъ, какимъ онъ былъ до ареста, и мало-по-малу ужасное, мертвенно блѣдное лицо арестанта въ полосатомъ костюмѣ совершенно изгладилось изъ ея памяти. Черезъ нѣкоторое время она увидѣла медленно взбиравшихся на холмъ лошадей, впряженныхъ въ повозку, ѣхавшую изъ Сингъ-Синга. Текла наклонилась, чтобъ разбудить мать, и была поражена страннымъ оттѣнкомъ лица старушки и его измѣнявшемся выраженіемъ. Теклою овладѣлъ смутный страхъ и она осторожно дотронулась до щеки матери. Щека была безжизненно холодна. Дѣвушка задрожала всѣмъ тѣломъ, закрыла глаза и прислонилась къ изгороди.
Приближавшаяся повозка была нагружена досками. Она медленно подымалась на холмъ, подъ акомпаниментъ скрипа колесъ и стука досокъ. Возница туго натягивалъ возжи, широко разставивъ ноги, и тихимъ, монотоннымъ голосомъ понукалъ своихъ лошадей. Въѣхавъ на холмъ, онъ остановился, чтобы дать передохнуть лошадямъ. Измученныя лошади вздрагивали всѣмъ тѣломъ и вытягивали шеи, а ихъ хозяинъ, положивъ локти на колѣни, молча уставился на двухъ женщинъ, неподвижно сидѣвшихъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него. Что-то въ ихъ позахъ видимо заинтересовало его.
-- Эй, вы, -- закричалъ онъ, -- заснули, что-ли?
Текла, точно сквозь сонъ, слышала приближавшійся стукъ лошадиныхъ копытъ и хотѣла сама заговортть съ возницей. Ея мать умерла и необходимо сейчасъ же предпринять что-нибудь. Но если бы онъ не окликнулъ ее, она такъ и не остановила бы его и дала ему проѣхать. Здѣсь было такъ спокойно и хорошо сидѣть у изгороди съ закрытыми глазами, что ей не хотѣлось ни двигаться, ни говорить. Неожиданная смерть матери ее не особенно даже огорчила. Отчаяніе первой минуты вскорѣ совершенно исчезло и замѣнилось холоднымъ спокойствіемъ. Она и не думала разсуждать и доказывать себѣ, что смерть для ея матери -- счастливое избавленіе отъ тяжелой, безпросвѣтной жизни. Спокойное, мирное выраженіе лица умершей такъ гармонировало съ окружающею природою, что горевать или бояться было какъ-то странно и нелѣпо. Услыхавъ окрикъ возницы, Текла встала, взяла на руки тѣло матери и направилась къ повозкѣ.
-- Вамъ далеко ѣхать? -- спросила она, съ тревогой смотря на возницу.
-- Да, придется проѣхать еще съ милю по этой дорогѣ. Что съ нею? Она больна?
-- Кажется, она умерла.
Голосъ ея дрогнулъ. Тяжело ей было вымолвить это ужасное слово. Возница быстро соскочилъ съ козелъ.
-- Да, -- проговорилъ онъ торжественно, -- она умерла. -- Когда же это случилось? Вы давно здѣсь?
-- Она заснула больше часа тому назадъ.
-- Это ваша мать?
-- Да.
-- Что же вы будете дѣлать? Гдѣ вы живете? Дайте я вамъ помогу. Надо отнести ее въ ближайшій домъ, а потомъ вы свезете ее къ себѣ домой.
Его голосъ звучалъ такимъ неподдѣльнымъ сочувствіемъ къ ея горю, что Текла не выдержала и заплакала. Она нагнулась и поцѣловала мать. Возница взялъ маленькую старушку, и обращаясь къ Теклѣ, принялся утѣшать ее почти тѣмъ же тономъ, какимъ онъ только что передъ тѣмъ говорилъ со своими лошадьми.
-- Перестаньте плакать, моя милая. Ну, понятно, вамъ тяжело. Смотрите, какое у нея счастливое лицо! Должно бытъ, умерла во снѣ? Отъ старости? Да? Вы живете въ Сингъ-Сингѣ?
Текла замотала головою.
-- Ну такъ въ Тарритаунѣ?
-- Нѣтъ... мы... мы живемъ въ Нью-Іоркѣ.
-- Вотъ оно что! Мнѣ васъ очень жаль. Можетъ быть у васъ есть здѣсь, гдѣ-нибудь по близости, родственники?
-- Я знаю тутъ одну привратницу и ея мужа. Вотъ, если бы я могла добраться до нихъ...
-- Ну, что же, я радъ вамъ помочь. Садитесь, я васъ довезу. Скажите только куда ѣхать?
Она все объяснила и взобравшись, на повозку, нагнулась и взяла изъ его рукъ тѣло матери. Затѣмъ онъ влѣзъ на козлы, подобралъ возжи и слегка ударилъ ими лошадей. Онѣ встрепенулись и двинулись впередъ.
-- Я васъ довезу до мѣста, будьте покойны, -- сказалъ онъ, обращаясь къ Теклѣ.-- Сидите себѣ спокойно. Хотите плачьте, хотите нѣтъ. Лошадямъ придется пробѣжать нѣсколько лишнихъ миль, ну, да ничего, это имъ ни почемъ. Правда, мои миленькія?
Дорога шла подъ гору и онъ постепенно сталъ все болѣе и болѣе натягивать возжи.
-- Осторожнѣе, Пишъ, такъ... такъ... не дури!
Съѣхавъ съ горы, онъ пустилъ лошадей рысью, такъ какъ теперь нечего было опасаться, что повозка налетитъ на нихъ.
-- Никогда еще во всю свою жизнь не видалъ такихъ славныхъ лошадокъ, -- проговорилъ онъ съ улыбкою, оборачиваясь къ Теклѣ.