Ферма Лейвли.
Принадлежащая семье Лейвли ферма находилась в восьми милях от Хелены, среди девственного леса, в котором было вырублено лишь пространство, нужное для расположения построек и для добычи бревен и досок, для возведения просторного, удобного и красивого жилища.
На стволе дерева, вырубленного в виде скамьи, возле дома сидел совершенно седой, но бодрый, пышущий здоровьем старик, щеки которого горели румянцем, а глаза блестели добродушием и отвагой. Голова его была непокрыта, и белые кудри падали волнами на загорелую шею. Одежда его состояла из серого суконного длинного сюртука, таких же панталон, синего жилета и рубашки ослепительной белизны, но одно казалось странным: он был бос. Поодаль от него сидел молодой человек, сдиравший шкуру с убитого молодого оленя. Большая ньюфаундленская собака следила за его работой.
Молодой человек -- зять старика -- приехал к нему недавно из западных штатов, с целью поселиться на соседнем участке, но дом его был еще не достроен, и пока он жил с женой и тремя детьми на ферме у тестя.
-- Доброго оленя убил ты, Уильям, -- говорил старик Лейвли. -- Окорока из него выйдут отличные. Славное дело охота, занятное. Но настоящее дело все же не в этом. Мы должны возделывать землю. Как и сказано: "В поте лица своего будешь есть хлеб свой!"
Старик хотел еще что-то сказать, но речь его была прервана лаем водолаза ( собаки особой породы, хорошо плавающей и приученной вытаскивать из воды утопающих ), которому стали тотчас же вторить и другие собаки. К этому хору присоединилось радостное восклицание Джеймса, который бросился отворять ворота приближавшимся гостям. Адель подняла свою лошадь и заставила ее перескочить во двор через невысокую изгородь, но миссис Дейтон и ее спутник степенно въехали через ворота.
Скоро все общество уселось под тенью раскидистого орешника, и старая миссис Лейвли, несмотря на возраст, не уступила никому чести прислуживать гостям. Она угощала их кофе, разнося чашки.
-- Кто это с дамами? -- спросил, сидя в стороне, зять Лейвли, Уильям Кук, у Джеймса, указывая на Сандерса. -- Я вроде бы видел его где-то.
-- Я его вовсе не знаю, и он здесь не по моему приглашению, -- тихо отвечал молодой Лейвли, недружелюбно поглядывая на приезжего. -- Он так фамильярно говорит с мисс Адель, как будто вырос с ней, обходится точно брат.
-- Красивые у него волосы, -- заметил Уильям.
-- Нечего сказать, точно мочала! -- проворчал Джеймс.
Угадать причину такого критического отношения к красоте гостя было нетрудно, и сама Адель замечала неудовольствие своего молодого поклонника. Чтобы утешить, она любезно обратилась к нему:
-- Мистер Джеймс, вы обещали мне в прошлый раз рассказать подробно о вашей схватке с пумой, вероятно той самой, шкура которой висит здесь на дереве. Мистер Гэвс говорит, что невозможно одолеть пуму, имея при себе только нож.
Джеймс, находивший неприличным хвастаться перед молодой особой своими охотничьими подвигами, проговорил с замешательством:
-- Да что... мистер Гэвс... я не знаю, право...
-- Верно, легче одолеть пуму, чем рассказывать об этом? -- заметил Сандерс насмешливо. -- Насколько известно, все охотники, рассказывая о своих успехах, забывают упоминать о собаках, на долю которых и приходится, собственно, вся опасность. Охотник стреляет 6 зверя с почтительного отдаления, а потом, когда животное уже издохло, вонзает в него нож раза два или три, стараясь не повредить шкуры, для доказательства опасности схватки.
-- Если я говорю, что убил пуму ножом, -- произнес Джеймс с сдержанным бешенством, -- то это значит, что со мной не было собаки, и я не пользовался карабином. Может быть, вам и приходилось слушать хвастливые и лживые рассказы, но в наших лесах они не в ходу. И в нашей семье лжецов не водится.
-- Позвольте, -- сказал Сандерс, понимая, что всякая ссора помешает возложенному на него делу, -- позвольте, мистер Лейвли! Я вовсе не хотел сказать, что принимаю все охотничьи рассказы за ложь. Охотнику позволительно увлекаться. Это ему даже прощают.
-- Этого я не понимаю. Могу только сказать, что пользуюсь на охоте ножом лишь в случае самой последней крайности. Что же до этой пумы, то Кук был свидетелем, пусть он и рассказывает.
