— Кибитку починили? — спросил Суворов.
— Починили, Александр Васильевич, — отвечал Прошка.
— Ну, так помоги мне раздеться.
С наслаждением сбросил с себя Суворов ненавистное ему бальное платье. Раздевшись, он вздохнул свободно и потянулся.
— Ну, теперь давай одеваться, — сказал он.
Прошка с изумлением вытаращил на него глаза.
— Что ты стоишь? — закричал Александр Васильевич. — Помилуй бог, как ты глуп, Прошка. Нешто ты не слышишь, что я тебе сказал?
— Слышал, Александр Васильевич, — отвечал Прошка, почесывая затылок, — да только… '
— Что только? Коли слышал, так и исполняй! Живей, доставай платье.
Прошка вышел и вернулся, бережно неся на правой руке платье. Через несколько минут Суворов уже был одет.
— Вот так! — сказал он. — Помилуй бог, как теперь хорошо! Ступай, Прошка, вели закладывать кибитку.
— Куда это вы собираетесь, Александр Васильевич, в такую пору?
— Много будешь знать, скоро состаришься, — отвечал Суворов. — Скорым шагом марш!
Прошка исчез. Александр Васильевич между тем отворил шкаф, пересмотрел заглавия некоторых книг, вынул одну из них и, сев к письменному столу, стал переписывать ее. Прошка вернулся.
— Не прикажете ли чего покушать, Александр Васильевич? — спросил он.
— Покушать? — повторил Суворов, продолжая перелистывать книгу— Как же, как же, покушать бы не худо!
— Чего прикажите?
— А что есть, что есть?
— Митька сказывал, что есть холодное из солонины, с квасом, с хреном.
— Не хочу.
— Есть еще сырая кислая капуста с квасом.
— Капуста хорошее дело, да теперь не хочу.
— Редька с конопляным маслом.
— Вот это славно! Принеси-ка мне редечки с конопляным маслом да с солью. Это русскому здорово, помилуй бог, как здорово, — заметил Александр Васильевич. — А чай у тебя есть?
— Есть.
— Ну, так сперва редечки, а потом чайку! Это, помилуй бог, как здорово!
Прошка принес Александру Васильевичу поужинать. Суворов с особенным аппетитом ел редьку и приговаривал:
— Вкусно и здорово, помилуй бог, как вкусно и здорово!
Полчаса спустя Прошка явился в дорожном платье и доложил:
— Кибитка подана.
Александр Васильевич вскочил, спрятал в карман книгу, которую читал, перекрестился, накинул шинель на плечи и пошел вниз.
Прошка, не говоря ни слова, последовал за ним.
— Куда прикажете? — спросил он, усадив своего барина в простую дорожную кибитку и садясь сам на облучок.
— Знаешь, где Чухляндия живет? — спросил Суворов.
Прошка уже так привык к своему господину, что понимал его с полуслова и, обратившись к ямщику, скомандовал:
— Пошел к Самсонью, а оттуда все прямо, куда глаза глядят.
Ямщик дернул вожжами, крикнул на лошадей, и они помчались. Так исполнял верноподданный Суворов малейшее желание своей государыни. Едва императрица успела выговорить, что он будет нужен ей в Финляндии, как Александр Васильевич уже летел туда.
Прибыв в Выборг, он писал к императрице:
«Всемилостивейшая государыня!
Я здесь и ожидаю высочайших ваших повелений!»
Государыня была страшно изумлена, получив этот рапорт.
— С ним, однако, надо говорить осторожно, — улыбнулась она.
В тот же день она послала Александру Васильевичу собственноручный рескрипт, повелев осмотреть финляндскую границу и привести ее вновь в оборонительное положение.
Это было в начале февраля 1773 года.
Осмотрев Выборг, Кексгольм, Нейшлот и составив на месте план всех новых построек и починок, Александр Васильевич отправился тайно на шведскую границу, чтобы узнать расположение умов тамошних жителей, а затем донес обо всем императрице. Государыня осталась очень довольна его распоряжениями и расторопностью.
Но политические отношения к Швеции переменились, и Суворов по собственной просьбе был отправлен в действующую армию в Турцию, где в 1773 году возобновились прерванные было военные действия.
