Москва, 26 июня 1922 г.
Дорогой Лев Исакович,
Получил твое письмо от 28-го кажется, -- и крайне удивлен: Лидия Ал[ексеевна] повезла от меня огромное письмо, ответ на твое большое и хорошее письмо, и должна была из Женевы переслать тебе его; как же ты еще не получил его? Это было бы, т.е. пропажа его, очень обидно. Я тебе после того еще раз писал, а теперь пишу с оказией на Берлин. Письмо Алданова, о котором ты пишешь, что вкладываешь его, ты забыл вложить. Но это неважно. Берлинские издатели теперь прямо обращаются ко мне. Наши здоровья, как я уже писал тебе, плохи, нам придется зиму провести за границей, ежели я смогу накопить денег. Я на даче под Москвой; как буду в городе, пошлю тебе мою книжку "Ключ веры", и еще 2 экз. -- для Б.Ф. Шлецера, которому передай пожалуйста мой привет, и для М.О. Цейтлина. Ежели тебе это удобно, будь так добр, напиши Трегеру, чтобы он написал своей сестре, служащей в Москве в германском консульстве, чтобы она помогла мне, когда я приду, в получении германской визы.
Насчет сборника 4 философов1, который издает Е.Я. Белицкий, хочу написать тебе. Я видел 2 статьи, которые ты прислал ему. Мне кажется, что тебе следует написать к ним предисловие ad hoc, т.е. именно для сборника, хоть в 1-2 страницы, как у тебя выйдет. Твои статьи говорят только "нет" людской мысли; ты должен пояснить, что в них напрасно стали бы искать изложение твоего положительного мировоззрения, потому что по самому существу твоего мировоззрения, оно не ищет положительной формулы, -- оно может в словах только отрицать истинность всякой оформленной истины, говорить ей "нет", а не самой установлять свою оформленную истину. Дело в том, что Бердяев (я видел его статьи) сам излагает свое учение в формулах, приблизительно так же сделает вероятно и Белый: они положительно излагают свои мировоззрения. Я отказался писать о себе, обо мне пишет другой, но я дам коротенькое предисловие, или пояснение.
М.Б. и я шлем дружеский привет всем твоим, а я обнимаю тебя и остаюсь
Любящий тебя
М.Гершензон.
P.S. Насчет "Переписки" ты заметил тонко и верно: тон голоса В[ячеслава] И[ванова] определил и мой; оттого меня коробит от этой книжки: это тон кантилены, -- пенье зажмурив глаза, что мне, кажется, совершенно чуждо. На днях я прочитал в "Накануне"2 статейку Лундберга об этой книжке. Он воображает: сосновый бор, здравница с некоторым комфортом, и т.под. Нет, это была тесная, грязная, без малейшего комфорта и с плохой едой (однако много лучше домашней, которая тогда была -- голод) здравница в 3-м Неопалимовском пер. 3 Грязно, душно, тучи мух, ночью шаги в коридоре к уборной, на окне занавески нет, матрац -- как доска, -- и духота; я там переночевал только первую ночь, а после -- благо близко -- ходил туда только обедать и ужинать, 2 раза в день. А В.И. там жил, потому что весь день был в Театральн[ом] Отд[еле]4, а вечером -- лекции, и спал он крепко. Начал переписку он, и стал понуждать меня ответить ему письменно. Мне было неприятно, потому что в этом есть театральность, и я был очень слаб -- не было никакой охоты писать. Но он мучил меня до тех пор, пока я написал. Потом все время он отвечал тотчас, а я тянул ответ по много дней, и он пилил меня; а мне не писалось. Оттого под его письмами всегда есть дата, а под моими нет; напишу начало, оно лежит 5-6 дней, он пристает, и наконец допишу. Я это время все лежал и читал Нансена. По моему настоянию и прервали на 6-й паре; он хотел, чтобы была "книга". А тут уж у него завертелось: В[ера] Конст[антиновна] умирала5; нам не пришлось даже сряду перечитать наши листки разного цвета и формата (бумаги тогда нельзя было достать, писали на клочках), ему -- потому что было не до того, а я не мог исправлять свои писания, раз он не исправляет и не учтет моих поправок. Так и сдали издателю (чтобы получить гроши гонорара) неперечтенные черновики. Корректуру мне прислали, когда В.И. был уже в Баку, и я потому же ни йоты не мог изменить. Ежели Б[орис] Федорович] пишет о Переписке, ему надо бы принять во внимание "Тройственный образ совершенства]", с которым мои письма теснейше связаны.
Лундберг прислал мне свой "Дневник писателя"6, я его теперь читаю. Очень интересно; искренняя и добрая книга.
1 Сборник четырех философов (Шестов, Бердяев, Белый и Гершензон), который хотел издавать Е.Я. Белицкий, так и не вышел. Неизвестно, что стало со статьями, которые Шестов дал Белицкому для книги.
2 Газ. "Накануне" издавалась в Берлине в 1922-24 группой сменовеховцев (Ю.Ключников, Г.Кирдецов, Б.Дюшен), содействовавших возвращению эмигрантов в советскую Россию. О деятельности сменовеховцев см.: М.Агурский. ИДЕОЛОГИЯ НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМА. Париж, YMCA-Press, 1980, 322 с; см. также публикацию того же автора переписки И.Г. Лежнева и Н.В. Устрялова в "Slavica Hierosolimitana", V-VI, с.543-589.
3 Здравницу в 3-м Неопалимовском переулке описывает и Ходасевич, который летом 1920 прожил там около трех месяцев, (см. ЗДРАВНИЦА. -- в его кн. БЕЛЫЙ КОРИДОР. ВОСПОМИНАНИЯ. Нью-Йорк, "Серебряный век", 1982, с. 104).
4 ТЕО Наркомпроса образовался в 1918, заведовала отделом О.Д. Каменева. Работа в ТЕО дала занятие многим писателям. Кроме В.Иванова, там оказались Бальмонт, Брюсов, Балтрушайтис, Ходасевич, Ремизов и др. В.Иванов заведовал историко-театральной секцией, Балтрушайтис и Ходасевич -- репертуарной. См. о ТЕО и политике Наркомпроса: Sheila Fitzpatrick. THE COMMISSARIAT OF ENLIGHTEMENT. SOVIET ORGANISATION OF EDUCATION AND THE ARTS UNDER LUNACHARSKY. October 1917-1921. Cambridge, Cambridge University Press 1970; Vittorio Strada. LA VEGLIE DELLA RAGIONE, ToriNo , Einaudi, 1986, p. 182-268.
5 Вера Константиновна Шварсалон, на которой Иванов женился в 1913 г., умерла 8 августа 1920. (См. О.Дешарт. ВВЕДЕНИЕ, с. 169).
6 Е.Лундберг. ЗАПИСКИ ПИСАТЕЛЯ. 1917-1920. Берлин, "Огоньки", 1922.