Но старая миссис Лейвли перебила разговор, принимавший неприятный оборот.
-- Не пора ли нам в комнаты? -- сказала она. -- Солнце уже зашло, а городские жительницы простуживаются легко. Джеймс, помоги мне убрать со стола.
Общество послушалось хозяйку, и скоро большая и уютная гостиная огласилась веселым говором. Старый Лейвли рассказывал про былое, жена его хлопотала, стараясь всячески обласкать миссис Дейтон и Адель. Она говорила, что ни за что не отпустит молодую девушку завтра от себя, пусть мистер Гэвс и не думает ее похищать! Он такой любезный, не захочет огорчать всех.
Слушая речи матери, Джеймс мог только спросить молодую девушку подавленным голосом:
-- И вы, в самом деле, хотите покинуть нас завтра, мисс Адель?
-- Да, мистер Лейвли, -- ответила она задорно, -- мистер Гэвс увозит меня к своей сестре.
Эти слова так поразили бедного юношу, что он встал, чтобы выйти из комнаты.
-- Куда ты, Джеймс? -- крикнул ему отец.
-- Надо припрятать остатки оленя от собак и хищных зверей, -- сказал он первое, что пришло ему на ум.
-- Верно, верно, иди. А я расскажу о презабавном происшествии.
Он принялся за рассказ, который Сандерс слушал с притворным любопытством, в то время как все его внимание было поглощено оживленной беседой между старухой Лейвли и миссис Дейтон. Речь шла об одной семье, жившей в Джорджии и состоявшей в родстве с миссис Дейтон и Аделью.
-- Да, миссис Дейтон, -- говорила старушка, -- это достоверно. Моему мужу писали оттуда. Старый Бервик только на три дня пережил свою жену, и завещание его хотели вскрыть в среду. Вы получите уведомление на днях.
-- Мой муж получил какие-то два письма сегодня поутру, но ничего мне не говорил, вероятно, это не то, иначе он сообщил бы мне.
-- Несомненно. Но такого рода дела обычно затягиваются, нотариусы и другие законники никогда не торопятся, если дело идет о выплате денег.
Адель разговаривала с миссис Кук, потом пошла помогать ей укладывать спать детей и выказала при этом такую милую заботливость, что молодая фермерша сказала, нежно пожимая ей руку:
-- О, дорогая моя, как бы я была счастлива, если бы вы вышли замуж за какого-нибудь фермера по соседству с нами!
-- Я очень люблю сельскую жизнь, -- ответила девушка, краснея, -- но как знать будущее? Хорошо, если судьба свяжет меня с тем, к кому лежит сердце.
-- О да, это самое великое счастье! Муж, которого любишь, дети...
-- Вам было хорошо там, где вы жили прежде? Вы не жалеете о тех местах? -- перебила Адель.
-- Видите ли, и там было очень хорошо, но здесь мои родители и брат Джеймс, а я их так люблю! Следовательно, здесь еще лучше. Может быть, и Джеймс встретит девушку, которую полюбит, женится, и тогда у нас будет тут целая колония. Мисс Адель, мне очень хотелось бы, чтобы вы жили поближе к нам.
-- Ну, пора и на покой, дети! -- громко провозгласил Лейвли, любивший соблюдать порядок, однажды заведенный в доме.
Из-за недостатка места, решили, что все дамы будут ночевать в доме Лейвли, а мужчины во флигеле, который занимал Кук.
Адель, уходя, заметила волнение Джеймса. Она шепнула ему на прощание:
-- Вы сердитесь, мистер Лейвли. Вы думаете, что я не ценю приглашение ваших родителей? Но, право, мне хочется только навестить подругу, которую я так давно не видела, я скоро вернусь, и тогда, если ваша матушка позволит, прогощу у вас долго, потому что дикая местность нравится мне более нашего города.
-- Вы слишком добры, мисс, -- проговорил он. -- Разве я могу сердиться на вас? Я...
-- Покойной ночи, мисс Адель! -- сказал, подходя, Сандерс. -- Желаю вам выспаться хорошенько, чтобы собраться с силами для завтрашней поездки.
Он взял руку молодой девушки и поднес ее к своим губам, после чего вышел из комнаты.
Джеймс оставался последним, но видел, что дамы ждут и его ухода. Он наскоро простился со всеми и пошел во флигель, захватив карабин и пороховницу.