Он прибыл в Яссы весною 1773 года и представился главнокомандующему Говорят, будто бы Румянцев, огорчаемый неблагоприятными событиями войны, находясь в натянутых отношениях с Потемкиным и считая Суворова выскочкою, который хотел отличиться, принял Александра Васильевича холодно и поручил ему незначительное наблюдение за Туртукаем, городом, укрепленным турками и оберегаемым 4000 человек, с значительной артиллерией и флотилией.
Александр Васильевич отправился на место назначения и находился несколько времени в тягостном для него бездействии. С разных сторон доходили до него слухи о победах русских, и кровь воина сильно кипела в его сердце. Наконец он не выдержал.
Не дождавшись разрешения начальства, он пошел на Туртукай. Зная малое число русских, турки никак не ожидали нападения, а потому смешались, полагая, что к Суворову подоспела помощь. Завязалась отчаянная битва.
Александр Васильевич, по своему обыкновению, был всегда впереди и дорого поплатился бы за свою неустрашимость. Его окружили несколько турок, и он погиб бы непременно, если бы несколько казаков и гренадер не подоспели к нему на помощь. Турки были частью убиты, частью обращены в бегство, но Суворов, сильно раненный в ногу, упал на землю.
Гренадеры окружили его с беспокойством, но Александр Васильевич, видя, что солдаты его приходят в замешательство, вскочил и крикнул:
— За мной, чудо-богатыри! С нами Бог.
Во главе отряда он устремился снова на неприятеля.
Туртукай был взят, и Суворов во время общей суматохи, сидя на барабане, написал следующий рапорт фельдмаршалу Румянцеву:
«Слава Богу, слава вам!
Туртукай взят, и я там!»
Только по окончании дела Александр Васильевич по настоятельной просьбе офицеров и солдат позволил осмотреть и перевязать свою рану, оказавшуюся, к общей радости, неопасною.
Но Румянцев, питавший уже неудовольствие против Суворова, не шутил и, рассердившись еще более за произвольный поступок, отдал его под военный суд.
Военная комиссия признала Суворова виновным, но императрица Екатерина умела ценить Александра Васильевича и своим зорким царственным взором провидела в нем будущего великого полководца, а потому решила суд следующими словами:
«Победителей не судят».
Кроме того, она прислала ему орден Георгия 2-й степени.
Вот как говорил об этом событии в одном из писем сам Суворов:
«Рим меня бы казнил. Военная коллегия поднесла доклад, в котором секретарь коллегии не выпустил ни одного закона на мою погибель. Но милосердие великой государыни меня спасает. Екатерина пишет: «Победителей судить не должно». Я опять в армии на служении моей спасительницы».
Румянцев скрыл досаду и поручил Суворову защиту Гирсова — крепости, оставшейся во власти русских за Дунаем.
Против турок Александр Васильевич решился вести войну иначе, чем в Польше, где он, усмиряя неприятеля, охранял его жилища. На мусульман он хотел навести такой страх, чтобы одно имя его заставляло их трепетать, в чем и успел.
Прибыв в Гирсово, он увидел всю опасность своего положения, по это нимало его не беспокоило. Суворов сам говаривал, что был чрезвычайно счастлив тем, что ему поручали всегда самые опасные дела, за которые никто не хотел браться, а поэтому волей-неволей представляли ему случай к отличию. Несмотря на всю невыгодность положения, Александру Васильевичу удалось отразить сильное нападение турок на Гирсово и удержать эту крепость во власти русских.
Неприязненные отношения к Суворову со стороны фельдмаршала, несмотря на доблестные подвиги первого, между тем продолжались, и Александр Васильевич, утомившись и военными действиями, и особенно бесцельною перепиской, полною придирок со стороны начальства, отпросился в отпуск в Москву, где жил его отец, который призывал его к себе «по семейному делу».
Это было подлинное выражение письма Василия Ивановича. Александр Васильевич отчасти догадывался, что подразумевает его отец под этим «семейным делом». Он знал, что мечтою Василия Ивановича было видеть сына женатым. Из переписки его с отцом он знал также, что отец приглядывает ему невесту в Москве — этом городе невест.
Александр Васильевич не прочь был жениться, и в этом случае сыновнее повиновение, которое Суворов считал первейшею обязанностью гражданина, не расходилось с его желанием. Он взял отпуск и отправился в Белокаменную. Это было в конце 1773 года.